"Друг" по переписке моего брата

Компьютер я в этот вечер так и не открыл, да и на телефон не было и минуты. Дело в том, что отец, вопреки заведенным негласным обычаям, настоял на семейном ужине. Обычно, если он и приезжал, то в течение несколько часов возвращался обратно к работе, поэтому на длительное его пребывание никто не рассчитывал, следовательно, дом и холодильник не были готовы к человеческой трапезе. - Может, тогда в ресторан сходим? – последовало мое предложение, нарушившее тишину неловкости – все словно разом забыли, как общаться с этим странным, порой отстраненным мужчиной с каменным лицом, а порой и сердцем. Будто забыли, что, если опустить внешнее равнодушие и напущенную серьезность, перед ними окажется самый добрый, заботливый и понимающий человек, да и, в конце концов, Сергей Сергеевич такой же Лисиц. Расстояние, которое слишком долгое время разлучает людей, делает их немного чужими друг другу. Так же неловко начался наш ужин: все молча стучали вилкам да ножами, жевали и старались не смотреть друг другу в глаза, даже Макс с Денисом не переглядывались, а смотрели куда-то в сторону или в пустоту вовсе, дабы не усугублять положение. Савва всегда был открытым и доброжелательным ребенком, поэтому быстро нашел себе нового знакомого и выскользнул из-за стола – он чувствовал что-то неладное между Лисицами, и смылся раньше, чем услышал бы нечто, что его бы расстроило. - Ну и как в университете? – первым заговорил отец, и его голос не был до безразличия спокойным, он действительно интересовался моими делами. И это поражало, потому что я не мог так сходу вспомнить, когда в последний раз наш разговор не держался в рамках формального. - Очень даже неплохо, прилично сдал сессию, теперь вот небольшая передышка. – Пожал я плечами и улыбнулся. Я редко замечал за собой какие-либо незначительные действия, но улыбка для меня была настолько редким и семейным явлениям, что даже я сам поражался ее появлению. – Планирую в скором времени поднапрячься и заработать парочку автоматов. - Я в твоем возрасте о будущем и не задумывался – мне халяву подавай здесь и сейчас, - усмехнулся Макс, с какой-то теплотой в голосе вспоминая свои студенческие годы. Уже лет девять как брат канючит и просится обратно в "детство", и каждый раз только смеется над этим. - Да ты и сейчас о нем не особо думаешь, - вставил Денис свое колкое слово и ехидно покосился на мужчину. – Не будь меня, давно бы скатился. - Не будь тебя, я бы научился думать о будущем, - в тон отвечал Макс. – Да и вообще, не затевай ссору на пустом месте. - Ну да, мы ведь начали с Вити, а закончили почему-то твоей безалаберностью. – В недоумении заметил нянь, но тут же уголки его губ дрогнули в улыбке. - Кстати, Сергей Сергеевич, чего это вы нашими делами не интересуетесь? – ревностно спросил брат и впервые за весь вечер глянул на отца. - А что вами интересоваться? – без злобы, но небрежно переспросил отец. – Если вы что-то и натворили, помочь я мало чем смогу, а то, что у вас "все как всегда хорошо", мне не очень-то и интересно. - А Витино положение дел тебя волнует, - насупившись, обвинительно заявил брат, лукаво на меня косясь. Всего лишь очередное представление, которые так любят устраивать все Лисицы. - Он ребенок, а у тебя есть Денис. А у Дениса, в свою очередь, есть ты. – Какими-то странными словами высказывал отец очевидные вещи. - А у Вити есть мы оба, - заметил нянь недовольно. Видимо, незначительность их компании в глазах Сергея Сергеевича сильно задевала чувства Дениса. - Не мешайте мух с котлетами, - и не скажешь однозначно, как этот человек расставил приоритеты, а пояснять что-либо мужчина, судя по всему, не собирался. – Витя, - и эта резкая смена темы мне крайне не понравилась. – Неужели никого на горизонте нет? - В смысле? – не сразу понял я. - Вокруг тебя крутится так много народа, нравится, может, кто? – отец заговорщески улыбнулся, а Макс с Денисом точно так же оскалились, поддерживая тему. Брат был по природе своей коварным, Денис при нем в этом деле окреп, но видеть точное отражение в отце... Точнее, наоборот... Теперь стало окончательно ясно, откуда ноги растут. - Нет, - поспешил я заверить отца. Мне ужасно не нравились этого рода темы: с одной стороны, любые отношения – это моя личная жизнь, ну а с другой, скрывать что-либо от семьи было крайне странно. Да еще если меня угораздит с кем-либо встречаться, это ведь любопытных вопросов не оберешься! – Мне всего лишь шестнадцать лет... - Скоро семнадцать, - встрял Денис, будто не принимая мой аргумент. - ... и учусь я на технических факультетах. Там с девушками туговато. - А если они и есть, либо зануды, либо чувырлы, либо, как вымирающий вид, слишком гордые. – Поддержал меня Макс, сочувственно кивая. - Пап, - ни с того ни с сего появился озадаченный Савва и, дергая Макса за рукав пиджака, потупился в пол. – А если мальчик прикидывается девочкой и говорит, что его бить нельзя, его можно бить? – Парнишка неуверенно поднял задумчивый взгляд, но, увидев, что все мы уставились прямо на него, смутился еще больше и покраснел до самых кончиков ушей. - Ты собрался кого-то бить? – не поверил своим ушам Денис. Все мы были немного в шоке от сказанного мирным Саввой. - Да нет, просто двое мальчишек... - Да чего тут спрашивать, - удивился Макс. – Конечно, надо бить этих женоподобных симулянтов! Так и передай. - А сам лучше не лезь в драку, - менее агрессивно продолжал Сергей Сергеевич. – А то мало ли, нарвемся на дотошных родителей. - И не собирался я, - все так же, насупившись, отвечал Савва, а потом медленно и как-то задумчиво отправился обратно, пошаркивая ногами. - По окончанию МИФИ что планируешь делать? – после непродолжительного молчания вновь заговорил отец. - Доучусь в МГУ, получу диплом, а потом кому нужен буду, там и устроюсь на работу. Может, даже за границу уеду. Хотя сейчас я мало, что хочу, и ничего конкретного сказать не могу. – Честно признался я, теребя в руках салфетку – как и тема с девушками, мне не нравились выпытывания информации, что же я буду делать в будущем. Меня каждый раз ошарашивали эти резкие вопросы, как если бы меня вдруг спросили, есть ли разумная жизнь вне Земли – сразу и не знаешь, за что хвататься. - Почему мы не можем поболтать о глупостях хотя бы один вечер? – возмутился Макс, которому наскучили занудные разговоры. – Как мне кажется, в семейном кругу можно и опустить серьезные темы. - Ну предлагай тогда свои "глупости", - с вызовом улыбнулся отец. А брату только волю дай, и его уже не переговорить. - Почему бы тогда не обсудить предстоящий день рождения Вити? - Но ведь он только через два месяца! – Простонал я, явно показывая, что никакого восторга во мне выбранная тема не пробуждала. Но кто же меня послушал; и вот пошли всевозможные планы по устройству праздника... Кто-то выдвинул предложение пригласить клоунов и радужного пони, на что отец выдал убедительное "Лучше его сразу пристрелить и не мучить!". Денис решил устроить мне тур по ночной, пьяной и пошлой Москве, но быстро успокоился, вспомнив, что исполняется мне даже не восемнадцать. Добрый брат ограничился лишь тортом, которым меня стоило бы разбудить в шесть утра. Да-да, тортом в лицо, очень весело... Так вечер и прошел за пустым трепом, в котором я так и не принял активного участия. Домой, в хорошем настроении и все еще споря насчет двадцать девятого апреля, мы пришли только ближе к полуночи. Сил у меня не оставалось совершенно, поэтому только я достигнул дивана, тут же его оккупировал, а что там мои родственники делать будут и как я на учебу встану, меня не очень-то и волновало. Только я на следующий день открыл переписку, сразу появилось желание ее закрыть, удалить диалоги, Аську целиком... захотелось попросту сбежать. Сообщений от Ильи было слишком много, и я представлял, какого они все содержания – я видел вчера выражение лица парня. Обычно после своей очередной выходки я с предвосхищением залезал в историю переписки, мне нравилось следить за его реакцией, чувствовать себя Доктором Зло, глумиться над тем, как парень вновь повелся... В этот раз все было не так – я уже насмотрелся на него, я уже понял, как парень реагирует на мои обманы. И за все мне стало неожиданно стыдно. В тот вечер я так и не решился ему ответить, а на следующий ничего интересного или нового не нашел – Илья по-прежнему звал меня на встречу. Раньше я надеялся на что-то светлое, но теперь все иллюзии развеялись и при привычных просьбах у меня в памяти всплывало его настоящее лицо, лицо с резкими чертами (казалось, сама природа подарила ему внешность недоброжелательного человека), лицо озлобленное и ненавидящее весь мир, в частности, Никиту Гресева. Он искал меня не для общения, а для того, чтобы наконец расплющить об стенку. В универе я его по-прежнему не видел. Странное дело, ведь в метро я парня тоже не сразу приметил... может, талант невидимки?.. Бред! С его-то внешностью и размерами! Загадочно все это. Нет, я не жаждал встречи с реальным Ильей, но надо было уметь видеть его, чтобы вовремя избежать нежелательного столкновения. Несколько дней я провел словно на иголках, постоянно оглядывался и ждал возмездия, но ничего не происходило, и я позволил себе наивно поверить, будто все, слава тапочкам, закончилось и никто меня в реальной жизни трогать уже не будет, успокоился, практически забыл. Но когда я, увлеченный голодом и общим потоком учащихся, стоял себе преспокойно в столовой, меня тронули за плечо. - Младший брат Никиты, я так полагаю. – Уравновешенно, даже вежливо, обратился ко мне Илья, чем вверг меня в ступор. Тот самый парень, готовый перегрызть моему брату глотку, тот самый агрессивный гей, с которым я познакомился из-за ненависти к Гресеву, тот самый неугомонный, которому я так долго пудрил мозги... теперь так близко и совершенно ничего не подозревает. Я не мог поверить собственным глазам и подобно тупоголовому истукану пялился на Илью с открытым ртом. – Эй, отдупляйся давай! Выходи из сумрака, черт побери! Он потряс меня за плечо, возвращая в реальность. Небось, сильно я его озадачил своим пришибленным видом. - Привет, - ничего оригинальнее я не придумал сказать в такой ситуации. Я словно инопланетянин смотрел на Илью, пялился, как на новый биологический вид, и дивился тому, что видел, не зная пока, как с ним обращаться. Или действительно как на дикого зверя, от которого и не знаешь, что ожидать. - Я вот о чем хотел спросить, - непринужденно начал он и лишь на секунду замялся, но тут же на его лице отразилось негодование такой силы, как будто он только что ударился мизинцем об тумбочку. – Что за хуйня творится с твоим братом?! Я так и остался стоять, словно вкопанный, хотя очередь и продвинулась заметно вперед. На меня уже кто-то недовольно шипел, но я не придавал этому какого-либо значения – мне бы челюсть на месте удержать. А Илья все говорил и говорил о том, как его достали отмазки Никиты, как парень надоел ему своей непостоянностью, как в общем бесит эта редкостная сволочь, как он задолбался таскаться по всей Москве, чтобы не увидеть никакого Гресева, как его выводят из себя издевательства, как он презирает трусость, с которой парень все время избегает встреч; и все это, конечно же, в более грубой и резкой форме. Он даже пересказал пару самых наглых Никитиных выходок, чем я немного возгордился. Илья не умолк даже тогда, когда мы сели за стол (сам я с трудом мог поверить в то, что когда-нибудь сяду рядом с этим человеком!). Видно было, что ему все это время не было с кем поделиться мыслями и распирающими его эмоциями. Странно только, почему он выбрал для разговора именно меня – брата того, кого так ненавидел. В первые минуты я все ожидал подвоха или резкого выпада со стороны Ильи, я больше боялся, нежели слушал его. Я настолько отчаянно силился подавить в себе страх, что теперь не мог вспомнить и слова из нашего первого разговора! Но чем больше он говорил, пусть об одном и том же, но разными словами, тем менее тревожно мне становилось – я понимал, что для меня, Вити Гресева, Илья не представлял никакой опасности. Угрюмый парень со скверным, раздражительным и вспыльчивым характером оказался открытым... и в какой-то степени добродушным. Я не мог перестать сравнивать его с животным, диким, неприрученным животным. Или просто я постоянно ощущал себя рядом с парнем в напряжении, как если бы находился в одной клетке с тигром, который, одно мое неосторожное движение, возьмет и проснется: я не был готов к тому, что он мог в любой момент выкинуть. В некоторых случаях я имел все шансы лишиться жизни, и все его лестные отзывы о Никите это подтверждали. Теперь этого дикаря я мог разглядеть в поражающей близи. Сейчас парень не казался таким гигантским, как несколько дней назад: да, он по-прежнему был на голову выше меня, но не великаном; по-прежнему он был шире в плечах, но не в "два долбанных раза"; он остался таким же мускулистым и крепким, но при этом ничего общего с Халком не имел, хотя в метро мне казалось наоборот. Когда Илья говорил, он не скупился на жесты, поэтому рука с ножом или вилкой периодически мелькала в воздухе около меня. Да и с мимикой у парня было все в порядке: целая буря... бури, ураганы эмоций отражали его изогнутые темные брови и беспокойные зеленые глаза; каждый раз от отвращения или презрения его нос морщился, а губы как-то причудливо кривились, от чего на правой щеке появлялась ямочка. Он постоянно откидывал назад отросшую осветленную челку и облизывал пересохшие губы, но был настолько увлечен своим гневом, что, казалось, не замечал этого. Один взгляд чего стоил. Илья безотрывно смотрел мне в глаза, словно отслеживая, слушаю, понимаю ли я его. И было боязно прервать наш зрительный контакт, как будто я бы разом предал его, перестав слушать, как будто бы обидел (или, чего хуже, разозлил). Фанатизм и самоотдача, с которыми он говорил, увлеченность, поглотившая его и горящая в широко раскрытых глазах, завораживали. С того самого дня все изменилось коренным образом. Парень, будто так оно всегда и было, ни с того ни с сего просто подходил ко мне и просто заговаривал. Первое время мы перемывали косточки Никите и обмусоливали последние его хитрости, "предугадывали" его планы. Так как Илья посвящал меня во все подробности, я даже мог что-то советовать, и вскоре это превратилось в игру с самим собой – многими моими советами парень охотно пользовался. Потом как-то плавно наши разговоры перетекли к увлечениям старшего Гресева, к его хобби, детству, учебе, друзьям, личной жизни... В конце вышла несуразная, но более или менее убедительно звучащая история: - Когда наши родители отчаялись завести собственного ребенка, они взяли из детдома Никиту, - рассказывал я, представляя, что это история какого-нибудь моего несчастного знакомого – так оно вралось легче. – И тут, о чудо, появился на свет я. Как в таких случаях обычно и бывает, приемышу стали уделять меньше внимания, брат начал чувствовать себя обделенным; опять, как в детском доме, одиноким... Он сначала пытался перетянуть на себя одеяло за счет хорошей учебы, побед в спорте, элементарного отвратительного поведения, но его усилия были впустую. Это все замкнуло неплохого, по сути, парня в себе. Поэтому ему комфортнее с друзьями в интернете, нежели в реальной жизни. – С горечью завершил я, практически поверив в собственную ложь. – Не думаю, что тебе стоит ждать от Никиты многого. После этой милой сказки мы перестали говорить о Никите, только изредка о нем вспоминали. Теперь мы говорили друг о друге, о наших интересах и увлечениях, о наших проблемах и учебе. Как и я, Илья рано начал увлекаться химией, хотя, как и у меня, у него в семье не было ни одного химика, ни один родственник никаким образом не был связан с наукой, поэтому никто даже не думал обнаружить у парня эту предрасположенность. Так же рано пошел в школу, так же посещал дополнительные курсы задолго до поступления, так же владеет знаниями наперед университетской программы: любопытство вывело его на уровень выше уровня его сверстников. Мы оба были по большей части спокойны и сторонились глупого общества, хотя у обоих были буйные старшие братья. У нас было очень много общего и во многих ситуациях мы могли понять друг друга лучше, чем кто-либо еще. Я сразу почувствовал, что парню недостает общения – он с жадностью и практически без перерывов говорил, не давая высказаться мне (что меня, к слову, устраивало более чем). Но через некоторое время Илья, видно, вывернул все накипевшее наизнанку и его больше ничего не мучило, поэтому он решил дать слово мне и помучить меня. - И он твой брат? – не веря, спрашивал парень. На территории универа мы облюбовали дерево с пока еще не очень густой листвой и газон под ним, на свежей траве которого так нравилось развалиться Илье. Закинув за голову руки, он как-то совсем по-детски мечтательно смотрел сквозь крону на небо и часто вел замысловатые диалоги сам с собой. Порой я думал, что являлся лишь частью интерьера, нужной ему только для того, чтобы за мысли вслух его не сочли чудным. – Вы отличаетесь. - А с чего ты взял, что мы должны быть как две капли воды? – отвечал я. Я редко разговаривал с кем-либо своего возраста (привычка далекого детства), а если и делал это, давал всем своим видом и тоном понять, что их компания для меня неприятна. Когда же дело касалось Ильи, все обстояло иначе: меня с невообразимой силой затягивали наши рассуждения, споры, просто болтология и даже откровенное бредонесение; я в буквальном смысле забывал о внешнем мире, потому что мое сознание, весь я были в мире наших с ним обсуждений. Наши разговоры были настолько близки моему образу мыслей, что я их даже не запоминал, принимая как часть себя, как данность. Меня влекло к Илье так же, как при нашей переписке, и такая зависимость порой пугала. - А ты знаешь, что Никита гей? – по-прежнему ровно и меланхолично продолжал парень. Уже давно началась пара, но мы ее коллективно прогуливали. Я молчал, думая, где же тут уловка. Из-за моего долго молчания Илья не поленился встать и с подозрением глянуть на меня. Всегда, когда он был крайне заинтересован в предмете или моей реакции, он вперивался мне в глаза и начинал следить за каждым движением моих век, пока я не отвечу. То же самое произошло и в этот раз. В такие моменты я чувствовал себя серийным убийцей, у которого что-то пытаются выпытать: некомфортно и душевно, и физически, да и виноват я, что показывать никак нельзя. Илья все время меня проверял, собирал информацию, запоминал каждую деталь, делал выводы... Я все еще оставался мнительным и боялся, что в один прекрасный момент он соединит все факты в одну мозаику и доберется до правды, и тогда каждое мое слово обратит против меня же. - Он этого не скрывает. – Сдержанно ответил я, не давая ни одной эмоции выдать себя. Но я все еще побаивался Илью, даже сейчас, когда мы познакомились так близко. Дорожил и боялся. И боялся я своего разоблачения, боялся в одну минуту все потерять, из-за этого стал чересчур осторожным и следил за каждым своим словом и жестом. И чем больше я замыкался, тем сильнее Илья пытался выковырять меня из панциря. - И какого он года рождения? – пытался поймать в тот самый момент, когда на незначительном подводном камне я поскользнусь. - Двадцать восьмого. - Любимый цвет? - Фиолетовый. – Выпалил я раньше, чем заминку могли бы приравнять к выдумыванию неправды. И только потом я вспомнил, что в прошлый раз, когда меня уже спрашивали про цвета, я отвечал другое... - Или черный. Фиг его разберешь, я не так уж этим интересовался. - Фиговый из тебя брат, - заключил Илья и улегся обратно на землю. Больше он ничего не сказал, погрузившись в неведомые мне раздумья. Сам себе не верю, что отсчитывал, но всего лишь месяц назад, не больше и не меньше, я стоял в столовой и трясся получше всякого осинового листа от страха перед Ильей, когда как теперь... Мы стали друзьями. Для меня этот парень был лучшим среди тех, кого я знал, для меня он стал именно другом, хорошим другом, другом, которого я не хотел ни за что отпускать, другом, который был мне так же дорог, как член семьи. Не знаю, что думал по поводу всего этого сам Илья, но мне хотелось верить, что и я для него хоть что-нибудь значу. И да, я боялся очередного предательства. Не проходило и недели, чтобы мы не профилонили хотя бы пару на траве под деревом, правда, это вовсе не значило, что мы общались постоянно, без умолку – ближе к концу года уже начинаешь уставать от всякого рода болтовни и нам хотелось элементарного покоя. Лично мне даже молчать с этим человеком было приятно. - Доброе утро, - желал Илья вне зависимости от времени суток. И улыбался. Нет, никакие деньги мира не заставят меня поверить, что эта забияка, комок нервов и ходячая пороховая бочка когда-нибудь изменится (уж не беру в расчет могилу)! Он так же моментально вспыхивал, если его достать, или уничтожал одним лишь взглядом, если даже просто к нему обратиться, нисколько не изменилось его презрительное отношение к окружающим, высокомерие во взгляде осталось на месте; Илья так же хамил преподавателям, если они необоснованно придирались, по-старому участвовал в драках, инициатором которых, кстати, сам никогда не являлся. За спокойствием и равнодушием таилась ужасная энергия, которая сносила всех. Но мне он улыбался. Я видел, как тяжело ему это давалось: от меня не утаилось, с каким усилием он подавлял в себе грубость, душил сарказм, делался снисходительным, чтобы выдавить жалкую улыбку. Но улыбку. И я улыбался в ответ, да так широко, как только мог и как только не стеснялся. Тогда Илья облегченно выдыхал и расслаблялся – думаю, от осознания, что он старается не зря, ему хоть капельку легче. Я сам менялся. Мир теперь не казался таким мрачным и безнадежным, каким я его видел, по крайней мере, последние лет десять. Илья, будучи обладателем отвратительнейшего характера, делал мою жизнь легче. И просыпаться было легче, когда знаешь, что тебе с утра пожелают не формального доброго утра, а самого настоящего, от души. И сидеть на занятиях было легче от того, что в столовой или где-нибудь еще ты сможешь обсудить все, что захочешь, и не будешь заводить очередную беседу с самим собой. Становилось легче переносить тупость окружающих, потому что знаешь, что хотя бы часть ее компенсируется одним человеком, который каждую неделю ждет под деревом на траве. Но не обошлось и без слухов. - Итак, - запыханно заговорил Александр Андреевич, вбежавший в кабинет через двадцать минут после начала пары. – Сейчас у меня семинар, поэтому вас объединяют с группой... группой... плевать! – психанул он и еще что-то пробормотал себе под нос. – Будет нечто вроде игры-зачета по базовому английскому... да и мне все равно, если честно. – На сей раз громче бубнил мужчина. – А теперь ноги в руки и марш в аудиторию... номер... К Марине Николаевне! Бегом! – и он начал было всех подгонять, но выскочил в коридор и смылся из виду, прежде чем кто-либо из студентов собрал вещи. - Лисиц, - послышался возле меня тихий и ненавязчивый голос, один из тех, которые я мог определить безошибочно. – Тут разные слухи ходят. – Позади меня, облокотившись на стенку, стояла троица из друзей Гресева – люди, которые знают меня достаточно, чтобы прийти в недоумение и не поверить всяким выдумкам. – Не хочешь пояснить? - А должен? – весело спросил я и расплылся в самой доброжелательной из неподдельных улыбок. Ребята за мной не последовали, так недоумевающе смотря мне вслед, что мне захотелось улыбнуться еще шире, чтобы хоть как-то поддержать несчастных – не каждый ведь день увидишь доброго Виктора Лисица! Интересно, какие выводы они теперь сделают?.. Смотря какие именно слухи ходят. Ближе ко входу в аудиторию, где мы должны были два часа мучить английским мозги, настроенные на физику, они меня нагнали и как-то обеспокоенно начали: - Вить, это правда? – либо они не до конца еще отдуплились (любимое словечко Ильи, кстати) и общались со мной, как с психически больным, либо, чего мне явно не хватало, беспокоились обо мне. – Сначала Никита, теперь этот... - Ну да, ем я их. Мою шутку они не оценили и настороженно переглянулись между собой. - Дело в том, - неуверенно начал тот, что посмелее. – Что тебя прозвали самкой богомола. – Он глянул на меня, ожидая реакции, но я молча требовал пояснений. – Мол, сначала крутишься вокруг, дружишь, а потом... потом люди пропадают. - И прозвище дали мне за одно совпадение? – молчания в качестве ответа было достаточно. Понятно, очередной бред, который, наверняка, выдумали какие-нибудь девчонки от скуки. - Никита был ничего, - начал другой, тщательно подбирая слова, поэтому говорил ужасно медленно. Или словарного запаса у него было настолько мало, что приходилось долго составлять нужные фразы. – Теперь ты "нацелился" на второго ничего-парня, и многим это показалось подозрительным. - Да вы видели этого Шнелина?! – истерично рассмеялся третий. – Про него такие байки гуляют, что страшно элементарно подойти, что уж там говорить про общение! Поговаривают, что он даже человека убил! – шепотом добавил парень, чуть наклонившись вперед. – Вить... может, ты... обратишься в органы? Ну, знаешь? – ходил он вокруг да около, и я делал вид, что не понимал его. – Он тебя не... не..? - Не обижал? – раздался негромкий голос, и мы все вздрогнули, а трое друзей Никиты, к тому же, как-то затравленно глянули в сторону Ильи. Интересно, как долго он там стоял, подпирая стенку? Даже если бы он был рядом с самого начала, как только мы подошли, никто бы его не заметил. Без лишних слов и прелюдий парень в несколько шагов покрыл расстояние, что разделяло его и последнего говорившего, и, схватив того за рубашку, припечатал беднягу к стене; голова счастливчика с неприятным звуком врезалась в бетон. За мгновение, что Илья проносился мимо меня, я заметил, что кончики его ушей приняли темно-бардовый цвет, а вены на виске и шее вздулись и бешено пульсировали. Пускай я никогда прежде не наблюдал ничего схожего с этим, но сказать мог однозначно, что сейчас все ужасные байки про Илью станут правдой. Еще бы чуть-чуть, и Илья расквасил половину лица Андрею (или Роме, или Паше, я не помнил его имени), но я оказался рядом до того, как парень создал бы себе лишних проблем. Мне пришлось всем весом повиснуть на его руке, но даже так удар получился неслабым, одно хорошо – в грудь. Жертва собственных неосторожных слов рухнула на пол, тяжело дыша, а Илья, как ни в чем не бывало, отправился в аудиторию. Он лишь один раз обернулся, чтобы взглянуть на меня и позвать за собой. Человек настроения. Раньше это словосочетание значило не больше обыкновенного термина для меня, но Илья стал живым доказательством того, как в мгновение ока может захлестнуть волна сильного чувства и полностью себе подчинить...