Особенности восприятия
У меня был удачный день. Он не кончился до сих пор. До сих пор я и гость и жених - на балу и в пекарне. В небе, несколько набекрень, головной мой парит убор. И фасады окраин родных не мешают пока мне. А не то бы я камня от них не оставил на камне.
– Извини, конечно, но твой, сука, муж выебал мне весь мозг! – Что неудивительно, так как мой муж легко выебет мозг кому угодно. Но за суку – не извиню. И за то, что ты орёшь мне прямо в ухо, и это травмирует мой личный страдающий мозг! Во всяком случае то, что от него ещё осталось… – я сижу на столе в импровизированном кабинете и пытаюсь собрать себя в единое целое после вчерашних бурных отмечаний и сегодняшнего рабочего дня. – А у тебя ещё и осталось что-то? – Я как раз пытаюсь провести инвентаризацию… В ответ на мои слова Илюха усмехается, протягивает мне стаканчик с кофе и усаживается на стол рядом. – Лучше? – сочувственно спрашивает он после того, как я одним глотком выпиваю почти половину растворимой фигни, которая была в стакане. – Значительно! Авер, ты такой заботливый начальник! Зачем я от тебя свалил к этому… извергу? – Не вопрос, вали обратно. Ты ж знаешь… – Ты тоже… – отвечаю я. Мы сидим с ним в тишине. Я вспоминаю, как отчитывал меня сегодня Алексей Николаевич. Как он хмурился, сердился, говорил все эти банальности про ответственность, про детей, которые смотрят, про дурную голову, про мою жизнь, про свою жизнь… а сам подсовывал какие-то таблетки, воду, неумело настраивал кофе-машину, то и дело беспокойно оглядываясь. И провёл с моими мальчишками утренний лёд, пока я досыпал у него в кабинете, сдвинув в ряд инквизиторские стулья… Изверг, да. Начальник. Папаша… Курица-наседка… Теперь месяц будет припоминать… Я улыбаюсь собственным мыслям и выбрасываю из головы работу… переключаюсь на Илюхины страдания… – Так чё там муж, ты говоришь? – Да ничё… хер с ним, Лёх… – Да ладно, жалуйся… тебе ж надо с кем-то поговорить? Чё там Женька, контракт не подписывает? – Да вот как раз подписал! И видел бы ты этот конракт! Мозг мне Закарян вынес конкретно! Он меня две недели доёбывал подробностями: раздевалками, графиками, съёмками, правами, обязанностями… у меня теперь такое чувство, что это он здесь главный! – Кто? Ари? Шутишь? Он что, тоже входит в необходимый перечень удобств? С этим я готов разобраться! – Тебе бы всё ржать! Я не знаю, куда там входит Закарян, но муж твой… входит в печальный набор тех факторов, которые способны пустить меня по миру! – Да… тут я тебя понимаю… Женька – самое дорогое из моих земных удовольствий… – Кстати, – Илюха категорически отказывается поддержать мой шутливый тон, – я ещё раз тебя прошу… получать свои земные удовольствия на удалённом расстоянии от съёмочного павильона! Я чуть со стыда вчера не сгорел! У этого… Дениса… такое выражение лица было! – Так, может, это от того, что ты начал материться как сапожник, на нас глядя? Судя по нему, он как раз к таким словам не приучен. А вот поцелуями взасос его хер удивишь. Особенно мужскими. – Ну, во-первых, вы не целовались! – А во-вторых, ты не матерился? Хочу тебя разочаровать, было и то, и другое… – Другое-то точно! Но мне простительно – я был в ахуе! У меня состояние аффекта было! Я не знаю, что, вам казалось, вы делаете, но мне издалека привиделось, что ты его сейчас… прям в коридоре… на глазах у изумлённой публики… – А ты не выпускай в коридор публику до восемнадцати… И вообще, Илюх, ну, скажи честно, если бы я был с бабой, вы бы просто мимо прошли! Глаза отвели и пошагали дальше! По своим начальственным делам! И ты, и Денис твой! И ты бы мне лекций на следующий день не читал и про публику не рассказывал! А сейчас чего тогда? Я, между прочим, с мужем целовался! С законным! – я с искренней злостью демонстрирую Илюхе руку с обручальным кольцом. Но ни моя вспышка, ни демонстрация не производят на него никакого впечатления. – Да похер мне, кого ты целуешь, Яг! Это личное твоё дело! Но нас первый канал снимает! Ты хочешь, чтобы вам гей-пропаганду впаяли?! Ты идиот?! Я настоятельно тебя прошу не тыкать в камеру своим свидетельством о браке! Оно на иностранном языке, если ты забыл! А живёшь ты в России! И здесь всё должно быть по-русски! Вот когда вы пойдёте к Грибоедову, и вам там Мендельсона на скрипочках запиликают, вот тогда хоть еби его в прямом эфире! А до тех пор, чтобы вокруг этого шоу никаких ТАКИХ разговоров не было! Живёте вы, и живите! И ради Бога! Вся страна и так об этом знает! Лишних доказательств никому не требуется! Кто не верит, тот Олимпиаду пересмотрит! А мне здесь гей-парадов не надо устраивать! Понял меня? – Прекрасно понял! Про первый канал и прямой эфир мне особенно понятно! Но, Илюша, не было вчера ни первого канала, ни эфира! И Эрнст за нами в замочную скважину не подглядывал! А Денис твой сам… голубее неба над Бразилией! Так что переживёт его хрупкая психика и наши поцелуи и твою обсценную лексику! – Лёх… – Авер вздыхает, – при чём тут Денис? С ним неловко, конечно, вышло, но он, действительно, переживёт… Дело не в нём! В тебе! А если б это не я вчера в коридор вышел? И не кто-то из мужиков наших? Ты девок этих знаешь, танцевальных? А ты представляешь себе, сколько здесь кроме них ещё разного народу трётся? И у всех – телефоны, Инстаграмы, Твиттеры, хуиттеры! Про время, когда официальные съёмки начнутся, я уж просто молчу! Но и без них… – Илюха снова вздыхает. – Мне нужно это шоу. Мне нужны эти танцы. У меня идея есть, охуенская… и мне для её реализации Бершанский нужен. И нужно, чтобы на вот этот проект серьёзные люди внимание обратили. Я в него столько бабла вложил. А получить хочу ещё больше. Поэтому и прошу тебя, Лёш… как друга прошу… – Ладно, Илюх, не волнуйся. Я понял. Но и ты пойми, слухи всё равно будут. И самые разные. И снимать будут, и в окна подглядывать, и писать всякую хреноту… такую, что не отмоешься… – Будут. Это я понимаю. Я просто прошу… не усугублять. Вон, с Градовой… что хотите делайте! Или с любой другой, какая тебе понравится! Но мужиков не трогай, Яг! Никаких! И мужа своего в том числе! Это я, кстати, попросил Дениса развести вас по разным группам. Извини. – То есть создал мне все условия для ненавязчивого адюльтера? – я смеюсь, и Илюха улыбается в ответ. – Я создал все условия для собственного спокойствия. А групповое занятие всего одно. – А потом чего? Только наедине? – А ты чего, вчера совсем ничего не слышал? – Почему ничего? Что-то слышал. Но ты мне лучше повтори сейчас… в общих чертах. Всё самое важное. – Нахал ты, Лёх! – Ага. Сашка вчера то же самое сказала. Слово в слово. Но совсем о другом. Поэтому, видимо, всё ж нахал. Так чего там с танцами? – Танцами командует Бершанский. И это – самое главное. Как он там с вами заниматься будет, я понятия не имею. Но на выходе я должен получить десять соревновательных дней. Один день – один танец. Никакого новомодного креатива. Никаких театральных постановок. Только спортивная классика на абсолютном серьёзе. – Не, Илюх, погоди… Ты чё, прикалываешься? Если мы в один день все зарядим плясать, например, медленный фокстрот под классическую музыку в классическом костюме, то примерно к третьей паре зрители начнут от скуки дохнуть. – Поверь мне, Лёх, не начнут. Если вы все, каждая пара, будете работать на победу, а не на шоу… никакой скуки не будет. Ни у кого. – То есть ты… предлагаешь нам всем… на полном серьёзе… друг другу в глотки повцепляться в борьбе за бутафорскую медальку, выкованную шоубизом? Ты шутишь сейчас? – Зачем ты так, Лёх? – Илюха расстроено отворачивается. – Ну откуда такие формулировки? Почему сразу «в глотки»? Я что, похож на римского императора? Да я просто хочу, чтобы вы завязывали на «расслабоне выступать»! Вот ты! Неужели ты не хочешь быть первым? А, Лёх? – Я? Хочу, Илюх. Но, ты уж меня извини, друг, не здесь. У меня Ванька в следующем сезоне, Бог даст, на ЮГП покатит, и вот ТАМ я хочу быть первым. А здесь… да гори они огнём, эти танцы! Женька прав! Если ты рассчитываешь, что кто-то из нас из штанов начнёт выпрыгивать, чтобы кому-то что-то доказать… то, знаешь, иди-ка ты сам… потанцуй! А я посмотрю! – Лёх, да не заводись ты! Я чё тебя просил из штанов выпрыгнуть? Не хочешь – не надо! Но, вот ты говоришь: «гори оно огнём»… а муж твой, очень я сомневаюсь, что такое же мнение имеет. Для него, поверь мне, не имеет значения где: там или здесь. И кто конкретно медальку ковал: МОК или шоубиз… Для него имеет значение только, кто её носить будет: он или нет. – Наивный ты, Илюх. Ты ж понятия не имеешь, какой он. И чего он на самом деле хочет. Так что это ты мне поверь: если ты его для соревновательного эффекта позвал, то… плакали твои денежки. – Это я-то понятия не имею? Ещё вопрос, кто из нас наивный, Лёх. Плющенко… да у него изжога начнётся только от одной мысли, что он не первый. Я смотрю на Илюху с искренним сожалением. Мне действительно его жаль. И вместе с тем… немного обидно. От того, что Женька оказался прав. Соревновательный эффект… Ягудин против Плющенко… Плющенко против всех… Конечно, всё не так банально, не так прямолинейно. И я не подозреваю Илюху в полноценной попытке стравить нас на публику, для увеличения рейтинга. Но… – Если тебе кажется, что я сейчас кинусь тебя переубеждать, Илюх, то ничего подобного. Думай, как хочешь. Вот только я с ним соревноваться не буду. Я могу и вторым, и двадцатым. И сорок восьмым даже. Мне наплевать. Это никакого значения не имеет… для меня. Если ему надо быть первым, да и пусть будет. Но вообще, Илюх, это смешно. Сама идея. И я б поржал. Но меня Денис Маркович ждёт на групповом занятии… Извини… – Лёх, ты чё, обиделся? Ты чё, подумал, что я хотел вас лбами столкнуть? Ты решил, что я тебя подставляю за рейтинг? Ты чё, охуел, Яг? – Да ладно тебе, Илюх! Я не обиделся. Нормально всё. Магия наших фамилий стократно усилилась колдовской силой запретной любви. Грех не пользоваться. Я понимаю. – Слышь, Яг, я тебе в рожу сейчас дам, если ты ещё хоть слово скажешь! А после заставлю свой контракт сожрать и выпру, нахуй, с проекта! Понимает он! Женю, значит, ты знаешь, а меня что, первый раз в жизни видишь? Да я в гробу видал всю вашу магию! И ни за какие рейтинги не стал бы с Плющом связываться вообще! А уж вместе вас сводить перед камерой мне в страшном сне не снилось! Я тебе не Мишин, чтоб бегать за вами, как за пионерами! Контролировать, как вы там себя ведёте! Понял меня? – Про то, что ты не Мишин, я понял. И про то, что мужа моего тебе ни за какие рейтинги не надо – тоже. А вот чего не понял, так это какого хрена тогда ты его так уговаривал? Ты ведь мне сам сказал, что он тебе весь мозг выебал… А ради чего, Илюша? Я знаю, что ответ мне не понравится. Понимаю по затянувшемуся молчанию. По выражению лица Авера. По тому, как он внимательно разглядывает манжеты своего свитера. Но также я знаю, что услышать этот ответ мне теперь необходимо. И я не выпущу Илюху из кабинета, пока не услышу, для чего ему так понадобился мой муж? – Лёх… – Илюха решительно поднимает на меня взгляд, – я, вообще, не хотел тебе говорить. Просто потому, что ты сейчас заведёшься на ровном месте… – Илюша… – Он был условием Бершанского. – Что?! – Вот! Вот об этом я и говорил! Это вообще не то, что ты подумал! Просто, когда я пришёл к нему со своим предложением, он… сказал, что проект такого уровня ему не интересен! Отказался… понимаешь? А потом… – Авер замолкает и отворачивается. – Ну! Что потом? – настойчиво подгоняю я. – Я настаивал. Ходил за ним, как на работу. Денег предлагал. Вас расхваливал. Рейтингами «Болеро» потрясал… – Илюха снова делает паузу, а потом выдаёт нервной скороговоркой: – В какой-то момент он спросил про Женю. Сам. Типа, почему его в списках нет. Я ответил, что с Плющенко не работаю. Чё-то объяснил даже… уже не помню. Короче, мы опять не договорились. Время прошло. Я уже почти расстался с самой идеей, если честно. А он вдруг позвонил и… сам предложил. Сказал, что готов работать, если «Евгений Викторович согласится танцевать»… – Вот так просто? Авер, ты охренел? И ты мне только сейчас об этом сообщаешь? – Что просто? О чём я тебе только сейчас сообщаю? А ты чё думаешь, он на него запал? По телевизору? Да ты его видел? А Женю своего? Не смеши меня, Яг! Мы тут все целой пачкой браслета на его руке не стоим! – Авер настолько… эмоционален, что даже сваливается на излишне высокие ноты в конце своей речи. – Если ты его не знаешь, это ничего не значит! Он легенда танца спортивного! Тебе во сне не снилось то, чего он добился! Ты забей его фамилию в поисковую строку и удивись! А когда прочитаешь всё про танцы, тогда обрати внимание на то, что он вундеркинд! Он школу в четырнадцать лет с золотой медалью закончил. И МГУ с красным дипломом. Не Лесгафта, Лёх! А мехмат МГУ! И ты думаешь, он – молодой, успешный, красивый и умный – западёт на твоего мужа? На твоего Женю, который двух слов ни о чём, кроме коньков своих, связать во внятное предложение не может? Это с чего бы он Денису понадобился? Только с того, что он пидор? Так… – Чё ты сейчас сказал? – Ой, да уймись ты, Яг! Что теперь не так-то? Или тебе слово «пидор» не понравилось? Ладно, не пидор, а… кто он там? Стареющий представитель секс-меньшинств. Мужского пола. Нормально так? Илюха так серьёзно и внимательно на меня смотрит, как будто действительно спросил что-то важное. И под этим взглядом всё моё раздражение улетучивается в неизвестном направлении. Мне больше не хочется обижаться. Хочется просто заржать… – Нормально. Но слушай, Авер, если мой муж пидор… то я-то, по-твоему, кто? – Кто, кто… а то сам не знаешь? Придурок ты, Яг, ревнивый! Было б ещё кого… – Хватит, Илюх, я тебя понял. Предположим, поверил. Вундеркинд твой охуенский на мужа моего в жизни не поведётся. А чего ему тогда надо от Женьки? Твоя версия? – Да ничего, Лёх! Ему ничего не надо! Может он просто считает Плюща самым… крутым из вас. Из нас. Как хочешь назови! Устраивает тебя такая версия? – Лучшим, короче. Устраивает. Меня – да. А чего ты-то разнервничался? Так и сказал бы сразу. Или ты думал, я обижусь на то, что я для него не лучший, для твоего Дениса? – Он не мой… И я не знаю, что я думал! Я просто не хотел атмосферу нагнетать! Понимаешь? Он и так человек сложный! Специфический! И вы все тоже… не подарочки у меня! Ты вон… уже вчера был готов ему в рожу дать! Для знакомства, так сказать! Думаешь, я не понял или не заметил? Сихаруло мне полвечера гундел: где я его нашёл и нахуй он нам сдался! Вам, может, и не сдался! А мне он нужен! И я не хочу, чтоб вы его до кондрашки своей неприязнью довели! Все вы! И ты в том числе! – Даааа… Тяжело тебе, Илюх… – я примирительно стучу его по колену и встаю со стола. – Не волнуйся ты так. Не собираюсь я твоего Дениса Марковича обижать. Нравится он мне, не нравится… работа – она и есть работа. И потом… я себя слишком люблю, чтобы свои нервы на каждого наглого мальчишку разбазаривать. Мне своих наглецов хватает. По месту основного трудоустройства. Не ссы, короче. Я тебе обещаю: ни драк, ни гей-эротики в рамках проекта устраивать не буду. А ты мне обещай… больше никогда моего мужа при мне ни сукой, ни пидором не называть. Потому что вот за это… я реально в морду могу. А всё остальное – того не стоит. Пошёл я танцевать, короче. *** Обогащённый новыми знаниями я с любопытством разглядываю собравшийся в зале народ. Пять пар. Чернышев, Ставиский, Костомаров, Шабалин и я… Девчонок я, конечно, в прошлый раз не запомнил. Ни в лица, ни по именам. Уверенно отличаю только свою Сашку. Ну… и Женькину Соню узнал бы… если б увидел. Но она, как мне теперь известно, в другой группе. И, кстати… – Санёк, а вторая группа до нас была или после будет? – После. А ты что, Женю потерял? – Саш, – я беру её за руку, разворачиваю к себе лицом. Улыбаюсь. Притягиваю. Но смотрю и говорю при этом абсолютно серьёзно. Не хватало ещё, чтобы и она лезла в мою жизнь со своими дурацкими шутками… – Откуда такой пристальный интерес к моей личной жизни? Почему тебе за каждым моим словом Женя мерещится? – А что, не должен? – она прижимается ко мне чуть плотней и обнимает в ответ. Закидывает руки мне на шею. Даже голову запрокидывает от того, что слишком близко. Длинные, тяжёлые, ещё не собранные в «тренировочный» хвост, волосы… от движения головы рассыпаются по спине, накрывают мои ладони, предплечья… вызывая миллион невесомых ощущений… почти позабытых… и тут же спина под руками чувствуется тонкой, хрупкой… женской… и вся она непривычно другая… и я сто миллионов лет не чувствовал вот этой женской манкости… так, чтобы реагировать… чтобы выделять незнакомые мелкие детали не по ощущениям даже, а по реакциям внутри… чтобы цепь нервных окончаний собралась и… провела самый естественный для себя сигнал… Я отвык. И все эти её ненамеренные посылы попадают точно в цель. Туда, куда положено. Определено основным инстинктом. Вечными правилами жизни. Мгновенно становится жарко. Как будто внутри полыхнуло пламенем там, где совсем недавно только тлело… согревало остаточным теплом. И тонкая ткань Сашкиной спортивной майки, удивительно гладкая на ощупь, не способна ни остановить, ни защитить… Но я не двигаюсь. Вообще. Вроде бы замираю… но как-то так получается… само собой… без всякого моего участия… что Сашка придвигается ещё ближе… И я читаю у неё в глазах… Растерянность. Такую… слегка нервную и жаркую от неожиданности ощущений. Её. Не моих. А вслед за этой растерянностью на меня обрушивается сразу всё. И удивление. И вызов. И откровенность. И ожидание. И испуг. Такой, чисто женской, реакции, замешанной исключительно на инстинкте, я не чувствовал по отношению к себе уже давно. Так давно, что сейчас это чувство сродни стремительному алкогольному опьянению, или реакции организма на первую затяжку сигаретой после длительного перерыва. Неожиданно-приятное эйфорическое состояние… ощущение себя мужчиной… – Добрый вечер! – не столько голос Бершанского, сколько взгляд, ощутимо ударяющий по затылку, отвлекают меня от эротических мечтаний почти мгновенно. И я оборачиваюсь. Как раз для того, чтобы проводить взглядом его спину. Денис пересекает зал и останавливается в противоположном его конце. Разворачивается к нам лицом. И снова упирается в меня взглядом. Губы его трогает усмешка. – Алексей Константинович, отпустите уже Александру Станиславовну, она от вас не сбежит. А вы рискуете свернуть себе шею, если будете смотреть и слушать, не сменив положения. – Вы волнуетесь о моём здоровье, Денис Маркович? Я польщён. – Напрасно. Я о вашем здоровье не волнуюсь. Я за него отвечаю. Так что будьте любезны его беречь. Во всяком случае, до тех пор, пока вы в этом зале. И всех остальных это тоже касается. Максим Андреевич, например, в этой обуви рискует своими ногами. Коленями, в частности. Я искренне считаю, что лучше танцевать босиком, чем в том, что на вас обуто. В той или иной степени это касается всех мужчин без исключения. И я прошу всех вас к следующему занятию обзавестись полноценной хореографической обувью. И полноценной танцевальной. – Пуантами? – со смешком уточняет Став, обувь на котором вполне хореографическая. – Пуантами, Максим Евгеньевич, вы обзаведётесь, когда вас пригласят в балет. Если такое когда-нибудь с вами случится. А для занятий здесь вам всем стоит обзавестись балетками и туфлями. Мы говорили об этом с Ильёй Изяславовичем, и странно, что он не довёл эту информацию до вас. А если довёл, то странно, что вы все отнеслись к ней с таким пренебрежением. – Изяславович! – на этот раз усмешка и голос принадлежат Ромке. – Денис Маркович, не могли бы вы избавить нас от своего жуткого официоза. А то я половину слов пропускаю мимо, пытаясь разобраться, к кому конкретно вы обращаетесь. – Хорошо, если вам так привычней, я могу называть вас по именам. Сам же я предпочитаю, чтобы ко мне обращались по имени отчеству. И прошу вас не забывать об этом. – Боже! – Став рядом со мной закатывает глаза к потолку. – Это нечто! – А я ещё вчера спрашивал, где Илюха раздобыл этого… – Звёздного мальчика… – заканчивает за меня Сашка. – Мужчины, надо быть терпимей к детям. Вы простите ему всё, когда увидите, как он танцует. Возможно, что сами захотите называть его по отчеству. – Если с обувью мы решили, то я бы хотел сказать несколько слов о том, чем именно вам всем предстоит заниматься, – Денис поднимает вверх руку, останавливая возможные комментарии. – И я прошу вас умерить весёлость характеров. Правило номер один: когда говорю я, все молчат. Правило номер два: приходя сюда, вы приходите учиться. А именно, делать только то, что я скажу. И ничего кроме этого. Во избежание конфликтов, эти два правила я прошу соблюдать неукоснительно. А всё своё возмущение и недовольство выносить за двери зала. У меня нет цели вам понравиться. Мне всё равно, что вы будете думать о моих методах и обо мне лично. Я никого здесь не держу, но и халтурить никому не дам. Вы – моя работа. И я намерен сделать её максимально хорошо. Бершанский обводит зал взглядом, словно ожидает волны возмущения, но, видимо все настолько в ахуе, что его встречает абсолютная тишина. – Наш проект – это спортивные танцы. И спорт – главная его составляющая. Это не шоу. Это соревнования. Pro-Am, если вам так понятней. Основной постановкой танцев буду заниматься я. С каждой парой в индивидуальном порядке. Первый танцевальный зал – мой. Второй и третий – вторых хореографов. Андрей Ильич Баринов и Валентина Георгиевна Свешникова, соответственно, – Бершанский взмахивает рукой в каком-то странном повелительно-указующем жесте, и только тут я замечаю стоящих почти у самого входа в зал незнакомых мужчину и женщину. В ответ на наше общее пристальное внимание, они оба синхронно улыбаются и поднимают в знак приветствия руки. На вид – вполне себе люди. Вполне себе адекватные. Хотя на фоне Дениса трудно судить. – Их задача провести с вами хореографическую подготовку. И научить вас основам. Базовым шагам каждого танца. Довести до возможного максимума и передать мне. Для этой цели залы и хореографы в вашем распоряжении круглосуточно. График индивидуальных занятий со мной будет выстроен исходя из скорости вашей подготовки и удобства по времени, но… – Денис делает паузу, – …чем быстрее вы закончите с базой, тем больше у вас шансов. У нас впереди только три месяца до первого соревновательного дня. И я попросил бы вас отнестись к этому факту со всей серьёзностью. После у нас будет всего десять недель, каждая из которых посвящена одному из танцев спортивной программы. Надеюсь, вы все их знаете. И я уверен, думаете, что хотя бы в некоторых из них нет никакой сложности. Например, поднимите руки те из мужчин, кто умеет танцевать вальс, – Денис обозревает пять поднятых рук, словно выбирает. – Роман, Мирослава, можно вас попросить подойти ко мне? Всех остальных я попрошу сдвинуться к стенам и освободить центр зала. – Сейчас будет показательная порка? – спрашивает меня оказавшийся рядом Маринин. – Да не… – я не согласен, потому что уверен, что для показательной порки Денис Маркович выбрал бы меня. – Медленный вальс – танец первого соревновательного дня. То есть то, что предстоит показать судьям самым первым. Прошу вас, Роман, представьте себе, что вы уже соревнуетесь и постарайтесь продемонстрировать максимум. В вальсе нет ничего сложного, и Ромик хороший танцор. Прекрасный – на льду. И отличный – на паркете. Музыка, выбранная Денисом, классический медленный вальс, не отягощённый никакими излишествами креатива. И Ромка так уверенно себя чувствует в ней, что уже к концу первого круга кажется, что они всегда стояли с Мирославой в паре… и всегда танцевали. Теперь Денису Марковичу, хочешь-не хочешь, а придётся пересмотреть представление о наших возможностях и подготовке… и слегка поумерить своё учительское превосходство. Потому что, если бы Ромик предложил ему надеть коньки и станцевать со своей Танюхой медленный вальс… это было бы далеко не так прекрасно. И мы все это понимаем. И потому встречаем финал Ромкиного танца аплодисментами. Денис невозмутимо дожидается тишины. – Спасибо. А теперь… Мирослава, окажите мне любезность… Он протягивает ей руку, и моя Сашка завистливо выдыхает: – Блиииин… – Роман, включите музыку заново, будьте так добры… В вальсе нет ничего сложного. Его танцуют на школьных выпускных и на свадьбах. Ритм на три счёта… это знает почти каждый младенец. И каждый ребёнок постарше способен выучить основной шаг. Каждый из нас… из пяти присутствующих мужчин… умеет танцевать вальс… ведь в этом танце нет ничего сложного… также, как и ничего общего с тем, что я вижу перед собой… Вот сейчас, глядя на Дениса, я в полной мере понимаю, что имела ввиду Сашка, говоря, что мне захочется называть его по отчеству. Нет. Мне не захотелось. Он не начал мне внезапно нравиться. И не перестал раздражать… но… С каждой секундой, которую я смотрю на них… я убеждаюсь в том, что он исключительно прав. Никто из нас понятия не имеет, что такое спортивный танец. Во всяком случае, я уж абсолютно точно... И невозможно понять, уловить глазами, в чём именно разница. Из каких деталей складывается это ощущение, но даже Мирослава выглядит в руках Дениса абсолютно другой… лёгкой, воздушной, какой-то… влюблённой… способной взлететь… В ней меняется всё… настолько, что трудно поверить в то, что это та самая женщина, которая только что, танцевала с Ромкой. И меня так завораживает это неожиданное превращение, что в какой-то момент я перестаю обращать внимание на Бершанского. Вообще. Он как будто становится статистом, тенью. Кажется, что его может заменить любой, а Мирослава… всё равно будет блистать… Я не сразу понимаю, что музыка закончилась. И, видимо, не один только я. Голос Дениса в полной тишине звучит так громко, что заставляет вздрогнуть: – Благодарю! – он отпускает Мирославу с лёгким кивком и разворачивается ко всем нам. – В паре, в танцевальной паре, как и в жизни, ведёт всегда мужчина. Партнёр. Женщина – следует за ним. Туда, куда он способен её привести. Все ваши девушки – профессионалы высочайшего уровня. Среди них нет ни одной статистки. Все они – бриллианты. Но только вы можете заставить их сиять. Уровень вашей партнёрши всегда будет там, где ваш. А сейчас, сегодня, ваш уровень находится на минусовой отметке. Где каждый из вас окажется через три месяца… зависит только от вас. От вашего желания работать, от вашего стремления привести свою женщину на вершину, дать ей возможность гордиться вами и собой. Каждый из вас может стать первым. И ваши женщины об этом знают. Не разочаровывайте их. На этом всё. С моими предложениями по графику индивидуальных занятий можно ознакомиться на информационном стенде. Все изменения графика я готов обсудить после завершения занятия во второй группе. Всем спасибо. – Все свободны… – говорит себе под нос Сашка. И тут же разворачивается ко мне: – Теперь ты понял? Скажи, что он гений! – Гений. Это не отменяет того, что он мудак. Ты довольна? – Ага, – Сашка кивает. – А теперь скажи, что мы выиграем! – Сань… Я чувствую его присутствие за секунду до того, как он меня обнимает: – Здравствуйте, Александра! Привет! Ты чего такой… сухой и чистый? – он улыбается мне в ухо. Целует. – Разве ты не должен был вспотеть? Или эти танцы – полная фигня? Ты меня подождёшь? – Привет, Жень… – я на секунду прикрываю глаза. Хочется подчиниться его рукам. Развернуться и позволить себя поцеловать. Вчера я так и не пришёл домой. Хотя и помнил всё время, что он меня ждёт, и раз десять порывался уйти… но реально попал на Курсанта лишь под утро. Успел перед работой только душ принять и переодеться. Даже протрезветь – и то не успел. Не то что разбудить мужа и… Вот чёрт! Я так соскучился по нему… Одного только взгляда достаточно. И воображение тут же выносит куда-то в неконтролируемые дали. Вот сейчас… придержать кулаком затылок и прижать губами губы. Прижаться самому. Забраться рукой под футболку. Быстро, коротко… но с миллионом обещаний «на потом»… Плевать, что здесь полно людей. Это всего-лишь поцелуй. Короткое «здравствуй». Чуть более длинное «я соскучился». Понятное только ему «хочу тебя». И… «конечно, подожду»… Но… я обещал Илье. И здесь люди. Танцевальные девочки… Инстаграммы, Твиттеры и хуиттеры… Поэтому я с сожалением отстраняюсь от него, освобождаюсь от его рук, отодвигаюсь, уворачиваясь от поцелуя… – Я сегодня не танцевал. И тебе, наверное, не придётся. У Дениса Марковича свой взгляд на уроки танцев. Скажи, Саш? Я обращаюсь к ней и беру её за руку, принудительно вовлекая в беседу. Одновременно взглядом пытаюсь извиниться перед Женькой, который явно ничего не понимает. Потому что… да, вчера я пил, а сегодня ещё не успел его предупредить о невозможности поцелуев. Я почему-то уверен, что он поймёт по глазам, но… судя по его ответному взгляду, ни хрена он не понял. Просто обиделся. Снова обиделся… – Скажу, – Сашка с готовностью сплетает свои пальцы с моими, и моё короткое прикосновение переходит словно бы в намеренный выбор. – Танцевать нам не пришлось. Лёшка прав. А как у вас пойдёт – не знаю. – Первая группа, освободите зал! – кто-то из администраторов активно, в полный голос, помогает Денису. Лишает меня последнего шанса хоть как-то объясниться. Стереть с Женькиного лица это, почти прилипшее в последнее время, выражение обиды. Да что за… – Я тебя подожду, Жек. Муж встречает моё обещание прохладным кивком и не менее прохладным взглядом. – Конечно. А я тебе потом расскажу, как у нас пошло. Сравним. Он переключает своё внимание на только что подошедшую Соню. И мне не остаётся ничего другого, как последовать призыву администратора и покинуть зал. Уже в дверях я оборачиваюсь. Но Женька на меня не смотрит. Зато я успеваю поймать взгляд Дениса… изучающий наши с Сашкой, до сих пор сцепленные, руки…