Ненавижу.

***

      Мелодичное тиканье будильника царапает слух, заставляя вынырнуть из вязкого, сладчайшего сна и вернуться в серую реальность весеннего утра. Винсент медленно приподнялся на локтях, смотря на красные палочки от электрической коробочки часов. Семь двадцать. В его комнате царит оседающая тишина и безысходность, застрявшая в воздухе.       Игнорируя раздражающий писк будильника Бишоп сонно протёр опухшие глаза, медленно, впиваясь дрожащими от страха пальцами в глазницы, царапая до красных выпирающих линий на лице. Приятно.       Фиол обыденно откинув тёплое одеяло в угол кровати, оставив его в обычном, как сам считал Винсент, скомканном состоянии, отправился на кухню.       Сев на стул и положив пурпурную макушку на стол, он продолжал вслушиваться в тишину, постепенно вспоминая. Точно. У Майка с Джереми дневная смена, Фритц от лица компании поехал на презентацию новых маскотов, а Скотт…, а похуй на Скотта.       Горячий душ, жаренные тосты с шоколадной пастой, любимая фиолетовая рубашка, — вот и Винсент Бишоп, Телефоннист и начинающий репортёр компании.       Каждый из его дней был насыщен и… раздражающим? Однотонные звонки новичкам, которые как тупые овцы игнорируют и блядь, будут игнорировать его постояно, лишь до того момента, когда их сердца уже остановяться в бешенном ритме страха. И скучная рутина с одним и тем же репортажем; денег не хватает, надо искать что-то новое, чтобы хоть как-то раскрасить в яркие краски жизнь поверх унылого и обыденнного серого холста. Хотя из пятидесяти минут репортажа, не считая заставки и титров в конце, добавляют совместные воспоминания, раскаянье, и скучные ответы заключённых. Это всё вводный материал, как говорят эксперты. Интересно, а что это за Репортаж? Последнее интервью перед смертью. Весело? Бишопу да. Именно там он познакомился со Скоттом.       Скотт. От одного его имени передёргивает, нервно начинает дёргаться в тике глаз. Паренёк вспоминает как тот произносит его имя, растягивая гласные: «Винси-и-и», как будто пробуя его на вкус с каждым новым разом. Кажется у Пёрпла опять задёргался один глаз. Теперь два.       Фиол медленно ступает босыми ногами по кафельному полу в ванной. Холодно. Спешно закидывает смятое бельё в корзину для стирки, как вдруг в глаза бросается лежащая на тумбочке, широко распахнутая в своём великолепии, большая рубашка Каутона.       Винсент ненавидит Телефонного до скрежета в зубах и белеющих костяшек; тогда почему он обнимает его рубашку медленно садясь на холодный пол?       Винсент ненавидит Телефонного, что порой, а даже всегда, хочется врезать по этой наглой, навязчивой, вечно опьянённой в возбуждении роже. В возбуждении кого? Бишопа конечно.       Винсент ненавидит Телефонного что даже все синонимы на свете не смогут описать злость на маньяка; тогда почему он опять плачет, сжимаясь в углу на полу, сминая, обнимая, вдыхая до тошноты знакомый аромат лаванды от Его рубашки?       Он сам не знает. И не хочет знать.       Каутон специфично и заливисто смеётся в своём хриплом хохоте, вспоминая, когда он хотел нахрен выкинут ту рубашку, которую Винсент обнимает сейчас, но Бишоп вырвал её с Его рук, громко крича: «НЕТ», обособив это тем, чтобы мыть полы. Но он не моет ею полы. Скотт это знает.       Фиол не может, просто не может даже постирать эту рубашку. Ему нравится, нравится до экстаза обнимать её, сминая, вдыхать аромат Лаванды, который просто въелся в кожу Каутона. Он всегда думал если постирает её, то и частичка исчезнет навсегда.       Винсент плачет. Опять. В одиночестве. Каутона нет в комнате, вновь где-то на кухне бухает. Винсент всхлипывает, закрывая своими трясущими руками исплаканное лицо. Нет. Он ошибся. Скотт здесь. Сидит на стуле. — Винси-и-и, — опять пьяный, опять пробует имя на вкус.       Бишоп аккуратно вытирает мокрые глаза прикусывая уже окровавленную губу и отводит взгляд. Телефонный не торопит. Он ждёт. Ждёт пока посмотрит на него. Фон резко качнулся вперёд и в одно мгновение оказался настолько близко к лицу Пёрпла, что тот, даже не успел ничего сообразить, высматривая зелёные искорки в серой радужке. Фиол замер, не смог отвести взгляд. По телу мурашками поползла горячая волна, будто окатили кипятком, внизу живота схватила судорога, отдаваясь в ногах тупой, противной, но возбуждающей слабостью. — Приснился кошмар и ты опять обнимал мою рубашку?       Скотт улыбался, ждал что ему скажут. Винсент не ошарашен, он привык к этому. — Иди нахуй.