Король Лир

Обед, как сказали бы по телевизору в родном мире Лира, прошел в теплой дружественной обстановке. Дора Хильда — в противоположность супругу дама маленькая и изящная — была заботлива и мила. Девочки — пятеро дочерей Оки мал мала меньше — смотрели на гостя во все свои отчаянно голубые глазищи. Особенно после того, как узнали, что он побывал в плену и потерял память. Но после того, как Лир с неприкрытым удовольствием слопал все, что ему было предложено, нахваливая и благодаря, а дора Хильда в ответ улыбнулась ему так, что он крякнул, обалдев, Оки мгновенно разогнал идиллию. Дора Хильда и девочки были тут же отправлены во внутренние покои, а мужчины пересели к незажженному по причине летней поры камину. Порассуждать, как сказал Оки. Вино, поданное тихим молодым парнем в платье, покроем похожем на то, что носила та самая служанка, которая помогла Лиру в доме Бариссианов, оказалось великолепным. Лир отхлебнул и вновь перевел взгляд на слугу… Или нет? Лир вопросительно взглянул на Оки, и тот хлопнул себя по лбу. — Черт, Бьюр, ты действительно ничего не помнишь. Я, признаться, до конца не верил. Но раз ты даже Джонаса не узнал… — Не узнал, — Лир покачал головой, подтверждая свои слова. Парень сверкнул на него серыми ясными глазами и вдруг улыбнулся, повернувшись к Оки: — Может, и к лучшему. Не рассказывайте, благородный дор. — Как скажешь, младший. Как скажешь. Скорее всего, ты прав. Лир переводил взгляд с одного на другого, ничего не понимая. Но, судя по всему, посвящать его в детали никто не собирался. Оки лишь пожевал губами и пояснил: — Это Джонас. Мой младший муж. «Опа!» — подумал Лир и присмотрелся к парню внимательнее. Молодой — не больше двадцати лет. Стройный, насколько позволяло судить дурацкое бабское платье. Лицо красивое. Даже очень. Странная для Лира смесь волевого начала и опять-таки женской мягкости. Младший… И ведь не по возрасту… Нижний, что ли? Пассив? Вынужденно… Вспомнились слова, услышанные во сне от Таноса: младший должен быть покорным. Юный Актеон Бариссиан тоже был младшим… Причем в его совсем незрелом возрасте — уже вдовцом… Мда. Надо понимать так: старшие сыновья в этом мире воспитывались как мужчины, наследники лена, а младшие — с перспективой стать кому-то мужем… Вот только такой вопрос: а что если старший погибнет? Как сможет править мужчина, которого никогда не обучали этому? И вообще, каково это — расти, зная, что хоть ты ничем не отличаешься от старшего брата, он получит все, а ты чей-то член в задницу?.. Лир поморщился и снова взглянул на Джонаса, статуей застывшего чуть в стороне от кресел, в которых сидели Лир и хозяин дома. — Я прошу прощения, но… Оки, ему обязательно там стоять? Лицо благородного дора потемнело. Он бросил извиняющийся взгляд на своего младшего супруга и кивнул ему, отсылая. — Стоп! — Лир вскочил. — Я идиот. Сказал и сам не понял, что. Я имел в виду: нельзя ли Джонасу сесть с нами, а не стоять столбом? Я просто не помню, как… как это заведено, Оки. Дор Торефельт и его супруг обменялись улыбками, Джонас опустился на подлокотник кресла мужа, а Лир вздохнул с облегчением. Плюхнувшись в кресло, он с силой потер лоб и с искренним раздражением сказал: — Чувствую себя полным идиотом. В голове дыра размером с мозг. Мне бы почитать что-нибудь такое, полезное… — Это к Джонасу. Я не по этой части, Бьюр, — Оки перевел взгляд на мужа, по-прежнему сидевшего на подлокотнике его кресла. — Поможешь гостю? Молчаливый Джонас кивнул и вновь улыбнулся, погладив мужа по бритой голове таким интимным жестом, что Лир покраснел. Секса у него самого не было… Лир даже не стал подсчитывать сколько. Много. Интересно, как тут можно решить эту… гм… проблемку? О том, что впереди его ждет знакомство с пресветлой дорой Фрейей, которая где-то там играючи обороняет родную крепость от полчищ дора Бариссиана, он старался не думать вообще. Джонас сдержал слово и все так же молча оделил Лира стопкой книг. Не рукописных, а отпечатанных, из чего Лир заключил, что мир, в котором он оказался, не такой уж и отсталый. Интересно, порох они уже знают? Или он им на фиг не нужен, если есть маги? Лир вспомнил бородатого мозгляка из замка дора Бариссиана и поежился. Прижимая к груди полученные знания, Лир ушел к себе и засел, обложившись томами разных размеров и толщины. История страны была пространной, Лир отложил ее на вечер. Местная табель о рангах позволила Лиру выяснить разницу между пресветлыми и просто благородными дорами, а также узнать о том, что страной правит не король, а собрание этих самых пресветлых доров, в которое входил и дор Бьюрефельт — Лир с любопытством нашел здесь сведения о своем теле-носителе. Но больше всего его внимание привлекла книга, которую Лир определил для себя как что-то вроде «Кодекса строителя коммунизма» или еще более древнего «Домостроя». В ней было самым подробнейшим образом рассказано о морали и правилах поведения доров, их младших мужей, жен и детей. Про младших мужей Лир читал с особым тщанием. И совершенно точно уяснил: то, что творилось в доме дора Бариссиана по отношению к юному Актеону, не то что не лезло ни в какие рамки, но и подпадало под кучу карательных законов. Однако кто мог указать пресветлому дору в его же доме, как ему себя вести с теми, кто зависел от него? Лир хмыкнул и пошел разыскивать Оки, чтобы задать ему новые вопросы. Бла-ародный дор нашелся довольно быстро — все в том же зале с камином. Он по-прежнему — будто и не вставал — сидел в кресле, а у него на коленях устроился Джонас. Они целовались, а платье младшего было так недвусмысленно задрано, что Лиру не потребовалось сложных умственных усилий, чтобы понять: он не вовремя. Лир начал тихонько пятиться назад, стараясь не нашуметь, но убраться окончательно до начала основных действий не успел. Джонас извернулся и встал на колени над Оки. Здоровенные руки дора тут же задрали на нем платье еще выше, заголяя оттопыренный зад (очень ладный, просто-таки исключительно ладный зад!), после чего один толстый палец скользнул между половинок, начиная оглаживать розовеющее отверстие — расслабленное и готовое принять в себя нечто куда большее. Лир торопливо шагнул за дверь, но все же успел услышать вскрик Джонаса и ласковое, успокаивающее ворчание его мужа… Это было уже слишком. Тесная дружба с Кулаковой полного облегчения не дала. И сразу после ужина Лир, ухватив Оки за пуговицу на выпуклом животе, затолкал его в угол и поинтересовался, как ему быть с его собственным либидо. Оки долго ржал, тряся головой и пузом, а потом пояснил: в его доме он никого к этому не принуждает, но и мешать Лиру охотиться не будет. Которую охмурит — та и его. — Не «та», а «тот», — поправил Лир, смущаясь. Оки в ответ задрал брови так высоко на лоб, что они образовали нечто вроде челки при пионерской стрижке «Бокс». Какие мыслительные процессы шли при этом в его бритой голове, Лир так и не понял, но сильно удивился, когда здоровенная лапища бла-ародного дора сомкнулась на его шее. — Полезешь к Джонасу — убью. — С чего бы мне к нему лезть? — просипел Лир. — А с того. Я сказал — ты понял. Понял? Лир покивал, как мог, и Оки разжал хватку, после бережно поправив смятый воротник его куртки. Лир ощупал шею, покрутил головой и снова ухватил здоровяка за пуговицу. — Расскажи мне. А то перед кем-то другим попаду в идиотское положение. Оки отнекивался. Лир давил и в итоге стал обладателем такой информации: Джонас должен был стать его, Лира (то есть дора Бьюрефельта) мужем, но Лир от мужского брака отказался. Да и вообще, Оки знал его как стопроцентного бабского угодника, который, пока дора Фрейя смотрела сквозь пальцы, не пропускал ни одной юбки. Лир крякнул. Оки смотрел испытующе. — И вот теперь ты просишь меня найти тебе добра-молодца, чтобы ты мог его трахнуть. Это точно ты, Бьюр? Я тебя не узнаю. Оки рассмеялся, а Лиру стало совсем не до веселья. И что теперь? Скрывать свою ориентацию, как когда-то в родном мире? А вот фиг! — Я решил попробовать. После дора Бариссиана… Знаешь… Хочется побыть… с другой стороны. В другой… роли, — Лир опустил голову, Оки переменился в лице. — Так он тебя?.. — Еще как, благородный дор, еще как… — Скотина. Повисла пауза. Но Оки не дал ей затянуться, внезапно грянув с повышенной бодростью: — А почему бы нам — двум бла-ародным дорам — не хряпнуть по маленькой? — Как говорил один мой знакомый: нет повода не выпить, — с облегчением откликнулся Лир. Ночь «бла-ародные доры» встретили совсем не благородно. Оки дрых в кресле, завалившись на бок так, что его рука лежала на полу. Ноги его при этом неприлично растопырились, и в паху стал виден лопнувший шов на штанах. Прямо у него на животе при этом комфортно устроился мелкий серый кот. Лир с пьяной заботливостью попытался нахала согнать, но тот нашипел на него и даже оцарапал руку. Лир сдался и пошел спать, прекрасно понимая, что поиски кандидата для легкого секса и уж тем более чтение книги по истории придется отложить до лучших времен. Как ни странно, утром голова почти не болела. А добрая чарка холодненького рассола, принесенная уже знакомым улыбчивым слугой, и вовсе сотворила с ним очередное чудо. Он взбодрился, оделся без чужой помощи и лишь попросил мальчика причесать его — с непривычно длинными волосами справляться все еще было тяжело. Когда коса была уже доплетена, Лир осмелел и ущипнул слугу за вертлявую попку. Тот хихикнул совсем не обиженно, и Лир понял, что часть своих проблем решил. После завтрака дор Торефельд пригласил Лира пофехтовать во дворе. Лир с удовольствием согласился — размяться хотелось нестерпимо. Он выбрал себе оружие, взмахнул им пару раз, проверяя балансировку, и удовлетворенно кивнул. Оки следил за ним внимательным взглядом, и Лир вдруг испугался — а что как он сейчас себя выдаст? Что как его манера фехтования — такая же неизменная и своеобычная как почерк, или отпечатки пальцев — окажется настолько сильно отличающейся от манеры дора Бьюрефельта, что поединок кончится так: хозяин замка с криком «Демоны!» начнет звать солдат и экзорциста? В итоге первые выпады и блоки дались ему с трудом. Но потом он как-то позабыл про свои опасения и разошелся. Узкий обоюдоострый меч ожил в его руке, движения стали легкими, почти автоматическими, мозг погрузился в состояние, которое сам Лир для себя горделиво определял, как боевой транс. В такие моменты на первую линию выходили инстинкты, навыки и реакция. Мозг подключался лишь при резкой перемене обстановки. Так и теперь: Лир фехтовал, наседая на вспотевшего Оки, и словно со стороны следил за собой, с удивлением отмечая, что его тело странным образом ухитряется действовать, с одной стороны, знакомо, используя заученные во время тренировок приемы, а с другой — раз за разом выделывает такие па и антраша, которым тренер Лира никогда не учил. В целом же все это было прекрасно. Что и выяснилось сразу после того, как насквозь пропотевший Оки запросил пощады. — Ты просто адски хорошо фехтуешь, Бьюр, — здоровяк подмигнул, утирая раскрасневшееся лицо. — Я рад, что в этом смысле плен на тебя никак не повлиял. Но за Джонаса все равно из кожи вылезу, но убью. Остаток дня Лир провел за чтением. История мира, в котором он оказался, неожиданно увлекла его. Как ни странно, это был не прогресс, а, скорее, регресс. Когда-то цельная страна, объединенная одной правящей династией, теперь развалилась на удельные лены вроде его собственной Морской гавани или Соловьиной долины Бариссианов. И произошло это после того, как из мира неожиданно и катастрофично ушла магия. Нет, маги, способные излечить тело, наколдовать немного еды или запустить во врага файербол, встречались и сейчас. Услуги их были недешевы, однако для аристократии вполне доступны. Но все это было типичное «не то». Если раньше магом в той или иной степени был каждый, а по-настоящему сильные чародеи, способные без преувеличения горы свернуть, рождались часто, то теперь их было днем с огнем. Если раньше для того, чтобы творить волшебство, ничего не требовалось, кроме элементарных навыков, то теперь для любого магического действия был нужен особый эликсир. Маг пил его и только после был способен колдовать. Рецепт зелья держался в великом секрете, и стоило оно в прямом смысле на вес золота. Объяснение произошедшему Лир нашел в одной из легенд, которая рассказывала о том, что некогда в этом мире жили хранители магии — драконы. Драконы правили миром через своих всадников, которых искали себе среди людей. Всадником мог стать далеко не каждый. И при этом нужно было соблюсти такие условия, что у Лира волосы дыбом вставали. Рассказ о боли и насилии, через которое должен был пройти каждый всадник, вызвал у него лишь тошноту и темные мысли о подвале дора Бариссиана. Что за мир-то такой, где боль возведена в культ? А наслаждение ею — норма? Лир покачал головой и вновь вернулся к чтению. Пробиваясь через архаичное построение фраз, он выяснил, что одними страданиями человека сделать всадником было нельзя. Требовалось что-то еще. Какое-то волшебство, чудо, единение. Книга описывала это весьма иносказательно и крайне пафосно. Что-то о связи сердец, которые у всадника и дракона якобы бились в едином ритме, о крови, которая у них каким-то образом была одна на двоих, о семени дракона, которое, прорастая в теле всадника животворными цветами, делало его таким же бессмертным, как и сам ящер, но умирало, если выбор дракона оказался неверным… Все это в голове у Лира укладывалось плохо, и он, послюнив палец, перевернул страницу. Из прочитанного дальше выходило, что из-за всех перечисленных выше сложностей, зачастую поиски всадника затягивались на столетия, а дракон, лишенный своего человека, был лишь тенью самого себя. Ситуация окончательно испортилась, когда в мире начала набирать силу новая религия. Святые отцы, не придумав, по мнению Лира, ничего нового, объявили магию бесовством, стали жечь наиболее сильных ведьм и колдунов и подбивать народ на уничтожение драконов и всадников. Дело кончилось предсказуемо: драконы ушли, а вместе с ними практически полностью исчезла и магия… Лир вздохнул и перевернул страничку. Все это было сказочно, но при всем том предельно знакомо. И чего людям не живется мирно? Зачем все время себе новых врагов искать? Сборник легенд заканчивался историей про последнего оставшегося дракона, который так и не ушел из родного мира. В первую очередь потому, что так и не нашел свою половину. Согласно легенде, его заколдовал последний из еще не уничтоженных карателями от святой церкви магов. Проклятие лишило дракона крыльев до тех пор, пока он не обретет своего всадника. Летописец объяснял это злокозненностью магов и тем самым оправдывал саму идею уничтожения колдунов под корень, но Лир, прикинув, решил, что маг в отчаянии просто сделал все, что мог, для спасения привычного ему мира — насильно удержал в нем последнего из летучего племени, приковав его к земле человечьим обликом. Если верить рассказанному, то можно было предположить, что нынешние редкие недоколдуны и появлялись до сих пор на свет только потому, что по земле в поисках своего всадника все еще бродил прóклятый человек-дракон… Лир закрыл книгу и посмотрел в широкое окно, до конца не осознавая, что выискивает в темнеющем вечернем небе крылатый силуэт… Но нет, конечно, нет. Это были просто легенды. Сказки этого мира. Драконы? Ерунда. Лир вздохнул немного печально и отправился на ужин. Как только он вышел в коридор, вечер тут же пообещал перестать быть томным. На лестнице Лир наткнулся на все того же вертлявого и улыбчивого мальчика-слугу и, недолго думая, пригласил его «в нумера» — к себе в комнату, как окончательно стемнеет. Мальчик заулыбался и убежал, кокетливо стреляя глазками. Лир расправил плечи и отправился есть. После ужина по уже установившейся традиции Оки провозгласил: — А почему бы бла-ародным дорам не выпить по стаканчику? Лир в очередной раз не нашел, что тут можно возразить, и вскоре он, Оки и Джонас уже сидели в креслах у камина. Лир отдельно, Джонас, как и в прошлый раз, на подлокотнике кресла мужа, тем самым ввергая Лира в смущение и воспоминания об увиденном. Глаза его невольно стали ощупывать платье младшего мужа в попытке определить, есть ли под ним что-то еще из одежды, или лишь голое, соблазнительно стройное и гибкое тело. Оки, заметив взгляды Лира, помрачнел и насупил брови. Положение спас, как ни странно, сам Джонас, который негромко сообщил о том, что вернулись разосланные Оки лазутчики. Дор Торефельд оживился и потребовал доклада. Лир тоже стал слушать с предельным вниманием. Хоть пресветлая дора Фрейя по-прежнему была для него лишь именем, судьба родового гнезда Бьюрефельтов и его домочадцев не могла Лира не волновать. Лазутчики подтвердили: осада все еще не снята, а замок держится. Ситуация была патовой, тем более что подкрепление, которое ждали осаждающие, к ним так и не прибыло. — Это, наверно, потому, что слать пока что некому, — мрачно сообщил Лир. Оки кивнул. О том, что друг задушил своей цепью воинственного соседа-садиста, он уже знал. — Вывод: надо действовать прямо сейчас. Я пошлю гонцов по соседям, которым верю. Соберемся и ударим им в спину. А потом можно будет уже подумать о том, что с Соловьиной долиной делать. Лир кивнул. Предстоящая война его страшила, как любого человека, который никогда ни в чем подобном не участвовал, но в то же время в душе играло что-то этакое, ретивóе, горяча кровь и толкая на безумства. Опять-таки было бы очень приятно предстать пред светлы очи доры Фрейи, которую Оки описывал как даму весьма решительную и боевую, не огрызком мужчины, которого драл во все дыхательно-пихательные гарнизон замка дора Бариссиана в полном составе, а человеком чести, спасителем слабых и обиженных. Возбужденный этими милитаристскими идеями, Лир пожелал Оки спокойной ночи — тот ответил невнимательно, увлеченный тем, что, как ему казалось, незаметно для Лира лез под подол платья своего младшего мужа. «Интересно, а на жену его тоже хватает? — подумал Лир, выходя. — С другой стороны, пятерых дочек ведь доре Хильде не ветром надуло…» Посмеиваясь, Лир двинулся к своей комнате. Когда он открыл дверь, то улыбка его стала еще шире. Мальчик-слуга — голенький и завлекательно смущенный — сидел на его кровати, поджав под себя стройные ноги. Лир закрыл дверь и спросил: — Тебя как зовут? — Эриас. — Я буду звать тебя Эри, — сообщил Лир и погладил мальчика по полувставшему члену. Тот тоже не стал терять времени и с привычной ловкостью взялся за одежду Лира, приветствуя каждый оголившийся кусочек его тела поцелуем. — Вы такой… волосатый. И такой… большой. Лир усмехнулся, ставя колено на край кровати прямо у бедра Эри. Что да, то да. Пресветлому дору было чем гордиться. Его мужская плоть, которая сейчас поднималась из зарослей черных волос в паху, больше всего походила на лишь совсем немного уменьшенную бейсбольную биту. — Ты… справишься? — Лир нагнулся и ухватил мальчика за круглые ягодицы. — Я буду осторожен. — Не беспокойтесь, пресветлый дор, — мелкий паршивец кокетливо стрельнул глазами. — Я… подготовился. Лир продвинул пальцы дальше и убедился — этот вертлявый молочный розовый поросенок действительно был растянут и смазан. В голове у Лира стало горячо и вязко. Перед глазами поплыло. Он перевернул мальчика, ставя его на четвереньки, засунул ему в попку сразу три пальца и замер, прикрыв глаза. Анус мальчишки был сочным и расслабленным. Лир проник еще глубже и с кайфом ощутил, как внутри, прямо под его пальцами, жарко и торопливо бьется пульс. Лир вздохнул и решил, что сегодня позволит себе все. Вот вообще все — о чем читал, о чем мечтал и о чем даже не решался думать. Вынув пальцы, он наклонился и широко лизнул промежность своего нежданного любовника. Потом еще и еще, стараясь языком пробраться как можно дальше в пока что не сомкнувшееся отверстие. Мальчик тихонько застонал и подался навстречу ласке, еще сильнее выпячивая свой крепкий задок. Лир понял, что тянуть больше не может, и приставил член ко входу в гибкое тело. — Тебе лет-то сколько? Эри удивленно обернулся. Видимо, это был совсем не тот вопрос, что он мог себе представить в подобный момент, но Лир, который в этих делах придерживался самых строгих правил, не спросить не мог. — Семнадцать. Почти. Лир кивнул и осторожно надавил. Свежее, еще не «заюзанное» отверстие расступалось неохотно. Зрелище завораживало: темная от прилившей крови, почти фиолетовая головка — крупная и агрессивная — медленно раздвигала розовые сморщенные края, проникая внутрь мальчишеского тела. Эри тихонько застонал, и Лир замер, позволяя ему привыкнуть. — Пресветлый дор… — Да? — Давайте. И Лир дал, вогнав себя в узкий зад на всю длину. Эри вскрикнул, закрутил головой, попробовал отстраниться, но Лир не пустил. Терпеть и сдерживаться он больше не мог. Несколько движений — и разрядка сотрясла его тело. Первое, что Лир испытал, отдышавшись, был стыд. О мальчике он так и не позаботился, а сам… Потом пришло понимание, что его благоприобретенный дубинообразный суперчлен и не думает опадать. Сначала нерешительно, потом все более уверенно Лир начал двигаться вновь. Теперь острое — до звезд перед глазами — возбуждение отпустило. Он мог контролировать себя и действовал гладко и размеренно, постепенно все больше узнавая раскрытое для него тело, выискивая лучший угол для проникновения. Когда мальчишка под ним вздохнул особенно сладко, Лир понял, что все делает правильно. Теперь захотелось увидеть лицо Эри. Не снимая мальчика со своего члена, он помог ему перевернуться. Щеки Эри раскраснелись, губы припухли, глаза были расфокусированы. Розовый член стоял, а от головки к животу тянулась ниточка прозрачной вязкой жидкости — мальчик готов был кончить. Лир двинулся еще несколько раз, вновь выискивая правильный угол, перехватил руку Эри, который потянулся, чтобы приласкать себя, и взялся за его член сам. Через минуту мальчик вскрикнул, выгнулся и выстрелил себе на живот перламутровой жидкостью. Лир отстал от него ненадолго. — Пресветлый дор, дозвольте я теперь ваш член… почищу? Лир вскинул бровь. — Ртом, — пояснил мальчик и зарделся. Предложение было из разряда тех, от которых отказаться было просто невозможно. Лир лег на спину, заставил мальчика встать на четвереньки так, чтобы его рот мог беспрепятственно насаживаться на член Лира, а растраханная попка оказалась у него прямо перед лицом. Двойная порция спермы медленно покидала красное натруженное отверстие, стекая по бедрам и яичкам Эри, и Лир не знал, что ему доставляет большее удовольствие — этот вид или ощущение теплых губ и шустрого языка на члене. За эту ночь Лир взял мальчика еще пять раз — здоровье у дора Бьюрефельта оказалось просто-таки бычьим, но темперамент Лира, лишенного радостей секса в течение долгих месяцев, вычерпал его едва ли не до дна. Усталый настолько, что едва мог шевельнуть рукой, он пожелал бодрому на удивление Эри спокойной ночи и сомкнул глаза. А когда открыл их, то увидел над собой потолок своей малогабаритки и обеспокоенное лицо врача из скорой помощи.