Золотые перья
А мы всё мчимся вдаль, печаль превозмогая, Как будто ничего ещё не решено, Как будто жизнь прожив и всё-таки не зная, Что истина, что нет, что свято, что грешно.
«У меня проблема?! Это у тебя будет проблема! :)» «А мне, Шурик, пофиг! Я и в трениках могу!» «Лёшаможетфсё? :Р» «:Е» «Лан, сорри. Я серьёзно. Слушай, если надену эти перья, ты не запутаешься в шлейфе на вращении?» «А с чего? Ты его в руке не должна держать?» «Кого?!» «Шлейф! :)» «Очень смешно! Ха-ха-ха!» «А чё? Нет? ;)» «Лёх!» «Я!» «Перья будут в районе коленей! Когда ты свою ногу поставишь в позицию, эти перья тебе обзор закроют! Ты больше туфли свои не увидишь!» «И? Чё мне на них смотреть? Я буду смотреть на перья в районе твоих коленей. Это даже лучше!» «Вообще-то, ты мне в глаза смотреть должен!!!» «Тем более не стоит волноваться за платье! Саш, откуда столько заморочек? Мне вот прям сейчас надо посуду мыть, а ты тут – с какими-то глупостями! :Р» «Ягудин! Только попробуй слейся!!! Нам надо выбрать!!!» «Шурик, чё ты вопишь? Как можно что-то выбрать, не видя?!» «Как это: «не видя»???? А кому я фотки отправляла только что?» «Выбираю: три жёлтых пера! Всё!» «Золотых!» «???» «Три ЗОЛОТЫХ пера!» «Вот! Видишь, я по этим фоткам даже цвет не отличаю! А ты хочешь, чтоб я платье выбрал!» «И? Что мне сделать для наглядности? Приехать к тебе?» «Прямо в перьях? :)» «Алексей!» «Что опять?! Мне нравится эта идея! Про поездку в перьях! Хоть в золотых, хоть в жёлтых!» «Слууууушай!!! Я сейчас сфоткаюсь! В платьях!» «Сразу в трёх?! 8)» «Не сразу, а в порядке очереди! Тогда ты выберешь?» «Выберу. Ага. Ты, главное, ракурсы грамотные подбери. ;)» «Лёх, я серьёзно!» «Так и я – серьёзно! Фоткайся, давай! И выберем что-нить. А я пока посуду всё-таки вымою.» «Ты что, правда будешь посуду мыть?!!» «А что тебя удивляет?» «Не знаю. Ты такой весь… и вдруг – посуда…» «Какой?» «Не скажу. Вообще, это так ми-ило! Ой! Сейчас представила тебя: в переднике с кружевом на кухне :) Убей меня: скажи, что ты ещё и готовить умеешь.» «Убил! :)» «Да лааааадно!» «За передник с кружевом – убил наверняка. И это была мучительная смерть с перечислением первых, вторых и третьих блюд. :)» «А что, у тебя без кружева передник? :)» «Добавим салаты? Или десерты? :Е» «Вау! Почему я не твоя жена?!» «Может, это потому, что мне вообще не нужна жена? ;)» «И так всегда! Вот всегда! Как какой приличный мужик, так жена ему не нужна!» «Всех хороших мужчин разобрали другие хорошие мужчины?» «Тебе смешно, а я пропадаю!» «Вот это и правда смешно!» «Что именно?» «Шурик, ты просто не хочешь замуж. Иначе уже давно была бы там!» «Ты думаешь, это так просто?» «Думаю.» «Наивный. Вот ты бы на мне женился?» «Я – нет. А Жека бы женился. ;)» «Зачем мне Женя?! Я тебя спрашиваю!» «А я – не для свадеб. Я для удовольствий.» «Хм… с трудом верится!» «Это сейчас было оскорбление?!!!! :)» «Для каких удовольствий, если ты там посуду моешь?» «Тебе в подробностях рассказать? :0» «Показать ещё! Я серьёзно, Лёш!» «И я. Я б ни на ком не женился, Шурик. Я не люблю жениться. :)» «Да-да. Ты любишь посуду мыть…» «Не люблю, если честно. :)» «Лёш, я спросить хочу. Личный вопрос. Можно?» «Можно. Но не нужно.» «ОК. Тогда иди, посуду мой.» «Обиделась?» «Нет.» «Фотки в платьях пришлёшь?» «Да.» «Жду. :)» Конечно, обиделась! Не так, чтобы очень, но слегка – уж точно. Судя по тому, что ответного смайлика мне так и не приходит. Но это ничего страшного. Как обиделась, так и разобидится. Это в любом случае лучше, чем отвечать на дурацкие вопросы о моей личной жизни. Тем более… одна только посуда вызвала целую волну любопытства. Вот интересно, почему? Что такого в этом процессе? Я откладываю в сторону телефон и действительно отправляюсь мыть посуду. Которой совсем не много, и большую часть из неё использовал я, пока варил сложно-сочинённый кофе. Но… варил я его для Женьки, и почему-то вот сейчас мне приходит в голову, что… мой муж мог бы и сам вымыть эту посуду. С его-то стремлением к упорядочиванию жизни. С привычкой всё расставлять по местам. Раскладывать по полкам. И развешивать по крючкам. Это же я могу бросить обувь посреди прихожей, покрывало – посреди спальни, одежду – где придётся… Он – нет. Он – состроит осуждающую гримасу. И примется наводить порядок. А вот посуда… да и кухня вообще… это конкретно моя территория. Но… почему? Ведь я всегда, всю свою жизнь, был далёк от неё так, что и представить невозможно… И… может, мне и правда не хватает передника с кружевами? – Лёшка, – Женька неожиданно обнимает из-за спины. Просовывает ладони мне под руки. Протягивает почти в раковину, совсем чуть-чуть не касаясь воды, – а меня вымоешь? – А сам уже не в состоянии? – я ещё немного думаю про передник, но мысли мои меняют направление. Находят более интересное применение… и кружеву, и фартучку. Такое… что заставляют сердце забиться чуть чаще… – Я в состоянии… но… не в настроении… – он улыбается мне в ухо. Шепчет. И уху тут же становится жарко. А он ещё коротко дует вдогонку словам, словно на пробу. И прихватывает губами кожу. – Колешься… – тут же сообщает очевидное и спускается ниже. – А сам-то… – я забываю про недомытую чашку. И, послушный его губам, запрокидываю голову, облокачиваюсь на него спиной и прикрываю глаза. Соскучился… по нему. До такого странного состояния, когда тело отвечает на его прикосновения медленно и плавно. И удовольствие от его близости и настроения не закручивается в тугую спираль сиюсекундно, не выносит сознание мгновенно… а медленно-медленно просачивается внутрь, давая прочувствовать каждую мелочь. И собственную реакцию на неё. Вода всё ещё течёт в раковину, создавая шумовой эффект, словно усиливая внутренний фон… никому из нас нет до неё дела. Женька разворачивает меня к себе лицом, и я мокрыми ладонями зарываюсь в его волосы, перебираю пряди, глажу затылок, разглядываю его лицо… близко-близко… – Кухня – не самое лучшее место… – говорю, а сам прижимаюсь к нему и послушно поднимаю руки, когда он цепляет край футболки и слегка тянет вверх. – Да ты что? – у него прохладные руки, горячие губы и двухдневная щетина на подбородке, обдирающая тонкую кожу ключиц. Я знаю его наизусть. Угадываю движения и подстраиваюсь под них без всякого участия разума. Просто чувствую. И отвечаю. Встречными движениями. Ожиданием. Ускорением пульса. На всё. Даже на голос. – А я думаю – самое лучшее. Или ты не согласен? Женька не глядя отпихивает ногой мешающий стул, и тот валится на кафельный пол с ужасающим грохотом. В голове мелькает мысль, что мир вокруг нас всегда с готовностью рушится, стоит ему этого захотеть. Так что… обо мне и говорить нечего: если уж Вселенная не способна устоять… я подчиняюсь, позволяя развернуть себя, поднять в воздух и усадить на край столешницы. – Или я – на всё согласен… – шепчу ему в губы и слегка придерживаю, не давая поцеловать. – Кроме масла… – улыбаюсь и отпускаю. Вдвигаюсь в него бёдрами и прикрываю глаза от воспоминаний и удовольствия… На самом деле я согласен абсолютно на всё… – Да, масло будет лишним… – Женька коротко прикасается губами к губам. – Я сейчас вернусь! – и уже из-за барной стойки добавляет: – Никуда не уходи. – И… – «не надейся» хочу сказать я, но, во-первых, Женька не ждёт от меня ответа, а во-вторых – телефон на столе несколько раз вздрагивает виброзвонком, отдаваясь где-то внутри неприятной дрожью. И я вспоминаю… про платья и перья. Чёрт! Надо же выбрать! Или обид будет семь вагонов! Я протягиваю руку и включаю экран. Пока Женьки нет, я вполне могу успеть… Семь новых сообщений в WatsApp. Шесть изображений и одно ехидное: «Теперь-то ты можешь выбрать? Или ракурсы недостаточны?» Ракурсы достаточны. И я некоторое время разглядываю их в подробностях. Наплевать на платья, но сама Сашка однозначно хороша. С какого ракурса ни смотри. «Шурик, как выбрать, если ты во всём красавица?» «Выбери уж как-нибудь. Я серьёзно! Дело не столько в красоте, сколько в функционале. Твоём. Я-то в любом буду шикарна. Тут ты прав ;) А вот как ты станешь танцевать? :Р Так какое?» «Синее?» «Где ты синее нашёл?!» «Как? Вот это – второе.» «Лёш, оно зелёное… :)» «То тебе жёлтый – золотой! То синий – зелёный! Ну, знаешь! Намекаешь, что я дальтоник?!» «Я ни на что не намекаю. Я констатирую факт.» «Какой факт?» «Что ты дальтоник! :)» «Нахалка! Такая красивая женщина, и такая наглая! Я, пожалуй, погорячился насчёт «замуж». :Р» «Когда это ты горячился? Ты меня пытался Жене сбагрить!» «Я? Тебя?» «А что, нет?» «Это было теоретически.» «А сейчас? Практически?» «Конечно! Кто женится на такой нахалке?! :)» «Ой! Да ты сам нахал ещё тот! :Р» «Мне позволительно! Я мужчина!» «Да? А что ещё тебе позволительно?» «А ты с какой целью интересуешься?» «Рисую моральный облик. :Р» «И как успехи?» «Переменные.» «???» «Лан, Лёш, какое платье? Зелёное? Точно? Тебе тогда нужен тёмно-тёмно-серый костюм. Хоть брюки есть? Или всё шить надо?» «Синее – точно. Насчёт зелёного – ничего не знаю. :Р С костюмом разберёмся. «Хоть брюки» у меня есть. Но я не уверен, что в них стоит танцевать.» «Платье – зелёное! И не спорь со мной! Мне видней! А с костюмом когда будем разбираться? Неделя осталась!» «Я знаю.» «И?» «Так у тебя же не было платья!» «Теперь есть. У тебя в ближайшее вск что?» «Как бы выходной. Единственный.» «Можно как раз до костюмеров доехать. С платьем. Всё выбрать и заказать.» «Хм…» «Что?» Что? Да мне тупо жаль выходного! Даже и половины дня жаль потратить на эту ненужную суету вокруг танцев! А кроме того, я не знаю, что у Женьки… Если у него тоже свободный день, то… Женька. Мысль приходит внезапно и заставляет подскочить на столе, вспомнив… что он уже давно должен был вернуться. Я ведь думал, у меня не хватит времени даже посмотреть фотки… а сам болтаю с Сашкой уже… я бросаю взгляд на время сообщений… почти шесть минут. Где Женька? Я спрыгиваю со стола – сидеть на нём и дальше абсолютно бессмысленно. Выключаю всё ещё текущую в раковину воду. Поднимаю и возвращаю на место опрокинутый стул. И иду его искать. Мой муж лежит на кровати в спальне. И настолько внимательно смотрит в экран работающего телевизора, что, типа, не замечает и никак не реагирует, когда я появляюсь в комнате и укладываюсь рядом с ним. Телик показывает футбол. Судя по значку в верхнем левом углу экрана – какой-то проходной матч чемпионата Англии. Скучную ерунду, явно не заслуживающую столь пристального внимания… – Жек, – я придвигаюсь ближе и засовываю ладонь ему под футболку, – а ты чего здесь делаешь? – Футбол смотрю… – отвечает. Но даже головы не поворачивает. И сам весь под моей ладонью слегка деревенеет мышцами. За всем этим набором реакций явно слышится: «Отъебись». Но я намеренно игнорирую этот посыл. Просовываю пальцы под резинку его штанов и слегка поглаживаю бедро. – И как? Интересно? – целую в уголок рта и пытаюсь развернуть к себе лицом. – Интересно! Да! – Женька скидывает с себя мою руку и чуть отодвигается в сторону. – Извини. Но я хочу досмотреть. Досмотреть? Боковым зрением я прекрасно вижу, что первый тайм благополучно подходит к середине. А двадцать два английских человека на поле ничуть не заинтересованы игрой. Точно так же, как десять минут назад не был ею заинтересован мой муж. Который теперь «хочет досмотреть»! Он хочет! А я… совсем недавно хотел домыть посуду! Я знаю, что могу его… уговорить. Отменить этот голос и это выражение лица. Заставить забыть о телевизоре, который на самом деле его не волнует. И именно поэтому – не хочу. Меня слегка… или уже даже не слегка… заебали эти его пустые обиды. Эти демонстрации хер знает чего. Я не сделал ничего такого, за что стоило бы усиленно извиняться. И я не собираюсь сейчас этого делать. С чего сейчас вот эта морда кирпичом? С того, что я не растёкся по столешнице в ожидании его? С того, что не заметил, как он вернулся? Да, блин! Мог бы вытащить у меня из рук телефон! И выкинуть в раковину! Мог бы! Я бы не обиделся! Я ведь… на самом деле соскучился по нему! И… – Приятного просмотра… – несмотря на закипающую внутри обиду, я говорю спокойно. Только потому, что не хочу никаких выяснений отношений. Не хочу, чтобы он заставил меня объясняться и оправдываться. Рассказывать, что мне надо было выбрать это уродское платье. Мои слова не имеют никакого значения. И я не хочу произносить их вслух. И его я не хочу. Вот сейчас – совсем. Даже видеть. Поэтому возвращаюсь обратно на кухню. Домывать посуду. Один. Он приходит минут через двадцать. К этому времени я успеваю не только покончить с чашками, тарелками и джезвой, но и протереть без того чистую поверхность плиты. Женька усаживается на барный стул около стойки и некоторое время просто наблюдает за тем, как я теперь навожу порядок в шкафу с кофе. Перемещаю банки и турки. Оцениваю остатки. Занимаюсь совершенно бесполезной хренью. Просто чтобы выпихнуть из себя лишнюю энергию, которой в избытке снабжает обида. – Лёш, давай уедем куда-нибудь? – Куда? – на контрасте с его тихим голосом и каким-то грустным тоном мой вопрос выходит излишне резким. – Куда хочешь… – он вздыхает. – В Данию, например. В Эрёскобинг. Вдвоём. Ты и я. – И? Что? Жить там станем? В Дании? Ты и я? Поехали тогда уж в Англию! Там футбол! – я оборачиваюсь и сверлю его взглядом. Намеренно. Уехать он собрался… Как он себе это представляет? Когда мы должны уехать? – Алёшка… Меня аж подбрасывает на месте от собственного имени. Обида переливается через край, и я даже не пытаюсь сдержаться. Какого, спрашивается, хрена он считает, что всё на свете можно сгладить этим его «Алёша»?! – Что, Же-еня? Чего ты добиваешься? Ты прекрасно знаешь, что я не могу никуда поехать! Никуда вообще! Не то что в Данию! А и в Ленинградскую область! У меня работа! Алексей Николаевич! Мальчишки мои! Куда я поеду в сезоне?! Ты охуел?! Или ты по себе меряешь?! – Лёш, пожалуйста. Не кричи. Я понимаю всё… – он закрывает лицо ладонью и некоторое время мы оба молчим. – Работа. Шоу. Танцы… – Женька вскидывает голову, и я вижу, какой у него больной взгляд. Несчастный. И это только раздражает ещё больше. – У меня тоже… но… – Что «но»? Что ты сравниваешь? Что у тебя «тоже»? Гольф? Шоу? Танцы? Ари? Что именно из всего этого ты приравниваешь к моей работе?! – Ничего. Лёш, я ничего не приравниваю ни к чему. Я же сказал: я понимаю. Но пожалуйста. Одни выходные. Попроси Батю. Пожалуйста, Лёш! – он вскакивает со стула и хватает меня за плечи. Заглядывает в глаза. – Это одна суббота. Всего одна. Две тренировки. Никто не умрёт. Я почти готов был согласиться. Почти готов. Но это его «никто не умрёт»… снова вздёргивает нервы. – Конечно, никто не умрёт, Жень! Но и ты не умрёшь тоже! Представь себе, что это ТЫ по ту сторону борта! Представь, что это ТЫ в сезоне! А я говорю тебе: мне надо уехать! Отдохнуть! Я устал! – я выдираю свои плечи из его рук, как из чугунных тисков. Кажется, даже кости трещат от напряжения. Он отступает, но взгляда не отводит. Только чуть прикрывает глаза. И это – я знаю – знак сильнейшего нервного напряжения. Попытка удержать себя от всплеска. Пока удачная. – А ты устал? – переспрашивает он. – Нет! Это ты устал! Это тебе пришло в голову отдохнуть! И по-твоему, я должен всё бросить и исполнять твои желания! А я тебе… не фея-крёстная! – А кто ты мне? – Посудомойка! – слово срывается раньше, чем я успеваю понять его смысл. А уж логическая цепочка его появления выстраивается ещё дольше. Я даже как будто разделяю Женькино недоумение. На несколько секунд. – Кто? – Конь в пальто! – я пытаюсь свернуть разговор и уйти. Но он не даёт. Хватает за руку. Заставляет остановиться. – Повтори. Что ты сказал? Кто ты мне? – Проехали. – Нет. Не проехали! – теперь в нём не осталось никакой печали. Он весь стал как сжатая пружина. И взгляд… давно я не видел у него таких глаз. Таких синих лезвий. Которые, кажется, способны скальп снять на расстоянии. И я знаю, что уйти теперь не удастся. И… – По-су-до-мой-ка! – очень медленно. По слогам. Повторяю я. – Ну… – приглашающе кивает он, – продолжай. – А я всё сказал! Ты – спросил! Я – ответил! Делай выводы самостоятельно! – я слегка дёргаю рукой, зажатой в тисках его ладони, и сжимаю кулак. – Отпусти меня. – Нет, – и, в подтверждение своего отказа, он смыкает пальцы ещё крепче. До синяков на моём запястье, наверное. – Не отпущу. До тех пор, пока ты не объяснишь! – я снова дёргаю рукой, и он добавляет: – Будешь сильно дёргаться – кончится тем, что я сломаю тебе руку. И… тогда посуду будет мыть совсем некому, да? Вкрадчивый, обманчиво мягкий голос. Вслед за ним обычно прилетает кулак в челюсть. Потому что это крайняя степень бешенства для моего мужа. Самая крайняя. Верхняя планка. Возле которой я почти всегда останавливаюсь. Почти всегда, но… не сегодня. – Да! – я выворачиваю кисть, разворачиваю корпус и освобождаю руку. Заставляю разжать пальцы. И отступаю, занимая позицию. – Да, Женя! Потому что кроме меня в этом доме ни готовить, ни посуду мыть некому! Но… ты знаешь, ангел мой, и я слегка подзаебался! Сюрприз! – И? Я до сих пор не понял сути твоей претензии. Я крайне тупой. Ты заебался? Так не делай! – Больше и не планирую. Мне вот только интересно, что будет жрать Ваше Царское Величество? И из чего пить свой монарший чай, когда в доме закончатся чистые чашки? Не знаешь? – Так вот в чём дело! Это, выходит, я тебя определил к плите и раковине? Может, ты там цепью прикован? Или что? А то я, знаешь, по наивности думал, что это у тебя душевный порыв такой – меня кормить. Сейчас я тебе страшное скажу, Лёш. Приготовься. Готов? – он делает шаг вперёд, почти впечатывается в меня грудью. – Я вполне могу обойтись. Больше того, я всю жизнь как-то обходился. Без домашней еды. Так что… если это всё для меня… если это такая неебическая жертва с твоей стороны… то, прости, что я не оценил должным образом. И… не надо больше. Таких жертв. Мне не нужна «по-су-до-мой-ка». И «ку-хар-ка» – тоже не нужна. А если бы была нужна… я бы женился на Тотьмяниной. А не на Рудковской. И уж тем более… не на тебе. Он легко уворачивается от моего кулака. В большей степени потому, что я ослеп и оглох от обиды и ярости. Меня накрывает плотно и без шансов на всякий разум. Я бью на инстинкте, и это позволяет ему раз за разом уходить от столкновений даже в тесном пространстве кухни. Между столом и барной стойкой. До тех пор, пока злость моя не трансформируется в глухую и глубокую обиду. Уже не требующую выплеска. Не рвущуюся наружу. И я почти намеренно позволяю ему подпихнуть мне под колени стул, и почти сам усаживаюсь на него. Самостоятельно. – Так вот, – он наклоняется надо мной, и его руки тяжело и не ласково ложатся на плечи, вжимая меня в сиденье, предвосхищая несуществующие мои попытки встать и снова затеять драку, – я спросил: кто ты мне? И если… Лёш, если то, что ты мне ответил – правда… То… я тоже тебе ответил. Подумай об этом. Между нами тишина. И явное напряжение взаимной обиды. Но вместе с тем… где-то глубоко-глубоко… на самом дне его глаз… в тёмном провале зрачков плещется такое отчаяние… такое глубокое, страшное, чёрное почти, больное отчаяние, что… Телефон на столе вздрагивает, принимая сообщение, в тот момент, когда я уже почти готов его поцеловать. Готов отменить все сказанные чуть ранее слова. Готов простить Тотьмянину и Рудковскую. И то, что он посмел меня сравнивать. Ставить в один ряд со своей… Котей. Готов… Но телефон дрожит и вибрирует. И Женькин взгляд леденеет прямо на глазах. Всякое отчаяние скрывается за тонкой непроницаемой бронёй бледно-голубого льда, и губы слегка кривятся, когда он говорит: – И да… – смотрит на мой iPhon и легко отталкивается от моих плеч. Распрямляется, – ты знаешь, я… Пожалуй, я сам уеду. На выходные. Ты прав. У тебя работа. Работай. – В Данию? – ехидно спрашиваю я, уже забыв, что только что был готов простить ему всё. – Нет. Зачем мне Дания? – Женька на секунду ставит локти на барную стойку и заглядывает из гостиной, куда успел уйти он, в кухню, где остался я. – В Аргентину. На фестиваль танго. Я хочу спросить: «С кем?». Но молчу, глядя в его удаляющуюся спину. На самом деле, вот сейчас, мне почти пофиг. С кем угодно – думаю я, и протягиваю руку за телефоном. Который успел принять ещё, как минимум, пять сообщений… Все они от… Илюхи. И ни одно из них я не читаю. Вместо этого я открываю другой чат и пишу сам: «Ты права, Шурик, неделя – это мало. Давай в воскресенье. Я совершенно свободен. И, кстати, можем ещё и потанцевать лишний раз. Если какой-нибудь зал доступен.» «ОК. Сейчас узнаю. Но к костюмерам – совершенно точно?» «Да.» «Я тебя прямо люблю! Ты такой хо-орооооший! Ты себе не представляешь!» «Представляю. Не поверишь. :)» «Верю. Зал Бершанского пуст двое суток. Звезда сваливает куда-то на все выходные. Есть шанс просто спокойно потанцевать. И я могу надеть платье :) Если тебе не понравится – поменяем. На золотые перья. ;) » «Мне понравится. В отсутствие ДМ мне понравится всё! :)» «Я сейчас впаду в нервы! Что значит «всё»????» «Значит – любая ты. В любом платье. Или без него.» «И ЭТОТ человек обзывал меня нахалкой!» «А что?» «Ничего! Я не предлагала тебе раздеваться!» «Вот! Кстати, а я-то думаю: что меня беспокоит? А это ты мне до сих пор не предложила раздеться! :)» «Можно подумать!» «Можно. Подумай.» «Подумала. Раздевайся.» «Сейчас? :)» «Почему нет?» «Потому что… отсутствует стимул.» «Хм… а где, интересно, твой стимул околачивается в час ночи?» «Саша! :Е» «Всё, молчу. Не трогаю твою личную жизнь.» «Спасибо.» «Ты что? Обиделся?» «Нет. Но ты же знаешь, я не люблю таких разговоров.» «Да. Ты посуду любишь. Я помню.» «Язва ты, Шурик.» «Не обижайся, Лёш. Я не специально. Я…» «Что?» «Нет. Ничего. Не обижайся.» «Я не обижаюсь.» «Честно?» «Честное пионерское! :)» «Лёх, ты что, пионером был?» «Был. Но не долго.» «Вау!» «Что?» «Ничего. Я прифигела сейчас.» «От чего?» «От твоего преклонного возраста. :Р» «Ну, знаешь! Я из всех наших мужиков самый молодой, между прочим! Кроме Жени, конечно.» «Что ты вечно со своим Женей?! Сам себе противоречишь: то не трогай его, а то – через каждое слово! Пофиг мне: молодой он или не очень!» «Сань, а за что ты его так не любишь?» «Да почему не люблю? Или его что, всем обязательно любить?» «Нет, не обязательно. Но мне любопытно: чем тебе так не нравится мой муж.» «Ну да. Я скажу, а ты обидишься.» «Не обижусь. Говори.» «Во-первых, он не самый приятный в мире человек. Высокомерный, самоуверенный и наглый. Такой, знаешь, как будто ему все на свете должны. А во-вторых – он твой муж. А это – сводит «на нет» все его самые чудесные теоретические достоинства.» «С первым – категорически не согласен. Второго – не понял.» «:)» «Объяснишь?» «Неа. Не понял – значит, тебе не надо.» «Блин! Вот у вас, женщин, логика!» «Ну, у нас хоть какая есть! :Р Не то что у вас!» «Хоть какая – это никакая? Ведь если я спрашиваю, надо полагать, мне интересен ответ.» «Не всё, что интересно – нужно.» «А с чего ты взяла, что лучше меня знаешь, что именно мне нужно?» «Ни с чего. Я не знаю.» «Тогда – объясни.» «Не хочу, Лёш. Тут такое дело: если бы тебе это было нужно, ты бы и сам понял. А раз не понял, значит, МНЕ не нужно тебе объяснять. Есть вещи, в объяснениях не нуждающиеся.» «???» «Всё, Лёш, давай спать.» «Ну да. Ты будешь спать, а я теперь думай: что ты имела ввиду? :)» «Классический мужчина: но непонятно, что конкретно… :)» «:Р» «Спокойной ночи, Лёш.» «И тебе, Шурик. До завтра?» «Да. Завтра во-сколько?» «В три.» «Заехать за тобой?» «Это было бы отлично.» «Хорошо. Значит, завтра я часам к двум приеду.» «Спасибо. Спокойной ночи, ещё раз. :)» «Снофф.» Я выключаю телефон и действительно иду спать. Через несколько часов у меня тренировка. Потом танцы. Потом снова тренировка. А потом, уже совсем под вечер, съёмки. Сумасшедший день. И именно о нём я и думаю, лёжа в постели. В квартире тихо. Женька спит. И это обидно. Вот мы поругались… наорали друг на друга… наговорили друг другу гадостей… чуть не подрались… а он лёг… и уснул. И во сне у него такое спокойное, безмятежное лицо… что мне обидно. И вместе с тем… в голову приходит мысль, что, возможно, его идея была не так уж и плоха. Что, может быть, нам действительно не помешало бы куда-нибудь уехать. Вдвоём. Хоть на пару дней. Но так, чтобы никто не звонил, не писал, ничего не хотел… чтобы только я и он. И никого кроме… Может, правда, отпроситься у Профессора на следующую субботу? В глобальном смысле Женька прав – никто не умрёт… Чёрт! Если бы я не поторопился пообещать Сашке воскресенье, можно было бы легко отговорить его от Аргентины! Нахуя ему это танго?! Откуда он его вообще взял?! Что за дебильная идея?! Он у меня что, теперь танцор? Я улыбаюсь этой мысли и… тут же натыкаюсь на другую, мгновенно перестраивающую улыбку в ядовитую гримасу. Значит, первый зал абсолютно свободен? А Дениса Марковича не будет все выходные? А вот наш хореограф как раз танцор. И… В Аргентину, значит? На фестиваль? Ну-ну, ангел мой, приятных впечатлений…