"Друг" по переписке моего брата

Утро наступило неожиданно быстро, пусть и на сей раз Витю никто не будил. Мальчик перевернулся на живот, чтобы ему было лучше видно окно, вид за которым обещал нежаркую погоду: серые, но пока что еще не свинцовые тучи нависли над домами, завывал ветер и, скорее всего, беспощадно гнул деревья на улице. Наконец-то произошел хоть какой-то спад температуры. — Придумал что-нибудь? — спросил друг, который превратился обратно в человека. Сейчас, в утреннем свете, можно было хорошенько разглядеть Витиного гостя. Он был похож на нашего героя: русые волосы, может, чуть потемнее, чем у мальчика, курносый и все скулы с переносицей в веснушках. Только глаза у гостя были насыщенного темно-синего цвета и хорошо выделялись на бледном лице. И он все время улыбался. Это единственное значимое различие между Витей и его собеседником, если не брать в расчет возраст, конечно. — Да, — как-то отстраненно ответил мальчик, изучая самый обыкновенный белый потолок, хотя, наш герой, наверное, видел в нем нечто большее, чем просто потолок. — Глупости я вчера говорил. — Конечно… погоди, что ты именно имеешь в виду? — Потребовал разъяснений гость, разворачиваясь к маленькому другу всем телом. — Мне некуда будет пойти, поэтому, по крайней мере, глупо покидать дом. — Говоря это, мальчик явно находился не здесь, а где-то далеко. Очень далеко: внутри себя, разбираясь в собственных противоречивых чувствах. Но было уже ясно, какая сторона победила. — Тем более, побег — это не то, чем стоит платить родителям за пять лет воспитания. Нематериальному другу сначала не удалось подобрать нужных слов, чтобы выразить все, что он по этому поводу думал. Да эти люди, гордо называемые родителями, в прямом смысле загонят сына в могилу, предварительно сведя с ума! Как мальчик не понимал, что «любовь», которую, как он думал, дарили в этой семье, лишь иллюзия? Как он не понимал, что не получал ничего, кроме еды, воды, наставлений и наказаний за их невыполнение или за сущие пустяки?! Анна с Арсением, заставляя сына следовать их правилам в пять лет, когда ребенок должен наслаждаться самым счастливым моментом жизни — детством, — лишили Витю самой жизни. Гость был прав: мальчик — тряпичная кукла, у которой не было ничего своего и которая делала все исключительно по чужой прихоти или приказу. Единственное достоинство такой жизни — ты наполнен отборной соломой, но не она, по сути, нужна. — Послушал бы ты, о чем родители говорят после того, как отсылают тебя в комнату, — стараясь быть спокойным, говорил сквозь зубы гость. — Возможно, ты бы поменял свое решение. После чего парень исчез. Он всегда появлялся из ниоткуда, туда же всегда и возвращался, поэтому Витя ни капельки не удивился тому, что так быстро вновь оказался один. Мальчик никогда не спрашивал, где это самое «ниоткуда», боясь, наверное, что гость не захочет отвечать и больше никогда не придет. Глупо, но все же. Появлялся он в основном по вечерам, избегая тех моментов, когда его кто-нибудь мог увидеть. Последние полгода загадочный собеседник, чьего имени так же не было известно, заметно скрашивал серые вечера Вити, когда мальчик сидел в полном одиночестве. Ведь реальные разговоры с пусть и не совсем реальным человеком намного лучше, чем постоянное общество одних лишь книг. Субботний день не блистал разнообразием. В выходные родители тащили мальчика в парк, но не для того, чтобы он там порезвился или поиграл с друзьями. Арсений с Анной заметно сузили круг интересов сына, ограничив его лишь чтением и тем самым значительно облегчив себе жизнь. На природу они обычно выезжали в одиннадцать. Глянув на часы и осознав, что до отъезда оставалось меньше получаса, Витя поспешил покинуть комнату и побыстрее собраться, чтобы больше не приходилось делать ему замечания. Отодвинув стул, мальчик спокойно вышел в коридор — никто не взирал на него из кухни. Но Витя остановился, так и не дойдя до ванной и почему-то вслушиваясь в голоса, которые доносились из гостиной: слов мальчик различить не мог, вот ему и стало ужасно интересно, о чем разговаривали родители. Правда, как бы он ни силился уловить хоть какое-то ключевое слово, все было тщетно. Витя никогда раньше не подслушивал, но на этот раз любопытство взяло вверх, и наш герой стал на цыпочках двигаться в сторону гостиной. Нет, родители говорили слишком тихо, чтобы хоть что-нибудь расслышать! Еще ближе… Мальчик замер в самой опасной зоне: если он двинется хоть на миллиметр, Анна с Арсением обязательно его заметят. — Это ненормально, — вздохнул отец, после чего повисла тишина. Витя решил подслушать разговор даже не с середины, а, как выяснилось, с его конца. Только мальчик собрался уйти в ванную, как заговорила Анна: — Может, имеет смысл обратиться к специалистам? — спросила она, заставляя сына внимательнее вслушиваться в каждое слово — женщина говорила еще тише мужа. Даже то, что она сидела к Вите ближе, не позволяло мальчику слышать лучше. — Воображаемые друзья — болезнь, и я, к великому сожалению, не знаю, как от нее избавиться. Надеюсь, психологи помогут нам справиться с недугом. — Что ж, думаю, без профессиональной руки уже не обойтись — я слышал, как Виктор вчера опять разговаривал сам с собой или, как он сам об этом сказал, со своим не совсем реальным другом. — В таком случае, в парк мы сегодня не едем. — С этими словами Анны Витя понял, что разговор окончен, и стал пятиться назад, к своей комнате. — Пойду разбужу Виктора. Мальчик кинулся к детской, но, понимая, что, если он сейчас попытается в ней спрятаться, мама заметит движение двери, и сразу станет понятно — мальчик подслушивал. Поэтому Витя всем телом прижался к двери и задержал дыхание, стараясь быть бесшумным, но ему все равно казалось, что сердце от волнения бьется настолько сильно, что всем это слышно. — Доброе утро, мам, — изображая только что проснувшегося, Витя медленно пошел по коридору в сторону туалета. — Ты меня напугал, Виктор. — Вздрогнула мать, замирая в проходе буквально в двух шагах от сына. — Доброе утро. Ты умываться? — Нет, мама. — Тогда после этого сразу одевайся, съездим в одно место. — Хорошо. Психологи — это доктора. К докторам ездят, когда кто-то болен. Но разве это болезнь, когда к тебе приходит единственный друг? Почему от него хотят избавиться, как от чумы? Неужели родители считают, что родственная душа — это то, от чего нужно незамедлительно избавиться? Раз родители так решили, значит, так оно и должно быть. Но, с другой стороны, мальчик уже никогда ничего не сможет забыть, даже если все заберут. Витя больше никогда не сможет избавиться от чувства, что кто-то должен с ним поздороваться, когда он заходит в свою комнату, что кто-то должен подсказать, что делать, что хоть кто-то с ним должен поговорить… Мальчик не хотел отпускать своего друга из ниоткуда. Опять он во всем виноват… Зачем он вчера заикнулся про своего гостя? Если бы он ослушался родителей и не сказал им про него, то сейчас бы мальчика не везли к врачам для того, чтобы забрать единственного близкого человека. — Витя, ты умылся? — раздался сигнал к тому, что пора заканчивать размышления и начинать шевелиться. Прополоскав рот, Витя быстро, насколько позволяли правила этого дома, направился в комнату, где уже ждали приготовленные джинсы и рубашка. Как только мальчик оделся, он пулей вылетел из детской, но родители уже ждали у выхода. — Поторопись. В этот раз Витя справился с обувью быстрее, поэтому, когда его схватили за руку и потащили вниз по ступенькам, он чувствовал себя намного увереннее. Наверное, даже красных следов не останется. Если семья была во всех смыслах дотошная, то Арсений был королем этой самой дотошности. Мужчина не превышал порога скорости в сорок километров в час, чем изрядно изводил остальных водителей, которые не упускали возможности «высказаться» посредством гудка. Отца Вити же это нисколько не смущало, они ехали и дальше с черепашьей скоростью, слушая классику по радио. Для мальчика все это было привычным делом, и он не обращал особого внимания на то, что творилось на переднем сиденье, изучая дорогу и ее обочины. В этом направлении они еще никогда не ездили — было, на что посмотреть. Наверное, любой бы другой решил, что за окном ничего такого уж необычного, город есть город, но вот Витю всегда притягивало все новое, то, что он никогда еще не видел. Да, чаще наш герой старался скрыть свой интерес, но даже от самых обычных домов и улиц, которые он видел впервые в своей жизни, мальчик не мог оторвать глаз. Ехали они на удивление долго, чуть ли не на другой конец города, и еле успели до обеденного перерыва. — К сожалению, доктор задерживается… — виновато начала девушка, являвшаяся, очевидно, администратором. Семейство к этому моменту уже прождало начало своего приема полчаса. — Он попал в небольшую аварию, поэтому сегодня вряд ли успеет вас принять. Ох, вы же знаете, пока дождешься приезда патруля, страховой… — неловко засмеялась она, оправдываясь. — Понятия не имею, — холодно ответил Арсений, ставя девушку в еще более неудобное положение. — Кто-нибудь другой сегодня принимает? — Да, конечно. — Тут же засуетилась администратор, залезая в компьютер. Все, лишь бы больше не встречаться с равнодушным взглядом клиента. — Хмуров освобождается через пятнадцать минут, а потом у него нет записи. Будете ждать? — Да, — кивнул мужчина, разворачиваясь и уходя обратно к мягким диванчикам. Анна последовала за мужем, ведя Витю за руку. — Выпрями спину. Время тянулось непозволительно, даже дерзко медленно. Арсений по истечению десяти минут начал нервно барабанить пальцами по подлокотнику: ему казалось, что давно пора бы уже начать сеанс. После столь долго ожидания из коридора, ведущего вглубь здания, вышла женщина, а за ней — мужчина. Что ж, не приходилось гадать, что это был Хмуров, потому что фамилия ему очень даже соответствовала. Мужчину тут же подозвала администратор и начала что-то быстро говорить ему на ухо, после чего он подошел к семейству. — Хмуров, психолог. — Поздоровался тот. — Чем могу помочь? Мужчина на самом деле был достаточно мрачный и на его лбу ярко-красными буквами горело, что он ненавидел детей, да и недобрый взгляд, уставленный в сторону Вити, не убеждал во вселенской любви к растущему поколению. — Здравствуйте, — вежливо протянул руку отец, которую доктор пожал, не отрывая взгляда от ребенка. Только Арсений хотел объяснить, в чем дело, как Хмуров заговорил снова: — Проследуете в мой кабинет. — После любезного предложения не говорить в холле, психолог направился в тот же коридор, из которого недавно вышел. Тут было слабое освещение, и синеватые стены в желтом свете оставляли не самое приятное впечатление. Кабинет был холодным и неприветливым, а без занавесок казался и пустым вовсе. Из мебели тут находились лишь деревянный грубый стол СССРовских времен, такие же разваливающиеся три стула вокруг и кушетка, какие обычно держат в старых больницах каких-нибудь глубинок. По стенам стояло несколько стеллажей с книгами, но, скорее всего, для того, чтобы прикрывать дыры или места, где отвалилась штукатурка. В общем и целом, рабочее место, как и фамилия, вполне соответствовало хозяину. Доктор сел по одну сторону стола, пригласив родителей Вити занять два оставшихся стула напротив, мальчику же осталось переминаться с ноги на ногу возле матери. И тишина. Никто не собирался говорить первым. Полная тишина. Настольные часы молчали, видимо, уже давным-давно встав, за окном даже птиц не было слышно. Создавалось впечатление заброшенного места. — И чего? — начал Хмуров басом, и его вопрос эхом прокатился по кабинету. Обычно обладатели таких голосов говорят мягко, успокаивающе, тогда как голос психолога был пропитан раздражительностью и явным недовольством. Быстрее всего, семейство забрало у него единственный перерыв. — Что вас беспокоит? — Воображаемые друзья, — ответил Арсений, с подозрением посматривая на доктора. Единственное, что смущало мужчину, это возможная непрофессиональность сидящего перед ним человека. — Это случилось, скорее всего, потому, что вашему сыну уделялось недостаточно внимания. — Тут же сделал единственный вывод Хмуров. Единственный, как он полагал, верный. — Мы достаточно уделяем ему внимания, — поспешил словить все камни, летящие в семейный огород, Арсений. — Возможно, причина в другом. — Не спрашивал, а констатировал отец Вити, уверенный в своей правоте. — Вашему сыну не нравится такое внимание, поэтому вымышленные друзья — попытка найти другое. — Пожал плечами Хмуров, насупившись. Ему и так не симпатизировала пришедшая семейка, а теперь она окончательно стала ненавистной. — Ему не может не нравиться. — Гнул Арсений, не собираясь принимать другие точки зрения и все сильнее разочаровываясь в Хмурове как в докторе. — Да, Виктор? — обратился мужчина к сыну, который поспешил кивнуть. — Раз всего хватает и общение замечательное, может, это болезнь тогда? — Не выдержав такой твердолобости, прыснул Хмуров. — Я сейчас объясню, — поспешил добавить доктор, когда увидел, что Арсений в очередной раз хотел открыть рот. Он был раздражен и его слова сочились ядом. — В первых двух случаях воображаемые друзья — закономерность. Изменив первое звено, мы уберем и второе, понимаете? Но раз это ни недостаток общения, ни «некачественное» общение, значит, появление друзей спонтанно и необусловленно. И вот это как раз и есть первый сигнал к тому, что наступила стадия болезни, которую в домашних условиях не излечить. — Стращал мужчина, все сильнее нагнетая обстановку. — Боюсь вам это говорить, но без вмешательства докторов-психотерапевтов тут не справиться. — Но… — впервые подала голос Анна, чуть подавшись вперед, и заговорила шепотом, будто ее мог услышать кто-то посторонний. — Вы намекаете на то, что нам придется положить сына в психиатрическую лечебницу? — Да, я понимаю ваши чувства, но это самое лучше, что вы сейчас можете сделать для него, — с серьезным видом продолжал Хмуров, ходя во вкус и не собираясь делать поблажек. Он не совсем, скорее даже, совсем не понимал, что каждое его слово Лисицы воспринимают в буквальном смысле. Пытаясь переубедить их и преувеличивая, он делал только хуже. Все действия, разговоры, какие-то чужие люди, решающие чужую судьбу, но никто так и не потрудился задаться вопросом, а что сам Витя чувствовал по этому поводу? Никого совершенно не волновало, что происходило с ним ни в этот момент, ни вообще. Они решили отказаться от него, выбросить из дома, семьи, жизни, поставив жирный крест на его будущем. Неужели родители не желали видеть сына только из-за того, что у него появился воображаемый друг? Неужели они так сильно этого боялись, что были готовы избавиться от Вити, не задумываясь, прямо сейчас? Он был в сметении. Осознание того, что так оно все и произойдет, пугало мальчика больше всего. Когда он окажется в стенах психбольницы, в окружении чужих людей, он окончательно убедится, что никому не нужен. — Спасибо за ваш совет, — заговорил после продолжительного молчания Арсений. Если обычный его голос можно назвать холодным, то сейчас он был просто леденящим. От одного только крайне неприятного ощущения, которое появлялось при его словах, хотелось поежиться. — Мы подумаем. И это были ужасные слова. Это была гремучая смесь: усталость, равнодушие и сарказм, которые остались непонятыми. Которые были восприняты всерьез. Недоразумение, доведенное до абсурда. Мужчина встал и направился к выходу, а за ним последовала и жена, крепко державшая Витю за руку. Мальчик мог выдохнуть спокойно. Это случится не сегодня.