Дружба на все времена

Лили сидела рядом с Марлин в спальне и держала её за руку. МакКиннон опустила босые ноги на пол, и по ним неприятно тянуло холодом из приоткрытого окна. Девушки молчали: Мэри лежала на той же кровати, уткнувшись в подушку, а Алиса с огромными синяками под глазами уставилась в окно, за которым, как по заказу, светило слепящее солнце, раздражающее своими лучами. МакКиннон смотрела в пустоту, не находя в ней ничего интересного, а тем более занятного. Лили вдруг выпустила её пальцы, а кровать, скрипнув, выгнулась. Мэри забрала подушку, и подруги ушли, не сказав ни слова. Это никак не трогало её. Она даже не обратила должного внимания на скрип рамы. Поток свежего воздуха ворвался в комнату с открытием двери, а после она же громко хлопнула, притянутая сквозняком. Лёгкие, чуть слышные шаги, которые Марлин уловила только благодаря ужасающей тишине, словно живущей в этом свежем холодном воздухе комнаты. Кровать снова скрипнула и прогнулась. Спустя пару минут кто-то прикоснулся к плечу, но ей было, и в правду, всё равно. Пусть хоть дюжина Пожирателей явится в Хогвартс.  — Марлин, — позвал Джеймс. Она не ответила, только закрыла глаза и отвернулась. Конечно, он знал о произошедшем, хотя ни девушки, ни учителя ничего никому не говорили. Это был Джеймс Поттер, который знал всё и про всех, когда это было ему нужно. А сейчас, наверное, для него было важно знать, что твориться с Марлин. Несомненно, знала и вся шайка Мародёров, но МакКиннон могла поклясться, что они никому не сказали и не скажут.  — Марлин, — снова позвал он, неловко дотронувшись до руки. Она подняла глаза и посмотрела сквозь него, словно была не в себе. Джеймс чуть отстранился и присел рядом. Поттер молчал. Он умел молчать, когда это было нужно, и сейчас не говорил ни слова, оставляя тупую боль времени. Оно признавалось лучшим лекарством во все времена, и не собиралось уступать насиженное место глупым разговорам и сожалениям. Марлин положила голову другу на плечо и снова закрыла глаза. Зияющая пустота в душе. Эта бездна, тёмная и непривычная. Даже Джеймс не помогал отодвинуть её чуть дальше, чтобы не так сильно жгло внутри. Кто-то словно втыкал в неё раскалённое железо.  — Мне, правда, жаль, но ты не можешь так поступать, Марс, — сказал он, наконец. — Она была прекрасным человеком и отличным другом, но ты должна жить дальше. Марлин, не считай меня бесчувственным поленом. Пожалуйста, послушай, хотя я должен бы молчать. Он прерывался, и теперь сделал долгую паузу, словно ища слова, а МакКиннон не двигалась. Она хотела стать каменным изваянием, которое ничего не чувствует. Никаких эмоций, только холодный серый камень. Хотела просто сидеть и не двигаться, чтобы внутренности не скручивало узлом от каждого движения. Она ужасно хотела, чтобы Джеймс продолжил молчать, иначе был риск потерять самообладание.  — Я не думаю, что Эмили сейчас плохо там, где она есть… Он не замолкал, и монстр внутри неё с каждой секундой открывал глаза всё шире и желал выплеснуть эмоции на ни в чём неповинного Джеймса. Весь этот поток тоски и боли. Ему нужно было всего лишь помолчать, а теперь было поздно.  — Её нет, — прервала Марлин, разрывая не только его слова, но и что-то живое внутри себя. Она отстранилась от него и обхватила себя руками, из последних сил стараясь сдержать рвущийся наружу крик.  — Она есть, — настойчиво покачал головой Джеймс, а ей захотелось вскочить и ударить его. Марлин медленно и тихо выдохнула, обретая контроль над собственными мыслями и словами.  — Нет. Её больше нет, Джеймс. Её больше нет, и не будет. Она лежит сейчас в деревянной коробке под землей, и её нет. Если ты пришёл, чтобы говорить о жизни после смерти, убирайся. — Отрезала МакКиннон и отвернулась. Она сказала это чуть громче, чем нужно было, и теперь Поттер вздохнул, видя ещё одну слезу на лице девушки, которая никогда не плакала при нём раньше. Он развернул её к себе лицом и сжал плечи. Она не видела его: непрошеные слёзы застилали глаза. Марлин больше не была сильной, она была тряпкой, которая лежала в углу, смоченная в солёной воде. Ей самой было противно видеть, во что превратилась Марлин МакКиннон. Она пыталась сфокусироваться на тёмном ободке, который очерчивал его глаза.  — Она живёт до сих пор, Марлин. Она живёт в Лили, в Алисе, в Мэри, во мне и в тебе. Она жива, пока ты любишь и помнишь её, она будет жить вот здесь, — он приложил руку к своему сердцу и попытался улыбнуться. — Вспомни её, Марс. Вспомни Эмили и подумай, что она сказала бы, увидев тебя? Она молчала, а Поттер терпеливо ждал ответа. Образ, вызванный его словами, ненавидел такую МакКиннон всеми фибрами души. Улыбающаяся девушка с костлявыми коленями, торчащими из-под смешной розовой пижамы, которую Марлин втайне недолюбливала за цвет и оборочки на рукавах. Озорные веснушки и блеск всегда весёлых глаз.  — Она сказала бы, что я дура, потому что сижу здесь и реву. Она… она принесла бы мне чаю и попросила бы больше не плакать. Слёзы снова полились градом, когда Поттер кивнул на столик, где стояла огромная кружка зелёного чая, которую принесла для неё Лили. Она улыбалась, смотря на него и кружку. Слёзы катились по щекам, она попыталась стереть их тыльной стороной ладони. Джеймс улыбался, он отпустил её плечи и просто сидел рядом.  — Она будет с нами всегда, Марлин. Всегда, — она продолжала плакать. Не могла остановить этот поток слёз. Они лились сами собой, что бы она ни делала. — А теперь живи, МакКиннон! Живи! Утри слёзы, солнце, и выпей чай, а то я обижусь и больше не приду. Она попыталась улыбнуться, что на удивление получилось.  — Ты придёшь, — тихо сказала МакКиннон, а Поттер невесело хмыкнул и так же грустно кивнул. Она смотрела на него и удивлялась, когда он успел так повзрослеть? Только пару дней назад, он издевался над Снеггом лишь за то, что он может ходить рядом с Эванс и получать дневную норму её взглядов и улыбок. Он, несомненно, ещё будет раздражать Филча долгие годы, но сейчас это был парень, с которым было спокойно и тихо, а в его объятиях она чувствовала себя под надёжной защитой. Он снова спас её, только в этот раз не от скуки, а от чего-то более серьёзного. Марлин взяла кружку, а Джеймс улёгся возле неё. Около часа они говорили об Эмили, как бы больно ни было, становилось намного легче и светлее на душе, когда вспоминалось безудержное веселье и стрижка ёжиком. Джеймс не боялся вспомнить самые дорогие Марлин моменты, и на замену боли постепенно приходила светлое чувство тоски и скорби, которое не обжигало и не резало ножом. Марлин улеглась рядом и положила голову ему на плечо, слушая Джеймса, а тот и не думал останавливаться. Он раз за разом улыбался сам и заставлял смеяться её.  — Марс, я не могу так же поговорить с девчонками. Ты же знаешь, что Лили меня ненавидит больше всех Пожирателей мира… — Марлин весело хмыкнула, заставляя Джеймса посмотреть на неё. Он чуть помолчал, прожигая её заинтересованным взглядом, но продолжил: — зато ты можешь. Будь той, которая понимает и находит решение в любой ситуации. Будь Марлин МакКиннон. Ты нужна им сейчас больше, чем думаешь. Римус пытался поговорить, но он всего лишь Римус. Пожалуйста. Я прошу тебя, сделай что-нибудь. Я не могу видеть её такой... Марлин кивнула, растирая след от засохшей слезинки, а Джеймс снова обнял её, и не отпускал, пока она сама не отстранилась. Он щёлкнул её по носу и вышел в окно, предварительно усевшись на метлу. Марлин умылась и сняла, наконец, растянутую футболку. Она спустилась в гостиную, где подруги сидели на одном из диванчиков. Мэри снова уткнулась в подушку и, скорее всего, хлюпала носом. Лили, так же как она сама недавно глядела в пустоту, словно надеясь найти там покой. Выглядело это жалко. Марлин живо представила своё лицо, когда Джеймс только пришёл в комнату и, конечно же, в её голове это выглядело намного хуже, чем три подруги вместе взятые.  — Нам нужно поговорить, — мягко начала она, садясь рядом. Алиса подняла голову и Марлин ужаснулась: глаза, бывшие нежно-карими стали красными от слёз, а их обычный цвет терялся за тяжёлыми мокрыми ресницами. Никто и не собирался подслушивать их разговор, так что МакКиннон начала прямо здесь. — Успокойтесь, пожалуйста. Лили, посмотри на меня. Мэри, убери уже эту подушку ко всем чертям. Алиса, прекрати реветь. Просто посмотрите на себя. Вы жалкие подобия тех, кем были пару дней назад. Что сказала бы Эмили?  — Она уже ничего не скажет, МакКиннон. Просто оставь всё в покое. Я не хочу это обсуждать, — резко ответила Лили, запуская пальцы в растрёпанные волосы и закрывая глаза. Она поджала ноги и обняла колени.  — Нет, Эванс. Смотри на меня! Ты не будешь сидеть здесь! Ради Эми, ты должна жить дальше, потому что хранишь её в себе. Лили, ты же знаешь, что она разозлилась бы, увидев нас, — Марлин спустилась на ковёр.  — Она не сможет увидеть нас! Она не может больше видеть! Она мертва! — шипела Лили, открывая глаза. Сейчас она походила на средневековую ведьму, которую сожгли бы только за медные волосы и зелёные глаза, сейчас метавшие молнии.  — Если ты не замолчишь и не выслушаешь то, что я хочу сказать, я свяжу тебя, и ты будешь слушать, Эванс, — МакКиннон встала с дивана и нависла над подругой, угрожающе указывая на карман с волшебной палочкой. Алиса и Мэри наблюдали за происходящим.  — Марлин, не нужно. Успокойся, — прошептала Мэри, а Алиса кивнула, поддерживая её.  — Нет, это вы успокойтесь! Посмотрите на себя! Что с тобой, Алиса? Где ты потеряла улыбку? Мэри, я больше не вижу блеск в твоих глазах. Лили, что с тобой? Лили, которая всегда и во всём находила позитив? Где всё то, что Эми, как и я, так любила?  — Оно сейчас как раз рядом с ней. Где-то ниже уровня земли, — грустно ответила Лили.  — Заткнись, Эванс, и слушай! — не выдержала она и тяжело опустилась на ковёр. Она начинала злиться, что не удаётся найти нужных слов. — Мне жаль. Мне безмерно жаль, но…  — Но никому не нужна твоя жалость.  — Но вы ничего не можете сделать с этим, — продолжала Марлин, прекрасно зная, что Лили будет её слушать, даже если земля перестанет вертеться. — Слышишь, Лили, ты ничего не можешь сделать! Ты прочувствовала всю боль, а теперь должна отпустить это, потому что ты всё ещё жива! Посмотри на меня. Ты больше не будешь плакать и убиваться. Ты встанешь и пойдёшь в библиотеку писать чёртово эссе по чёртовым зельям! Ты позовёшь патлатого слизеринца или возьмешь с собой девчонок, и будешь жить дальше. Не потому что я так сказала, а потому что ты жива! — на глаза Марлин снова навернулись слёзы, но она поспешно смахнула их и отстранилась от Лили. Эванс резко встала, чуть покачнувшись, и пошла в комнату. Через минуту она вернулась с сумкой на плече и забрала девчонок в библиотеку, а Марлин устало упала в кресло. Не прошло и минуты, как рядом приземлился Поттер.  — Я тобой горжусь, Марс, — он взъерошил волосы сначала себе, а потом и ей, после чего она тепло улыбнулась. На плечи опустились чьи-то руки.  — Поттер, я думал, ты предан своей рыжей, — насмешливо протянул Сириус.  — Я думала, ты проницательный, — отозвалась МакКиннон тем же тоном.  — Ты ошиблась, — усмехнулся Джеймс. — Он не видит ничего дальше своего собственного носа. Поттер и Блэк, с разных сторон закинув руки на плечи МакКиннон, тащили её к полю. Джеймс взял три метлы и закинул их на плечо, а Сириус вызвался помочь Луизе донести ящик с мячами до поля. Марлин не хотела идти на тренировку, ведь гораздо проще было заставить Эванс вернуться к повседневным занятиям, чем самой встать, наконец, на ноги. Но у неё был Джеймс, объяснить которому, что пропуск тренировки не конец света невозможно. Ей всё ещё хотелось посидеть у камина и предаться воспоминаниям. Зарыться в плед и пить из большой кружки горячий чай с лимоном, но Джеймс буквально вытащил её из гостиной. Сириус рассказывал что-то, от чего Поттер улыбался, а Марлин усиленно пыталась схватить хоть слово: они ускользали от неё, словно мальки от неумелых детских рук на мелководье. Скоро, она бросила это бесполезное занятие и пыталась просто выбросить из головы всё плохое и улыбаться. Сириус посмотрел на неё, но не сказал ничего, что она могла бы понять. Джеймс снова рассмеялся и взъерошил волосы подруге. Внезапно «глухота» ушла, и мир снова наполнился звуками и чужим смехом. Давно пожелтевшая трава и светлое небо снова обрели свои краски. Воздух пропах влажностью и землёй, а такое редкое в этом году солнышко скользило по земле, стараясь прогреть её так, чтобы хватило до весны. Она вышла на поле, держа в руке старую метлу. Сириус подмигнул ей и предложил полетать перед тренировкой. Она, не дожидаясь Блэка, взмыла в воздух, разрезая его, как горячий нож масло. Ветер, теперь пахнувший не мокрой землёй, а чем-то свежим, нежным и солнечным, трепал волосы, для удобства стянутые в хвост. Она взлетела так высоко, что ребята, оставшиеся внизу, уже были просто чёрными точками, ничем не отличающимися от других. Она летела всё выше и в мгновение развернула метлу к земле, прижавшись к древку всем телом. Земля с каждой секундой была всё ближе, и Марлин, не желающая стать самоубийцей, выпрямила спину и выровняла древко. Старая метла могла запросто подвести, так что МакКиннон перестраховалась и теперь висела метрах в пяти над землёй. Луиза как раз выходила из раздевалки со свистком на груди и пачкой бумаги в руках. Она расстелила листы на какой-то белой доске, которую любезно принес длинный паренёк. Дар пустилась объяснение стратегий игр, которым теперь начиналась каждая тренировка, потому что этот сезон был очень важен для Луизы. Марлин погружалась в термины, прекрасно понимая капитана, а девушка продолжала говорить. Два парня-близнеца заскучали и, за спиной Дар выпустили один из бладжеров. Когда капитан это заметила, она закатила глаза, сгребла бумаги в одну стопку и выпустила все мячи, кроме снитча, который пока был не нужен. МакКиннон снова оказалась в воздухе и попыталась забыть обо всём, хотя сделать это было очень трудно, так как она разгромила гостиную у всех на глазах, и теперь ребята поглядывали на неё как на сумасшедшую, ведь печальная новость не разошлась по Хогвартсу, как это обычно бывало. Луиза прикрикнула на Пруэттов, один из которых чуть не рухнул с метлы, тем самым пробудив Марлин и призвав её обратить внимание на поле. Джеймс пролетел рядом и отдал ей мяч, а она понеслась к кольцам, обходя запасных охотников Гриффиндора в попытке добраться до колец. Теперь ей предстояло научиться жить заново.