(Our Last Night – Voices) it-is-the-diary-of-harry.tumblr.com/post/122779676658/our-last-night-voices-21
Настало то самое время, когда тебя теперь готовы переместить в хоспис. То есть, Луи, я не знаю, хорошо это или плохо, но совсем недавно твой лечащий врач (ага, тот самый толстый и трахающий свою молодую подчиненную) сказал, что если я посчитаю нужным, то вполне могу вернуть тебя в хоспис, где всё оборудуют для тебя (за дополнительную плату, естественно). Наверняка под всеми этими умными словами о том, что тебе совсем необязательно лежать в больнице, подразумевалось: "Какая же ему разница, где умирать, мистер Стайлс?". Возможно, мне стоило бы порадоваться, что ты будешь теперь всегда рядом, а мне не придется спать на диване в твоей палате, но что-то мне кричит в глубине души, что этот жест со стороны доктора – это не что иное, как подаренный мне от него шанс попрощаться с тобой. Не дождешься, Томлинсон. Клянусь, что я заставлю тебя жить, чего бы мне это не стоило. И мне насрать, хочешь ты этого или нет. Моя очередь быть эгоистичной свиньей, которой был всегда ты. Не то чтобы я хочу мучить тебя жизнью, но… да, я хочу этого. И не надо говорить мне о несправедливости. Мой парень в коме, а я спиваюсь. Какая чертова справедливость? Справедливость – это плацебо для слабаков, которые не могу принять этот мир таким, какой он есть. Уймитесь, справедливости никогда не было в нашем чертовом мире и, благодаря какому-то Луи Томлинсону, она и не появится. Чему не учат в школе, так это как правильно убегать от проблем. Всю твою жизнь можно охарактеризовать, как одну большую проблему. Не знаю, был ли ты таким всегда, но когда я встретил тебя, твоя фамилия была не Томлинсон, а Ошибка. Потому что, да, всё, что ты делал, было ошибкой и проблемой, а я всячески пытался это исправить. Но скажи мне, как можно исправить то, что было рождено таким? Продажа моей квартиры помогла справиться с трудностями, которыми была наполнена жизнь наркомана, ровно до того момента, когда ты снова начал всё разрушать. Твою зависимость нельзя было остановить. И в итоге… я не выдержал. Это было поздним вечером, я читал какую-то книгу, свернувшись на диване в один большой клубок, а тебя принесли домой. Я привык к выходкам вроде той, когда ты обдолбанный приползал домой или засыпал, облокотившись на входную дверь спиной, не доходя до кровати, но чтобы тебя кто-то приносил – это было что-то новенькое. Смуглый темноволосый парень вполне симпатичной наружности стучал в дверь нашей квартиры ногой (обычное явление, да?), а ты висел у него на плече. Твой друг (???) без особых церемоний осмотрел меня с ног до головы, ухмыльнулся, а после, нахально пройдя мимо меня, скинул твое тело на диван и, закурив прямо в нашей с тобой квартире, ушел. Если вы живете с Луи Томлинсоном, паршивым и наглым, как и все его дружки, то будьте готовы к чему угодно. Я мог вытерпеть всё что угодно, потому что любил тебя, свинья, поэтому-то я просто лег этой ночью один в холодную пустую постель, не трогая тебя ближайшие десять-двенадцать часов. Да и толку-то трогать тебя? Ты был накачан наркотиками, поэтому вряд ли ответил бы мне хоть на малую часть моих вопросов, а смотреть на тебя никакого мне уже было просто тошно. Слишком часто я лицезрел твое измученное состояние. Слишком часто ты после подобного давал мне обещания завязать. Слишком часто я верил тебе. Всего этого было слишком, поэтому, когда утром я проснулся в твоих объятиях, то желание у меня было только одно: "бежать". – Нам это нужно, Луи, – умолял я тебя в тот день. – Нам нужно уехать. Нужно начать новую жизнь, – надрывающимся голосом, просил я, а ты сидел напротив меня, пристально глядя своими серо-голубыми омутами куда-то вглубь моего существа. – Это ничего не изменит, Гарри, – грустно ответил ты, опуская голову на руки и начиная массировать виски, будто все мои слова вызывали у тебя мигрень. Ты глядел в воду, да? – Это ничего не изменит, пока ты сам не захочешь перемен. Я устал, Луи. Я устал от твоей зависимости и жизни в полной заднице. Я боюсь, Томлинсон. Я боюсь, что однажды ты просто не вернешься ко мне. Если ты хоть немного любишь меня, давай уедем? Давай соберем все оставшиеся у нас деньги, продадим эту чертову квартиру и начнем новую жизнь? С чистого листа. Только ты и я. – Куда ты планируешь уехать, Гарри? – как-то слишком безнадежно спросил ты. Ты убивал меня своим неверием в нас, но, наверное, ты был прав… я зря тогда верил в лучшее. – В другой город. В любую клинику, при которой будет хоспис и лечение от наркозависимости, – с надеждой ответил я, обхватывая твои маленькие холодные ладони. Ты еще раз печально поднял на меня свои глаза и тихо прошептал, целуя мои теплые руки: – Я люблю тебя. Именно так мы оказались в хосписе, который стал для нас домом. Именно так мы предприняли попытку уйти от проблем. Но беда была в том, что проблемой был ты сам, а я этого не понимал. Наша история заведомо помечена драмой. Каждая страница, наверняка, была бы пропитана ядом боли, если бы она могла быть одушевленной. Никаким теплом и никакой любовью не веет от любого моего слова, я думаю, но я и не добиваюсь эффекта, чтобы ты любил меня. Я всего лишь хочу донести до тебя правду, я пытаюсь передать тебе всё то, что я чувствую, а это далеко от любви, это наполнено грустью и чрезмерным разочарованием, которое перерастает в ненависть. И если ты еще не начал себя презирать, то ты невнимательно читаешь. Потому что, если говорить об усталости, то можно смело сказать, что это всё, что у меня осталось. Усталость. И неизвестно, от чего? Я просто чувствую, как все мое тело изнемогает от чего-то, что ломает мне все ребра внутри. И я не знаю, сколько я еще продержусь в таком состоянии полной неопределенности, с напрочь разбитым телом и убитой тобой душой. Как я тогда наивно полагал, у нас началась новая жизнь. Да, к слову, это было не так уж и легко, как ты сейчас можешь подумать. Нам пришлось пройти через многое, чтобы создать то малое, что у нас было. Мы создавали всё это долгие месяцы, мы пытались образовать новую жизнь чертову вечность, а ты разрушил это всё всего лишь за несколько часов. Просто скажи мне, ты реально такая свинья всю свою хренову жизнь или притворяешься? Пока ты читаешь это, ты стареешь. Задумайся о времени, Луи, которого у тебя осталось и без того мало. И если ты сейчас читаешь это, а я всё еще жив и мы всё еще вместе, то лучше отложи эту потрепанную хрень подальше и обними меня покрепче. Просто поцелуй меня и скажи, что сейчас всё в прошлом, что ты рядом и ты жив, что ты, в конце концов, всё еще любишь меня. Просто дай хотя бы будущему мне надежду на то, что я не один. Не один с этим проклятым дневником в руках и сжимающий твою холодную ладонь в стенах нашей маленькой уютной комнаты в хосписе. С тобой здесь стало уютнее. Не знаю, звучит ли это парадоксально, типа: "Ха, комната стала уютнее с появлением в ней трупа"? Во всяком случае, я не это имею в виду, знай. Просто теперь мы вместе 24/7 и я прекратил выходить на улицу. И да, я пропускаю сеансы психотерапевта вот уже неделю, но это не значит, что я замкнулся в себе. Я просто чувствовал себя немного хуже в эти дни. На улице непередаваемая жара, от которой ломит кости, а противное солнце слепит мне глаза. Без понятия, с каких пор мне так осточертела эта огромная звезда нашей Солнечной системы, но я, действительно, не желаю видеть её еще примерно года два. И дело не в том, что ты всегда любил тьму, из-за чего в нашей комнате в хосписе плотные темные жалюзи, а в том, что солнце – противное и мерзкое, и слишком теплое для такого холодного меня. Возможно, это просто не мое солнце? Возможно, мое солнце безжизненное и холодное и лежит сейчас, обмотанное тысячей проводов, поддерживающими его жизнь? Возможно, мое солнце не такое яркое, зато только у моего солнца самый приятный высокий голос. Галлюцинация. Нет, теперь я называю его Спасение, не могу назвать тобой, потому что он молчалив, а ты не можешь заткнуться и на секунду (я должен был написать о тебе в прошедшем времени, но я не смог). Поэтому эта копия тебя – мое Спасение. Он всегда со мной (ну, и с тобой, номинально живым). Не сказать, что я слишком-то люблю своё Спасение, потому что, посуди сам, имея его, меня можно считать шизофреником. Я люблю тебя, чтобы ты знал, а не эту проклятую галлюцинацию, которая вечно заставляет меня биться в истерике ночью. Спасение прижимается ко мне со спины, когда я лежу на нашей кровати, а ты – "живой", неподалеку на больничной. Он правда обнимает меня, пока я, закусывая простыню, рыдаю до тех пор, пока не засну. Его нельзя назвать тобой, потому что он терпит мои слёзы, а ты – нет.(Placebo – Meds) it-is-the-diary-of-harry.tumblr.com/post/122779795918/placebo-meds
Как ты думаешь, Луи, что мы сделали в первую очередь на пути к новой жизни? Мы нашли клинику, в которой было наркологическое отделение и хоспис при ней. Всё так, как я и хотел. Денег, тех, что остались после продажи твоей квартиры и оплаты твоих долгов, было более чем достаточно, чтобы уехать из того города, где всё с самого гребанного начала пошло не так. Я как сейчас помню первый день, что мы провели в хосписе. Мы тогда почти весь день не выходили из нашей комнаты, пытаясь всё обустроить и сделать хоть немного это пустое помещение нашим. Мы правда вложили в это всё много сил и времени. Только под вечер мы тогда вышли из нашей комнаты, чтобы познакомиться с соседями (да, это была моя идея, ты прав сейчас, не ухмыляйся, придурок). Слева от нас, как оказалось потом, жила пожилая женщина, которая сначала корчила нос, глядя на наши переплетенные пальцы, и даже не хотела пускать нас к себе хотя бы из вежливости. Она много раз плевала в нашу сторону… я думаю, ты всяко помнишь её, потому что то, как ты люто враждовал с ней и всякий раз передразнивал, не забывается. Ты можешь забыть меня, единственного любящего тебя человека, но не тех, кто раздражал тебя одним своим присутствием. Правда, после, когда её дни подходили к концу (острая сердечная недостаточность), она начала быть даже милой по отношению к нам. Однажды она даже принесла нам яблочную шарлотку, но ты выбросил её, под предлогом: "Там отрава, Гарри! Эта престарелая клофелинщица хочет убить нас". В общем, все её попытки уйти в мир иной с чистой совестью не увенчались успехом, потому что ты так до конца её дней ненавидел её. Справа от нас жила Сара. Я помню, как мы настороженно постучались в её комнатку, после неудачного знакомства с той неприятной дамой. Дверь нам открыла молодая няня Сары (не помню, как её звали, но её ты тоже недолюбливал по совершенно глупой и абсурдной причине). Они обе были тепло одеты, а у Сары тогда еще были целы все её волосики. Я помню, как ты тепло улыбнулся ей, становясь на коленки, чтобы быть с ней на одном уровне и сказал: – Меня Луи зовут, я твой сосед слева, - а после протянул ей свою руку. На что маленькая Сара также улыбнулась, пожала в ответ твою ладонь и проговорила: – Я – Сара Джейн Чейз, а ты – Бу. А после она громко расхохоталась, глядя на твоё ничего не понимающее лицо. Как оказалось, они шли тогда на прогулку, к которой присоединились и мы. Я шел с маленькой принцессой за ручку, а ты сзади с её няней, о чем-то разговаривая. Я помню всё до мельчайших деталей. Я помню, как Сара шла, мотая нашими сцепленными руками в разные стороны, а после совсем серьезно, будто ей не десять лет, а все тридцать, спросила: – Почему ты с Бу здесь? – В смысле? – совсем глупо ответил тогда я. Я в действительности не понял её вопроса с первого раза. Иногда мне начинало казаться, что эта маленькая принцесса намного взрослее меня самого, хотя на первый взгляд это совершенно абсурдно. – Здесь все живут почему-то. Барбара здесь, потому что её сердце скоро сломается. Маргарет - потому что её глаза больше ничего не видят. Мистер Дью слишком громко кашляет. Джек временами рвёт волосы на своей голове, – девочка долго перечисляла имена, как я тогда понял, всех обитателей хосписа, а в конце снова, серьезно взглянув на меня, сказала: – А я здесь, потому что у меня опухоль.Оставь мне хоть каплю надежды на воскрешение, Луи, – желающий жизни Г.