Король Лир

Лир выпрыгнул из своего сна, как подводный атомоход при экстренном всплытии. Ударился пузом о реальность, расплескивая брызги, и закачался на волнах, пребывая в каком-то странном состоянии, когда вроде бы уже проснулся, но мир вокруг так и не стал настоящим. Но он ведь для Лира таким и не был. Настоящее ждало его там — на медицинской кровати с капельницей в вене. И если верить врачам — а оснований относиться к их словам скептически у Лира не было — настоящего этого ему было отпущено раз и обчелся. А в этом, вроде как нереальном, но таком настоящем, насыщенном мире у него был осажденный замок, супруга дора Фрейя, с которой еще предстояло познакомиться, девчонка-служанка, так пособившая ему при побеге, и двое мальчишек. Один, который сейчас жарко сопел рядом, свернувшись в уютный клубочек, и другой — там в подвале замка Бариссианов — измученный, голый, несчастный. Тот, чье лицо он так и не увидел. Зато успел пообещать спасти… Лир передернулся, вспоминая, как мерзкий мозгляк-колдунишка тыкал Тэю в сомкнутые губы своим членом. Что ж у мальчика за судьба-то такая? Впрочем, всего Лир не знал. Он же не видел юного Актеона нигде, кроме как в подвале, куда его притаскивали для очередной экзекуции. Но слова Таноса и тот факт, что сейчас мальчик объявил голодовку, считая, что лучше умереть, чем жить так, как жил он, доказывали лучше всего незатейливый факт: и вне подвала ничего хорошего с ним не происходит. Бедолага… Лир вспоминал его почти прозрачную, очень светлую кожу, сбрызнутую прелестными, по-детски наивными веснушками, грациозную хрупкую фигуру — еще по-жеребячьи нескладную, голенасто-рукастую, тощую. Маленькие ягодицы — вечно в синяках от побоев, ниточку острых позвонков вдоль исполосованной ударами спины. Узкие запястья и щиколотки, которые с очевидностью доказывали, что здоровяком, вроде дора Бьюрефельта или уж тем более Оки, мальчику никогда не стать. А еще бледные розовато-бежевые соски — припухшие, словно у девочки пубертатного возраста, у которой настоящей женской груди еще нет, а соски уже перестали быть плоскими. Мысль об этих нежных бутонах на безволосой мальчишеской груди Тэя вдруг отдалась самым непосредственным образом у Лира в паху, вынудив его и без того напряженный член, охваченный, похоже, традиционным для дора Бьюрефельта утренним стояком, зашевелиться. В штанах мгновенно стало тесно. Вчера Лир решил не снимать их на всякий случай. (Вдруг война, а он — мало того, что уставший, так еще и с голым задом?) И вот теперь расплачивался за свою предусмотрительность. Лир расстегнул пуговицы на ширинке и, прикусив губу, чтобы не выдать свои эмоции стоном, с наслаждением запустил в нее руку. Стало жарко и томно. И неловко. Вдруг Эри сейчас проснется, а он?.. Лир завозился, решив вставать и закончить начатое где-нибудь в кустиках… И разбудил-таки мальчика. Тот приподнял лохматую голову и уставился на Лира огромными сонными глазищами. — Пресветлый дор? От этого обращения Лира почему-то передернуло — все эти пресветлые доры, прости господи… — Зови меня Лир. — Лир? — Эри задрал бровки домиком и еще больше округлил глаза. — А что это значит? Лир рассмеялся, потрепал мальчика по голове и пошутил, вспоминая родной мир и собственное, намертво приклеившееся еще в детском доме прозвище. — Это значит — король, — сказал он и тут же пожалел об этом. Теперь Эри от изумления стал похож на совенка. Но главное не это — главное, что он начал отползать от Лира, видимо в порыве сделать что-то достойное столь неожиданно высокого звания любовника. Бок, к которому до этого прижимался мальчик, тут же обдало сквозняком. Лир заворчал и вернул Эри на место. — Только никому об этом ни слова. Это просто… детское прозвище. Понял? Эри закивал, как китайский болванчик, и Лир с тоской осознал, что скоро о том, что он — король (настоящий-пренастоящий!), узнает весь лагерь. Мальчика следовало как-то отвлечь, а Лир знал только один действенный способ. Он сдвинул с себя плед, которым было прикрылся, и потянул штаны с бедер. Эри оживился и принялся помогать. Лир же, в свою очередь, запустил ладони в легкие хлопковые бриджи, в которых мальчишка спал. Спереди у Эри все было по-утреннему бодро, но Лира больше интересовала обратная сторона этой прелестной медали. Он просунул палец между ягодицами Эри и бережно ощупал чувствительную кожицу вокруг ануса. — Уже не болит? — шепнул он нежно, и Эри отрицательно качнул головой, продолжая ласкать ладонями член Лира. Получив это немое разрешение действовать дальше, Лир перевернул мальчика на живот, а потом заставил его подняться на колени, выпячивая задницу. Штанишки натянулись, и Лир с удовольствием отметил, что некогда грубая ткань теперь была достаточно изношенной, чтобы стать почти прозрачной. Лир взялся за пояс и стянул бриджи Эри, открывая доступ к самым интимным местам. Розовое колечко пульсировало, яички нервно подрагивали. Лир склонился и поцеловал сначала одно, потом другое. А после приподнялся выше и запустил язык в ложбинку между ягодиц. Сначала он действовал только ртом, целуя и чувствуя такой же отклик: анус мальчика, нервно сжимаясь от каждого прикосновения губ Лира, будто бы и вправду целовал его в ответ. Потом Лир осторожно протолкнул в него палец, затем второй… А когда Эри, постанывая, стал нетерпеливо насаживаться уже на четыре, поднялся на колени и, хорошенько смочив член слюной, приставил его ко входу в юное тело. Мальчик замер. Лир толкнулся. Немного помедлил, позволяя Эри привыкнуть к своим размерам. А после начал двигаться — совсем неглубоко, то погружая одну только головку, то вынимая ее. Анус мальчика то растягивался, принимая в себя плоть Лира, то отпускал ее, при этом словно облизывая. Наконец Эри вздохнул нетерпеливо, заерзал, и Лир понял, что игру пора прекращать. Он отстранился, перевернул своего юного любовника на спину и, добавив слюны, одним длинным плавным движением вошел в него до конца. — Мой король, — пролепетал Эри и неожиданно кончил, так и не прикоснувшись к себе. Такую реакцию на свои усилия Лир видел впервые и замер в восхищении. А Эри, немного отдышавшись, соскользнул с его члена и начал толкать в плечи, понуждая лечь. — Откиньтесь назад, пресветлый Лир, я тоже хочу… Я хочу поласкать вас, как вы меня. Лир, забавляясь по поводу собственной «пресветлости», улегся на спину и, повинуясь рукам Эри, ухватил себя за ноги под коленями, широко разводя их. Мальчик положил руки на его бедра и замер, любуясь. — Вы такой красивый здесь. Такой… мужественный. Лир не удержался и пощупал. Тело дора Бьюрефельта в этом столь интимном месте он, понятно, не рассматривал. Под пальцы попалось туго сжатое кольцо мышц. Края были неровными, словно шрамированными — насилие, которое пережил дор Бьюрефельт, давало о себе знать. Кроме того, Лир нащупал довольно густые завитки волос, которые росли вокруг ануса. Сильно волосатых в интимных местах мужиков Лир в своей прошлой жизни терпеть не мог (волосы вечно попадали в рот и застревали между зубов), а теперь сам был таким. И даже кому-то в таком виде нравился. Эри склонился и поцеловал Лира прямо туда. — Только без пальцев, — строго напомнил Лир и невесело усмехнулся собственным словам. Раньше он с одинаковым удовольствием бывал со своими любовниками как сверху, так и снизу. Но последние события отвратили его от желания подставить кому-то свой зад даже для такой невинной ласки. Однако Эри продолжал целовать, лизать и потираться, и Лир все-таки смог расслабиться. Прикосновения шустрого языка теперь приносили одно лишь ни с чем не сравнимое удовольствие. Тем временем Эри переместился на поджавшиеся яички Лира, а после туго и жарко охватил ртом член, пропуская его глубоко в жаркое подвижное горло, которое при каждом сглатывании влажно и сильно ласкало головку. Это было… невероятно. Лир подумал, что такого страстного, раскрепощенного и щедрого любовника у него не было, пожалуй, никогда. И, возможно, больше никогда не будет… Эта мысль холодной иглой впилась в сердце, но вскоре ее растопил и смыл абсолютно крышесносный оргазм. Когда Лир кончил, рыча сквозь стиснутые зубы и невольно дергая бедрами, солнце едва начало подниматься над горизонтом. Матерчатые стены шатра окрасились розовым, запели птицы, а в лагере началось первое шевеление. Смущенный Лир только теперь сполна осознал, что их сексуальные игрища с Эри были отделены от пары сотен людей на поляне лишь тонкой тканью. Понадеявшись, что начали они, когда было еще слишком рано, Лир оделся и покинул палатку… И тут же осознал, насколько он ошибался. Оки, подмигивая и прижимая к себе все еще сонного Джонаса, который тоже имел вид человека абсолютно затраханного (причем в прямом смысле этого слова), бодро пожелал добренького утречка и поинтересовался, не заездил ли Эри старого доброго дора Бьюрефельта до обморочного состояния, как это уже было один раз. Лир заворчал, что Оки лучше бы не совать свой нос, куда не просят, а следить за собственным здоровьем: лишний вес и молодой муж — не самое полезное для сердца сочетание. Похохатывая и обмениваясь подобными не больно-то интеллектуальными шутками, они позавтракали, а после Оки приказал сворачивать лагерь. Пора было выступать. Эри и Джонаса в компании пары солдат оставили с обозом, а ударная часть небольшой армии, которую удалось за пару дней собрать Оки, двинулась вперед. План был разработан и пять раз обсужден еще вчера за ужином, повторен за завтраком, и Лир надеялся, что все пройдет гладко. Тем более что лазутчики доносили: их явно не ждут. Люди, осадившие крепость, чувствовали себя до неприличия расслабленно. Даже патрули разослать не потрудились, ограничившись парочкой дозорных. Так что окружить и ударить одновременно с нескольких сторон было не трудно. Точнее так: не трудно для Оки и его опытных подручных. Лир же трусил невероятно. Он не представлял, что делать, с чего начать и как при этом остаться более или менее целым. Ему не хотелось показаться трусом, но и храбрецом назвать себя он не мог никак. Однако все разрешилось как-то само собой: масса людей двинулась вперед, крича и потрясая оружием, и эта яростная волна захватила и понесла Лира. Он не заметил, как оказался в самом центре схватки, где на него тут же наскочил один из солдат дора Бариссиана — здоровенный, полуголый и с отвратительно оскаленным ртом. Не ожидавший ничего подобного Лир поначалу совершенно автоматически принял его замах на свой меч… А после ему и вовсе стало не до размышлений и метаний. Меч пел и гулял в его руке, тело двигалось послушно и сильно. И Лир вдруг подумал, что именно сейчас, на острие, когда либо он, либо его, радость жизни стала ощущаться как-то особенно ярко. Он убивал — кровь летела брызгами из тел врагов, заливая ему руки, попадая красными брызгами на лицо. Но это не было безэмоциональным и рассудочным убийством издалека — при помощи пистолета, ружья, или, тем более, сброшенной с самолета бомбы. Это было честнее, горячее и справедливее. В конце концов, дор Бьюрефельт этих людей на свои земли не звал. Они явились сами, чтобы захватывать, жечь и, как не раз с особым удовольствием подчеркивал дор Бариссиан, насиловать. И теперь Лиру нужно было либо их победить, либо лечь под них, позволяя и дальше творить все, что им могло прийти в голову. А вот как раз ложиться-то Лир и не желал. Спасибо, хватит! Отряд Оки и солдаты Бариссиана бились одинаково яростно, но первых было меньше, чем вторых, и начальный успех атаки легко объяснялся внезапностью. Теперь же все осложнилось. Лир стиснул зубы, отбиваясь сразу от двоих. На Оки, который сражался рядом, насели четверо, и здоровяк ревел неурочно разбуженным медведем, раскидывая их. И все равно их отжимали к скалистому морскому берегу, справа от выступающего мыса, на котором располагался замок Морская гавань. Первый из солдат Оки с громким, полным ужаса криком сорвался вниз. Следом — второй… И тут со стороны замка запели трубы. Тяжелый подвесной мост, грохоча цепями, с глухим ударом лег на выдолбленную в камне площадку на противоположной стороне рва. Через открывшийся проход на помощь отряду Оки вылетело десятка два неплохо вооруженных воинов. И это качнуло чашу весов схватки обратно! Немаловажную роль сыграл и какой-то стрелок, владевший луком просто филигранно. Раз за разом он снимал врагов со спин саримов, пуская в них длинные, богато оперенные стрелы откуда-то из недалекого леса, из крон высоких деревьев. Спасения от них не было. Даже железные кирасы, которые имелись, по всей видимости, у офицеров, пробивались ими, словно были из бумаги, а не из металла. Оценив точность попадания и силу, с которой лучник рассылал свои смертоносные подарки, Лир уважительно покачал головой. Стрелок был высококлассным. Джонас? Неужели он? Лир присвистнул: вот тебе и младший! Сам Лир из лука стрелял только ради развлечения. Его спортивная дисциплина предполагала стрельбу из пистолета. Но в свободное время он много и с удовольствием палил из всего, что в принципе годилось для этого, исключая, пожалуй, только баллистические ракеты. Нравились ему эти типично мужские игры. Так что со стрелком такого уровня Лир пообщаться поплотнее счел бы за честь. Понятно, после того, как родовое гнездо дора Бьюрефельта все-таки будет освобождено… Сомнений в этом уже почти не было. Осаждавшие, зажатые с двух сторон, запаниковали. Но вдруг Лир с изумлением увидел: люди Оки — один, другой, третий — начали вести себя до крайности странно. Лица у них внезапно сделались пустыми, они выронили оружие, повернулись спиной к врагам и пошли к обрыву, чтобы без посторонней помощи, добровольно прыгнуть вниз — на седые от набегавших волн камни. Так, словно были крысами, следовавшими за волшебной дудочкой… Волшебной… Это слово показалось Лиру ключевым, и он встрепенулся. Маг! Чертов бородатый колдунишка! И его мерзкое ментальное чародейство! Лир огляделся. С самого начала осады в лагере колдуна не было, а значит… Значит, появился он буквально только что и теперь прячется где-то рядом. Лир дернул поводья, удерживая нервно заплясавшего сарима. Найти и убить? Но где искать? И что произойдет за то время, пока он будет шариться по кустам? Лир сосредоточился и тут же почувствовал зудевшее надоедливым комаром где-то на границе сознания присутствие. Тогда, во дворе замка дора Бариссиана, он просто игнорировал его. А теперь… Теперь Лир был настроен атаковать. Он свернул, сжал свою волю в кулак и ударил. Со всей силой своей ненависти. Думая о юном Тэе в подвале замка Бариссианов, о тех солдатах, что кинулись на камни просто потому, что маг внушил им эту мысль. Ударил… И вдруг почувствовал, что пробил… Ощущение было похоже на то, что возникает, когда бьешь в живот человеку, который не успел к этому подготовиться. Вместо крепкой стены мускулов, которая могла бы остановить ментальный кулак Лира, он вдруг провалился во что-то мягкое. Разбираться — куда, Лир не стал и ударил снова, сминая чужое сознание, размазывая его, уничтожая. Открыл глаза… И тут же увидел, как люди, которые до этого вели себя, как безвольные марионетки, встряхивают головами, удивленно озираются и вновь поднимают оружие. Осознавая, что за эту последнюю минуту устал больше, чем за весь предыдущий бой, Лир поднял лицо к неожиданно потемневшему небу… И вдруг застыл, неприлично разинув рот. Гигантская крылатая тень накрыла его, берег, замок — от подвесного моста до донжона. Лир сглотнул и зажмурился, пытаясь принять увиденное. Но оно укладываться в сознании не желало. Лир затряс головой и, распахнув глаза, вновь уставился в небеса. Ничего не изменилось. Это действительно был огромный иссиня-черный дракон — мощный, зубастый и огненный. И потрясающе красивый той невероятной, нездешней красотой, которая возможна только в сказке. Он завис в воздухе, заревел оглушающе и… ринулся в атаку. Лир, которого порыв воздуха от одного лишь взмаха крыльев монстра сбросил на землю и проволок несколько метров по камням, только и успел подумать: «Они же… вымерли…» А после благословенная тьма сокрыла его беспомощные мысли и жалкие переживания.