"Друг" по переписке моего брата

Как и в любой другой день, мальчик просто свалился на кровать. Не легкое это дело — драить весь этаж! С уборкой Витя разбирался до обеда, приходил в столовую уставшим и голодным, съедал за двоих и шел в комнату отдыха, где ему придумывали очередное занятие. Несколько дней подряд Пихто пытался научить маленького пациента играть в шахматы, но почему-то сразу же число желающих передвигать фигурки по доске резко подскакивало. Старик был неконфликтным, поэтому с радостью уступал свое место. Правда, наш герой так ничему в итоге и не научился: каждый играл по своим каким-то правилам, даже близко друг на друга не похожим. — Иди, выбери какую-нибудь сказку, пока они балуются, — с очередным провалом говорил Пихто, видимо, понимая, что ничего у них с шахматами опять не выйдет. — Небось, даже Колобка в руках не держал. Мужчина уже давно понял, как заставить мальчика что-либо сделать, причем, заставить так, чтобы он сам этого не понял. Достаточно было хотя бы косвенно намекнуть, что наш герой не способен на что-либо, как Витя бросался доказывать обратное. Так прошло обучение мытью полов и знакомство со сказками. — Видишь, как приятно делать то, что соответствует возрасту и возможностям, — улыбался старик, сидя напротив, но Витя даже не обратил внимание на замечание мужчины, полностью погрузившись в очередную небылицу. Место, где они находились, было не больше палаты, да и количеством мебели комната отдыха не могла похвастаться: штук пять столов с четырьмя стульями по кругу, шкафы с настольными играми и пара полок с замызганными, зачитанными чуть ли не до дыр книгами. У входа сидели два медбрата: один со скучающим видом обводил находящихся в комнате незаинтересованным взглядом, а другой и вовсе спал. — Знаешь, ты должен быть премного благодарен, что тебя положили в наше крыло, — любил поразмышлять на разные темы Пихто, когда у Вити заканчивалась книжка. — Вот я бы, к слову, ни за какие коврижки не согласился жить в соседнем корпусе. Вот там компания, я тебе скажу! — Что за компания? — тут же подхватывал мальчик. — Вообще, изначально то крыло строили для буйных наркоманов и алкоголиков. Несчастные люди, надо заметить! Потом туда стали привозить разного рода сброд: например, преступников и убийц, чью вменяемость не получилось доказать. Одним словом, у нас под боком натуральный дурдом, — усмехнулся старик. Он всегда завершал все свои рассуждения на позитивной ноте. — О, сколько времени! — с таким возгласом, даже не смотря на часы, старик спешно покидал помещение. То ли Пихто уже достаточно долго лежал в этой больнице, то ли у него было обостренным чувство времени, но сразу после его ухода приходила какая-нибудь медсестра и звала на прием лекарств или процедур. — Но я же ничем не болен, — хмурился Витя, смотря на две белые таблетки, лежащие на ладошке. — Пей давай, — было ему ответом, но мальчик все равно не спешил делать то, о чем его просили. Медсестра отходила к другим больным, и, пока никто не видел, наш герой засовывал таблетки в карман, залпом выпивал кружку воды, девая вид, что таблетки ужасно противные, и, все еще морщась, отчитывался перед женщиной. — Молодец, — бросала она равнодушно и шла по другим палатам. Позже был ужин. Если в обед мальчик сметал все, что только видел, то к вечеру он не успевал настолько проголодаться, чтобы есть здешнюю еду. Поэтому Витя слабо и с неохотой ковырялся в тарелке, думая о прошедшем дне, о том, что ждало его завтра, иногда о прошлом вспоминал… Сравнивая свою жизнь до и после того, как он попал на реабилитацию, наш герой с удивлением находил как сходства, так и отличия. Дома действовал один и тот же режим «подъем-умывание-завтрак (а иногда он отсутствовал)-садик-дом-ужин (часто и он выпадал)-книги-спать», да и здесь не было особого разнообразия: встал, умылся, позавтракал, сходил к доктору, убрался, пообедал, почитал, принял лекарства (но чаще не принял), поужинал, лег спать. Ну, иногда оба режима дополнялись прогулками. На этом все сходства заканчивались. Если проводить аналогии, то раньше Витя ездил по кругу одного и того же стадиона, где не происходило ничего нового: те же стены, те же спортсмены, те же пустые трибуны… Сейчас же было крайне сложно придать жизни форму ровного круга: она стала какой-то кривой линией, просто сошедшейся в концах. Архитектор нынешнего стадиона явно был нетрезв при проектировке: никогда не знаешь, кто тебя обгонит на очередном его замысловатом повороте, кто будет орать, наблюдая с косых трибун, каких людей встретишь на финише… Про такого человека на финише как раз только что вспомнил наш герой и ударил три раза кулаком в стену, после чего незамедлительно получил ответ. — Как прошел твой день? — спросил мужской голос из-за стены. С этим человеком отношения строились очень долго и очень сложно. Витя жил в предпоследней палате, а мужчина — в соседней. Очевидно, не правда ли? Но дело в том, что мальчик так ни разу и не видел, чтобы кто-либо выходил из помещения рядом, да и двери в нем не было. Нашему герою с горой хватало общения, поэтому он не мог выдумать себе очередного собеседника, да и напротив палата была и вполне себе функционирующая, значит, и в этой кто-то должен был жить. Сначала Витя хотел игнорировать голос, который каждый вечер спрашивал, как у мальчика дела. Не дождавшись ответа, мужчина за стеной начинал вести монолог, который в начале был понятным, а под конец сбивался в неразборчивый бред. А после — тишина. Но однажды мальчик не выдержал и ответил тихое «Хорошо», думая, что мужчина его все равно не услышит. Разговор затянулся на всю ночь, и под утро наш герой был уверен, что за стенкой не плод разыгравшегося воображения, а настоящий человек: настолько реально звучал его голос, настолько размышлял он по-своему. Воображаемый же собеседник, как ни крути, а часть того, кто его выдумал… У Вити и мужчины за стеной не было ничего общего. Для того, чтобы быть уверенным наверняка и наконец успокоиться, наш герой решил выяснить, что не так с соседней палатой и почему в нее нет двери. Правда, Святославы Осиповны не было в тот день, поэтому пришлось спрашивать у малознакомой медсестры. Но женщина растерялась и, сказав, что уточнит, поспешно ушла. Вопрос в тот день так и остался нерешенным. — Ты чего такой грустный? — удивился мальчик. За месяц, в течение которого они разговаривали каждый день, наш герой научился улавливать даже самые еле заметные нотки настроения своего собеседника. — Я? — не меньше Вити удивился мужчина и ухмыльнулся. — Со мной все в порядке, — бодро заявил тот и, противореча своим словам и тону, вздохнул. — Твои-то как дела? — У меня как всегда все хорошо, — отмахнулся мальчик. Не это же самое важное сейчас! — Нет, что-то же явно случилось. Расскажи мне. Витя впервые был так настойчив. Раз его всегда заставляли рассказывать о том, что вызывало настолько тяжелые вздохи, делиться наболевшим, не держать все в себе, так почему же наш герой не мог требовать от остальных того же? Его вопросы не были простой формальностью, не были простыми вежливыми репликами, которые раньше составляли всю речь и жизнь Вити. Слова шли от чистого сердца. Мальчик не был равнодушен к тому, что успевший стать близким человек страдал. — Это очень хорошо, что у тебя все хорошо. — По-доброму ответил мужчина, будто специально пропуская мимо ушей вопрос мальчика. — А вообще, тавтологии это плохо. Повторы очень часто проскальзывают в речи тех, у кого скудный словарный запас. Или у тех, кто не читает. Хотя… У последних по определению не может быть словарного запаса. Да. — Наверное, даже кивнул мужчина для большей уверенности. — Но мы сейчас не об этом. Расскажешь, как прошел день? — Ничего нового, — даже не задумавшись над словами, сказал мальчик. Почему собеседник уходил от ответа? Что сегодня было не так? — А как твой прошел? — Гм… — задумался мужчина, не торопясь. Такие паузы люди делают для того, чтобы придумать ложь поубедительнее, только вот Витя этого не знал и ждал, пока собеседник вспомнит все. — Как всегда встал, поел, принял лекарства и пошел гулять. Сегодня была отличная погода. — Но сегодня же был дождь, — нахмурился наш герой. Не потому что начал подозревать во вранье своего собеседника, а потому что не понимал, как можно любить дождливую погоду. — Сразу видно, что ты тут недавно… — Горько усмехнулся мужчина. Создавалось впечатление, будто каждое слово собеседнику нашего героя давалось все тяжелее и тяжелее, будто что-то мучало его внутри, будто он хотел что-то сказать или сделать, но не мог. — После того, как ты с неделю просидишь в четырех стенах без связи со внешним миром, любая погода покажется райской. Каждый раз, выходя из этой дурацкой коробки, я начинаю чувствовать себя другим человеком, который и на мир смотрит по-другому. Пусть и ненадолго, но я свободен. А когда я свободен — я счастлив. Счастливому человеку нравится весь мир со всеми его дождями… — Я тебя все равно не понимаю, — вздохнул мальчик. — Потому что ты никогда не бывал в похожей ситуации, — мягко объяснил мужчина. — Наверное будет даже лучше, если ты меня никогда не поймешь. — Наверное, — согласился Витя. Повисла тишина, но мальчику было, чем ее занять: он все пытался представить, какого это — просидеть в одиночестве несколько дней, а потом оказаться снаружи, там, где вокруг тебя целый мир… Нет, ничего на ум не шло. — Слушай… — резко пришло в голову Вите нечто гениальное. — Да хватит уже разговаривать со своими вымышленными друзьями! — раздалось недовольное шипение из угла палаты, и Витя подпрыгнул. Сразу же все светлые идеи повылетали из головы, и вряд ли мальчик уже о них вспомнит. — Иначе расскажу все главврачу, будет тебе тогда сладкая жизнь! — Он не вымышленный! — разозлился наш герой, всем телом оборачиваясь к недовольному. — Самый настоящий! — Нет тут ни у кого настоящих друзей, а вот соседи — есть. И ты им мешаешь! — все еще возмущался мужчина из угла. — А ну быстро спать, мелюзга! — Ложись, — поддакнул собеседник за стеной. — Уснет, тогда и поговорим. Не отвечая ни одному из мужчин, Витя улегся на подушку. «Только не закрывать глаза, иначе усну! — решительно думал мальчик, хмурясь. — Спать нельзя!» — зевая, отдавал приказы самому себе наш герой. Чувствуя, что сейчас вот-вот уснет, Витя скинул с себя одеяло — в холоде попробуй-ка задремать! Для верности мальчик скрутился чуть ли не морским узлом — неудобной позе так же выспаться не удастся. Скрючившись, Витя стал ждать храпа ворчливых соседей. — Ты не уснул? — послышался голос из-за стены, когда наш герой все же был готов провалиться в сон. — Нет, — тут же взбодрился мальчик, садясь и прислоняясь ухом к стене. Губы сами собой растянулись в улыбке. — Знаешь, я тут хотел тебе сказать… — нерешительно начал мужчина, моментально заставив улыбку сойти с лица мальчика. Витя сдвинул брови — ох, как не нравился ему тон собеседника, очень не нравился! — Что? — с нетерпением спросил наш герой, когда мужчина начал затягивать с продолжением. Собеседник лишь вздохнул и продолжал молчать еще с минуту, после чего заговорил настолько тихо, что Вите пришлось напрячь слух: — Я тут подумал… — начал он опять с каких-то лишних вводных конструкций. Сегодняшнее поведение мужчины было загадкой для Вити. — Все твои проблемы из-за меня. — Точка. Мужчина, судя по голосу, развивать свою мысль не намеривался, поэтому Вите лучше было бы потребовать разъяснений, но только мальчик все никак не мог собрать мозги в кучу. Сначала он пытался сам додуматься, о каких проблемах говорил его собеседник, но так и не нашел ответа. — Эй, ты еще там? — не выдержал мужчина долгого молчания. — Да, — на автомате ответил Витя. — Что ты имел в виду? Какие проблемы ты выдумываешь? — Ничего я не выдумываю, глупый, — усмехнулся мужчина, но сразу же его голос снова помрачнел. — Сам посуди. Почему тебя все еще держат здесь? — Я еще не прошел курс восстановления! — А почему я здесь? — Ты же сам прекрасно знаешь, по ошибке. — Я бы не был так уверен, малой. — Отрицал мужчина. — Я-то знаю, что я получил по заслугам, а вот ты действительно должен был оказаться в лучшем месте, чем это палата. — Вокруг врачи, у них такая профессия — определять, кто здоров, а кто нет. — С каждой минутой все внутри Вити сжималось все болезненнее. — Раз я здесь, это не твоя вина, а, по крайней мере, их. — Глупый, все дети немного не от мира сего, и ты не исключение. Ненормальность — такая же ваша часть, как и жизнерадостность или излишняя чувствительность к внешнему миру, например. Взрослея, набираясь опыта, вы, правда, лишаетесь этих качеств, начинаете задумываться о последствиях и в итоге теряете больше, чем приобретаете. — Пустился в свои привычные размышления мужчина. Когда собеседник вел себя, как обычно, Витя немного успокаивался. — Поэтому нельзя обвинить ребенка в том, что он сошел с ума. Нельзя подозревать в чем-либо пятилетнего ребенка, когда он перенес смерть родителей. Тогда бы у нас вместо садиков дети в психушки ходили. И я могу точно сказать, что твое нахождение здесь — ошибка. Причем, ошибка не врачей, как думаешь ты. Они видят то, что происходит, и делают закономерные выводы. Стенка достаточно тонкая, чтобы меня слышал ты, но слишком толстая, чтобы остальные. Ты слышишь то, чего не слышат окружающие, поэтому они думают, что у тебя появился воображаемый друг. Теперь понятно, почему тебя держат взаперти? — Потому что ты со мной разговариваешь? — отказывался верить даже собственным предположениям мальчик. — Но ты же реальный! Самый настоящий! Я им всем это докажу! — Настоящий, только слушать тебя никто не станет. — Я нормальный, меня послушают! — Вот это сложно будет доказать. — И что ты теперь предлагаешь? — уже паниковал Витя. — Я просто уйду. Перестану с тобой разговаривать. Как только все основания держать тебя тут исчезнут, ты будешь свободен. — Мальчик мог поклясться, что мужчина улыбался, говоря эти слова. — Не смей этого делать, — в отчаянии еле слышно ответил Витя. — Так не поступают друзья! Они не бросают друг друга! — Не бросают. — Полностью согласился мужчина, а после добавил. — А еще они помогают друг другу. В таком случае все средства хороши. — Не надо мне ничьей помощи, — говорил наш герой сквозь зубы, чтобы не зареветь. Как же было больно от этой помощи!.. — Ладно, — специально игнорируя слова маленького собеседника, продолжал мужчина за стеной. — Даже не знаю, как это лучше сделать, но давай попробуем так. — Он сделал паузу, чтобы набрать больше воздуха. — Что ж, было очень приятно с тобой пообщаться, малыш. Ты неплохо скрашивал мои унылые дни в этой коробке, спасибо. Жаль, правда, что это был наш с тобой последний разговор. — Вздохнул собеседник напоследок. — Прощай. Надеюсь, я больше никогда о тебе не услышу. Мальчик еще долго вслушивался в тишину за стеной: вдруг вот-вот мужчина что-нибудь скажет. Но нет. — Ты не можешь так поступить! — выкрикнул Витя и больно ударил кулаками по стене. Наплевать на соседей, наплевать на медперсонал, наплевать на весь мир, когда кто-то уходит. Уходит навсегда… — Эй, шкет, ты еще не спишь? — проснулся ворчливый мужчина из угла, но нашему герою было все равно: не способный больше сдерживаться, мальчик ревел, встав на колени и все еще колотя стенку маленькими кулачками в надежде достучаться до своего собеседника, но с той стороны стены по-прежнему была тишина. — Друзья так не поступают… — повторил Витя в очередной раз и стал оседать вниз. — Мелкий, с тобой все в порядке? — забеспокоился ворчливый из угла. — Позвать медсестру? Ничего не нужно. Это был конец. Действительно конец. — Финиш, — сказал Витя со стеклянными глазами, впялившись в до отвращения знакомую картинку. — Вон два столба, — начал перечислять он, приподнимаясь на стуле и тыча пальцем в лист бумаги. Тот же кабинет, что и в первый день, тот же врач в белом халате — ничего вокруг не изменилось, только Витя стал на то же самое «все» смотреть по-другому. Сейчас ему было безразлично, насколько жутким было то место, где он находился — это не самое страшное, что может произойти. Гораздо страшнее переживать внутренний мрак, нежели внешний, и это теперь мальчик осознавал как никто иной. — Бегун срывает ленточку, рядом ликует толпа болельщиков. Они рады победе того, за кого болели всем сердцем, они все, вместе со своим победителем, улыбаются, а на душе совсем иное. Зрители очень расстроены концом зрелища, они бы с радостью и дальше продолжили просмотр… Но они не смогут понять, какими жертвами далась эта победа. Да, даже вообразить не смогут…

***

— Ты чего такой угрюмый? — спрашивала улыбчивая девушка, застегивая пуговицы Витиного дождевика — осень выдалась особенно влажной. — Разве ты не рад? Хотя бы капельку? — удивлялась она, вставая с корточек. Мальчик оглянулся. В приемной, помимо всяких второстепенных людей, стояли главврач, Святослава Осиповна и дед Пихто. Женщина как-то совсем не весело улыбалась — она, безусловно, была рада, что Витя, наконец, уезжает, тут ему явно было уже не место, но сама она ужасно привязалась к мальчишке, поэтому отпускать его сейчас было крайне тяжело. Ох уж эти вечные войны сердца и ума! Пихто тоже без особой радости расставался с нашим героем. Чуть больше трех месяцев, всего лишь чуть больше трех месяцев, но даже главврач вышел проводить своего маленького пациента. Неужели, это и есть привязанность? — Я не знаю, — вздохнул Витя. — До свиданья, — попрощалась сотрудница опеки и попечительства, взяла нашего героя за руку и повела на улицу. Только когда массивные деревянные двери главного подъезда закрылись, наш герой понял, что все это время смотрел назад, а его самого буквально волокли к машине. Сложно было понять, почему, но Витя не хотел расставаться с этим местом. — Ты чего, плачешь? — удивилась девушка, смотря на мальчика через зеркало заднего вида. Кажется, Оксаной ее звали. — Нет. — Еще сильнее насупился наш герой и поспешил вытереть слезы. — Ты только представь! — начала весело девушка, которой от силы было года двадцать четыре. — Сейчас мы вышлем уведомления всем твоим родственникам, и меньше, чем через неделю, ты будешь уже жить в семье! Согласись, лучше дома, чем в больнице. Витя ничего на это не ответил, уставившись в окно. Как же давно он не ездил в машине! Последний раз, когда наш герой наблюдал за городом, был сухой и знойной весной, ну, а сейчас то там, то здесь мелькали серые фигуры под зонтами. Лето незаметно вылетело из жизни Вити, и осознал он это только сейчас…