Потерянные в полусвете

На пути во тьме я дрожу от страха перед чем-то невидимым. И нет никого, кто бы протянул мне, слабому, руку. Я плакал в этом одиночестве. Даже желаемый всем сердцем идеал Недостижим.

Nightmare - Nothing you lose

      Наслаждаясь чистотой воздуха, что пропитан был не городским смогом, а влагой и листвой раскидистых деревьев, Маса продолжал стоять за спиной молодого, замершего в нерешительности человека. Ему оставалось пройти ещё совсем немного, чтобы оказаться у оградки дома, знакомого с самого детства. Но он растерянно осматривал пустоту перед собой. Будто бы и правда видел демона, нетерпеливо расхаживающего у калитки, но его мог видеть сейчас лишь Маса, властного в растущей над потерянным тьме. Контрастом темноты выделялся демон сейчас в спокойствии тихой, далёкой от городской суеты улицы. И дело было даже не в мрачном цвете нового наряда, в котором Хиро как всегда отдавал предпочтение чёрному цвету — сама аура демона была темна и рождала страх в потаённых уголках души молодого человека. Так глубоко, что даже приспешник небес не смел пробираться за ней вслед, предпочитая дарить юноше куда более привычное успокоение в благословенной светлости. Плащом доброты и тепла окутывая его со всех сторон, тихо нашёптывая речи о том, что есть другие способы избавления от его беды — не такие низкие и не терзающие после душу меткой вора.       И молодой человек услышал эти мольбы, своим ещё не потемневшим до конца сердцем он уловил идущий к нему призыв и иначе взглянул на мир вокруг, будто бы укрывавшая до этого момента его глаза пелена спала в один миг, позволяя видеть что-то помимо заученной дороги до небольшого домишки. Он видел свет, солнечные лучи уже алели в закатной неге, проливали рассеянное тепло сквозь изумрудные кроны шепчущихся деревьев. Ослепительными звёздочками виделась эта игра сквозь свежее полотно листвы, и залюбовавшийся этим зрелищем юноша едва не задохнулся нахлынувшим восхищением. Здесь всегда было так красиво?       — С ума сойти, на каких же глупостях могут зацикливаться люди, — Хиро был скорее удивлён, нежели раздражён по-настоящему, времени в запасе ещё было предостаточно, и какую-то его часть ещё можно было уделить бессмысленному любованию.       — В этих, как ты выразился, глупостях есть жизнь, а в жизни есть свет, — с долей сочувствия и укора отметил Маса, так же любуясь навесом листьев, пронзённых закатом. Он приподнял голову кверху, обнажая шею от вьющейся завесы золотистых прядей, что теперь неровной копной спадали за спину. — Он тянется к свету гораздо больше, чем ко тьме, даже в его тёмных свершённых поступках есть желание помощи любимому человеку.       — Помощи? Да он же убивает его, Маса! Кому ты лжёшь? — Хиро не сдержался от рвущегося из горла смеха, заставляя встревоженных птиц, устраивающихся на ночлег, взметнуться ввысь с ближайших деревьев. Он мог бы в одно мгновение превратить сады, заботливо взращиваемые людьми, в черноту обугленных лап, засыпанных пеплом, мог бы лишить сейчас надежды не только потерянного, но и людей, чьи души ещё были слишком чисты. Однако вместо этого продолжал скользить взглядом по бледной коже ангела, представляя, каким немыслимо красивым контрастом остались бы на шее алые следы его когтей. Но даже этих отстранённых мыслей хватило ему, чтобы вернуть обладателя потерянной души из небытия.       Перед взором его вместо небесно-лиственной глади предстала настоящая ночная глубина, где звёзды были тусклы, а ветер холоден. Шёпот листвы сменился молящими речами единственно-важного голоса, хрупкого, как и жизнь его обладателя, зависящая от наркотиков — таблеток, чья белая смерть ещё таилась в добытых дозах, принося лишь удовольствие в полудрёме блаженного забытья. Удовольствие, за которым снова и снова приходила жажда продолжения, повторения краткого мига нелепого и неосмысленного счастья. Молодой человек непроизвольно сжал руки в кулаки, когда в его памяти мольба чужого взора не была окутана нездоровой пеленой опьянения. На него смотрели ласково, совершенно по-доброму и… любя? В последнее юноше хотелось верить совсем слепо, отдаваться надежде, что человек, для которого он изо дня в день достаёт деньги, действительно любит его, и все признания в полубреду новой дозы несут за собой долю правды.       Глаза защипало от подступивших слёз, но юноша эту слабость списал на солнце, коря его — слишком яркого для вечернего часа. Кратно вдохнув и выдохнув, он окончательно взял себя в руки, сменяя своё клеймо обманчивой личиной спасителя. За пару шагов добравшись до калитки, он коснулся её — всегда открытую, тихий скрип знаменовал его приход, и сидящая на веранде пожилая женщина оторвалась от книги, смотря в сад перед домом сквозь оправу очков с толстыми стёклами линз. Не сразу различив в очертаниях вошедшего собственного внука, она нахмурилась, но стоило тому подойти ближе, как лицо её подобрело, а радушная улыбка заиграла на бледных губах. Одни морщины, прорезая лицо, сменились другими.       — Бабушка! – юноша с неподдельной радостью метнулся к женщине, укрывая её плечи теплом приветственных объятий. Ему потребовалось для этого согнуться в неудобной позе, склониться над ней, подчиняясь высоте собственного роста, но забота и любовь, вложенные в ответное объятие, стоили этого маленького неудобства, окупая его с лихвой.       — Ты вновь пришёл, я так рада тебя видеть, — пропитанный старческой хрипотцой голос был немного похож на шёпот листвы в саду, такой же успокаивающий и родной – знакомый с самого детства, что прошло под этими кронами зелёной завесы, радующей своим великолепием из года в год.       — О, эти семейные ценности! Забота детей о старших своих родителях, любовь, почитание… — всё-таки прислонившись к одному из деревьев и заставляя тем самым гнить его изнутри, Хиро заламывал руки в невозможности выражения всех эмоций рождавшейся перед ним картины, но спустя пару мгновений вновь кривился. — Гадость, да и только!       — Ты можешь оставить свои комментарии при себе, — Маса был спокоен, но обиженно скрещённые на груди руки и угасшая улыбка уже говорили о том, что момент был испорчен. Разговор пожилой дамы и юноши, присевшего перед ней на невысокий табурет, более не казался таким трогательным. Одни и те же вопросы, почти одинаковые ответы, улыбки и переплетение пальцев в лёгких прикосновениях: чуть подрагивающие, покрытые морщинками — женщины, и паучьи тонкие, длинные — юноши. Он не сводил глаз с лица родного ему человека, внимал ласковым речам и улыбался тихому смеху, что рождали за собой повторяющиеся рассказы. Слушал и ждал. Маса покривился напряжённости его ожидания, сокрытой так небрежно, что в эту ложь мог поверить лишь близкий человек — доверяющий и по-настоящему родной.       — Я приготовлю нам чай, — погладив раскрытую ладонь, сообщил молодой человек и, дождавшись согласного кивка, удалился прочь, обещая в скором времени вернуться с ароматным напитком.       — Ну, наконец-то! Хоть что-то интересное, — с долей злорадства отметил Хиро, прежде чем хитрым лисом проскользнуть в дом вслед за юношей, увлечённым грядущими событиями, что вырисовывала чёткая картинка будущего. Он не желал допустить вмешательства Масы, который, потерявшись из виду, уже пребывал на кухне в ожидании частого гостя этого дома. — Пернатый, только не начинай сейчас проповедовать о вреде чая, смешанного со снотворным. Умирающим людям положено много спать.       — Она не умирает, — Маса поморщился звону таблеток, коснувшихся дна ещё пустеющей чашки, а после заставил юношу помедлить, вынимая лишние две и пряча их обратно в пластмассовый крохотный бутылёк.       — Старость — это затяжная смерть. Всегда, — звонко щёлкнув пальцами, Хиро заставил гостя вздрогнуть, просыпая таблетки со снотворным обратно. И пока тот, склонившись над чашкой, размышлял над правильностью выбранной дозы, демон не упустил шанса коснуться его слуха шёпотом пьянящих речей. — У тебя в руках ложка из серебра, ты только подумай… зачем бабушке целый серебряный набор? Ты мог бы продать его, а взамен получить две, а может быть, даже три дозы лекарства.       — Это же твой собственный подарок ей, вспомни! — Маса в отчаянии метнулся к юноше, ещё не смея прикасаться, но уже окутывая теплотой прошлых событий, совместных празднеств, когда вся семья была в сборе, и веселье наполняло дом вместе с приятными запахами угощений и свежих цветов. С запахами жизни, которые теперь сменились застоявшейся атмосферой одиночества и тоски. Многочисленные фото в рамках больше не рождали должных эмоций, а яркие шторы и тёплая расцветка помещения лишь подчёркивали тусклость томящейся в них жизни — хрупкой и уже прожившей свои яркие дни.       Юноша очнулся от рокота закипевшего чайника. Он не мог похвастаться мастерским приготовлением напитка, да и вообще не находил этот процесс чем-то таинственным и волшебным, как считала его бабушка. Единственное волшебство, которое видел в чаепитии он, заключалась в снотворном. Ему требовалось потратить лишь пару минут на заваривание напитка, столько же времени уделить милой беседе с некогда родной и любимой женщиной, а после она, ссылаясь на сонливость, откидывала голову на спинку любимого кресла и, не стирая благосклонной улыбки, прикрывала глаза.       Опустевшая чашка выпала из её рук, обвисших безжизненными плетьми. Громкий звон разбил темноту густеющего вечера, вырывая юношу из двойственных дум. Сегодня он был слишком растерян, корил себя за это, но впервые не мог справиться с сомнениями внутри себя, только крепчавшими под светлой силой ангела. Неправильным казался весь этот обман, виделись иные призрачные выходы из ситуации, где его близкий друг как никогда нуждался в помощи. Но всё же и демон отступать не спешил, помогая не терять настроя. Колкими ударами фраз в самое сердце он заставлял юношу складывать в рюкзак всё найденное на кухне серебро, в том числе и сломанные часы на позолоченной цепочке, что хранились в одном из ящиков.       — Но… это же память, — вновь попытался вмешаться Маса, заведомо знающий, что на внутренней стороне золочёной крышки вещица носит дорогие сердцу женщины инициалы и памятные слова, некогда подаренные любимому, покинувшему этот мир человеку.       — Его время уже вышло, и она скоро отправится следом, не переживай из-за подобных мелочей, Маса, — обманчивой заботой проворковал позади Хиро, явно продолжающий насмехаться над манерой общения старшего и младшего поколений — слишком слащаво и снисходительно в то же время, бессмысленное тепло за которым — непонимание длиною в десятки лет.       — Хватит говорить о…       —…смерти? — Хиро ничуть не смутился осуждающему взгляду ангела, за которым тысячи непроизнесённых слов ещё таили в себе надежду изменить Хиро, но желать изменить демона было немыслимо даже для небесного порождения света.       — Даже если она и придёт в этот дом, то никак не сегодня, — полностью уверенный в своей правоте ангел наполнял и сам дом этой уверенностью, прогонял тьму, затаившуюся в углах комнат и развеивал тоску, что вместе с пылью оседала на мертвенной обстановке дома, некогда полнившегося уютом.       — Как знать, — склонённая на бок голова демона и снисходительная улыбка могли нести за собой что угодно, Маса привык ожидать неприятностей от исчадия тьмы, но на этот раз всё ограничилось лишь звоном стекла — стакан с одной из осматриваемых юношей полок скользнул на пол, разбиваясь на несколько крупных осколков. — Надо же, какой неловкий молодой человек. Надо же… какой потерянный молодой человек.       Испуганный шумом, он выбежал на веранду, но женщина не сменила своей позы, и глаза её не раскрылись, что Масу обеспокоило чуть больше обычного. Это был странный сон. Он двинулся было вперёд, но замер на месте стоило занервничавшему юноше продолжить свой поиск. Всё-таки сегодня он слишком задержался: непозволительная вольность излишнего промедления приводила к тому, что все ящички и полки в зале приходилось проверять в разы быстрее. Быстрее соображать, где могли ещё остаться ценные вещи, и что из ранее увиденного ещё можно было продать. Хотя бы за гроши. Перед глазами стоял молящий образ любимого человека, некогда высокого идеала, сильного и невероятного в своей красоте, теперь же — болезненно похудевшего и жалкого. Но всё равно любимого, подпустившего к себе пусть и в признании постигшей зависимости. Пусть. Он согласен был на всё, лишь бы ещё немного почувствовать себя ответно любимым человеком, который был ему дороже жизни.       С одной из высокорасположенных полок на пол скользнула шкатулка, задетая вором по случайности, она раскрылась, но не сломалась, начиная лить единственную известную ей кукольную мелодию. И та, наполняя гостиную таинственными нотками грустной сказки, будто бы замедляла время, заставляя его замерзать вслед за сердцем юноши. Маса поёжился этому холоду, но и не подумал отступить. Едва ли не всего себя отдавая мыслям юноши, вселяя в него светлые намерения, он не замечал Хиро, уже некоторое время назад обратившего свой взор на него. Ангел осторожно, будто бы в такт звучащей музыке ступал вперёд, зная, чувствуя, что стоит ему только позволить юноше ощутить силу его крыльев, как тьма в его сердце окончательно развеется, и демоны потеряют над ним свою власть. Его ещё можно было спасти.       — Да хватит тебя бегать за ним, сам разберётся, — не выдержав мельтешения перед собой, демон поймал тонкую кисть Масы в свой плен и чуть потянул его на себя, и тот поддался, но скорее от неожиданности, нежели от желания подыграть демону. Открытый всей добротой своего сердца к заблудившемуся человеку, он с той же лёгкостью, с которой принимал его страдания, принял и тьму, что с ловкостью змеи спешила проникнуть в светлую душу, очаровать. —Ты был бы замечательной куклой, Маса.       — Я…       — Тихо, — летящими шагами ступая по мягкости ковра, что расстелен был в центре комнаты, Хиро заставлял и ангела следовать за ним точно по хрупкости срываемых нот-колокольчиков. Шаг. Второй. Лёгкое покачивание, и Маса с покорностью марионетки успел сделать половину оборота вокруг себя, прежде чем сила дурмана ослабла. Укор в метнувшемся на потешающегося демона взгляде был ощутим почти на материальном уровне, хлёсткой пощёчиной ложился он на хищность ухмылки, что приводило демона в ярость, только-только разгорающуюся алым огоньком опасность, но уже позволяющую силой собственного напора без единого прикосновения приложить ангела о стену.       Рамки на ней покачнулись, выдавая чужое присутствие, но запоздало повернувшийся юноша счёл всё плодом своей разыгравшейся фантазии, глупым видением, в которым стена вздрагивала, на деле же в сумраке сложно было различить что-либо там, где быть ничего не должно. Маса ещё продолжал смотреть в глаза растерянному человеку в тот миг, когда пелена тьмы отделила его от всего остального мира.       Перед ним был Хиро, разозлённый отсутствием внимания к его несравненной персоне. Демон, не таящий более в глазах пылающего огня, жар которого был почти прочувствован Масой. Демон, о чьей силе ангел так ошибочно смел забыть. И тьма его будто бы становилась осязаемей, вырастала за спиной холодом крыл, пахнущих смертью и страхом. Они, даже не раскрытые полностью, способны были поймать Масу в полукруг тюрьмы, выход из которой был лишь один — в объятия Хиро. И Маса, вжимающийся в стену невольно, лишь бы избежать прикосновения к змеящейся дымчатой гуще, ощущал каждую неровность спиной, понимая, что здесь ему просто не хватит места для того, чтобы просто исчезнуть — не найдётся нужной воли, подавившей бы эту тьму. Осознавая, как поспешна была его зацикленность на потерянной душе, он совсем забыл о собственной защите. И неизвестно было ему, что успел прочесть Хиро в его взгляде, прежде чем тот оказался спрятан за тёмной завесой ресниц, но этого было явно достаточно, чтобы вновь получить свободу.       — Думаю, на сегодня для тебя предостаточно уроков, маленький ангел, — фразы обжигали и своей близостью и опасностью таимого в них яда, но Маса уже не отводил взгляд, пристально смотрел в глаза Хиро, будто бы пытаясь найти ответ на незаданные вопросы, но тот предпочитал исчезать в молчании, даруя лишь одну из всех своих лживых улыбок созданию света.       Выпутываясь из дурмана, как из сети липкой паутины, Маса продолжал искать ответ на торжествующую улыбку Хиро, но тщетно. Юноша всё же остановил поиски, собирал по комнате разбросанные в спешке клубки шерстяных нитей, поправлял книги и возвращал в них выпавшие снимки-закладки — осколки счастливой памяти, запечатлённой на бумаге. Он приводил дом в порядок, не чувствуя только-только проникшего запаха, что был явственно ощутим ангелом. Это был запах смерти.       Пожилая женщина видела свой последний сон, выхода из которого больше не было. Мелодия шкатулки оборвалась на высокой ноте, наполняя дом тишиной и мраком.