Потерянные в полусвете

Храни их демон, Позволь им быть преданными тебе. Убей их, сожги их, Мы станем бесполезными людьми. Это было предрешено, Я остался, просто чтобы увидеть это.

Oceana - Devil Walk, God Walk (Heaven Walk, Hell Walk)

      Молния точно выточенным серебряным лезвием оставила шрам в сгустке почерневших туч, скопивших в себе гнев и вольность демонов. Она скорбным дождём небес вот-вот спустится на землю и коснётся холодом каждой потерянной души — женщины, ребёнка, мужчины — неважно. Монотонная дробь неизбежно сольётся с гласом или плачем в полусвете, демоны, ищущие своих жертв, станут злорадствовать, заполоняя ослабевающие разумы своим смехом, а ангелы, чья свобода ограничена и бессильна против нахальной забавы, лишь будут пытаться предупредить людей об опасности своим невидимым, но ощутимым присутствием. Добро должно быть добром даже по отношению к самому древнему и проклятому злу.       Девушке, ютившейся в неуютной, пыльной и прокуренной комнатушке было неведомо, что душа её потерялась, что сейчас она молила о пришествии не то демона, не то ангела, взывала к себе тихим плачем, удаляясь всё дальше и дальше вглубь полусвета. Было неведомо, что и начинающийся дождь не являлся обыкновенной причудой погоды, испортившей так и не наставшее утро, утро, слившееся с ночью. Было неведомо… Потому что ей, пребывающей в беспамятстве и апатии на протяжении уже нескольких лет, было всё равно. Просто всё равно. Она, разукрасившая себя безжизненной куклой с обложки старого журнала, отрешённо смотрела в отражение запылившегося зеркала и ждала, пока её позовут. Позовут в мир похоти, разврата и запретных желаний, позовут, чтобы назвать жрицей удовольствий, ослепить самой мерзкой улыбкой и унизить нечистым сплетением тел. Выдох, нервное движение, зажатая между алых губ сигарета и чиркнувшая зажигалка. Распутница, безымянная шлюха… Потерявшая память юная девушка.       Ей хотелось верить, что у неё, как у всех, было прошлое, а в прошлом лелеяло счастье. Семья, друзья, влюблённые соседские мальчишки — когда-то у неё было всё. Когда-то до случившейся трагедии — до того, как нерадивый водитель, не справившийся с управлением новой иномарки, не сбил её. Пульс в медицинских приборах говорил о том, что она жива, но сознание молчало. Девственный лист в памяти, больничная койка, обыденная забота врачей и… никого. Никто так и не пришёл к ней, никто так и не назвал её имени, никто так и не коснулся ослабшей руки человеческим теплом. Брошенная, опустевшая, ничья.       Она даже не помнила, как забрела в завлекающий нефритовыми вывесками переулок, как попала в весёлую компанию молодых девушек и парней и как проснулась не одна. Не помнила и, впрочем, не стремилась вспоминать, что случилось той ночью, почему она сказала «да», соглашаясь быть той, кем она знает себя сейчас. Да и не имело это значения теперь, когда желание покинуть вывернутый наизнанку мир всё чаще стало виться вокруг сознания, плестись незримой нитью обмана и предательства.       Затягивая себя в изношенный корсет и смотря на кукольное отражение в зеркале, девушка морщилась от пренебрежения к самой себе, к своей жизни и окружающим её людям — гнусным извращенцам. Её осквернённое сердце никогда не вернёт себе былых чувств: они утонули в чёрном дёгте равнодушия и ненависти, её прошлое никогда не даст о себе знать, её душа… Её израненная душа не прекратит метаться от света до тьмы, пока она не сделает единственный выбор. — Не думал, что нам достанется такая попользованная душонка, — Хиро появился в прокуренной комнате девушки прямо рядом с Масой, заметно погрустневшим от переданного душой отчаяния. Демон наигранно смахнул не выступившую скупую слезу и потёр ладонь об ладонь, отпуская первичную брезгливость. — Впрочем, и такая сойдёт.       Девушка, не ощущая пока присутствия ангела и демона, взяла в руки острые ножницы, которыми недавно обрезала слишком длинный подол своего платья, присланного одним из клиентов. В её задумчивости читались и решительность, и страх одновременно. Она была готова перерезать себе горло или вскрыть вены, но страх холодил и сковывал её действия.       — Не нужно. Даже не думай об этом, — Маса шептал совсем близко, не обращая внимания на Хиро, только и ожидающего кровавого представления. Маса был искренен в своём сочувствии, был искренен в бережности, не касаясь руки девушки, но заставляя её дрогнуть.       — Унылое зрелище, — демон сделал несколько допустимых шагов и щёлкнул пальцами, не давая уронить предмет возможного самоубийства. — Убей себя, шлюшка. Это так легко, так притягательно и сладко.       Он оскалился, а девушка, прислушавшись к его низкому голосу, поднесла раскрытые ножницы к своей шее, едва касаясь холодным железом тонкой кожи.       — Нет, ты не должна. У тебя ещё всё впереди. Ты можешь уйти, начать сначала, обрести своё счастье на светлой стороне, — Маса, продолжая игнорировать присутствие Хиро, вторил на ухо девушке, смотрящей в своё дрожащее отражение, смотрящей на себя в решающую минуту.       — Счастье? О, Маса, ты серьёзно? Разве ангелам дозволено врать? — под демоническим напором Хиро приоткрылось окно. Он не срывался на откровенную злость, но и прежнюю наигранную выдержку сохранять не мог, замечая несправедливый противовес. Ветер, дующий с улицы, пронёсся сквозь и рассеялся в накалившемся воздухе.       Теперь Маса был обязан обратить свой взгляд на Хиро. Он не был рассержен, не был удивлён, он ожидал подобного исхода.       — Это не ложь, Хиро, всего лишь необходимое утешение. Светлую сторону можно отыскать где угодно. Для заблудшей души это важно. Впрочем, должен ли я говорить об этом тебе? — ставя ударение на последнем слове, Маса склонил голову набок. Ему вправду было жаль Хиро, ограничивающего себя скверными поступками и гордыней, позволяющей ему возвышать себя в глазах других, менее сильных существ.       Девушка не слышала спора света и тьмы, она больше ничего не слышала, уронив ножницы на пол и закрывая лицо руками. Она была не в силах сдерживать комом подступившую к горлу слабость и всхлипывала в безнадёжности, упав на колени.       — Смотри, что ты наделал! — Хиро не шептал, он шипел, едва не хватая Масу за ворот его одеяния. Он… Он был готов взять и гневно потрясти ангела над собой, а затем швырнуть его подальше от себя, словно ненужную вещь, но был остановлен терпимым взглядом, ангельской мягкостью даже в бездействии, даже в обрушившемся безмолвии. Маса не был растерян, не был напуган — да, быть может, он недооценил Хиро, но не дозволял его власти повлиять на своё сознание. И тогда демон вернул свой привычный оскал, находя ангела своим новым развлечением. Чем не потеха постепенно ломать его стойкость? Постепенно рушить его самообладание? — Невинный, уверенный в себе, в своём превосходстве… Ты стал бы моей идеальной собственностью, что скажешь? Свет не рассеивался во тьме, а тьма не заглушалась светом, когда взгляды неминуемо встретились.       — Я не посмею и подумать о такой низости, Хиро. Будь у меня возможность, я бы исправил тебя, заставил бы твоё демоническое сердце биться иначе, — под не стихающий женский плач и молчание души Маса дотронулся до руки Хиро мимолётно, не обжигая святостью, не обжигая благодатью, не даря ничего, кроме сомнения. Его безобидный порыв был совершенно напрасным и в чём-то даже безумным на краю чужого отчаяния, чужой потери, на краю связи с самим демоном. Демоном, который, возможно, хотел искалечить его до смерти.       — Избавь меня от своей гнусной доброты, — напряжение возрастало, борьба за жалкую, дрожащую в человеческом страхе душу приостановилась. Хиро казалось, что Маса провоцирует его, чтобы выиграть, когда дверь комнатушки, хранящей порочные секреты, скрипнула и открылась.       Словесного удара от Хиро не последовало, потому что мужчина, похожий на хозяина бара с нижнего этажа, по-хозяйски зашёл внутрь и взял плачущую девушку за локоть. Под бессмысленную мольбу: «Не надо, пожалуйста», он усмехнулся подобно Хиро, стоящему рядом с Масой, и без излишних промедлений вывел девушку из комнаты. Она едва не спотыкалась, по насильственному велению следуя за мужчиной, едва не спотыкалась, не держась на высоких каблуках, только подчёркивающих её вызывающий вид. Её обманчивый вид. Но лишь Маса мог видеть её истинный облик, облик неприступной девятнадцатилетней девушки. Хиро же было всё равно, что скрывалось под раскрашенным личиком его будущей жертвы. Он хотел её душу. Если бы ему было велено вмешиваться в человеческий мир, являться перед глазами людей, то он обязательно воспрепятствовал бы мужчине, отдал несчастной холодное оружие и разрешил бы ей умереть. Но Хиро мог лишь только ждать, как Маса, новой мольбы души, которую вновь взяли за горло.       — Спорим, что всё кончится так, как захочу я, Маса? — Хиро перевёл взгляд с ножниц, лежащих на полу, на Масу, мысленно унимающего тревогу девушки. Она не должна была позволить отчаянию обрести свободу снова. Не в этот раз. — Они оба умрут, оба захлебнутся своей кровью…       — Прекрати, — тщетная попытка, тщетная просьба заставить Хиро молчать.       — Что тебе не нравится, пернатый? — Хиро ходил вокруг Масы, и чувствовать его со спины было совсем некомфортно. — Предпочитаешь лгать самому себе, лишь бы не признавать реальность такой, какая она есть? Строишь из себя милого ангелочка, а сам тревожишься в мыслях о худшем будущем. Я ведь ощущаю… Твоё колебание, — прямо над ухом, едва задевая завитые прядки светлых волос, чтобы Маса не сдержался, показал свою обиду и подтвердил опрометчивую догадку. Но этого не последовало, Маса даже не развернулся к Хиро:       — А я чувствую, какой ты искусный лжец. Твои речи оплетают разум и его же разрушают. Пойми, что я не хочу играть с тобой, Хиро. Чужие жизни и несчастья — не развлечения.       — Да что ты знаешь о развлечениях? — напускной демонический смех некоторое время стучал в висках равномерным пульсом.       — Мне и не нужно, — невозмутимостью в ответ.       — Полно, ты чуть ли не единственный из ангелов, сохраняющий веру и невинность, которая, кстати, будит во мне кое-какие мысли. Ты знал, Маса? — Хиро допустил очередную вольность, вдохнув запах дождя и пыльцы недавно распустившихся цветов у шеи Масы.       — Мне кажется, что ты демон порока, а не потерянных душ, Хиро, — Маса отчётливо чувствовал жаркое дыхание, но по-прежнему оставался смиренным, убеждённый лишь в своей цели.       Спасительным и в то же время губительным зовом была молитва искалеченной души, и Маса, избавляясь от близкого присутствия Хиро, словно от тяжёлых оков, исчез из комнаты.       Хиро казалось, что Маса бежит от ответов, сбегает от самого себя, оставляя вопрос о себе открытым и скрывая внутри себя что-то потаённое, что-то неизменно притягивающее и отталкивающее вместе с тем. Хиро откровенно блефовал, но был уверен, что от людской тьмы не спастись даже милосердному ангелу. Человеческие грехи способны сломить, опустить высшее существо на колени, и если случится так, Хиро непременно будет рядом, даря не надежду — только горечь и боль.       Хиро появился позади девушки вновь, когда она, изображая спокойствие, наливала в бокалы красное вино, напоминающее кровь. Стоило щёлкнуть пальцами, как дорогой напиток мгновенно превратился бы во влагу, выжатую из чьей-то жизни. Хиро криво усмехнулся этой мысли и облизнулся нарочито медленно, провоцируя Масу на отвращение. Душа была близка к ангелу, близка, чтобы смириться со своей участью и преподнести девушке спасение даже в самой постыдной жизни.       Она была близка, пока Хиро не заговорил:       — Зачем сожалеть? Убей его, убей себя. Сверши месть над тем, кто сделал тебя такой, и освободись. Девушка, измученная своей формой существования — даже не жизнью, не плакала, не улыбалась, она с безразличием взяла в руки поднос с двумя бокалами вина и подошла к мужчине, вальяжно расположившемуся на кровати. Душа до последнего момента перебивалась от тьмы к свету.       — Ты не должна, ты другая, не такая, как они — те, кто окружают тебя. Останься в этом мире, — у Масы практически не осталось предлогов и убеждений, будто бы девушка изначальна была благословлена демоном и привязана лишь к нему.       — Останешься, будешь страдать, — Хиро театрально развёл руками и изобразил тоску, когда душа отступилась от Масы.       — Нет-нет, прошу, не нужно, — Масе было велено лишь уверять людей принять светлую сторону, было велено не касаться, не вмешиваться, только убеждать.       Он не хотел слушать, как разбивается стекло, как выплёскивается на пол вино, как… Как наполовину разбитый бокал острым осколком вонзается в шею мужчины. Раз. Ещё один. И ещё. Он не хотел видеть, как тот дёргается в недолговременной агонии, как захлёбывается кровью, не хотел видеть злорадного оскала Хиро, внимательно наблюдающего за представлением.       — А теперь ты, — легко шепнул демон, уже полностью заполучив несчастную душу.       Девушка повиновалась. Недолго думая, она перерезала себе горло и, обмякнув, упала на труп мужчины — своего мучителя. Кровь смешалась с вином, превратилась в него, как и жаждал Хиро.       Выдох. Маса чувствовал себя подавленным, бесполезным, совершенно бесполезным, когда Хиро, безмолвно констатируя свою победу, смотрел на него свысока, сжигал невыносимым взглядом карих глаз и ликовал. Он будто бы различал в тишине, в воздухе, пропитанном кровью, беспокойный стук ангельского сердца.       — Всё равно это не игра, Хиро, — Масе хотелось улететь, улететь куда-нибудь далеко и найти покой в одиночестве, но он, скованный велением своего хозяина, не мог оставить другие души, просящие о помощи, молящие о верном пути.       — О, ты так ничего и не понял? — Хиро покачал головой, наливая себе вино в один из бокалов на столе. Победу нужно было отметить. Торжественно подняв бокал, он уже хотел вкусить благородный напиток, но позабыл о «вежливом» предложении. — Может, на брудершафт?       — Когда ты пожалеешь о своей наглости, тебя некому будет простить, — Маса покинул место, где больше не было жизни. Хиро только безразлично пожал плечами и, повернувшись к двум убитым, холодно улыбнулся и сделал глоток вина.       В это утро, разрезаемое молниями и размытое скорбным дождём, Маса мирился с болью в груди. Тьма становилась сильнее.