***
Ну и дурдом. А ещё считается школой высокого класса – попасть сюда не так просто. Жаль ту девушку: она не виновата, что не умеет постоять за себя, такой уж слабый характер. Меня вот тоже в школе как-то пытались задирать, но получали отпор сначала в виде драки – драться я умею хорошо, вырос в бедном районе, а потом и сами поняли, что со мной выгодно дружить – я же был мозговым центром. Надо бы как-нибудь намекнуть Достоевской, чтобы делилась решениями; может, её и зауважают. Хотя, тут и вправду интересно – зачем ей нужна моя фотография? Ещё одно мутное дело. А Драйзер молодец, не каждый сможет открыто заступиться за такую непопулярную девушку... он действительно хороший парень. Неужели она в меня влюблена? В этом случае, надеюсь, девчонка хорошо понимает, что данный проект от края и до края бесперспективен и полностью обречен на провал. Даже смешно о таком думать. Господи, почему любовь зла? О запахе волос Теодора тоже думать смешно. Поэтому, думай о работе. Это всегда хорошо. Так, следующий урок у меня только через четыре часа. Пока посижу в школьном парке, благо, погода просто идеальная – солнце, ветра нет, но при этом не душно. Заодно смогу хорошо поработать, пока голова соображает. Я уже выбрал место под раскидистым кленом и разложил на траве документы, которые должен проверить для клиента, как тут же услышал за забором из высоких кустов шиповника громкие, знакомые голоса. Какое совпадение, – кисло усмехаюсь сам себе. Вот надо же – именно здесь. Я говорил про свое патологическое любопытство? Прислушался, чуть подавшись в сторону звуков. Случайно смял документ. Чёрт. – Не думал, что ты всё-таки придешь. Теодор! – Считаешь меня трусом? Этот ехидный, задиристый голос тоже вполне узнаваем. – Да. – Ты с ней трахаешься, что ли? – Я обязан перед тобой отчитываться? – Брось, тебя-то я как задел? Ну, подумаешь, пошутил про бизнес. Мой отец вообще в тюряге сидит, ты можешь тоже про это пошутить. – Ты её обидел, зная, что она не может дать тебе отпор, и не извинился. – Всё-таки трахаешься. – Я прошу тебя последний раз. Пойди и извинись. – У нее крепкая задница, а, Тед? Тишина. У меня замерло сердце – я же говорил, сейчас с Драйзером лучше не связываться. Эй, с каких это пор я начал в нем разбираться? Раздался гулкий звук удара кулаком о что-то твердое, сдавленный, низкий крик, рычание, шелест травы, вызванный стремительным падением. Я услышал истошный вопль Дона, затем снова хаотичные звуки ударов, мешающиеся с криками. И тут до меня дошло – чего я сам сижу-то? Хлеба и зрелищ что ли жду? Хорош наставник – мальчишки дерутся, а ты тут сидишь. Иди ещё обойди всю школу и собирай ставки. Хорошая идея, кстати. Я мигом ринулся сквозь кусты, дабы разнять идиотов. Черт, сильно поцарапал лицо. Хорошо, что ещё глаза целы. Спасибо очкам. Картина открылась следующая – эти двое – Тед и Дон – перекатывались на траве из стороны в сторону и при этом лупили друг друга кулаками, куда попадется. Дон намертво вцепился одной рукой в волосы Драйзера, сорвав с них резинку, и я заметил, что длиной они чуть ниже лопаток – всколоченные, испачканные травой и землей. Пальцы самого Теда крепко держали обидчика за шею, тогда как другая рука теперь пыталась освободить волосы. Ну и драка, убожество, а не драка. Хотя, чего еще ожидать от тепличных деток? Я в детском саду дрался лучше. Давай, поразмышляй ещё о бесповоротно утраченном детстве. – Перестаньте! – заорал я, подбежав к ним вплотную, – а ну быстро прекратили! Меня проигнорировали, как и ожидалось. Вместо того, чтобы остановиться, Тед внезапно убрал руку с его шеи и двинул парню куда-то в ключицу или солнечное сплетение, на что тот, весь скрючившись и, наконец, разжав пальцы на темных волосах, вывернулся и ответил хорошим ударом кулака по лицу. Тед только крепче сжал зубы, не пикнув. Второй его удар пришелся чуть ниже живота, заставив Дона орать. Надо. Что-то. Делать. И делать быстро, пока идиоты живые. Хотя, с их-то техникой… – Я разочарован в вас, Теодор, – слежу, чтобы голос был максимально спокойным, ровным. Расчет строился на том, что я знал – он считает меня авторитетной персоной, а такие парни, как Драйзер, не любят расстраивать тех, кто имеет на них влияние. Это подействовало безотказно, как и ожидалось: тот тут же вскочил на ноги и отшатнулся от Дона, как от костра. Кихот сидел на траве, обхватив себя за разбитые, грязные колени, и внезапно захохотал. Я заметил, что весь его рот был в крови, а одежда местами висела клочьями. Теодор очень сильный – я бы не хотел в данный момент сойтись с таким противником. Драйзер выглядел не лучше – растрепанные и грязные волосы нависали на бледное, теперь мокрое лицо, а прямо под правым глазом легла большая сильно кровоточащая царапина. Помяли тебе товарный вид, парень. Тёмно-синяя рубашка, лишившись большинства пуговиц, распахивалась у него на груди до живота (заметил синяк и несколько ссадин) и кое-где порвалась. Все джинсы были в следах травы и земли, так же, как и его волосы. Он часто и глубоко дышал, будто не мог надышаться и хорошо вдохнуть, сжимал и разжимал кулаки, смотря на меня исподлобья, не отрываясь, не мигая ни на секунду, вжимая в землю своим поразительно красноречивым взглядом. В черных глазах читалось ничем не прикрытое бешенство – я первый раз видел его таким. – Я извинюсь, выдыхай, – Дон всё-таки встал и, чуть шатаясь, легонько толкнул Драйзера в плечо, сплевывая кровь в сторону. Взгляд всё также сиял весёлым огоньком – ему всё как с гуся вода. Очевидно, он и драку воспринял просто как очередное свое приключение. Драйзер даже не пошевелился, не отрываясь, смотря мне прямо в глаза. То ли я стал слишком нервный, то ли с ним что-то не в порядке, мне показалось, что я буквально физически чувствую его ледяной взгляд. – Теодор, – я нашёл в себе силы подойти к нему, и, долго не решаясь, взял за руку, успокаивающе погладив ладонь большим пальцем, – перестаньте. Всё хорошо, Теодор. Тот не мог произнести и слова – кажется, до сих пор находился в шоке. Дёрнувшись чуть назад, парень закрыл глаза, на которые тут же легли тёмные пряди. – Теодор, слышите меня? – с длинными, лохматыми волосами он был похож на маленького, насупившегося ребенка, – пойдёмте ко мне в кабинет, я налью вам чая, там Вы успокоитесь, и я обработаю царапину. Всё будет хорошо. Вы меня слышите? Драйзер медленно кивнул, беззвучно пошевелив губами. Его царапина мне не нравилась – при близком осмотре она была глубже, чем казалась, и очень сильно кровоточила. Достав из кармана носовой платок (хвала богам, чистый), я приложил его к ране, и ткань тут же пропиталась кровью. – Пойдёмте, пойдёмте, – я взял его за руку и повёл, как малыша. Он даже на землю наступал с трудом, глядя себе под ноги. Заведя его в кабинет, я первым делом закрыл дверь на ключ – не хватало ещё, чтобы нас кто-то потревожил, его сейчас нельзя лишний раз пугать. Поставил чайник – так, самое время доставать аптечку. Выудил перекись водорода и широкий бинт, обильно смочил его – надеюсь, правильный алгоритм. – Так, Теодор. Сейчас немного потерпите, будет неприятно, – резким движением (слишком резким?) прикладываю бинт к поврежденной щеке, с радостью замечая, что Драйзер впервые подает признаки чувств – цыкнул от боли и наморщился, как только жидкость вокруг его раны запузырилась. – Так, так, ещё чуть-чуть, всё, – промакиваю рану ещё раз и замечаю, что по моим пальцам стекает прозрачно-розовая жидкость – перекись вперемешку с его кровью. – Вы молодец, Теодор, вытерпели, – выбрасываю тряпочку в урну, – сейчас организую вам чай, а потом приведем Вас в порядок. – Мистер… Лондон? – прошептал он осевшим голосом. – Да? – я размешивал ему сахар – должно нормализовать давление. – Вы сильно во мне разочарованы? Что? С чего бы это пришло ему в голову? Надеюсь, он понимает, что те слова были призваны его успокоить, и только. Какой же он… глупый. Неужели это его так заботило? – Нисколько не разочарован. Заступиться за девушку – благородный поступок. Я бы тоже ему вмазал, не будь я учителем. Ой, как не профессионально, уважаемый. Давай, расскажи ему еще, как думал о запахе его волос сегодня утром. Как прикидывал размер груди директрисы позавчера на совещании. Как случайно нашел в кабинете Бальзака журнал на гей-тематику. Откровенничай, кто не дает? Так, стоп, уже понесло. Тоже успокойся. Драйзер слабо улыбнулся. – Но Вы сказали… – Только чтобы Вас остудить. Пейте. Опустив взгляд в пол, он благодарно взял кружку из моих рук, случайно задев ладонь пальцами. Мне показалось, что он весь горит. – Всё хорошо, да? – Да, Теодор. Только жизнь вас сейчас изрядно потрепала, – улыбаюсь. Драйзер сделал большой глоток, продолжая смотреть куда-то в пол. Надеюсь, не уйдет в себя снова. – Позволите? У вас в волосах трава, – я потянулся к его волосам, чтобы вытащить запутавшийся в них тонкий стебель, как Драйзер мигом перехватил это движение, цепко стиснув ладонь своими руками. Я поразился – они действительно горели, будто от высокой температуры, и были очень сухими. Спустя мгновение, Драйзер бережно приложил мою ладонь к щеке – на место царапины, так, что кожей ощущался свежий порез. Я так поразился этому поступку, что как бы наблюдал за всем этим со стороны, будто читал книгу. – Ваша рука такая… холодная, – прошептал он. Ох, наконец-то до меня все дошло. Слава богу. Я улыбнулся, смягчая обстановку: – Используете её вместо льда? А что, практичный парень. Сообразительный. – Нет, – он недоуменно посмотрел на меня, сведя брови, – я хотел ее согреть. – Теодор… – Да? – он не выпускал моей руки, прижавшись к ней щекой. – Почему вы на меня постоянно смотрите? – Вам неприятно? – снова настороженное выражение лица. Да что же ты себе там постоянно выдумываешь? – Да нет… я просто понять не могу. – Ваши пальцы пахнут сигаретами, – он так же бережно развернул ладонь тыльной стороной к своему лицу и дотронулся кончиком тонкого, прямого носа до кожи, плавно вдыхая ее запах. Это обожгло больше, чем если бы он сейчас затушил об меня сигарету. – Я… много курю. – Мне это не нравится. – А? – моя очередь непонимающе смотреть. – Мне не нравится, что Вы много курите. Не нравится, что курите вообще. И как вы прикажите на это реагировать? Я остолбенело смотрел на него, надеюсь, не с открытым ртом. Теодор, ты моя женушка? Теперь спроси, куда я дел всю зарплату. – Это связано с той женщиной? – Что?.. – С женщиной, из-за которой Вы никому не доверяете? – снова пристально смотрит, и я не в силах отвести взгляда от его магнетических черных глаз. – Теодор? – Я вижу, что связано. Можете не отвечать, – он резко выпустил мою руку и отвернулся, так и оставляя пребывать в легком шоке. Я даже не мог толком описать мысли, всё в голове перемешалось, словно распутанные клубки. Поправил свой свитер, уставившись в тонкий узор на рукаве, будто он был мне интересен. Узор – ромбики, крестики… – Простите, – он вновь повернулся, передавая мне в руки пустую чашку. – Это… у Вас здесь есть зеркало? – Нет, – сказал я всё ещё не отошедшим от потрясения голосом. – Вот чёрт. Он со злостью пнул парту так, что та пошатнулась. – Вам сейчас лучше домой. – Знаю, – Драйзер кисло улыбнулся, – но сегодня к нам приехала мама, и я бы очень не хотел, чтобы меня таким видели. Я покосился на его открытую грудь (такую же бледную, как и лицо, заметил там пару небольших ссадин), кусочек плоского живота, видный из-под рванной рубашки, грязные волосы – и правда, родителям такого лучше не видеть. – Теодор… я живу в двух кварталах отсюда, к тому же, у меня лежит ваша одежда. У меня Вы можете привести себя в порядок, ну там, голову помыть, – я с сомнением покосился на его растрепанную шевелюру. – Ммм… не хочу приносить вам неудобства, – он мялся. Да что ты будешь делать! Почему мне не дают отплатить добром за добро! – Хотите ходить в таком виде? – я мягко улыбнулся. – Нет… А к Вам точно… можно? – Конечно, я же предложил. Он тоже улыбнулся. Как приятно его лицо, когда на нем не написано привычное напряжение. – Правда, если Вы не слишком слабонервный, Теодор. – Что такое? – в шутку нахмурился. – У меня там повсюду кости в шкафах, колдовские травы под потолком, сушеные крокодиловы головы и тараканы разъезжают на каретах. Он усмехнулся: – Я договорюсь с вашими тараканами, уж поверьте.***
Так выглядит культурный – ну или какой там – шок? Едва переступив порог моего скромного жилища и хорошенько оглядевшись по сторонам, Драйзер замер на месте, произнеся упавшим голосом: – Я всё-таки попал в ад? На кухне у вас кипящие сковородки? Пахло плесенью, чем-то горелым и пивом. Вот чёрт. Я рассмеялся, закрывая за нами дверь: – К сожалению, это всего лишь моя квартира. Не такие хоромы, как у вас, но все же… Будьте, как дома. – И буду, – он, всё ещё растрёпанный и запачканный, сейчас был похож на раззадоренного воробья, – где у вас тут ведро и половая тряпка? – Теодор?.. – Где? – Где-то за ванной, я их в последнее время что-то не использую, – стало стыдно. – Я это успел заметить! Ещё бы, так тщательно всё разглядывать. – Может, вам сначала помыться и переодеться? – Чтобы я к концу уборки испачкался ещё больше? Хм. Рационально. Нет, дожили. Докатились. Куда еще ниже падать? Мой же ученик требует от меня уборки в моём собственном доме. Драйзер, найдя в кухонном шкафу мешки для мусора (я удивился, что они там были), прошёлся с ними по полу, наполнив доверху целых шесть штук, тщательно завязал их и выставил к двери. Далее подмел пол сухой тряпкой, использовав лист бумаги вместо совка. Налив полное ведро воды, он сначала помыл пол один раз, затем, набрав новое – второй. Мне стало неловко стоять в стороне и смотреть на его работу, поэтому спросил, чем я могу помочь. – Помогите мне подобрать телефон, – съязвил он, протирая подоконник. Я расхохотался. Давно уже не смеялся над чем-то настолько легко и непринужденно. Он сдержанно улыбнулся, и, воспользовавшись моим хорошим настроением, приказал взять другую тряпку и вымыть второй подоконник. Нехотя, я повиновался. – Так… какие грязные шторы! В стирку их! Он осторожно поснимал их с гардин и отправил в стиральную машинку, предварительно загрузив её другим моим грязным бельём. Чистое белье расфасовал по шкафу, дверку которого преждевременно смазал маслом из хозяйственной полочки. Через два часа, после того, как мы сюда вошли, всё засияло таким блеском, будто я въехал в новую квартиру. Освободилось столько свободного места, что пространство показалось огромным, незнакомым. Я не верил глазам. – Теодор… – Надеюсь, Вы уважительно отнесетесь к моему труду и будете поддерживать такой же порядок, – он строго на меня посмотрел, – у вас есть что-нибудь на обед? – Чипсы есть… – Это не еда. Вы позволите? – он уверенно подошел к холодильнику. Я смиренно кивнул, зная, что сопротивление всё равно бесполезно. В животе заурчало – снова забыл поесть. – Так… яйца, протухшие макароны, мясо свежее? О, боже, – он закашлялся, закрывая нос, – консервы, сыр. Да уж, не густо у вас тут. Тогда яичница с сыром, выбора особого у нас нет. Пока сковородка с разбитыми яйцами нагревалась, он перемыл кое-какую посуду, оставшуюся после уборки. Вот уж кто бы понравился Саше с первого взгляда. Даже крышку ни разу не уронил. – Готово, садитесь, – он разложил яичницу по тарелкам и посыпал ее заблаговременно тертым сыром, – приятного аппетита. Пахло очень вкусно, настолько вкусно, как только может пахнуть от яичницы. Я так проголодался. – К черту предрассудки, Теодор, выходите за меня! Он засмеялся – я в первый раз увидел, как он смеется. Лицо, обрамленное спадающими на глаза длинными волосами, выглядело таким непривычно беззаботным и светлым, что я поразился, насколько эмоции могут кардинально менять внешность человека. – Скорее «женитесь», мистер Лондон, – насмешливо хмыкнул парень, успокоившись. Женитесь? Он имеет в виду, что мне надо скорее на ком-нибудь пожениться? Ну, уж нет, лучше жить на такой свалке, зато свободным. Я пропустил эту подколку мимо ушей, налетев на еду. Как и ожидалось, вкусно. Тут я вспомнил, что у меня скоро урок, и решил поторапливаться. Поев и помыв за нами посуду, он спросил у меня полотенце и стопку его вещей, которые я одолжил в прошлый раз, скрылся в ванной. Я хотел сказать ему мыться быстрее, но подумал, что это будет выглядеть слишком – Теодор не похож на того, кто засиживается в гостях. И правда: он вышел минут через семь, чистый и свежий, сложил грязную одежду к себе в рюкзак и нашел у меня фен. Ещё через восемь Драйзер стоял на пороге с, как всегда, собранными в узел волосами и опрятно выглядящий. Старая одежда, несмотря на его опасения, была ему в пору. – У вас сегодня есть уроки, Теодор? – спросил я, закрывая за нами дверь. – Нет, я домой иду, нужно поговорить с мамой. А Вы придете к нам завтра? Внимательно смотрит, ждёт реакции. – Уверены, что нужно? – я вспомнил, как он меня в прошлый раз выгнал, вспомнил его перекошенное, обиженное лицо, глухие удары кулака в стену. Мне стало не по себе. – Вы же обещали помочь мне, – протянул он упавшим голосом. – Вы уверены, что я на вас хорошо влияю? Он задумчиво посмотрел на свои руки – на сгибах пальцев я заметил запёкшиеся ранки, появившиеся точно не сегодня. Это… с того дня? Скорее всего, ведь они успели чуть-чуть зажить. – Уверен, – тон, не терпящий возражений. Какой упрямец! – Теодор, вы в тот раз не ответили… Вы хотите занять призовое место в таком серьезном конкурсе, чтобы доказать родителям, что достойны возглавить их бизнес? Он неохотно поморщился, как будто съел лимон: – Пожалуйста, хотя бы Вы не начинайте про бизнес. Нет, это никак не связано. – А с чем связано? – А Вам говорили, что вы очень любопытный? – усмехается, – по-моему, я имею право на свои секреты. – Теодор, просто я не совсем понимаю, что происходит. С Вами происходит что-то странное, я же вижу. – Не говорите, как будто хорошо меня знаете, – он с сожалением отводит взгляд, делая вид, что ему интересно рассматривать дома, мимо которых мы проходим. – О, ну я уж не настолько проницателен, как вы, – моя очередь ехидно улыбаться. Он вспыхивает, мигом обратив на меня недоверчивый взгляд: – Я просто хочу доказать вам, что совсем не так бесполезен, как вы думаете. Зачем? Зачем ты хочешь доказать это мне, Драйзер? У тебя нет других дел? Так нашел бы подработку в каком-нибудь магазине, если есть время на такие идиотские мысли. – Я и не считаю Вас бесполезным, Теодор. Наоборот, Вы показываете себя способным человеком. – Тогда хочу иметь результаты своей способности! – упрямо отрезал он, снова разглядывая дома. Устало смотрю на него: – Тогда нам нужно много работать. – Я и работаю! Сегодня встал в шесть утра и сел за учебник. Вчера читал весь вечер. Сегодня буду. Я не просто мечтаю, как вы подумали!.. Я делаю. – По-моему, Вы неправильно расставляете приоритеты. Эта олимпиада вам ничего не даст, да и подготовиться за такой короткий промежуток сложно – лучше обратите внимание на отцовское дело, его структуру, как оно функционирует, и… – Мистер Лондон, – тон голоса стал пугающе тихим, и я вздрогнул, – я ненавижу этот бизнес. Я его терпеть не могу. Я лучше пойду печь и продавать пирожки в нашу столовую, чем возглавлю эту чертову фирму. Не хочу! Пытается отдышаться от чрезмерно экспрессивной речи. Было видно, как трудно ему дается подобная откровенность. – Теодор, не будьте эгоистом! – я нахмурился. Ты еще ничего не понимаешь. Ты нигде не проработал ни дня, ты всегда жил на всем готовом. И просто так отказываешься от того, к чему люди идут десятками лет. Ты позволяешь эмоциям, глупости одержать верх над разумом. Ты дурак, Драйзер, вот ты кто. Попробуй понять, что это не твоё, что это мёртвое дело, и уже тогда откажись. Но не так. Не в таких условиях. – Почему я – эгоист? Разве я виноват, что родился в этой семье? Неужели я не могу делать то, чего хочу я? – тон его голоса был по-детски обиженным. Как можно быть таким легкомысленным? Ты знаешь, что такое «ответственность», парень? – Ваша семья положила все свои силы и здоровье на это дело. Отказаться от него – предать их всех. Вы молоды, и не понимаете, как тяжело все создавать с самого начала. Не понимаете потому, что у вас это все было с детства. Когда это я стал таким моралистом? И зачем я читаю ему нотации? Разве он не должен поступать так, как хочет, какое мне дело? На самом деле… я-то всегда поступал так, как хочу. Зачем же советую ему от этого отказаться? С самого детства я шел к своим целям, падал, стискивал зубы, боролся, снова падал и снова вставал, снова боролся за место под солнцем. Надо мной никто не трясся, как над ним – больная, слабая мать, беспечный отец, которому попойки с друзьями всегда оказывались важнее семьи. Я был предоставлен самому себе, развивался, как хотел, делал, что хотел, думал, что хотел. Свои первые деньги заработал в восемь лет, предлагая услуги по мойке машин. До сих пор помню – зима, красные руки заледенели, горели, кажется, что они покрылись морозной коркой и стали уже совсем деревянными, а я всё равно, плачу от боли, но обмакиваю тряпку в холодную воду и тру чью-то проклятую, синюю машину. Спортивную синюю машину. Примерно такую хотел подарить Марте. Недели две после того дня я ходил с синими ногтями, зато заработал несколько долларов, которые отдал маме. Она купила пару буханок хлеба, лекарство для сердца и стаканчик мороженого – мне. Зато я делал, что хотел. Я всегда был свободным, всегда принадлежал только одному себе. Независимость была единственной приятной стороной моего существования, помимо труда и радости от достижения целей. И разве жизнь имеет смысл без этого? Каждый должен быть своим полноправным хозяином, каждый должен бороться, идти к своей цели, плакать и ожесточенно тереть ту машину, но идти к своей цели. Теодор, ты прав или нет? Ты хорошо делаешь, что борешься за свою свободу – я тебя полностью в этом поддерживаю, я понимаю тебя. Но... «Вспомни, о чём тебя просила миссис Драйзер», – услужливо подсказывает память. Но разве я сам не предаю его таким образом? Нет? – Ладно… – Драйзер в отчаянии слегка закусывает нижнюю губу, – придумаем что-нибудь. Но сейчас я действительно нацелен только на олимпиаду. – Отбор через месяц, надеюсь, нам удастся подготовиться. Ты сам-то в это веришь, наивный? Нет. – Мистер Лондон, – смущаясь, он выдерживает долгую паузу, и я вижу, как красивое, чуть поцарапанное лицо заливается краской, – я делаю это только для того, чтобы обратить на себя Ваше внимание. Вы правы, я эгоист. И как прикажете это понимать? Эгоист он. – Зачем Вам это нужно? – Какая разница? – уловив мой насмешливый тон, он мгновенно изменился в лице и посмотрел на меня с неприязнью, – пойдемте молча. Всю остальную дорогу к школе мы молчали. Дойдя до нужного места, он буркнул сердитое: «До свидания» и, не дождавшись моего ответа, повернул в свою сторону. Я ещё минуту стоял на месте и неотрывно смотрел на удаляющийся высокий, стройный силуэт. Этот парень действительно не поддавался никакой логике.***
– Я попал в рай? – переступая мой порог, Бальзак делает удивленное лицо, и эта эмоция дается ему с трудом. – Ну, если ты из тех, кто тешит себя надеждами… Усмехаюсь, глядя на его рассыпавшиеся по плечам светлые, почти белые волосы. – У тебя появилась женщина? – нахмурился. – Не совсем, – помогаю ему повесить пальто и затем достаю из холодильника несколько банок пива. – То есть как? – Ко мне сегодня Драйзер из выпускного класса приходил, он и убрался. Недоверчивое лицо Бальзака выглядит смешно. – А? – Да, забесплатно. – Джек… – Ладно, расскажу. Он подрался с Кихотом – ну, помнишь, он ещё в прошлом году хамил тебе постоянно. Испачкался, а домой в таком виде не захотел идти. Я предложил ему помощь. Он пришёл, увидел, убрался. Ушёл. Вот и моя нехитрая повесть. – Почему бы ему не убраться и у меня? – Так подойди завтра и предложи, – ухмыляюсь. – Я же говорил, что он мутный. – Это точно, – соглашаюсь и сажусь на диван, достаю кусочек томатной пиццы из коробки Бальзака, – совсем его не понимаю. Сказал, что хочет занять призовое место на олимпиаде по экономике, представляешь? Туда по три года готовятся и ничего не занимают, а он хочет за месяц. – Он провалится. – Точно? Чёрт, я уже придумал дизайн торта к его победе. Хмыкаю. – Тогда почему ты ему это не скажешь? – лицо Бальзака выражало неподдельное изумление, – почему не предупредишь его? – Уже предупредил, – изо всех сил стараюсь забыть свой глупый смех в тот момент, – но он психанул. – Слушай, бросай это дело, – друг затянул свои длинные волосы в хвост и закрепил черной резинкой, – ничего хорошего из этого точно не выйдет. А ты испортишь себе репутацию. – Ладно тебе, все должны обжигаться… на ошибках учатся. Щелкнут его по носу – начнет думать. Серьёзно, Джек? Почему ты всегда стараешься выглядеть хуже, чем есть на самом деле? Что за дурацкая привычка с самого детства? – Да ты старше, у тебя мозг есть. Не понимаю, зачем ввязываешься в эту авантюру. Его гневное лицо выглядит очень забавно. – А я люблю рисковать, Бальзак, – как бы невзначай кладу ладонь на его худое колено и слегка провожу по серым джинсам пальцами, осязая шершавость ткани. Чувствую, что он ощутимо напрягается, но не выдает никакой реакции. – Ты идиот, – он хмыкает, глядя на мою руку, но не сбрасывает, – и Драйзер твой тоже. – Знаешь, он так психанул, когда я ему сказал, что это бесперспективно, – осторожно, следя за реакцией, веду пальцами вверх, останавливаясь на середине бедра. – Обвинил меня в том, что я не поддержал. Вот теперь сижу и ломаю голову над его поведением. – Пусть его поддерживает его скелет. Ты не обязан вытирать сопли всяким молокососам. Улыбаюсь. – Да нет, он не молокосос. Сегодня за Достоевскую заступился, когда ее задирать начали, – рука уже гладит внутреннюю поверхность его бедра. Оноре даже не шевелится – все мои провокации зазря? – Кто такая Достоевская? – Сидит с Кихотом всю жизнь. – А… так бы и не вспомнил. И да, убери руку. На тебя у меня никогда не встанет. – Почему это? – спросил я, послушно убирая ладонь. – Потому что голову нужно мыть чаще. Вот сволочь. Подожди, моя месть за тот испорченный вечер будет страшна. Жди, солнце мое светловолосое. – У неё под партой была моя фотография, – произнес я с театрально гордой осанкой, изобразив царственное лицо. Мне нравится придуриваться с Бальзаком – с ним я совершенно раскрепощен. – Хорошая идея, кстати. Тоже буду смотреть на твои фото, когда клонит в сон. – Чтобы я тебе приснился? Он смотрит на меня с нескрываемым скепсисом, передразнивая мой тон: – Чтобы я испугался и не заснул.