(12 Stones – World So Cold) it-is-the-diary-of-harry.tumblr.com/post/121444299948/12-stones-world-so-cold-26
Не совсем уверен, а двадцать шестое ли марта сегодня? Мой психиатр сказал, что у меня какое-то депрессивное расстройство чего-то там. Но… знаешь, я верю, что все они ошибаются. Я имею в виду психиатра и свои анализы, потому что то, о чем они свидетельствуют и говорят мне, вовсе не совпадает с реальностью. С моей реальностью. Как оказалось позже, в ходе нашего с тобой общения в жизни, я тебе вовсе не был интересен, когда мы с тобой переписывались в сети. Ты помнишь? Помнишь, из-за чего ты писал мне? Отвечал. Нет? Ох, ну и придурок же ты. Луи Томлинсон, ты самый настоящий ублюдок, потому что ты тупо использовал меня в своих целях. По порядку, да? Когда мы с тобой уже завели свою кому в интернете, я так считал, то есть, когда я уже и дня не представлял без сообщения тебе, ты исчез. Вот так просто, Луи. Говорят, что привычка у человека вырабатывается за тридцать дней. К слову, тогда мы с тобой общались уже шестьдесят пять дней. Больше, чем два месяца. Я даже заикаться не буду, какая огромная, тупая и жуткая привычка, больше похожая на ужасное помешательство и такая же зависимость, выработалась у меня к тебе к тому времени. Но ты ушел. На шестьдесят шестой день нашего ничего, нашей комы ты ушел. Ты не писал, ты не давал о себе знать, а я уже начал завязывать веревку на своей шее. Каково? Сказать про попытку выпрыгнуть из окна или промолчать? Теперь видишь, каким больным я был? Больным тобой, потому ты был для меня как вирус. Ты попал в мою жизнь и разрушил все. Как вирус, не иначе. Ты не появлялся четыре дня. Ну, не сказать, что я четыре раза пытался покончить с собой, но первый день я паниковал. Второй день я пытался писать тебе, хоть это и было бесполезно. Третий день я сидел на окне, свесив ноги, и смотрел вниз, думая, что именно там я найду тебя, там внизу, это глупо, я знаю, но я так считал, идиот. На четвертый день я спал, да, вот так просто спал весь день, мечтая заснуть и больше не проснуться. Не вышло, как видишь. А потом ты появился и на мое: "Ты где?" – Г. "Ответь мне!" – Г. "Ты нужен!" – Г. "Черт возьми, что с тобой?" – Г. – ты ответил холодным: "Я здесь." – Т. Спасибо. Спасибо, блять, что ты здесь. Вернулся. Отлично, а что мне теперь делать с этой петлей на шее? И ты, вместо того, чтобы снять веревку, затянул петлю еще сильнее, перекрывая кислород. Перекрывая все, чем я дышал. "Почему тебя не было?" – Г. "Проблемы." – Т. "Какие? Я могу помочь?" – Г. "Чем ты можешь помочь мне?" – Т. "Я не знаю. Может тебе что-то нужно?" – Г. "От тебя?" – Т. "Да… а это плохо, хотеть что-то от меня?" – Г. "У тебя есть деньги?" – Т. "Есть" – Г. "Ты мог бы…" – Т. Ты помнишь, что ты тогда попросил у меня? Ты попросил выслать тебе деньги – переводом. Ты даже не побоялся дать мне свой адрес, чтобы я сходил на почту и отослал тебе необходимую сумму. Наверное, ты знал, что я не осмелюсь приехать? Естественно тогда, сидя по ту сторону экрана ноутбука, я не знал, зачем тебе были нужны деньги. А спрашивать мне было просто бесполезно, ведь ты все равно не ответил бы. Я знал только то, что у тебя проблемы. Только то, что если ты их не решишь, ты вновь оставишь меня. Только то, что если я могу хоть чем-то помочь, то я приложу все усилия. И да, я в эту же секунду, почти пулей отправился сначала в банк, чтобы снять деньги, а после на ближайшую почту – отправлять тебе их. И да, естественно, эти деньги тебе нужны были на наркотики, на погашение долгов и на прочие вещи, которые ты скрывал за ложью, которой кормил меня. Но я же не знал! В тот месяц за квартиру и прочие услуги я уже заплатил и почти все оставшиеся деньги с карты я отправил тебе, сводя в последние дни месяца концы с концами. И после этого я каждый месяц высылал тебе деньги переводом, а ты за это отвечал мне. Ты врал мне, а я верил, идиот. Господи, я же платил тебе за общение! Что за вздор! Неужели я заслужил это, Томлинсон? Ну почему, почему я? И не говорите мне никто, что я чертов зависимый придурок. Я и сам это прекрасно понимаю. Я просто ничего не смог поделать с собой. Это был ты, Луи. И ты был чем-то вроде спасательного круга для меня тогда. Вы не вправе осуждать меня за мою зависимость, вы не знаете, чем он был для меня. Ты помнишь, как состоялся наш первый поцелуй? Сейчас ты, наверное, подумаешь о романтике? Спешу огорчить. Это был мой самый худший, самый ужасный первый поцелуй с парнем. Ты ведь не помнишь этого, да? Твой мозг вряд ли захочет вспомнить этот ужас. Я расскажу. Я писал уже о том, как мы впервые встретились. Так вот наш первый поцелуй состоялся через четыре дня после того, как ты выписался из больницы по собственному желанию. Я встретил тебя у дверей больницы, ты вышел и даже не посмотрел в мою сторону. Я понимал, что ты знал о моем присутствии здесь. Я понимал, что ты прекрасно догадался, кто я такой. Но честно? Было обидно. Почти, как нож в спину, но я стерпел. Я молча плелся за тобой, так же молча ехал с тобой в автобусе по пути к твоей квартире и, все еще сопровождаемый молчанием, закрыл за собой дверь, когда вот уже во второй раз пришел туда, где жил ты. Даже при всем этом мне стало жаль тебя тогда. Ты лежал на своем любимом диване молча, уставившись в одну точку перед собой. Почему-то в тот момент я, тот самый Гарри, в какой-то непонятной футболке, в потертых джинсах, в старых поношенных ботинках, стоящий посередине комнаты почти незнакомого мне человека, опустил свой поникший взгляд на пол, а после отправился на твою кухню. Я идиот, честное слово, идиот, но я пошел туда, чтобы сделать тебе чай, а когда сидел и молча смотрел, как закипает чайник, неожиданно захлопнулась дверь квартиры, оповещая о том, что ты ушел. Как? Вот просто объясни мне, глупому человеку, как ты додумался оставить незнакомца в своей квартире? Нет… мы уже, конечно, были знакомы. Общение в сети, звонки и прочее, но ведь в реальности, кто я? Ты не боялся? Да, я понял, что ты ушел, и с моей стороны было бы просто неприлично (я еще и думал о приличии?) оставаться в твоей квартире, ведь ты всем своим видом дал мне понять, что не рад моему появлению. И я бы ушел, правда. Я наплевал бы на слезы, которые грозились фонтаном брызнуть из меня. Я наплевал бы на жуткое чувство того, что должен и хотел быть рядом с тобой после того, как впервые увидел тебя. Я бросил бы все и ушел. Да только ты запер меня. Запер в своей квартире. На ключ. И тут я понял, что это я тебя не знаю и что бояться должен я, а не ты. И это было первым толчком к осознанию того, что я теперь твоя вещь. А я и не сопротивлялся вовсе, стоя там посередине комнаты с чуть приоткрытым от шока ртом и опущенными руками – первый признак того, что я сдался. Придурок. Ты. Ты придурок. Да и я не лучше. Так вот, знаешь, это было нехорошо с твоей стороны – оставлять гостя одного, но ведь я тебя интересовал тогда в последнюю очередь? Всегда. Всегда ты думал обо мне в последний момент, если, конечно, вообще думал? Ты вернулся обдолбанный. Но, по-моему, это было слишком предсказуемо. В твоем стиле, Томлинсон, правда. Так вот ты пришел, с грохотом ввалившись в квартиру, захлопнув дверь и снова же, запирая её на ключ. Боялся, что я сбегу? Правильно боялся, это была моя первая мысль, как только я увидел тебя в таком состоянии. Так что ты верно сделал, что запер дверь, но то, что ты сделал потом, верным назвать язык не поворачивается. Ты глядел на меня остекленевшим взглядом, в котором отражался весь холод Аляски, а после, сжав губы в полоску, ты подошел ко мне, лежавшему на твоем диване, и с нечеловеческой силой поднял меня за футболку на пол. Я, правда, не знаю, как тебе это удалось. Я все же был больше, несмотря на свою худобу. Все же тогда звериной силы оказалось больше в тебе, поэтому я лишь испуганно подпрыгнул и зажмурил глаза в ожидании, утробно издавая писки. Это было страшно. Это было очень страшно. Ты, твои глаза и твои волосы, которые пахли не жизнью, а сигаретным дымом. Я помню все до мельчайшей детали. Я помню, как твои грубые пальцы вцепились в мои скулы и с силой притянули к себе. И стоило тебе только дотронуться своими губами моих, как в то же мгновение я стал твоим. Поцелуй. Прикосновение твоих холодных губ и их жесткое движение. Все, что я смог – это тихо проскулить от боли, которую ты причинил моим губам своими. Они были похоже на стекло, которое резало самое сердце. Ты двигался грубо, жестко и больно. И это было не то. Это было не то, понимаешь? Я думал… нет, я знал, что мы обязательно когда-нибудь поцелуемся, потому что я мечтал об этом. Я хотел этого. Очень. Но я же представлял себе все совсем по-другому. Я думал, что поцелуй с тобой – это будет нечто особенное. Я никогда не думал, что я буду так хотеть оттолкнуть тебя. Ты целовал меня, нет, ты насиловал мои губы, а я старался просто стоять неподвижно и как можно меньше дышать, чтобы ты не сделал мне еще больнее. Ведь, когда я пытался сопротивляться, становилось только хуже. Ты только больно прикусывал мою нижнюю губу, которая уже обильно кровоточила. Единственная мысль, что кружилась в моей голове, была – "пожалуйста, Гарри, только не плачь, только не плачь". И сразу после этого из моих зажмуренных, казалось бы намертво, век скатилась первая соленая капля, оставляя горячий след на щеке, которую ты с силой сжимал в своей руке. Твой язык грязно проникал в мой рот, и это не был поцелуй, потому что я не отвечал. Ты просто насиловал мои губы. Ты – грязная, обдолбанная скотина, испортил все мое представление о первом поцелуе с тобой. Потому что все должно было быть не так. Где любовь? Где сладость? Где, черт тебя возьми, нежность? Я же был влюблен в тебя, как последний идиот, Луи. А что ты? Обдолбался и полез ко мне. Спасибо, блять. Я именно так себе все и представлял! Да. И вот когда моя слеза попала прямиком в наши соединенные рты, предавая поцелую горчащий соленый вкус, ты наконец остановился, с силой отталкивая той рукой, которой держал меня, от себя. Ты помнишь, что ты тогда сказал? – Малолетка, – выплюнул ты с омерзением и ушел на кухню, оставляя меня, навзрыд рыдающего и задыхающегося, то ли от поцелуя, то ли от слез, то ли от обиды. Вот таким стал наш первый поцелуй. Ты доволен? Молодец, Луи, отличная работа. Ненавижу тебя. У каждого здесь своя собственная кома. Взять, к примеру, наш хоспис. Мы оказались с тобой там после того, как у тебя отобрали за долги квартиру, а моя к тому времени по той же причине была давно продана. Именно тогда я понял, что мы в заднице, поэтому насильно запихнул тебя в центр для наркозависимых, а там нам предоставили комнату в хосписе, чтобы нам было где жить. Ты не был безнадежен, я не умирал, но жить, кроме как там, нам было просто негде. И мы обитали там, среди умирающих, среди ходячих покойников, среди бесконечной смерти. И да… это было место, где я, наконец, почувствовал, что мы дома. В безопасности от твоей зависимости, от внешнего мира, где были сплошь долги, и от комы окружающих. Я думал, что жизнь налаживается, ведь ты лечился, перестал принимать наркотики и вроде стал здраво мыслить. Я думал, но моя реальность всегда отличалась от твоей, потому что когда я подумал, что все – вот он счастливый конец, дальше все будет только хорошо, ты оказался в коме. Ну, Томлинсон, ну какого черта? Ну почему ты так сделал? Зачем? За что ты бросил меня? Одного. Здесь. С кучей проблем и комой за плечами. Долбанный эгоист.(System Of A Down – Lonely Day) it-is-the-diary-of-harry.tumblr.com/post/121444547483/system-of-a-down-lonely-day
Я отвлекся. Говоря о хосписе – здесь очень добрые люди. Все без остатка: больные раком, душевно нездоровые, инвалиды, немые, глухие и слепые – все. Это люди, которые хотят жить, но не могут, потому что теперь их жизнь – кома хосписа. Ты ведь помнишь Сару? Нашу маленькую принцессу? Ту самую Сару, у которой лейкемия на последней стадии. Так вот, наша принцесса умерла. На двадцать седьмой день твоей комы – она сдалась, потому что больше не смогла бороться с болезнью. Та самая Сара, которая так искренне радовалась, когда мы вдвоем приходили к ней в комнату, которая любила называть тебя "Бу", а меня тыкать маленьким пальчиком в ямочки на щеках. Та самая Сара, которая расплакалась, когда от химиотерапии у неё выпали последние светлые волосики, а ты ей подарил свою шапочку. Та самая Сара, с которой мы ходили гулять в парк и которая постоянно находила себе там новых друзей, а после мы брали их за ручку и качали, словно на карусели. Та самая Сара, которая на двадцать шестой день твоей комы сказала мне, оторвавшись от своей маленькой кроватки: "Если я встречу там твоего Бу, я обязательно прикажу ему вернуться к тебе, Гарри. Обещаю", а после я поцеловал её в лоб и вышел из её комнаты, направляясь к тебе в больницу, чтобы долго лежать и плакать в твою руку, от которой осталась лишь кость, обтянутая кожей. Сара умерла. И если ты там все же встретишься с ней, Лу, поцелуй её от меня. От нас. Мы ведь так любили эту принцессу. Нашу маленькую принцессу лейкемии. В хосписе протекает своя жизнь. Здесь все другое. И даже стены не давят так, как в твоей палате. Хоспис – это теплая кома, в которую погружаешься от безысходности с радостью. Но даже там нет для меня жизни. Так где же мне её искать, если не в тебе? Твои шрамы заживают, а на их месте я по неведению делаю новые. Теперь даже сложно сосчитать, какой день твоей комы. Но я все же помню. Если тебе интересно, Луи – сто двадцать третий день. Только мне кажется, что это страшная цифра? Скажи мне, что это не так, Томлинсон! Сейчас же встань, обними меня и скажи, что ты, черт тебя дери, шутишь! Что ты не в коме! Не терпи то, что я делаю с твоим бедром. Прекрати притворяться! Ты все портишь, Луи. Ты как всегда все портишь. "Боишься смерти?" – Г. "Можно подумать я живу." – Т. И тогда, задав этот вопрос, на сорок первый день нашей виртуальной комы, я подумал, что ты сумасшедший, но это не отпугнуло меня. "Если бы ты создал свой собственный блог, как бы ты назвал его?" – Г. "Тайны наркомана?" – Т. Всеми своими действиями ты говорил мне о том, кто ты есть, а я либо был настолько идиот, чтобы не поверить, либо я просто отказывался видеть реальность, потому что все еще глупо и тихо восторгался тобой. Ну не придурок ли? Если бы я просто сопоставил все факты. Деньги, твои записи в блоге, запутывающиеся между собой слова по телефону, твои намеки. Стоило просто включить мозг, который был одурманен тобой. Все. Теперь официально. Гарри Стайлс – самый полнейший мудак из всех мудаков на этой планете, после тебя, Томлинсон, конечно же. Недавно мне предложили отключить тебя от аппарата, который искусственно поддерживает твою жизнь. Значит ли, что это конец? Или же они просто беспокоятся за мои деньги? Черта с два, я повелся на них! Ты будешь жить до тех пор, пока я этого хочу. Да, я эгоист. Но мне хочется верить, что все они всегда ошибаются. Я не болен. Ты поправишься. И я из последних сил хватаюсь за это. До тех пор пока моя жизнь не захочет уйти вместе с твоей. Почему я отказываюсь отключать тебя от аппарата, Луи? Да, потому что ты всегда всю свою жизнь был гребанным эгоистом. Ты мог распоряжаться моей жизнью, а теперь я хочу сделать с твоей то же самое. И сейчас твоя жизнь, Луи Томлинсон, полностью в моих руках. И если ты сейчас читаешь это, значит, я распорядился ей в твою пользу, а если нет… увы. И только попробуй улизнуть от меня на тот свет, придурок. Просто я хочу, Луи, чтобы я теперь стал твоим миром. Я хочу, чтобы теперь ты нуждался во мне, как в воздухе. Я хочу стать для тебя тем, кем ты был для меня. Мне нужно, чтобы во мне нуждались. Мне необходимо, чтобы я был нужен. Нужен тебе. И да, кажется, я хочу стать твоим Богом. Прости меня, что я веду себя, как эгоист. Прости, что держу тебя в мире, где тебе никогда не хотелось быть. Прости, что не даю тебе уйти. Но знаешь, это не я сделал себя таким. Это же ты слепил меня такой циничной игрушкой. Это же все твое влияние, поэтому, нет, я не виноват. Проси у себя прощения сам. Погода сегодня мрачная, с привкусом слез и поцелуев на твоем изрезанном мною теле. Если тебе интересно, я до сих пор ни с кем не разговариваю. Даже после того, как мне прописали посещать какие-то курсы. Наверное, они думают, что мне нужна помощь. А мне всего лишь навсего нужен ты. Заканчивать все пожеланиями – да-да, я помню. Моим единственным пожеланием на этот раз будет: забери меня с собой, Луи. Пожалуйста. Мне здесь нет места без тебя. Я здесь не нужен. А там мы будем вместе. Я обещаю, что никогда не отпущу тебя. Лишь сделай для меня одно: возьми с собой. Ты, я и наша маленькая принцесса лейкемии, разве нам еще нужен кто-то?*Гарри, ты можешь больше не вести этот дневник. Достаточно*
Я буду ждать тебя – Г.