Ненавижу.

      Все эти напыщенные движения просто убивают в фарс всю адекватную логику.       Яркие лампочки режут глаза, внутри которых слой заржавевшей пыли; маленькие огни засахаривают окутанное наркотиками зрение в ярко-розовый цвет. Надпись гласит: «Пиццерия Фредди Фазбер, самый прекрасный день в твоей жизни». Мёрфи кривит губы в смешливой ухмылке, увлажнённые в хмельном напитке, тушит недокуренную сигарету об мокрый асфальт и толкает стеклянную дверь, вычещенною до блеска в эту свинарню. Каблуки стучат по шахматному полу, теряясь заблудшим эхом в бетонный стенах. Детские каракули, навешенные по стенам напоминают мазню самого Пикассо. В голове Скотта играет мелодичиная, тихая, но чертовски сексуальная музыка, он идёт медленно, напыщенно, пританцовывая выдуманной мелодии. Сладостная мега белым сахаром растворилась на языке поглощая как грязь в губку, зрачки расширились от чувства тупизма в розовой каше месива, который мы так любим называть мозгом; руки трясутся, не  от холода, вырывается смешок, не из-за рта, текут слёзы, не из-за глаз. Но он продолжает идти медленно и уверенно к своей цели.       Кто-то стоит около двери. Чёрная размывчатая тень неподвижно ждёт пока затуманенный наркотиками разум проталкнётся в проблески реальности. — Я сам, — серьёзно говорит Скотт поворачивая золотую ручку от двери, давая знать своему новому воображаемому другу, что справится сам.       Ведь в коридоре никого нет.

***

      На сей раз Мёрфи обнимает О'Нина грубо, как будто в предвкушении того сладостного обрыва безумия что он хочет опробовать. Винсент забывается, в алкоголе, в наркотиках, в снотворных, которые он принимает каждый божий день, хочет просто отдаться Ему и Его воли, потому что кажется что Винсенту ничего не остаётся, чтобы тонуть в ледяных касаниях и ласках маньяка.       Скотт скидывает с себя тонкую куртку, а следом прижимается горячим телом к трясущемуся пареньку, впечатывая того в острый угол стола, как будто желая раствориться в нём как в сахарной паранойи. Винсент молчит. Не смеет сказать ни слово. Боится. Комок подкатил к горлу застряв там и порой, кажется что он сейчас задахнётся в умелых ласках Телефонного. Скотт шепчет что-то в пошлом порыве, обжигая своим горячим дыханием до экстаза тонкую кожу О'Нина, из-под которой виднеются синеватые вены в причудливом переплетении ветвей алых цветов. Мёрфи фантомно танцует вальс на каждом из позвонков Винсента медленно спускаясь вниз, заставляя пройтись с каждым и новым прикосновением волну тряски в молчаливом оргазме.       Когда дрожащее тело Пёрпла ввалится на шатающийся стол, пыль в вихре подымается вверх и растворяется в огне тусклой лампочки, светящей на потолке, оголяя маленькую комнатку неживым блеклым светом. Ноги онемели, нерв защемило и боль тягучим мёдом тянется противным царапаньем по телу, но всё же с таким возбуждающим горячим чувством внизу живота. О'Нин из всех сил стиснул ноги, нервно сжимая холодные ладони в кулаки до белеющих косточек на них. Мёрфи раздражающе хихикает, разтерзая слух невидимым ножом. От каждого прикосновения Фиолетового воротит. Противный.       Телефонист на секунду останавливается, думает, после, наваливается сверху на Пёрпла, пристально рассматривая его черты лица. Винсент отводит взгляд. Кожа тонкая, необычайно ровная без каких-либо ссадин или царапин. Закон Мёрфи: нельзя бить свою игрушку по лицу; надо портить его слезами и невыносимой болью внутри. Носик острый, крючковатый. Губы пухлые, искусанные до крови, придавая больше цвета коралла чем ярко-красного. О'Нин жмурит глаза, что с них выходят прозрачные алмазы, лишь на секунду. Нет, это не слёзы. Он не умеет плакать. Разучился. Тускло-пурпурные локоны падают на красное личико, смачиваясь солёной водой и прилипая к хрупкой коже. Ничтожный сопляк, но такой сексуальный.       Скотт припадает узкими и смоченными в алкоголе губами к тонкой шее, попутно сжимая упругую задницу Фиола. Синяки точно будут. Вбирает в рот тонкую кожу, кусает острыми зубами и сразу же зализывает место укуса тёплым язычком, пока тот хнычет в немой мольбе. Что сейчас хочет Винсент, так это — умереть.       О'Нин почти кончает от прикосновений убийцы, плотнее сжимает коленки, всё ещё боится. Изящные пальчики скребят подстриженными ноготками по вязкой и пыльной поверхности стола, выцарапывая лак на дереве.       Рука Мёрфи невесомом скользит по дрожащему и покрывающемуся мурашками телу, очерчивая кровавую линию на белой и как будто шёлковой коже, резко остановляясь на пахе. Скотт расстёгивает ширинку О'Нину, разрывая тишину царившую в комнате жужжанием. Винсент хочет оттолкнуть, ударить по опьянённой роже, поставить фингал на расшириных глазах от наркотиков, но он не делает это. Страх сковал все движения не позволяя даже пискнуть, еле-еле заглатывая пыльный воздух в кладовке.       Телефонный входит с одного толчка, размашисто, без смазки, без какой-либо подготовки, без нихуя. О'Нин давится своим же стоном пропитанного в алкоголе и поте воздухе, растворяясь в бетонных стенах. Винсент прогибается в спине, очерчивая линию позвоночника и сдавленно хрипит, закусывая до боли пухлую губу, тихо и беззвучно плача. Между ними влажно и липко, пот смешался со спермой и слезами, а стоны с плачем, обдавая дешёвым одеколоном дрожащую кожу. Фиол хнычет, боль с каждым новым, уверенным толчком заполняет всю пустоту внутри себя, разрывая бедного паренька. Стол расшатывается в бешеном экстазе, как будто вот-вот упадёт. Скотт подхватывает Пёрпла за бёдра, оставляя окровавленные полумесяцы, служащие знаком о своей собственности. Фиол хочет кончить от сильного толчка ударяющего в простату и что может только вымолвить Винсент, так это хриплое: «Ах».       Глаза невозможно открыть, слёзы и сперма засохли на них солёной пеленой. О'Нин картинно стонет выдавливая заглушённые сиплые стоны, растворившиеся в пыльном воздухе. Скотт перехватывает запястье Винсента, как будто рассыпая сахарные кости под своей хваткой.       Пёрпл узкий и Телефонист пытается входить более медленнее и аккуратнее, чтобы не кончить сразу, но затуманенные алкоголем движения причиняют экстаз с перемешенной болью. Сколько раз они это делали, но тот всё ещё чертовски узкий. Фиолетовый сжимает плоть Скотта внутри себя, плотным и влажным кольцом.       Резкий наотмашь толчок и белая вязкая жидкость вытекает с кровоточащего ануса Винсента. Мёрфи выходит с дрожащего паренька, оставляя после себя влажную пустоту, вытекающую с белым экстрактом. О'Нин дрожит и вдыхает в себя спёртый воздух, как будто боясь его потерять.       В действительности — самый прекрасный день в Его жизни.