***
Открыв глаза, Тсунаеши уткнулся взглядом в потрескавшийся потолок. Присел и, сфокусировавшись, огляделся. Грязная раковина, желтая вода, льющаяся из крана, сбоку грязная ванна. Значит, на этот раз слабость настигла в ванной комнате. - Ох, - шатен схватился за голову, поправляя съехавшую набок бейсболку. Обмороки от голода уже стали еженедельным событием. Сначала это пугало, но со временем вошло в колею. Савада поднялся и, брезгливо поморщив нос, умыл лицо водой. "Осточертело уже", - подумал юноша, возвратившись в закуток, что он именовал комнатой. Уже несколько дней парень думал о том, чтобы начать таскать остатки из ресторанов и кафе, плевав на собственные принципы, но осознание того, что у каждого бистро есть камера наружного слежения останавливало его, заставляя слушать урчание живота дальше. И теперь он не желал попасть в объектив не из-за Хибари, а из-за того, что такое унижение может кто-то увидеть, если посмотрит запись. Не отдавая себе отчет, Тсунаеши накинул на плечи толстовку и вышел на улицу: терпеть постоянные оры соседей уже не было сил. На улице покрапывал мелкий дождь. Парень натянул козырек на лицо и засунул руки в карманы. Из-за долгого голодания хвост уже не стоял торчком, потому был спрятан в штаны, а уши смиренно ютились под головным убором несколько дней подряд и затекали так, что Тсунаеши иногда их не чувствовал. Иногда Савада предлагал себе пути решения проблем, но тут же вспоминал свои же доводы на этот счет. Например, почему бы не начать работать? Не получится: паспорт утерян, а чтобы сделать новый нужны деньги и документы, коих нет. Ладно, хорошо. Почему бы не наплевать на гордость и не вернуться в приют? А как он вернется? Сил нет, чтобы комнату пересечь, а тут целый мегаполис, ведь приют совершенно в другой стороне от барака. Потому-то зверек старался не размышлять о будущем, стараясь просто выжить в настоящем. Сверкнула гроза, через секунду грянул гром. Некоторые прохожие ойкнули и ускорили шаг. Вместо мелкого дождика зашелся ливень. Савада поднял глаза на хмурое небо. "Прямо как глаза Хибари", - грустно усмехнулся он и продолжил свой путь в никуда. Он не понимал, на кой вообще черт он вышел на улицу, когда уже начался дождь, не понимал, почему он не вернулся обратно, хотя он отошел от барака всего на несколько десятков метров. Тсунаеши просто глядел себе под ноги, слегка шевелил ушами, разминая их, и не видел причины возвращаться обратно. Я никому не нужен, я нигде не могу стать "своим". Отброс, урод, монстр. - Эй, смотри, куда идешь! - Простите, - тихо прошептал Тсунаеши мужчине, которого случайно задел плечом. "Как много людей в таком же положении, как и я? У кого был дом, любимый человек, много еды, денег, но все равно ушел из дома? У кого есть два места, куда вернуться, но гордость не позволяет этого сделать? Наверное, нас таких немного. Большинство бродяг пропили или проиграли свое имущество, а кого-то обманула сама жизнь. А кто обманул меня? Скорее, я сам... Неужели я был так противен Хибари, что он хотел купить себе нового раба? Я себя и правда вел довольно нагло, но я действительно был благодарен ему за все то, что он сделал. А как я это показал? Только благодарил и больше ничего. А что я умею делать? Ничего, я же бесполезный Тсуна... А ведь мне нравилось, как он меня называл по имени своим бархатным голосом, как чуть-чуть хмурился, глядя на мои выходки, как изредка изучающе смотрел на меня... И это я променял на голодную жизнь в бараке?" Остановившись, Тсунаеши сжал кулаки. "Почему бы не прекратить это? - подумал юноша, глазами выискивая цель. - Почему бы мне просто не объясниться с Хибари? Уже осточертело страдать из-за этой несчастной любви господина и раба! Хочу услышать те слова от Хибари лично! Услышу опять те слова и вернусь в приют, а там хоть вешайся, плевать уже". Тсунаеши рванул к ювелирному магазину. Возле входа большим черным глазом за прохожими следила камера, изредка подмигивая красным огоньком. Тсунаеши встал прямо напротив нее и со злостью взглянул на мигающую красную точку, словно та была виной всех его бед. "А если он не ищет меня?" - подумал с долей паники юноша, но тут же отмел эту мысль. Подождет пару дней, а потом сам отправится в поместье. Сдохнет от голода и холода, но придет, выслушает и уйдет. Едва передвигаясь, с туманом в глазах, но гордо. По крайней мере, так он думал.***
- Хибари-сама, Вам заварить еще кофе? Все ближнее окружение Хибари волновалось за него, даже Киоко и Хару, которые не сговариваясь решили пожить у Кеи и поухаживать за ним: внезапно Хибари стал пугающе рассеянным, причем настолько, что забывал отобедать и не вспомнить об этом. Девушки привыкли видеть своего начальника немного отрешенным, но отрешенным лишь из-за нагрузки в работе, а тут, как они думали, это было беспричинно. Кусакабе, видя безвозмездную заботу горничных, лишь качал головой. Уж что-что, а он понимал, что на самом деле все в разы хуже, нежели думают девушки. Хибари оторвал взгляд от монитора ноутбука и отвел его чуть в сторону, но все еще не смотрел на своих работниц. Брюнет находился в явной прострации, просто сидя на диване и смотря на чистое поле ввода, где хотел написать приглашение на ужин одному спонсору. Но все нужные вылетали из головы, и Кея совсем не собирался их ловить, пуская все на самотек. - Да, - кивнул он и вновь посмотрел на экран, режущий глаза своим голубым светом в полнейшей темноте гостиной. Конечно, сквозь матовые окна кухонной двери тоже проходил свет, но он был не настолько сильным, чтобы дойти до владельца дома. Но сидение в темноте устраивало Хибари: в последнее время он стал до неприличия неприхотлив. В каком-то смысле он просто уже привык не есть из-за внезапной забывчивости и не спать из-за бессонницы. Такой распорядок дня ему угождал по всем параметрам, хотя и был весьма вреден для здоровья. Кофе был таким, как он любит: крепкий, горький, без всякой сладкой мути, типа сливок или сахара, сваренный умелыми руками. С таким кофе не сравнится ничто. Но растворимый кофе был более ностальгирующим, потому иногда Хибари покупал стаканчик другой и, морщась, залпом выпивал. Иронично. Чуть отпив, Хибари едва не подавился и не выплеснул жидкость обратно в чашу: пришло сообщение, которое Кея не ожидал получить. Кусакабе, наблюдая за безрезультатными мучениями босса, уговорил его нанять несколько агентов, что просматривали бы записи с камер. И вот, спустя месяц один из них подал знак, что цель, Савада Тсунаеши, обнаружена. "Объект обнаружен" - всего два слова, но именно эти два слова были настолько долгожданным, что Хибари было решил, что ему привиделось, мол, глюки от недосыпа. Однако Киоко, ещё не успевшая вернуться на кухню к Хару, увидела сообщение и издала радостный возглас. - Хибари-сан, Вы ведь вернете его? Сюда, - девушка с некой теплотой в своих медовых глазах воззрилась на босса. - Возможно. Кея схватил куртку, зонт и мобильный, а после покинул особняк. "Главное не упустить снова", - думал он, набирая номер того агента, который заметил Тсунаеши. Трубку сняли сразу, раздался приятный и немного нахальный мужской голос. - Объект находится на Торговой улице. Сопровождения нет, багажа нет. - Ещё что-нибудь? - Хибари завёл спорткар. Агент хмыкнул. - Видок у него потрепанный, хотя это ещё слабо сказано. Трудно сказать больше из-за качества камеры. Не сговариваясь, ни агент, ни Кея не отключились: Хибари мог уточнить месторасположение, а агент мог заметить что-либо ещё. Однако телефон молчал, тишина, нарушаемая едва слышным шуршанием мотора и стуком капель ливня о стёкла, совсем не давила на брюнета, даже наоборот, она-то сейчас и нужна была ему. Нужно было трезво обдумать свои будущие действия. Обычно молодой бизнесмен думал о таком перед важной встречей со своими деловыми партнёрами. Сравнивать самолюбивых особ из высшего общества с дерзким сироткой-кроликом было забавно и даже немного нелепо. В итоге, брюнет думал обо всем, но не о том, что скажет Тсунаеши. - Объект начал двигаться, - ожил мобильный. Хибари напрягся и нетерпеливо надавил на газ. - Он свернул в переулок между ювелирным магазином и торговым домом. Постараюсь найти камеру в той стороне, - на фоне голоса появился быстрый характерный стук клавиш. Хибари сжал зубы. "Сбегать Тсуна мастер. Ещё бы не нарвался, как в прошлый раз". Чуть не застряв в пробке, он резко повернул и подрезал дорогое авто, хозяин которого обложил брюнета отборным матом. Но тому было все равно: сейчас им командовало собственническое чувство, говорящее о том, что нужно любой ценой не упустить наглого кролика, хоть зубами его выгрызать из той жизни одиночки, к которой он привык. И в этот момент Хибари на периферии сознания осмелился признаться себе, что этот самый кролик ему все же дорог, что помимо себя, рыская уже месяц, Кея заботиться и о благополучии Тсуны, к которому, что удивительно, привязался всего за три дня. Нервно ругая себя за странный поступок, Тсунаеши скрылся в тени здания и, убедившись, что никого рядом нет, стянул с головы бейсболку. Прохладные капли стекали с ушей кроличьих на уши человеческие, очерчивая дорожку до шеи, а потом и под одеждой. Тсунаеши просто стоял и прислушивался к своим чувством, считая капли, скользящие по телу. Больше всего он сейчас боялся одного - вновь пойти на поводу у чувств, опять тупо простоять перед камерой десять минут, а после снова испугаться своих мыслей, спасовать и спрятаться в свою раковину, как он сейчас сделал. Пиком страха был... Хибари. Тсунаеши боялся того, как при встрече Хибари посмотрит на него с презрением, с отвращением, морально вытрет об него ноги и уйдет, прошипев напоследок что-то типа "мерзко, лучше бы ты сдох". Но даже такие страшные мысли о брюнете не уменьшали теплеющее в груди чувство влюбленности шатена к бизнесмену. Сейчас, как считал Савада, было совсем неуместно вспоминать, но он действительно любил его. Возможно, это из-за того, что Кея одним из первых показал ему заботу и ласку, а, может, из-за того, что Тсунаеши просто влюбился. Вот просто взял и влюбился, совсем не аргументируя свой выбор. Внезапная слабость в ногах заставила кролика упасть на колени, кепка упала в метре от парня. Тсунаеши с толикой грусти в глазах посмотрел на оживленную улицу, с которой свернул. Наверное, Хибари его и не ищет даже, а развлекается сейчас со своей новой игрушкой, целуя и поглаживая ее так же, как это было между ними перед приходом Мукуро. Но вселенская глупость, присущая всем утопшим в любви, не давала даже немного разочароваться в Хибари. И лишь теплота, разливающаяся по телу от ставших за пару дней родных серых глаз, тонких губ, что целовали его в лицо и шею, сильных рук, его с нечто таким, похожим на любовь, и бархатного голоса, которым он называл Тсунаеши по имени, не давала ему потерять сознание, хотя юноша уже ничего перед собой не видел. - Где он? Узнав, что Тсунаеши вновь исчез из поля зрения камер, Хибари ужасно разозлился. Самолюбие и так было убито всеми возможными для этого способами, но сейчас его остатки сгорали в страхе того, что Хибари не успеет. Не успеет доехать, не успеет найти, не успеет забрать обратно, не успеет. И страх подгонял, заставлять вжимать педаль газа с лютой ненавистью, но заставлял и не показывать свое нетерпение перед подчиненным. Крошки самолюбия еще держали ярость в узде самоконтроля. - На других камерах не засветился. Словно в воду канул, - непрекращающийся стук клавиш ясно говорил, что агент шарит везде, где только возможно. И где нельзя - тоже. Брюнет недовольно цыкнул. - Составляю список слепых зон камер. Возможно, он опять старается избегать нас, - сказал агент. Хибари свернул на торговую улицу, где несколько минут назад стоял Тсунаеши, игнорируя факт того, что машинам выезжать на эту территорию воспрещается. Несколько прохожих шарахнулись от спорткара, но Кея даже не соизволил обратить на это внимание. Мужчина схватил мобильный, прижал его к уху и покинул салон, громко хлопнув дверью. "Куда дальше?" - Двигайтесь прямо, пока не увидите яркую вывеску синего цвета. Где-то метров тридцать, - сказал агент, очевидно, наблюдавший за боссом благодаря камерам. Хибари рванул с места. Чертовы прохожие в синей одежде! Какого хрена им приспичило надеть синие вещи именно сегодня?! Кея оборачивался каждые три секунды, боясь пройти мимо чертовой вывески и опять потерять Тсунаеши. Агент все еще колотил по клавишам с завидной скоростью, изредка щелкая мышью. Рекламный плакат ярко-синего цвета резко ударил по глазам, чуть успокаивая брюнета. Значит, он на месте. - Слева от Вас ювелирный магазин. За ним есть узкий проход, - тут же проговорил агент. Вытерев пот и дождевую воду с лица, Кея двинулся к проходу. Лаз был узок, будь Хибари чуть шире в плечах, он не смог бы пройти даже боком. Но Савада прошел бы спокойно, даже не было сомнений. Пройдя до конца, Хибари вышел на параллельную к торговой улицу, где было так же людно, к тому же здесь разрешалось ездить автомобилям. Брюнет остановился. - Куда дальше? - Я еще не засек его, - чуть помедлив, ответил собеседник. - Осмотрите проход, может, там есть еще один незафиксированный лаз. Он не мог уйти далеко, прошло десять минут. Труднее всего было сохранять ясность ума. Желудок просто ужасающе болел, словно прожигал сам себя, голова гудела, намекая на то, что не плохо было бы поспать, наслаждаясь отсутствием шумных соседей, а ноги болели так, словно Тсунаеши прошел не один километр, хотя пройдено было едва ли двести метров. Поглощаемый болью, усталостью и болезненным чувством голода, Тсунаеши стоял на коленях, покачиваясь и едва балансируя, чтобы не упасть лицом на мокрый асфальт. На миг ему показалось, что рядом кто-то прошел, но юноша списал это на голодные галлюцинации. Кому тут ходить? Просто он настолько ждет Хибари, которому наверняка нет дела до него, что сейчас принимает любой шепот и движение за Кею. И от этого становится больнее, от этого хочется выть, от этого хочется умереть. Умереть? А почему бы и нет? Кому нужен он, сиротка, монстр, бесполезный кусок дерьма в дефектной человеческой обертке? Никому. Ну и ладно. Тогда почему бы и не умереть, раз он никому не нужен? Последнее, что успел запомнить Тсунаеши при падении на асфальт, теряя сознание, был высокий мужской силуэт, стоящий к нему лицом. Последнее, о чем успел подумать Тсунаеши, была пиццерия и косвенный поцелуй. Сожалений не было. Почти. Тсунаеши жалел только о том, что не сказал Хибари большое спасибо за тот день. - Вызывай "скорую" мне на дом. Я нашёл его.***
Топающие вслед врачи бесили Хибари. И автомобиль его бесил. И пробки бесили. И даже сам Тсунаеши бесил его. Ну, и, возможно, Хибари сам себя бесил. И он из последних сил держался, чтобы не наорать на всех, кто есть в доме, не прогнать всех взашей. Вместо страха потерять сейчас в Кее клокотала бессильная ярость. Хотелось действий! Но что он мог делать? Единственное действие - донести Тсунаеши из машины в его комнату, отвечая вполне уместные вопросы фельдшеров. Хибари едва узнавал в этом парне своего Тсуну. Вместо милого мальчика он нес бомжеватого вида парня с отросшими сальными от грязи волосами, покрытого синяками и ссадинами, которые явно не получили должного ухода, не евшего несколько дней, а то и недель - щеки впали, а живот изредка урчал. Все говорило о том, что Тсунаеши не смог приспособиться к самостоятельной жизни. Положив кролика на кровать, Хибари отступил от него, давая врачам наконец осмотреть его. Несмотря на все уговоры и фельдшеров, и горничных, которые ужаснулись от внешнего вида паренька, Кея остался в комнате, наблюдая осмотр. Иногда врачи многозначительно переглядывались, однако переговариваться при Хибари трусили. И, конечно, Кею это бесило. Ровно как и весь мир. - Вы уверены, что хотите оставить его здесь? В больнице он получит должный уход, не беспокойтесь, - защебетала девушка, прощупывая пульс. - Он останется здесь, - ответил брюнет леденящим кровь тоном. Девушка согласно закивала. Хибари игнорировал все: мокрые волосы и костюм, замерзшие конечности, неимоверную усталость, накатившую так внезапно, что мужчина едва устоял на ногах. Он не хотел, чтобы с Тсунаеши что-либо произошло без его ведома. Нет. Он не выйдет из этой комнаты ни под каким предлогом. - У него серьезное недоедание, а также легкая степень простуды. Мы поставим капельницу на неделю, менять ее каждые пять-семь часов. Когда он очнется, накормите его, но не давайте наедаться, иначе будет хуже. И да, следите лучше за ним и за его рационом, - укоризненно добавила девушка, помогая напарнику с капельницей, что тот принес из кареты скорой помощи. Хибари чуть слышно скрипнул зубами. "Они сейчас уйдут, придержи коней", - брюнет еле сдерживал себя. Он дождался, когда девица перестанет его отчитывать его, как котенка, обоссавшего тапки, и начнет действительно помогать напарнику, а после напишет рецепт и уйдет, мусоля в голове навязчивое желание убить эту нахалку, но самоконтроль, выработанный десятком лет, таки удержал его от греха. Оставшись в комнате с Тсунаеши один на один, Хибари захлопнул дверь и сел на кровать. Принесенные кем-то полотенца, таз с теплой водой и аптечка находились на столе. Хибари не торопился приводить кролика в надлежащий вид, ему просто хотелось побыть рядом с ним, осознать, что он рядом, что пока он не покинет. Сей факт успокаивал грозного Кею. Ему все хотелось прикоснуться к его лицу, но, удивительно, ему не хватило... храбрости? Просто ему казалось, что Савада исчезнет при первом же касании, словно тот иллюзия Рокудо. Первое полотенце после встречи с телом кролика было буквально черным от грязи, кое-где даже были капли крови то от содранной кожи, то от каких-то ссадин. Второе полотенце было чище, но не настолько, чтобы удовлетворить Хибари. Лишь после третьего обтирания Хибари открыл аптечку и вынул пачку лейкопластырей. Изведя большую их часть, Кея вновь уселся в ноги и завороженно посмотрел на спящего Тсунаеши. После "умывания" его лицо казалось таким же милым, как и до побега, таким, каким его запомнил Хибари. Кроличьи уши, на шерстке которых было неимоверное количество грязи, робко подрагивали, вызывая у брюнета неловкую улыбку. Наглядевшись вдоволь (хотя разве такое было возможно?) на юношу, Хибари сел в кресло и тут же уснул крепким сном - все же бизнесмен почти не спал за этот месяц. Спал Тсунаеши беспокойно. Его сновидения были наполнены мерцающими силуэтами, грозным смехом, а также физической болью, от которой не удавалось сбежать, не удавалось проснуться. Сон был липким и густым, словно кисель, Савада то задыхался, то вновь обретал способность дышать, то молча наблюдал за странными событиями в грезах, то что-то говорил, но голоса не было слышно: тот увязал в белой жиже сна, и от этого становилось не по себе. Юноша не понимал, что он спит. Перекочевавший в комнату своего зверька, Хибари оставалось лишь молча наблюдать за терзаниями Тсунаеши. Проснувшись, он поменял почти закончившуюся капельницу, а после, предупредив Кусакабе о длительном отсутствии в офисе, спустился за ноутбуком, который терпеливо дожидался пользователя с позднего вечера, а также наказал Киоко и Хару готовить еду каждые несколько часов. Кея не мог допустить, чтобы Тсунаеши проснулся и ждал, когда будет приготовлена такая необходимая сейчас для него пища. Выключив телефон, Хибари вернулся к кролику и продолжил недоделанную со вчерашнего дня работу, изредка бросая на Тсунаеши взгляд, ловя обрывки слов, что тот бормотал во сне. На душе брюнета стало в разы спокойнее, но он понимал, что только мнимое облегчение. Когда проснется Тсунаеши, состоится серьезный разговор, наверняка наполненный отвращением и презрением, а именно его Хибари опасался. Ему нравилась эта спокойная тишина, прерываемая только тихим бессвязным шепотом зверька. Сейчас он был счастлив, и ничто не могло омрачить этот момент.***
Длинные ресницы дрогнули. Тсунаеши приоткрыл глаза и рассеянным взглядом уткнулся в кусок голубого ясного неба, который было видно с балкона. Было очень ярко, юноша болезненно наморщил лоб. Он почти не дышал, удивляясь, как вообще он может так долго сдерживать дыхание. В гудящей голове было полнейшее ничего. Никаких мыслей, догадок, воспоминаний, просто пусто. Только кусок голубого неба, так заманчиво смотрящий прямо на юношу и ни на кого больше. Кто-то рядом мягко захлопнул ноутбук, Тсунаеши вздрогнул и тут же закрыл, глаза, боясь показать, что он проснулся. Обладатель ноутбука тихо, стараясь не издавать громких звуков, подошел к кровати и сел на колени возле нее. Сквозь приоткрытые веки Тсунаеши разглядел полу-расстегнутую рубашку и шею, почти сливающуюся с одеждой. Где-то на периферии сознания кролик признал Кею, узнав того по кадыку, на который Савада частенько, сам того не замечая, заглядывался. Но вслух вырвался лишь невнятный шепот. Прохладная рука легла на голову юноши, и Тсунаеши понял, как же ему жарко. - Все хорошо, - тихо сказал брюнет, начиная перебирать пряди волос цвета ореха, иногда задевая кроличьи уши. Тсунаеши открыл глаза и тяжело задышал. - Хибари. Запутавшаяся в волосах рука замерла. Хибари заглянул в карие глаза зверька, пытаясь понять его чувства. Кее не хотелось, во-первых, чтобы Тсунаеши проснулся именно сейчас, когда он себе позволил немножко понежничать, и, во-вторых, пресек всю его нежность в сей момент. Да и вообще, он еще не был к тому, чтобы Тсунаеши проснулся, он еще не запомнил, не до конца впечатал в память это сладкое ощущение спокойствия. - Лежи спокойно, - тихо сказал мужчина, нехотя убирая руку. Еще не окончательно проснувшийся кролик молча лежал и смотрел словно сквозь Хибари. Тяжелое дыхание то замедлялось, успокаиваясь, то набирало обороты, и Тсунаеши чуть ли не задыхался. Наблюдая за этой переменой, Кея лишь неосознанно держал его холодную руку, поглаживая ее. Сейчас его кролику нужно просто немного потерпеть, поесть и принять душ. после этого ему без сомнений стало бы легче. Но предложить это вслух Хибари не торопился. Впервые за всю его жизнь ему захотелось закурить. Курить взатяг и пить весь скудный запас алкоголя в доме. Ему - человеку, у которого не было вредных привычек. И это было реально дерьмово. Все расплывалось. Вместо лица Хибари Тсунаеши воспринимал сплошное черное размытое пятно, хотя его лицо находилось на расстоянии вытянутой руки. Из-за тумана, который крутился как чертово колесо обозрения со скоростью света, в глазах, Тсунаеши с жалким страхом закрыл глаза, а желудок напрягся, готовясь опорожниться в любой момент. Хотя было бы чем опорожняться. Не ел Тсунаеши почти неделю. Кончики пальцев, казалось, были покрыты коркой льда, даже не собиравшегося таять от адски горячих рук мужчины, и отдавали из-за этого болью. В горле пересохло так, словно сама пустыня Сахара решила переместиться из Африки в рот и горло несчастного зверька, сочтя его ротовую полость более пригодной для дальнейшего разрастания. Но больше всего болел живот. Пустующий желудок яро требовал чего-нибудь. Просто чего-нибудь. Да хотя бы ножку от кровати - плевать. Он словно умолял: - Прошу, накорми меня... Тсунаеши застонал и беззвучно прошептал, едва разлепляя пересохшие губы: - Хочу есть. По законам жанра Хибари должен был подскочить, побежать, как угорелый, на кухню, приготовить фуршет, а после готовить своими кулинарными шедеврами Тсунаеши с ложечки. Однако фуршет, приготовленный Хару и Киоко, состоял всего лишь из чечевичной похлебки в, как показалось Саваде, ничтожно маленькой пиале и стоял на подносе на тумбе у изголовья кровати. Похлебка была еще теплой. Хибари, думая, что кролик не в состоянии держать даже ложку, аккуратно приставил ко рту голодающего полную вкусного бульона ложку. Едва Тсунаеши проглотил жидкость, его глазищи широко раскрылись. - Твою мать, как вкусно! - прохрипел он восторженно и, почти с первого раза сев, забрал у брюнета пиалу и с наслаждением начал уплетать "пищу богов". Хибари чуть удивился, но потом начал просто наблюдать за судорожными движениями кролика со снисходительной улыбкой. Все наладится. Обязательно.