Долгий путь к себе

День прошел незаметно. Парни, выйдя из замкнутого круга поляны, словно всю свою решимость и смелость оставили там. Уже на полпути к дому Дадли перестал шутить и задумался. То, что они пережили было слишком ослепляюще, чтобы трезво судить об этом спустя всего полчаса. Он решил выждать. Посмотреть, как будет реагировать Гарри. Так как обед они уже пропустили, то было решено устроить ранний ужин. Дадли взялся приготовить гуляш, а Гарри отварил макароны. Разговоры ограничивались простыми «передай нож» или «убавь огонь». Дадли уже жалел, что поддался порыву, потому что исчезла легкость и непринужденность в общении. Когда пришло время садиться за стол, он совсем сник. — Дадли, ты чего скис? — только сейчас «заметил» Поттер. — Я что, макароны переварил? — Да нет, все в порядке с твоими макаронами, — буркнул Дадли и уткнулся в свою тарелку. — Тогда в чем дело? — Неважно. — Важно, раз спрашиваю. — Я не в настроении разговаривать. — Да ну? — Гарри откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди. — А на поляне у тебя, как мне помнится, было отличное настроение. И трещал ты без умолку. — Да иди ты к черту, Поттер, — взорвался Дадли, скомкал салфетку и выскочил из гостиной. Он ворвался в свою комнату, захлопнул дверь и повалился на кровать, уткнувшись лицом в подушку. Что такое происходит, черт побери? Почему Поттер так на него действует? Почему бы просто не замечать его, как когда-то давно, в детстве. Но зачем себе врать? Поттер никогда не был безразличен Дадли. Он всегда его выводил из себя. Просто фактом своего существования. Просто тем, что он дышал с ним одним воздухом. А теперь все усложнилось стократно. У него больше нет такой отличной защиты, как ненависть. Уже очень давно Гарри вошел в его душу и расположился там со всеми удобствами. Подстегиваемый чувством вины, он только поощрял это вторжение. Он сам выдумал себе своего Поттера и теперь бесился от того, что настоящий Гарри не соответствовал представлениям Дадли о нем. Этот Поттер был резок, грубоват и равнодушен. Он ничего не хотел от брата, а вот Дадли он был просто необходим. Раньше требовалось прощение кузена, а теперь Дадли нуждался в нем самом. В его глазах, в его улыбке. Да что это с ним?! С каких пор он стал такой тряпкой? Дадли зарычал и ударил кулаком в подушку. И почти сразу на его плечо легла легкая ладонь. Дадли вздрогнул и перевернулся на спину, облокотясь на локти. Гарри присел рядом с ним и понимающе заглянул в глаза. — Извини. Я порой забываю, что люди вокруг меня могут чувствовать и обижаться. — Как ты вошел? Я запер дверь, — хрипло спросил Дадли. — Мне действительно нужно отвечать, или ты сам догадаешься? — грустно усмехнулся Гарри. — А. Да. Я действительно забыл про твою палочку, — Дадли отвел глаза и устало лег. — Зачем ты пришел? — Я не мог допустить, чтобы мой кузен продолжал дуться на меня. — Я не об этом. Зачем ты пришел? Гарри надолго замолчал, и Дадли уже перестал надеяться, что услышит внятный ответ. Гарри прокашлялся и спросил: — Ты уверен, что хочешь знать? Дадли кивнул. — Хорошо. Я расскажу тебе. Я стоял у входа в Министерство, когда на меня напали, оглушили и аппарировали в неизвестном направлении. Ты меня пока не перебивай. Все, что будет непонятно, я объясню позже. Очнулся в какой-то норе. Низкий земляной потолок. Сырость, осклизлые стены. Мокрицы и сороконожки, ползающие кругом. Ладно хоть крысы не бегали. Не люблю я крыс. Да, — Гарри помолчал, словно собираясь с духом. — Я был уверен, что меня вскоре найдут. У меня стояли поисковые метки как раз вот для таких случаев. Я не знал, сколько прошло времени — окон в помещении не было. Я лежал на куче соломы и гадал, как скоро сюда ворвутся авроры. Но час шел за часом, а никто не врывался. Звенящая тишина окружала меня, давила. Иногда какая-нибудь капля срывалась с потолка и разбивалась об пол. И все. Мне стало страшно. Неизвестность пугает гораздо больше опасности лицом к лицу. Поверь, Дадли, я знаю, о чем говорю. Минуты растягивались в часы, часы в недели… Я совсем потерял счет времени. Когда, наконец, заскрипели засовы и отворилась дверь, я был почти счастлив, что появится хоть какая-то определенность. Но передо мной просто бухнули тарелку с кашей и кусок хлеба. Все мои вопросы остались без ответа. Я снова остался в одиночестве. Есть не хотелось совершенно. Я с отвращением смотрел, как по каше ползают сороконожки. Когда спустя долгое время снова заскрипел засов, я был готов убить любого голыми руками. В тесную камеру вошли несколько мужчин. Меня вырубили ударом в лицо, связали и бросили на солому. Я думаю, ты достаточно взрослый и понимаешь, что потом они меня не пряниками угощали, — Гарри горько ухмыльнулся, прикрыл глаза, пытаясь справиться с подступившими призраками кошмара. Дадли молчал, боясь спугнуть откровенность брата. Он видел, что тому очень плохо. Но также понимал, что ему надо выговориться. — Они приходили каждый день. Их всегда было трое-четверо. А однажды меня выпороли кнутом. Нашелся умелец, который раз за разом бил в одну и ту же точку, рассекая кожу до костей. А еще как-то меня пытали, переломав все кости. От боли я уже забыл, кто я есть. Я был готов на все, только бы они меня отпустили. Я потерял сознание и не помню, что со мной произошло потом. Очнулся я в палате больницы. Рядом со мной сидела Гермиона и плакала. Они потеряли всякую надежду на то, что я выживу. Как оказалось, я третий месяц был в коме. Мне потом рассказали — авроры прочесывали каждый метр в стране, но поисковые чары не работали. Как будто я просто исчез из мира. Будто меня никогда не существовало. Если бы я был мертв, они бы все равно нашли меня, но я словно сквозь землю провалился. Тогда поняли, что я нахожусь там, где всякая магия блокируется. Таких мест немного. И они проверили все. Пока я валялся в отключке, мои друзья сражались за меня. Оказалось, что недобитые Пожиратели Смерти решили отомстить мне за падение своего Лорда. Нет, чтобы радоваться, получивши свободу… Это были фанатики из последнего эшелона Пожирателей. Знаешь, я даже обрадовался, что это оказались не мои старые знакомые. Если бы среди них встретились Малфои или Паркинсоны, я бы не смог их убить, — Гарри смотрел в пустоту, он уже не понимал, что разговаривает сам с собою, просто выплескивал все, что накопилось. Дадли молчал, пораженно слушая, как кузен изливает всю свою боль, весь свой страх. Ему ужасно хотелось приобнять его, утешить, но он не решался прервать поток откровенности Гарри. — Их всех судили, и я лично привел приговор в исполнение. Я потребовал это право у Визенгамота, и они не посмели мне отказать. Я смотрел на искаженные ненавистью лица последних Пожирателей и спокойно проговаривал убийственное заклятие. Они кричали, чтоб я сдох, а я ржал над ними в голос, пока последний из них не упал к моим ногам. А потом я пошел на обед к моим друзьям. Я смотрел на них и понимал, какая пропасть пролегла между нами. Я уже никогда не стану тем Гарри Поттером, которого они знали и любили. Я не просто сломался, меня не стало. Гарри Поттер перестал существовать. А кто я на самом деле теперь, я не знал. Я не стал портить им воспоминания о себе бывшем и просто вычеркнул всех друзей из жизни. Я ушел, чтобы уберечь их от меня настоящего. Моя невеста пыталась вернуть наши отношения, но я ничего не чувствовал. Она стала мне безразлична. Мне все стали по барабану. И прежде всего — я сам. И я решил сбежать туда, где меня никто не любит, где никогда не считали меня хорошим, а только помехой в жизни. И я пришел к вам. Гарри впервые за все время взглянул в глаза Дадли, ожидая увидеть в них осуждение, ужас, брезгливость, но встретил только сочувствие. Не жалость, не притворное «все-будет-хорошо». И ему стало легче.