The Rich and The Poor

Утро встречает ЧжиЁна больной задницей и кашлем, эхом доносящимся из проклятой ванной. СынХён заболел, очень и очень сильно. Легкая простуда переросла в грипп за одну ночь на холодном полу. Было лето, поэтому Квон не удосужился включить подогрев, да ему и не до этого как-то было. Странно, что он сам не заболел после холодной ванны. ЧжиЁну пришлось тащить эту гриппозную тушу (а на вид не такой уж и тяжелый) до своей кровати, отгонять ГаХо, который так и норовил запрыгнуть на СынХёна, и звонить семейному доктору, потому что Чхве был очень горячим, тяжело дышал и не прекращал кашлять, а блондин не знал, как ему помочь. Доктор ДонВук приехал быстро, его напугал дрожащий и взволнованный голос младшего из семьи Квон. Как оказалось не зря он выжимал из своей машины все силы, ЧжиЁн выглядел так, как будто бы не спал всю ночь и боролся за жизнь паренька на его кровати. Почти черные подглазники, трясущиеся руки, которыми он сжимал ладонь черноволосого, иногда проводя по волосам и лицу, и губы, шепчущие какие-то молитвы и просьбы. Всё это было очень странно, врач его никогда таким не видел, даже в детстве, когда его мать заболела. Видимо, этот парень для него много значил. Все последующие дни ЧжиЁн почти не отходил от СынХёна, пичкал таблетками и выполнял всё, что ему сказал доктор, но всё же старался особо не беспокоить без надобности. С пищей было труднее всего, блондин никогда раньше не готовил для больного человека, да и не больного тоже. Он вообще готовил только в детстве – кексы из песка и грязи. Один раз. Мать от ужаса из-за выползающего из «кекса» червя слегла на неделю, поэтому он их больше не делал. Он поискал в интернете, пару простеньких рецептов, но «простенькими» они были только на мониторе, на самом же деле Квон пару раз чуть не спалил кухню, угробил несколько тарелок и испортил всю еду (даже рис) какими-то неведомыми приправами, которые валялись в шкафчиках. Без полноценного и здорового СынХёна было тяжело, пыль лежала несколькими слоями, так что ГаХо постоянно чихал, а Квон заработал себе неплохую аллергию. Он уже подумывал снова нанять домработницу, которую попер, когда у него появился Чхве, но благодарный взгляд брюнета за его, ЧжиЁна, заботу заставлял его молча сносить все тяготы жизни. - В этот раз уже лучше… - говорит СынХён и, все-таки не удержавшись, морщится, еда была опять пересолена. - Не ври! – ЧжиЁн, поджав губы, пытается отобрать тарелку, чтобы выкинуть в помойку приготовленную еду и заново начать готовить, но Чхве его останавливает, схватив за руку. - Если ты её уберешь, я помру с голода, - он больше не говорит «Что ты, это офигенно вкусно!» или «С кем не бывает…», наконец, говоря правду. ЧжиЁну было даже как-то по-злорадному весело наблюдать, как СынХён давится его кулинарными выкидышами. - Спасибо за всё, - говорит Чхве, дотрагиваясь до его руки и улыбаясь, и ЧжиЁну кажется, что сердце замирает на добрых пять минут. У него кружится голова и перед глазами все плывет. «Наверное, клеточки мозга отмирают», - думается ему. - Ты… плачешь? – пораженно спрашивает СынХён, касаясь влажных дорожек на его щеках, а тот просто шмыгает носом и утыкается ему в ключицы, обнимая крепко-крепко. - Знаешь, в тот день я подумал, что ты умрешь… - шепчет он ему в грудь, не прекращая реветь, как истеричка. – Знаю, это глупо, но ты выглядел так плохо, да ещё и этот наркотик!.. Я думал, что все из-за него, что я все-таки переборщил с дозой. Я… я виноват, прости!.. Я так зациклился на себе, что дошел до такого!! – он говорит сбивчиво, иногда всхлипывает, сжимая ткань пижамной кофты с глупыми обезьянками на груди у брюнета. - Эй, ну хватит! – перед СынХёном никто никогда не извинялся за свои ошибки, все всегда считали, что так должно быть, и ни о каких муках совести и речи не шло. – Я уже весь мокрый и в твоих соплях, ну же! – так же как никто не извинялся перед ним, он не умел принимать извинения. Не «прощать», а именно «принимать». Он просто не понимал, как это. - Прости, - ЧжиЁн, наконец-то, отлипает, стирая слезы со своего лица, немного опухшего с еле заметным красным следом от складки на кофте Чхве. - Прощаю, - отвечает СынХён и больше не говорит ни слова, проваливаясь в сон. Таблетки иногда начинают действовать очень вовремя.

***

После болезни СынХён чувствует себя полностью обновленным и готовым с новыми силами дальше батрачить на ЧжиЁна. Тот ходит какой-то странный и отстраненный, не язвит, не указывает, что Чхве надо делать, только смотрит взглядом побитой собаки. - Хватит так на меня пялиться! – однажды он не выдерживает очередного взгляда. – Я тебя простил, сколько можно-то?! Если бы все было так просто. ЧжиЁн понял, что его простили, но он не мог простить самого себя. И даже не за то, что совершил, а за то, что был бы не прочь это повторить. Его тянуло к СынХёну, а ЁнБэ со своим «ты втюрился, бро» доводил до трясучки. «НЕ-ВОЗ-МОЖ-НО», - по слогам произносит он, все еще веря в то, что он просто хочет СынХёна и не более. Да, в прошлый раз было очень больно, но эта боль была какой-то сладостно-извращенной. ЧжиЁн даже думал, что он на самом деле мазохист, прокручивая некоторые сцены из их с Чхве недалекого прошлого. Ему доставляла эта уверенная сила рук СынХёна на его бедрах, из-за которой он не мог отодвинуться, вырваться или хотя бы управлять процессом. - Я точно мазохист, - припечатывает он, и ДаМи приходится прервать свою тираду о том «какой ДонВук, чёрт возьми, правильный работник и совершенный импотент, потому что не хочет её, такую распрекрасную Квон ДаМи». - Ну, ты меня слушаешь вообще?! – возмущается она, а её братец тяжело вздыхает, откидывая голову на спинку уютного диванчика в его кабинете. - ДаМи, я не твои подружки, зачем мне знать о том, что ты хочешь трахнуться с нашим семейным врачом, а? – он действительно не понимает, за какие грехи в прошлой жизни он заслужил такую болтливую старшую сестру. - Они все разъехались по разным странам, а что мне прикажешь делать, если ты единственный, кто может вытерпеть мой… треп? Так ты обычно говоришь? - Ага, треп, болтовня, щебет, трещание – и это все ТЫ! – он проводит рукой по лицу, пытаясь стереть усталость, но у него это не выходит. ДаМи надувается, как морской огурец от воды, и складывает руки на груди. Иногда ЧжиЁну кажется, что это он старший в их семье, ведь сестренка сущий ребенок со взрослыми, однако, потребностями в виде секса с ДонВуком, на который тот не ведется. ДаМи просто не знала, что у того была девушка, с которой они встречаются уже около семи лет и у них все прекрасно и без свадьбы. Внезапно раздается стук в дверь, ЧеРин наверняка хочет сообщить, что кто-то пришел. - Входи, – он нехотя отзывается, впуская девушку внутрь. Та кашляет в кулак одной руки, а в другой держит носовой платок. – ЧеРин, ты в порядке? - Да… то есть нет… Я, кажется, заболела, не могли бы вы отпустить меня сегодня пораньше, босс? – она обращается к нему столь официально только тогда, когда он в кабинете не один. Обычно же она называет его «оппа». - Конечно, можешь уйти прямо сейчас. - Спасибо. ЧеРин прикрывает дверь с обратной стороны, берет свои вещи и, цокая каблуками, выходит из офиса. Дорогу ей преграждает невысокий немного хмурый мужчина в кепке – Ян ХёнСок. СиЭл уже мысленно прощается с ЧжиЁном, надеясь, что тот написал завещание. Все в компании знают, что если ХёнСок приходит без звонка, то он недоволен. Нет, не так, он в полнейшей ярости от дел компании. В былые времена он сам управлял ей вместе с отцом ЧжиЁна, а потом они решили сбросить эту обязанность на младшего Квона, контролируя дела компании издалека, вмешиваясь только тогда, когда все по-настоящему хреново. И если отец ЧжиЁна мог бы мягко подтолкнуть его делать всё правильно, то ХёнСок не заморачивался, говоря прямо, как есть. Если он считал, что «прибыли нихрена нет, а ты, малолетний белобрысый поганец, губишь наше с твоим отцом совместное дело», то он так и говорил. - Квон у себя? – грубо спрашивает он у шмыгающей носом секретарши, имя которой так и не удосужился запомнить, называя про себя «та страшненькая». - Д-да… - запинается она, отходя в сторону, давая ХёнСоку пройти. Тот чуть ли не с пинка открывает дверь, а ДаМи решает побыстрее ретироваться, она уже опустошила весь свой словарный запас, да и говорить с младшим братом ей больше было не о чем. - Здравствуйте, - ЧжиЁн примерзает к дивану и как-то скукоживается, надеясь, что его и без того миниатюрную фигурку не заметят. Но глава компании ВайДжи не слепой и тем более не глухой, тихое нервное приветствие он слышал. ХёнСок кидает пачку снимков ему на колени, а сам садится в черное кожаное кресло «босса», стоящее прямо у большого окна во всю стену, ему всегда нравился вид из него. - Что это? – спрашивает Квон, а мужчина просто кивает, мол, глянь и поймешь. ЧжиЁн смотрит на целующихся себя и СынХёна со снимков, выпадая на пару минут из реальности, и не понимает, как их могли снять, почему он этого не заметил и чего от них хочет фотограф?