Король Лир

Побудка была… бодрящей. Тяжелый кованый сапог с силой ткнул его под ребра. И… И Лир это почувствовал. Значит, снова? Лир глянул и тут же зажмурился обратно. На дворе был ясный день, и солнце нестерпимо слепило его воспаленные глаза. То есть глаза дора Бьюрефельта. Думать о себе в двух ипостасях — как о личности и как о послушном ей теле — было как минимум странно, и Лир решил до поры забить на собственные моральные терзания. Тем более что уже знакомый сапог вновь чувствительно врезался ему в подреберье, вырвав из груди полувздох-полувсхлип. Кто-то в отдалении звонко закричал: «Не бейте его!» Лир, слезливо щурясь, вновь приоткрыл глаза, но успел увидеть только длинный темный подол и нескладную костлявую спину, по которой толстой змеей вилась роскошная, но слегка растрепанная коса цвета осени. Та самая служаночка, что уже пыталась кормить и поить пленника? Сейчас ей, судя по всему, перепадет на орехи за доброту. Лир злобно оскалился, следя за тем, как дор Бариссиан лично волочет бедолагу за собой, схватив за ту самую косу. Дело шло не быстро. Девчонка, хоть и тощая с виду, на деле оказалась довольно сильной и упиралась вовсю, норовя пустить в ход кулаки и пару раз метко пнув своего хозяина по обутым в высокие сапоги ногам. «Смелая… Но глупая», — подумал Лир, попутно добавляя к счету, который он собирался выставить дору Бариссиану в самое ближайшее время, еще один пункт — за девчонку, которой только что изрядно прилетело по лицу. После этого ее сопротивление было сломлено, и пресветлый дор все так же за косу уволок ее куда-то за угол. Сапог снова ткнул его в бок, но уже не так энергично — хозяин ушел, проявлять рвение стало ни к чему. Лир наконец-то перевел взгляд на человека, который возвышался над ним. — Чего надо? — голос больше всего походил на карканье, горло тут же свело, и Лир закашлялся, сплевывая на землю окрашенную кровью слюну. Плохо дело. Все шло к тому, что и это, доставшееся ему каким-то чудом тело, вот-вот станет ни на что не годным. — О! Заговорил! А я уж думал… Ты это… Жри, давай. Перед носом со звоном плюхнулась мятая миска с чем-то непотребным. Как собаке, ей-богу. Не зря он давеча так и подумал о доре Бьюрефельте — больная собака. Лир притянул к себе миску, страдая от боли в изувеченной руке, но при этом наслаждаясь самим фактом того, что может это сделать, и понюхал варево. Мда. Придется как лекарство — зажав нос. А что делать? Надо набираться сил. Удерживая подступающую рвоту, Лир заставил себя съесть все. А после с наслаждением запил остатками немного тухловатой на вкус воды. Живот тут же скрутило острой болью, и Лир запоздало подумал, что, наверно, не стоило есть так много после длительного перерыва. Ну да что теперь делать? Съел уж… В стороне вновь раздались голоса. Лир скосил взгляд. К нему решительно шли двое: тощий и высоченный, похожий на богомола дор Бариссиан и мелкий, но важный типчик в расшитой узорами хламиде и в длинной седой бороде. — Вот он, — сапог Бариссиана опять ткнул Лира в отбитые ребра. — Мне нужно, чтобы вы, профессор, быстренько подлечили его. Бородатый обиженно вскинул голову. — Если вам требовался лекарь для… подобного, пресветлый дор, могли бы в деревню за знахарем послать. Они в этом лучше понимают. — Прошу прощения, профессор, — дор Бариссиан сменил тон на куда более уважительный и даже сымитировал поклон, слегка дернув длинной шеей, — но лечение — лишь часть общей задачи. — Что же вы хотите, уважаемый? Бариссиан подхватил бородача под локоток и быстренько потащил в сторону. Шушукаться. Сложившись едва не пополам, пресветлый дор навис над бородатым и начал что-то вливать ему прямо в ухо. До Лира долетали лишь отдельные слова: маг, внушить, заплачу. И без подробностей все было более или менее ясно. Выходило, что профессор — маг и кудесник, способный за солидную мзду вложить Лиру в голову мысль о том, что его земли… ну, то есть земли дора Бьюрефельта, нужно добровольно передать дору Бариссиану. Как мило. Насилием и пытками ничего не добился, так теперь к магам обратился? Лир было начал кривить разбитые губы в презрительной усмешке — ни в какую магию он не верил категорически — но вдруг приостановился и осадил себя, как норовистого коня. Магии нет в его собственном скучно-рационалистическом мире. А что здесь? Лир не знал. И на всякий случай подобрался, готовясь к любым пакостям. Что будет, если его действительно принудят все подписать? Думать об этом было мерзко, а главное, в душе, где-то там, где обычно у Лира периодически скреблось шестое чувство, что-то голосом пресветлого дора Бьюрефельта отчаянно шептало: нельзя, не поддавайся, спаси… Черт. Лир еще раз смерил взглядом заезжего мага. На вид хлипкий. Но вряд ли кто-то позволит сойтись с ним на кулачках. Да и не факт, что сейчас, в том состоянии, в котором пребывало захваченное им тело, Лир смог бы победить даже пятилетнего ссыкуна. Маг и дор Бариссиан, как видно, договорились и вернулись к лежащему неподвижно телу дора Бьюрефельта. Бородатый кудесник вынул из кармана своей хламиды какой-то флакон, бодро маханул из него зелья — так и пахнуло спиртом — и заводил руками, проныв что-то невнятное. Секунда, и Лир вдруг совершенно четко почувствовал, как боль, которая непрестанно терзала его, стала отступать. Он лежал так, что прямо у него перед глазами была его собственная кисть — с раздробленными пальцами, вырванными ногтями, вся в ожогах и ссадинах. Так вот все это стало зарастать, восстанавливаться и исчезать! Словно кто-то невидимый стер все телесные страдания Лира огромным мягким ластиком. Лишь размазанный сероватый след остался, что-то вроде памяти тела, и все. Надо же! И правда чародей, мать его! Жаль, что стоит далековато… Лир повел плечами так, что звякнули надетые на него цепи, и усмехнулся, как видно, очень нехорошо. Потому что маг внезапно попятился. И пятился бы дальше, если бы не уперся спиной в грудь дору Бариссиану. — Теперь следующий этап, — напомнил пресветлый дор и подтолкнул колдуна обратно. Тот нахохлился, независимо дернул тощим плечом, оправляя на себе мантию, вновь простер руки и забормотал заунывно. Некоторое время все продолжалось в том же духе. Потом повисла пауза. После маг побледнел и снова приложился к своей бутылке, как заправский алкаш. Крякнул, вновь простер руки и еще что-то добавил на той же тарабарщине, что и раньше. Лир с интересом смотрел на него, не чувствуя в себе никаких перемен. Острого желания бежать что-то подписывать не возникло. Дор Бариссиан в его глазах как был распоследней гнидой, так ей и оставался. В чем дело? Не получается? Лир прикрыл глаза и прислушался к себе. Где-то на самом краю сознания назойливым комаром зудело и билось нечто, желая проникнуть в самую его суть. Однако желанию этому Лир и не думал уступать. Он, что же, в этом мире крут? Лир прикинул так и сяк и понял, что объяснение происходящему одно: видимо, сыграл роль тот факт, что его душа, в отличие от тела, была «не местной». Магия бородатого профессора ничего не могла с ней поделать именно из-за этого. Тело дора Бьюрефельта поддалось лечению легко, а вот разум Станислава Лира принимать навязанные мысли местного Хоттабыча отказывался категорически. «Еще один подарок», — с облегчением подумал Лир. Чародей еще немного натужно посопел, делая пассы руками, потом сдался, но, не желая терять авторитет, свою неудачу объяснил тем, что выдохся в процессе лечения дора Бьюрефельта. — В котлету его превратили, пресветлый дор. В натуральную котлету. В отбивную. Что вы от меня теперь хотите? Я не бог. Мои силы не безграничны. — Завтра еще раз попробуем, — заключил злой как черт Бариссиан и повернулся, чтобы уходить. Маг посеменил следом, поминутно оглядываясь на Лира и меряя его напряженным и каким-то испуганным взглядом. Лир подмигнул ему, чародей подпрыгнул, как укушенный, и торопливо шмыгнул в дверь, открытую ему и дору Бариссиану слугой. Лир остался предоставлен сам себе, чем и воспользовался. Не желая привлекать к себе особого внимания, он лежа потянулся всем телом, с наслаждением чувствуя, как напрягаются и растягиваются крепкие мышцы, похрустывая встают на места суставы, распрямляется позвоночник. Какой же кайф — секса не надо… А вот пожрать можно было бы. Лир с тоской взглянул на свою пустую миску. Оставалось ждать вечера. Во-первых, тогда его, по идее, должны были еще раз покормить, а во-вторых, ближе к ночи могла вновь появиться та самая добросердечная рыжая служаночка. Если ее, конечно, не посадили под замок или не избили до полусмерти… Лир свернул свое нагое, но такое сильное и прекрасное тело клубком, обхватив себя за бока скованными цепью руками, и пристроился подремать. Настоящий сон не шел. Да это было и к лучшему. За то время, пока он лежал не шевелясь на камнях двора, Лир узнал много нового. И о мире, в котором оказался, и лично о доре Бариссиане. И о себе, как ни странно… То есть о доре Бьюрефельте. Именно из разговоров солдат, периодически толкавшихся неподалеку, отдыхая от службы или занимаясь уходом за животными, которых они называли саримами, он узнал, что лен его — Морская гавань — захвачен людьми дора Бариссиана. А вот замок не сдался, хоть и осажден. Солдаты злобно говорили о доре Фрейе Бьюрефельт, называя ее не иначе как ведьмой. Выходило, что пресветлая дора отказывалась сдаться на милость победителя и вполне успешно обороняла родовое гнездо Бьюрефельтов, перебив уже чуть не четверть отправленного на осаду крепости отряда. Это было прекрасно. Это значило, что ему… ну, то есть дору Бьюрефельту, есть куда возвращаться. Есть откуда начинать свою месть. Есть те, кто пойдет за ним, кто его поддержит. Конечно, если не узнают, что Бьюрефельт теперь… нууу… не совсем тот. Но тут можно было отмазаться при помощи любимого и проверенного трудами сериальных сценаристов из родного мира способа: «сильно били по голове, ничего не помню». Лир вздохнул и чуть шевельнулся. Оставалось только придумать, как сбежать. Для этого нужно было как минимум расковать кандалы на руках и ногах, а с шеи снять железный ошейник, длинной цепью соединенный со вбитым в булыжник мостовой кольцом. Если бы у него было что-то тонкое и острое вроде гвоздя, он бы ночью попробовал… Но что мечтать о несбыточном? Лир поежился. На улице ощутимо холодало. Задул противный ветер, неся по небу рваные тучи. Дождь, что ли, собирается? Только его для полного счастья и не хватало. Зато попить внепланово можно будет. А, надо сказать, жажда мучила так, что во рту и горле саднило, а губы на ощупь стали похожи на наждачную бумагу. Первые капли выбили пыль возле лица Лира через десять минут, когда в небе уже вовсю грохотало и посверкивало. А вскоре дождь обрушился единой плотной стеной. Лир до этого не видел ничего подобного. Его всегда забавляло, когда по телевизору в прогнозе погоды сообщали, что на улице нынче влажность сто процентов. «Это как? — думал Лир. — Вместо воздуха — вода? А люди теперь — не люди, а рыбы?» И вот теперь он видел, что это такое — настоящие сто процентов влажности. Вода лилась с небес, вода поднималась откуда-то снизу — так, что теперь резво вскочивший на ноги Лир стоял по щиколотку в бурлящем потоке. Вода ревела, выла и клокотала, устремляясь во все щели, дыры и отверстия в кладке. Небо разом потемнело, словно наступил поздний вечер, ветер усилился так, что капли дождя теперь при порывах летели мимо Лира не к земле, а параллельно ей. Лир попытался забиться хоть под какое-нибудь укрытие, но длины цепи не хватало. В ожесточении он дергал и дергал ее, намотав на кулаки и упираясь всем мощным телом дора Бьюрефельта… И вдруг полетел на спину, вдобавок еще и чуть не получив по лбу выдранным кольцом с насевшим на него камнем мостовой. Лир сел и уставился на булыжник, не веря своим глазам. Это было чудо… Или дождь, который размыл мощение, позволив раскачать кладку. Лир еще раз изучил свое «приобретение». Камень был здоровый и тяжеленный. С ним на шее Лир чувствовал себя в окружающей воде линкором с якорем… Или утопленником с грузом на шее. Это сравнение не понравилось, и он вскочил на ноги, осматриваясь. Вода продолжала реветь, хлестать и грохотать. Лир шагнул к близкой стене здания и, ведя по ней рукой, двинулся туда, где, как он знал, была дверь. Кандалы на ногах жестоко мешали, гремя и путаясь. Но вокруг, к счастью, не было никого, кто мог бы услышать их звон. Дверь он нащупал сразу после того, как свернул за угол. Толкнул… И она легко распахнулась в теплый полумрак какого-то большого помещения. Недолго думая, Лир ступил под своды дома своего врага. Постоял, прислушиваясь. Сердце колотилось где-то в горле, мешая дышать. Лир сглотнул и двинулся вперед, по-прежнему гремя цепями, как Кентервильское привидение. Для начала стоило найти чем прикрыть зад и все остальное тоже. А потом как-то снять кандалы и ошейник. Хотя… Лир покрутил цепью с булыжником на конце и подумал о том, что в довесок к свободе получил еще и неплохое оружие. Он намотал цепь на кулак и дальше на предплечье, оставив свободно свисать тяжелый конец длиной сантиметров в сорок, и отправился изучать место, в которое попал. Коридоры были по-прежнему пусты. Запахи вывели Лира на кухню, где он сначала жадно сожрал обнаруженный на столе кусок хлеба и запил его, давясь и стеная от наслаждения, холодной водой из стоявшей в углу кадки. Теперь нужно было заняться поисками острых предметов. Тут было все (Лир даже заулыбался): и ножи, и даже топор. А кроме того — крепкая двузубая вилка, которой повар, как видно, переворачивал куски мяса на сковороде. Лир засунул один из зубцов в замок браслета на левой руке и поднажал. Тело дора Бьюрефельта, так любезно подлеченное бородатым магом, вновь показало, на что способно. Что-то в замке кракнуло, ломаясь, и вскоре левая рука Лира оказалась на свободе. С правой пришлось повозиться дольше — все-таки он был ярко выраженным правшой. Зато ножные кандалы слетели с лодыжек моментально, и Лир бросил их тяжелой кучей внутрь большого кухонного котла, что лениво кипел на небольшом огне. С ошейником же возникли проблемы. Для того, чтобы взломать замок на нем, как минимум требовалось зеркало. Тыкать себе в шею острием вилки на ощупь Лир не хотел категорически. Но в кухне ничего похожего на зеркало не было, а в круглом боку большой медной кастрюли Лир отражался так странно, что вполне мог вместо замка на шее попасть вилкой себе в глаз. Он уже собрался двинуться дальше, как вдруг в коридоре раздались голоса. Лир замер, приникнув к стене за дверью и прислушиваясь. Пульс снова начал набирать обороты, гремя так, что, казалось, его нельзя было не услышать. Но входить в кухню никто не спешил. Кто-то решительный лишь приказал доставить закуски и вино в спальню господину. Его собеседник угодливо ответил, что все сделает в лучшем виде, вот только сходит в подвал за нужной бутылкой. Что ж. Это шанс. Осталось только дождаться гонца с вином. А тем временем найти хотя бы штаны. Ну или вон — хоть фартук, оставленный поваром. Кашевар явно был человеком не мелким, и тем куском ткани, который прикрывал ему только живот, Лир обернулся полностью. Новоявленная юбка несколько стесняла движения, но ходить, зазывно сверкая голым задом, Лир больше не хотел. Хватит. Находился. Воспоминание о пережитом насилии как-то взбодрило и резко озлобило его. Эйфория от нежданного и совершенно невероятного побега испарилась. На самом деле он еще никуда не сбежал. Его еще вполне могут поймать и снова… Лир передернулся. Нет. Дешево он им не достанется. И вообще — русские не сдаются. Лир крутанул в руке цепь с камнем и вновь приник к двери, прислушиваясь. Ожидание оказалось недолгим. Вскоре дверь на кухню отворилась, и в нее задом вперед ввалился какой-то человек. Он тащил за собой по полу короб с винными бутылками и, на счастье Лира, не больно-то смотрел по сторонам. Остальное было делом техники. Лир до смерти напугал малого своим камнем, двузубой вилкой и безумным видом. А потом вынудил собрать на поднос закуски и вино и идти с ним до комнаты господина. Рядом с ней Лир своего невольного проводника притормозил, заставил поставить еду на пол, а после несильно, но с неожиданной для него самого сноровкой придушил все той же цепью. Душить человека оказалось занятием хлопотным и малоприятным, но, похоже, Бьюрефельт нечто подобное уже делал, а сам Лир просто не видел иного выхода. Не до политесу, когда собственная жизнь висит на волоске. Потерявшего сознание слугу он связал, предварительно заткнув ему рот, и засунул в огромный платяной шкаф, стоявший здесь же, в коридоре. После чего перекрестился, для надежности поплевал через левое плечо, выругался и осторожно постучал в нужную ему дверь. Ответа не было, и Лир тихонько толкнул ее, приникая к образовавшейся щели. Первое, что долетело до него, были звуки. Их он помнил очень хорошо: шлепки тела о тело, смачное хлюпанье — именно так хлюпало в заду дора Бьюрефельта, после того, как в нем побывало трое… А еще — болезненные стоны и ругань. По всей видимости, тот, кого пользовал дор Бариссиан, чем-то не удовлетворял взыскательный вкус господина. Лир озверел. Это свое состояние он обычно называл так: «планка упала». Когда эта самая планка падала, он от ярости становился почти невменяемым. Ему было наплевать на себя, свою безопасность, правила, законы и здравый смысл. Тренер такие финты своего подопечного ненавидел и обожал одновременно. Ненавидел, потому, что опасался за здоровье своего лучшего спортсмена. А обожал по той простой причине, что, впадая в это состояние неконтролируемого гнева, Лир становился действительно непобедим. Половина его спортивных достижений была построена на этом. Один журналист как-то красиво написал про Лира, что эта его ярость — сродни состоянию берсерка. Лир в такие тонкости предпочитал не вникать, но точно знал — его в такие моменты стоило обходить стороной по широкой дуге, а лучше вообще не попадаться на глаза. Дверь отлетела в сторону, явив Лиру спину дора Бариссиана, который со спущенными штанами лежал на ком-то, одетом в черное, вжимая его лицом в подушки. Всего Лир рассматривать не стал. Цепь в его руках уже совсем привычно натянулась, захватывая тощее костистое горло ненавистного врага. Бицепсы на здоровенных, все еще странных для Лира руках дора Бьюрефельта, напряглись. Бариссиан забился, царапая пальцами впившиеся в него металлические звенья. Лир поднажал… И вдруг понял, что стал убийцей… Черт! Не хотел ведь ничего такого… Или хотел? Мертвым — с разинутым ртом и незрячим бледно-голубым глазом, который уставился мимо Лира куда-то в стену — Бариссиан был еще гаже, чем при жизни. В момент смерти он еще и кончил, и теперь сперма заляпала не только его самого, но и бедра девчонки — той самой доброй служаночки с косой цвета осени, которую он, как выяснилось, до этого и трахал. Девица скатилась с кровати на противоположную от Лира сторону и теперь торопливо поправляла на себе свое темное бесформенное платье, больше всего похожее на рясу священника. Когда она наконец-то подняла голову, Лир убедился, что девушка очень мила. Даже чуть широковатый нос ее совсем не портил, превращая идеальную красоту прочих черт в милое уютное очарование. А вот фигура у служаночки была на удивление нескладной. Она была голенастой и тощей, с крупными, почти мужскими руками и длинными угловатыми ногами, которые, впрочем, очень быстро спрятались под подолом платья. — Как ты? — спросил Лир. — Звать на помощь не будешь? — Спасибо. Подмога уже подоспела. Поздновато, но все же… — голос служанки хрипел, и она закашлялась, наклоняясь вперед и прижимая руки к груди. Рыжие волосы — ее единственное несомненное богатство, не считая миловидного личика — упали вперед, спутанной волной ложась на простыни. — Поможешь мне? Служанка кивнула, все еще кашляя. — Мне бы одеться и как-то выбраться отсюда незамеченным, но сначала… Лир поднялся и выглянул во все еще пустой коридор. Нагнулся, подхватил поднос со снедью и, едва не урча от запаха, потащил его к столику у окна. Есть по-прежнему хотелось отчаянно. Так, что невозможно было думать ни о чем другом. Даже мертвое тело на кровати не смогло отбить у Лира аппетит. Повернувшись к постели спиной, он положил мясо на хлеб и впился в полученный бутерброд зубами. Боже… Ливень все еще яростно молотил по крышам, камню стен и мостовых. В замке по-прежнему царила тишина. Этим надо было пользоваться, пока не поздно. Где-то на задворках сознания уже билось бабочкой о стекло лампы предчувствие: пора делать ноги и как можно скорее. Лир принялся одной рукой торопливо запихивать в себя еду, которая казалась ему вкуснее всего, что он ел в жизни, а второй распахнул шкаф. В дорогу требовалось надеть что-то простое и крепкое, а среди нарядов пресветлого дора Бариссиана — ныне покойного — попадались все больше шелка и кружева. Наконец Лир нашел то, что требовалось. Охотничий костюм из кожи и замши. Зажав остаток бутерброда зубами, чтобы освободить обе руки, приложил к себе. Вроде может подойти. Потянул пояс своего единственного одеяния — поварского фартука — и вдруг опомнился, оглянувшись на девицу. — Отвернись. Та, пожав тощими плечами, послушалась. Лир быстро дожевал свой обкусыш, сбросил фартук и, прыгая на одной ноге, натянул штаны. Если бы тело дора Бьюрефельта было в прежней форме, они бы, наверно, не сошлись — пресветлый дор был куда крупнее Бариссиана. Но теперь штаны легко застегнулись. Рубашка тоже подошла, хоть и сидела, словно футболка на качке — в обтягушку. Замшевая куртка, изначально пошитая свободной, чтобы не сковывать движения охотника, легла на плечи как родная. И вот только с обувью возникла проблема: сапоги пресветлого дора Бариссиана на ноги Лиру не лезли никак. — Сейчас, — шепнула служанка и, не спросившись, торопливо вышла в коридор, плотно прикрыв за собой дверь. Лир рыпнулся, чтобы ее поймать, но осадил сам себя. Девушке не было никакого смысла поднимать шум. Лир чувствовал: она ему не враг и действительно поможет… Да, поможет… Лир призадумался: а как потом сама? Взять ее с собой? Не вариант. Ему бы одному как-то все преодолеть. Девушка вернулась минут через двадцать. К этому моменту Лир уже успел перенервничать, успокоиться и снова начать сходить с ума. Зато она принесла Лиру очень многое. Обувь, которая вполне подошла. Плащ с капюшоном. Перевязь с мечом. Кинжал в отдельных ножнах. И большой узелок, содержимое которого Лир своим гиперчувствительным носом долго голодавшего человека тут же определил, как провиант. Лир окончательно оделся и глянул на себя в зеркало. На него смотрело… чучело. Лицо было грязным, как у шахтера, только что поднявшегося из забоя. Черная коса расплелась, и длинные, давно не мытые пряди наподобие каких-то отвратительных дредов мотались вокруг головы. Девушка за его спиной вздохнула и, положив руки на плечи Лиру, почти насильно усадила его на подставленный табурет. Она принесла таз с водой и полотенце, а потом ее пальцы привычно взялись за чужую шевелюру. Пока Лир умывался, она распутывала колтуны. Вскоре «воронье гнездо» у него на голове под стоны и ругань из-за выдранных в процессе расчесывания волос превратилось во что-то более или менее похожее на обычную косу. Когда рыжая служаночка закончила, на Лира из зеркала смотрел уже вполне приличный человек. Непривычно крупный, заросший густой черной бородой до самых глаз, словно житель какого-нибудь Гудермеса, он был Лиру странен. Но все же чужероднее всего в его лице были, как ни странно, глаза. И в первую очередь потому, что в них плавало нечто такое, что будь это не его собственный взгляд, Лир бы испугался. «Взгляд убийцы», — подумал он. Внезапно к горлу подкатила дурнота. Руки задрожали, тело мгновенно покрылось испариной. Он убил… Человека… Считай, голыми руками… — Пойдем, — голос девчонки, видимо сорванный, когда она кричала под Бариссианом, по-прежнему хрипел, и разобрать его тембр Лир не мог, но именно он привел его в себя, заставив собраться. Рефлексировать было не время и не место. Он кивнул. Служаночка развернулась и пошла из комнаты. Лир шел за ней и подмечал, что бедолага хромает — насилие не прошло для нее даром. Теперь он даже жалел, что Бариссиан простился с жизнью так быстро и, судя по всему, так сладко — даже кончил напоследок от асфиксии. Лир, будь у него иная возможность, хотел бы устроить ему куда более насыщенную и затяжную кончину. С другой стороны… И та, что получилась, еще долго будет сниться ему в кошмарах. Все-таки убивать оказалось совсем не так легко, как показывали в голливудских блокбастерах. А с другой стороны — так просто… Так отвратительно просто… Лир снова вспомнил, как ловко и привычно его руки перехватили цепь перед тем, как накинуть ее на шею увлеченного насилием Бариссиана. Мышечная память? Наверно. Чем еще объяснить? Ведь истинного хозяина тела Лир за все это время рядом с собой так и не почувствовал… А значит, и валить не на кого. Это он только что убил. Придушил, слыша хрипы, чувствуя сопротивление, ощущая, как человек в его руках бьется в конвульсиях, силясь вздохнуть хоть глоток воздуха… Лира затрясло, и он задышал ртом, силясь подавить новые рвотные позывы. Нет, эту бабскую истерику следовало прекращать. Вон, девица впереди и не думает падать в обморок от того, что на ее глазах — да что там на глазах, прямо на ней! — убили человека. Темными ходами, в которых им не встретилось ни одной живой души, она вывела Лира за стены замка, где на прощание вручила довольно увесистый кошель. Спрашивать о его происхождении Лир не стал. Ну откуда у служанки столько денег? Наверняка обчистила «доброго» хозяина, чтоб ему черти в аду не ленивые попались. И кто такой Лир, чтобы упрекать ее в этом? Дождь все еще лупил, скрывая следы и пряча звуки. Рыжие растрепанные волосы служанки мгновенно напитались влагой и прилипли к вискам и высокому лбу огненными извивами. Лир притронулся к одному такому завитку и даже пожалел о своей уже много лет назад окончательно определившейся ориентации. С такой подругой, как эта девчонка, которая только что перенесла насилие и стала свидетелем убийства, но при этом по-прежнему сохраняла стойкость духа, и не думая впадать в истерику, он не только в разведку бы пошел, но и в ЗАГС. А может, она не служанка? Может, какая-то родственница того куска дерьма, что сейчас валялся в спальне в спущенных штанах и со следами от Лировой цепи на шее? Уж больно решительно и без подобострастия ведет себя… Да и рыжая… Лир оборвал свои мысли. Не до выяснений. — Я вернусь, ты же понимаешь, — сказал он, прощаясь. Девушка кивнула. А потом подняла на него глаза, цвет которых Лир так и не смог разглядеть. — Только когда придешь мстить, помни о том, что не все здешние жители — такие же злодеи, как мой… Как дор Бариссиан и его прихвостни. Это «мой», которое потом изменилось на официальное «дор», Лир отметил, но комментировать не стал. Мало ли что девушка имела в виду? Мой господин, мой любовник, мой дядя, наконец — вариантов было много, но ни один из них не имел для Лира никакого значения. Он кивнул, прощаясь, потом, движимый порывом, схватил руку девушки и прижался к ней губами. Та ахнула, занервничала, отнимая пальцы, и Лир не стал удерживать. — Спасибо тебе. И, наверно, прощай. Уезжай отсюда, если можешь. Скоро тут станет… горячо. Девушка покачала головой. — Я останусь здесь. А кроме меня — женщины, дети и другие ни в чем не повинные люди. Прошу, помни об этом, пресветлый дор Бьюрефельт. Лир кивнул и, больше не оборачиваясь, двинулся в темноту. Прочь от ненавистного места, где он впервые в жизни убил человека. И где его изнасиловали тоже впервые. Масса впечатлений… Лир вздохнул. Ему еще предстояло как-то добраться до дома дора Бьюрефельта, просочиться сквозь тех, кто осаждал его замок, познакомиться с пресветлой дорой Фрейей — его супругой и, главное, как-то убедить всех в том, что он — это он… Тяжелая цепь, которую он так и не снял с себя, оттягивала шею, напоминая о долге, чести и данных самому себе обещаниях. Лир закрутил ее себе вокруг талии, запахнул плащ и отправился в путь. Сильные ноги приятно пружинили, мышцы работали с обычно незаметной, но для Лира такой приятной силой. И даже комар, который самым наглым образом укусил его в щеку, показался Лиру лучшим другом. Просто потому, что теперь каким-то чудом, магией или промыслом божьим он получил возможность пристукнуть паразита, легко и просто действуя своей еще совсем недавно бесполезной рукой. Тело требовало движения, и Лир легко побежал вперед, постепенно набирая скорость. Раньше бегать он умел, пожалуй, лучше всех в команде. Он был быстр, прыгуч и вынослив, как сайгак. Потом… Потом была кровать в реанимации, кровать в общей палате и кровать в его мрачной квартире. Совсем не то, что сейчас. Сердце стучало ровно и сильно. Легкие наполнялись сырым, напитанным дождем воздухом, размеренно поднимая мощную грудь… В темноте Лир и не заметил, что лес, в который он недавно углубился, стал заметно гуще. Низкий сук дерева неудачно прилетел ему в лоб с такой силой, что опрокинул навзничь. И все было бы ничего — крепкий череп дора Бьюрефельта мог выдержать и не такое, но приземлился Лир затылком на камень… Темнота, которая тут же навалилась на него подобно борцу сумо, оказалась такой же неподъемной, как и в тот раз, когда он упал с коня…