"Друг" по переписке моего брата

Если ты умнее всех, кто это поймет? © Эйнштейн

За спиной лязгнула железная решетка, которую, по всей видимости, никто давно не смазывал. Это был конец. Действительно конец. Был ли теперь Витя счастлив? Этого так добивался друг? Это называл помощью? Это и есть свобода? Так ли поступают настоящие друзья?.. — Что ты здесь видишь? — спросил мужчина в белом халате. Витя сидел в комнате, которая была даже мрачнее рабочего места Хмурова: на стыках стен и потолка, мало того, была паутина, так еще и вся побелка почернела, и оттуда сочилась вода; линолеум, видимо, чем только не заливали, поэтому многочисленные пятна не самого приятного вида были по всему полу; с потолка свешивалась лампочка на шнуре, слабо освещавшая весь этот ужас; из неплотно закрытого крана капала вода, издавая при столкновении с ржавой раковиной один-единственный звук, который нарушал тишину; в помещении, в добавок ко всему, пахло лекарствами, которыми пропитана каждая больница. Ровно посередине помещения стоял железный стол на тонких ножках, который, казалось, пни ногой, и он развалится. По одну сторону сидел врач, с другой — Витя. Его только что доставили в это странное заведение. Сразу после того, как мальчика достали из Ситроена, его отвели в машину скорой помощи, чтобы проверить, точно ли с ним все в порядке, а как убедились, что ребенок не пострадал, отделавшись лишь легким испугом, отвезли в детскую комнату полиции. В непонятной ему кутерьме наш герой успел выхватить только искорёженную машину, которую пытались распилить спасатели. — Где мои родители? — спросил пару раз Витя, но взрослые каждый раз отводили взгляды. Никто не хотел брать на себя такое. Прошел час, другой. Работники полиции расспросили у Вити уже все, что только можно было: где он живет, с кем, родственники какие еще есть, в какой садик ходил, где работали папа с мамой и так далее, и тому подобное. После приехал неизвестный мужчина. Он о чем-то долго разговаривал с сотрудниками УВД, но, в конце концов, забрал Витю. И привез сюда, в больницу. — Какие-то разводы, — вздохнул, прикрывая глаза, мальчик. Витя не хотел отвечать ни на какие вопросы. Он уже порядком устал за сегодня, устал мотаться из одного места в другое, устал ждать, когда этот день, наконец, закончится. — Тебе ничего не напоминают эти разводы? Что могут напоминать кляксы на бумаге? Зачем было случайным образом марать чистый лист, а потом просить разглядеть в этом нечто конкретное? Витя видел лишь капли, размашистые мазки, неряшливые закорючки, видел, что художник мало задумывался над смыслом своего творения и просто возил кисточкой из стороны в сторону… мальчик не мог различить в этой мешанине никаких образов, никаких картин, ничего определенного. — Ничего, — покачал головой наш герой. Как же ему хотелось уйти отсюда. Домой. — Тогда, думаю, на сегодня все, — потер переносицу мужчина. Стрелки часов перевалили за полночь, рабочий день врача давным-давно закончился. Ночные коридоры больницы любого бы мысленно вернули в самый жуткий фильм ужасов, но даже Витя, не видевший ни одного, понимал, что в более ужасном месте ему уже не оказаться. Пусть двери, ведущие в палаты, и были наглухо заперты, но за-за каждой доносились какие-то неразборчивые звуки. Люди, что лежали в коридорах, провожали мальчика липкими, неприятными взглядами, будто вгрызутся ему в шею, только медсестры уйдут. — Ох, и куда эта клуша запропастилась? — негодовала женщина внушительных размеров, что вела Витю за руку. — Доверили дуре ключи, скорее всего, дрыхнет где-нибудь окаянная! Что мне теперь, ребенка в коридоре на ночь оставлять?! — Не кипятись ты так, найдем мы ее, — успокаивала тощая помощница, идущая следом. Обе они были примерно одного возраста, лет за пятьдесят. Но сколько бы они не бродили по коридорам больницы, нигде не было ключницы. Какими только отборными трехэтажными эпитетами не поливала женщина несчастную, пророчила ей не самое завидное будущее и отправляла ко всем чертям и даже дальше, обещалась выкинуть с работы, пожаловавшись директору… в общем, Витя, который все это время перебирал ногами рядом, услышал много чего нового, изрядно пополнив свой словарный запас выражениями неизвестного значения. — Нигде ее нет! — топнула ногой женщина, да так, что на этаже воцарилась полная тишина. Они стояли на том же месте, где и начинали. — Куда мне деть ребенка посреди ночи? — Что тут происходит? — вышел из-за угла очередной мужчина в халате. — Чего вы носитесь по всей больнице? — Алексеевна куда-то делась с ключами от всех палат, не знаю теперь, куда мальчонку деть, — причитала женщина. — Вон койка свободная в коридоре, — прыснул раздраженно дежурный. — А ты бы сам остался на ночь на этой койке? — прищурилась женщина, отпуская мальчика и упирая руки в бока, тем самым загораживая нашего героя. Витя приподнялся на цыпочках, чтобы взглянуть на лицо доктора: растерянное, но все еще жестокое. — У вас есть какие-то другие предложения? — У меня — нет. По вопросам размещения разве я главная? — не отступала женщина. — Между прочим, если вам оттуда не видно, ему всего лишь шесть лет. — Меня это не волнует. Если главврач решил, значит, на то были основания. — Не желал ничего слушать дежурный. — Мое дело — обеспечить порядок ночью, порядок, который вы сейчас нарушаете. Я не знаю, что вы будете делать, но чтобы через пять минут, когда я вернусь, вы уже не носились с этим ребенком. Иначе вы нарветесь на проблемы с начальством. После чего доктор, задрав нос, пошел дальше. — Вот и что мне с тобой делать? — вздохнула женщина, присаживаясь напротив Вити. У нее самой было двое детей, и младший был примерно Витиного возраста — она не могла со спокойным сердцем оставить тут мальчишку. — И с какого перепуга ты тут оказался? — Я не хочу, чтобы из-за меня были какие-либо неприятности, поэтому я спокойно переночую сегодня здесь, — пожал плечами наш герой. Он уже настолько измотался, что единственное, чего он хотел сейчас, — это упасть куда-нибудь и закрыть глаза. — Какой важный, — передразнила медсестра, ероша русые волосы мальчишки. — Сам же потом и пожалеешь. — Жалко мне его, — вздохнула худощавая. — Ты еще здесь? — нахмурилась женщина, переводя взгляд на напарницу. — Давно бы уже вернулась с постельным. Не видишь, что ли? Мальчонка уже валится с ног от усталости. — Но… — попыталась еще что-то сказать худощавая. — Мужики ничего не боятся, — серьезно заявила женщина, нисколько не сомневаясь, что ребенок, подобный Вите, переживет и не такое. С того момента, как за Витей в тот злополучный день закрылась решетка при въезде на территорию больницы, прошло три месяца, полных не столько пугающих, сколько красочных и необычных эпизодов, но самой запоминающейся все же осталась первая ночь, проведенная на койке в коридоре. Как только голова мальчика коснулась подушки, наш герой тут же отключился. Ему было все равно, где и с кем — он был измотан морально и физически. Правда, проспал он недолго. Витя резко сел, оглядываясь. Кто-то трогал его. Не известно было, сколько прошло времени. Двери везде были по-прежнему закрыты, а окон в коридоре не предусматривалось. На койке, болтая ногами, сидел мужчина уже в возрасте. — Проснулся, наконец-то, — добродушно пробухтел он. — Я уже было подумал, что ты того, коньки отбросил. — Не зло добавил старик. — А вы кто? — спросил Витя первое, что на ум пришло: сонный разум отказывался соображать, что и как нужно говорить незнакомцу, которого встречаешь в больнице сидящим на твоей койке. Наверное, любой бы растерялся. — Дед Пихто, — еще шире улыбнулся старик, и от этого на его щеках появилось несколько новых морщинок, которые, кстати, очень шли его добродушному выражению лица. — Пихто?.. — неуверенно повторил наш герой, не припоминая, чтобы он когда-либо слышал подобное имя. — Это ваша фамилия? — Фамилия? — рассмеялся незнакомец, заставляя мальчика нахмуриться. Странный какой-то ночной посетитель. — Это не мое имя и не моя фамилия, даже не прозвище, — все еще поражался наивности юного пациента мужчина. — Вы меня обманули? — не с обидой, а, скорее, с каким-то негодованием спросил наш герой, полностью выбравшись в реальный мир. Мальчик был настолько выжатым, что и сны ему не снились, да и сама больница по приезду не навевала ничего по-настоящему страшного. Зато теперь, когда Витя мог ее полностью разглядеть, становилось действительно жутко: смех незнакомца в полной тишине заставлял ожидать чего-то большего и наверняка малоприятного; тусклый свет белых ламп, издающих необычный для мальчика треск, освещал коричневый кафельный холодный пол и тошнотно-желтые стены. Высокие потолки делали помещение огромным, а тех, кто в нем находился, — ничтожно маленькими. Не понятно, правда, хорошо это или плохо, что все пациенты улеглись спать, потому что больница без звуков напоминала заброшенное место. Или морг. Витя вздрогнул от столь прекрасных ассоциаций и хотел уже с головой забраться под одеяло, пахнущее, опять же, очень необычно, когда старик заговорил снова, разрушая жуткую атмосферу: — Ты, мелкий, как здесь оказался? — спросил он, все еще по-детски раскачивая ногами. Так как Витю постоянно за это отчитывали, движения старика привлекали внимание мальчика. Взрослый, а ведет себя, как сущий ребенок. Взрослый бы не стал будить человека посреди ночи, взрослый бы не стал ни с того, ни с сего заводить ничего не значащий разговор, взрослый бы не стал делать ничего из того, что делал этот пожилой мужчина. — На восстановление. — На восстановление? — Мы с родителями попали в аварию. После того, как я оставил все свои данные, меня привезли сюда на восстановление. — Ты несчастный ребенок. — Глупости. — Упрямился Витя, не понимая причин столько резкого заявления. Мальчик мог видеть и слышать, думать, у него было две ноги и две руки, голова на месте. Да, Витя оказался в подобном положении, ну и что? Когда он пройдет курс реабилитации, его сразу же заберут. О родителях только наш герой не хотел думать. Нет, он прекрасно осознавал тот факт, что просто так, живыми и невредимыми, папа с мамой из машины не выбрались, но, даже находясь в больнице, они могли хотя бы чем-то дать понять, что живы, а не бросать сына в сомнениях. — Все же это так, — мягко настаивал старик. — Ты просто маленький и глупенький. — Мне уже скоро шесть лет, — гордо возразил наш герой. Ему было очень неприятно, что кто-то сомневался в его способностях. — Еще, — так же ненавязчиво поправил мужчина. — В этом бы я с вами поспорил. Видите ли… — Но старик не дал договорить: — А ты умеешь строить песочные дома? Самолетик умеешь складывать? Можешь залезть вверх по горке? Падал когда-нибудь в крапиву? Знаешь пропорцию воды и песка, чтобы получился цемент нужной консистенции? Почему вся сирень во дворе оборвана? — Н-не знаю, — опешил Витя под таким потоком вопросов. — Значит, тебе еще пять лет. — Довольно заключил старик, наблюдая за борьбой чувств, отражающейся на лице мальчика: он и хотел что-то сказать, чтобы опровергнуть предположение своего посетителя, и в то же время понимал, что нечем — мужчина оказался прав. — Думаю… — неуверенно начал Витя. — То, что я не умею делать какие-то глупости, не значит, что я еще маленький. Я знаю много чего другого… — Что, например? Вряд ли это поможет тебе, скажем, играть с другими детьми. На их фоне, не зная этих самих «глупостей», ты будешь выглядеть дураком. — А что, если я не хочу быть вместе с ними? — Тогда будешь отшельником, — спокойно пожал плечами старец, ловко подбирая аргументы. — Согласись, если ты будешь тянуться лишь за взрослыми, ты, во-первых, потеряешь свое детство. Да и взрослые, каким бы ты умным себя не считал, будут подсознательно все равно видеть в тебе лишь ребенка. А детство-то уже не вернуть, — горько усмехнулся мужчина. — А во-вторых что? — Во-вторых? — удивился посетитель. — Ничего во-вторых. Чего ты придираешься к мелочам? Ты суть улавливай. — Дети глупые, — надулся Витя, уже толком не понимая, как убедить мужчину в том, что он заблуждается. — Ты так ничего и не понял из того, что я тебе сказал, — вздохнул старик. — Для своих пяти лет, которым ты должен в данный момент развития соответствовать, ты очень глуп. Сейчас ты ребенок, по каким-то причинам корчащий из себя взрослого. Поверь, когда подрастешь, ты еще сто раз пожалеешь, что упустил именно вот это время. Тогда ты спросишь себя: «Почему я был таким глупым и не ценил то, что имел, почему гонялся за тем, что мне еще было преждевременно иметь?». Не говори ничего, — предотвратил любые возражения старик, поднимая вверх ладонь. — Ну, мне, наверное, пора — скоро начнется утренний обход, а я не на месте. — Как-то по-шкодному улыбнулся старик и спрыгнул с койки. — Поспи, если сможешь, а то вид у тебя какой-то нездоровый. И, зацепив руки за спиной, посетитель сгорбился и медленно пошел по коридору. Вскоре он скрылся за поворотом, а Витя все сидел и смотрел в сторону, куда ушел мужчина. В голове было пусто, ни о чем не хотелось думать совершенно. Поудобнее устроившись на подушке, наш герой до ушей натянул на себя одеяло и попытался заснуть, но через несколько минут поймал себя тупо смотрящим в стену. Наш герой успел только пару предложений сказать незнакомцу, а тот уже разобрался во всем, даже в том, чего сам мальчик не понимал… отказывался понимать. Странный, слишком проницательный и чуткий человек не прятался, а просто был за добродушной улыбкой. Витя так долго находился в каком-то неопределенном состоянии, что коридор стал постепенно наполняться звуками: начался утренний обход. У нашего героя в голове все еще крутились слова, которые он услышал от старика в первую же ночь. Пихто много чего говорил Вите и потом, правда, хронология сказанного им была давно нарушена, а фразы между собой перемешались, но суть осталась предельно ясна. Ну, а сейчас… — Что ты здесь видишь? — каждый день спрашивал мужчина в халате, показывая всю ту же картинку. Сегодня не было исключением. — Бабочку, перфоратор, взрыв ядерной бомбы… — перечислял Витя все, что только в голову взбредет, но уж точно не то, что хоть как-то описывало бы картинку. — Опять провал, — вздохнул доктор. — Ты тут скоро три месяца, а все никак не можешь разобраться с одной простенькой картинкой! — Потому что я ничего не вижу? — предположил Витя, смотря в окно и думая о своем. В последнее время, точнее, уже два с половиной месяца, Витя вовсе перестал надеяться, что за ним кто-то придет. Дней так пятьдесят назад ему сказали, что родители погибли в той автокатастрофе. Говорили это мальчику с тяжелым сердцем, а потом с большими глазами удивлялись, почему наш герой не расплакался. Наверное, дело было в том, что мальчик никогда не питал особой жгучей любви к родителям. Да, была некая связь, как между каждыми мамой с папой и ребенком, но привязанность отсутствовала. Если можно было так выразиться, в семье были лишь партнерские отношения: никто не женился и не выходил замуж по любви, никто с особым желанием и той же любовью не заводил ребенка. Семьи создают все благополучные граждане, поэтому все, что связывало Анну, Арсения и Витю, было лишь данью правильному порядку вещей, закономерности. В очередной раз доктор отпустил маленького пациента, так ничего и не добившись, и мальчик спокойно побрел к себе. Он никуда не спешил. — Шкет, чего без дела слоняешь по коридору? — как гора, перед нашим героем возвышалась та самая женщина, которая в первый же день обустраивала мальчика. — Заняться неужто нечем? — Святослава Осиповна, с добрым утром, — улыбнулся мальчик. Не просто, потому что надо, а потому что ему хотелось улыбаться этой женщине и желать ей доброго утра. Хоть с виду она и была грубовата, зато бросалась на каждого, кто смел хоть как-то обидеть Витю. Правда, наш герой порой и сам получал от медсестры увесистые подзатыльники, но он мог всегда рассчитывать на поддержку со стороны Святославы. — А я вовсе не слоняюсь, я шел от главврача. — Без швабры? — вскинула брови женщина, а потом нахмурилась. — Забыл, что по вторникам, четвергам и субботам ты мне помогаешь полы мыть? — Вовсе и не забыл! — запротестовал мальчик. — Я просто до нее не дошел… — Раз не забыл, молодец, — смягчилась Святослава Осиповна, улыбаясь. Она взъерошила русые волосы мальчонки, как она сама часто его называла, если не давала новое прозвище, и пошла дальше по коридору. — Закатывай рукава и вперед. План ты прекрасно уже знаешь. Серьезно кивнув, будто получил приказ от самого важного генерала самой важной армии, Витя, даже вытянувшись немного, направился в сторону чулана, где хранилась всякого рода утварь. Наш герой с пренебрежением захватил железное ведро, будто и не с такими справлялся, кинул в него тряпку и, на входе взяв швабру, пошел в ванную, чтобы набрать воды. Столь незамысловатое занятие, как мытье полов, доставляло Вите море удовольствия. Да, мальчик кряхтел и пыхтел, порой покрываясь потом, старательно намывая пол, но зато каким значимым и полезным он себя чувствовал! Святослава Осиповна, пусть и выглядела довольно бодро, была все же уже в возрасте, и корячиться со шваброй ей не позволяла боль в спине. Зато у юного пациента энергии и желания было предостаточно, вот женщина и попросила его взять эту обязанность на себя. — Тщательнее, тщательнее, — смеялся старик Пихто, свешивая ноги со своей кровати. Мужчина так и не сказал своего настоящего имени, вот это шуточное прозвище и прицепилось к нему. — Подойди к делу ответственнее, эта палата должна сверкать! Ты же знаешь, как Осиповна расправляется с халтурщиками! — подбадривал мужчина наигранно угрожающе. И мальчик всегда крепче перехватывал деревянный черенок, начиная усерднее елозить тряпкой. Если ему что-то поручили, он просто обязан сделать это хорошо, чтобы не было никаких претензий. По первости было очень сложно орудовать столь сложной конструкцией, как швабра, выходили сплошные косяки, за которые медсестра сначала давала несильный подзатыльник, а потом бралась показывать, как надо. Нашего героя злило то, что он умел читать, считать, писать, но не мог справиться с какой-то палкой, поэтому через неделю Витя, подстрекаемый неудачами и стремлением доказать, что он с легкостью овладеет даже «глупостями», стал мастером мытья полов. — Все, — смахивая пот со лба, выдохнул мальчик, оглядывая с порога только что вымытую палату. — Подойди сюда, — поманил пальцем старик. Каждый раз, когда Витя старался изо всех сил, Пихто подзывал его и что-то давал, но вот что именно — всегда сюрприз, поэтому в глазах нашего героя скользнул интерес. На этот раз эта была маленькая конфетка. Очень маленькая, но самая вкусная, какую получал Витя. Не потому что ему не давали раньше сладкого, а потому что он понимал, что это не просто баловство, а награда за труд. — Молодец, помощник, что подменяешь Осиповну. Отдохни. Мальчик улыбнулся и запрыгнул на кровать. Как и у старика, у мальчика ноги не доставали до пола. Все было не так уж плохо, как могло бы быть.