Лучшая сделка в моей жизни

POV Драйзера Сегодня я проснулся, как всегда, рано. Первым же делом проверил почту на телефоне – груда непрочитанных сообщений, на которые нет никакого желания отвечать. В основном, письма от одноклассниц, других девушек из моей школы, одногруппниц с литературного кружка и некоторых случайных знакомых. Они спрашивали что угодно – начиная от домашнего задания (которое, конечно, знали) и кончая цветом моего любимого галстука, очевидно, решив взять меня оригинальностью. Как же скучно. От человека, который мне нужен, естественно, нет ничего. Впрочем, у него всегда есть дела поважнее социальных сетей. Джек Лондон. Его имя было со мной везде, как и мысли о нем – с ними я просыпался, с ними я засыпал. В течение дня я постоянно думал о Джеке, постоянно держал его в голове. Я винил себя – очень. Как же меня угораздило? Никогда прежде не испытывал такого разрушительного, такого сильного чувства, даже по отношению к Гамлету. Моя непроницаемость с самого детства была хорошей защитой. Некоторые считают меня холодным, высокомерным снобом, даже не предполагая, как я боюсь показать себя настоящего, совсем не такого сильного, совсем не такого стойкого. Они бы удивились, узнав, насколько я эмоциональный и ранимый, очень мнительный человек. Я всегда держал с ними дистанцию – ровно такую, какую требовала моя собственная система отношений. Допускаешь оплошность – я отдалю тебя, откину так далеко, что ты обязательно это почувствуешь. Хорошо ко мне относишься? Пожалуй, будь рядом, но я за тобой слежу. Я всегда и от всего жду неприятностей, мне во всем видится какой-то подвох – потому что не умею оценивать и предвидеть опасности. Эту опасность я тоже не предвидел. Я не предвидел тебя, Джек. А другие люди считают меня очень милым, отзывчивым, добрым. Пожалуй, это недалеко от истины, я действительно бываю таким и на самом деле. Странная способность: уметь располагать к себе людей, иногда и не по собственной воле. Им так мало надо: всего лишь показать, что ты относишься к ним не как к мусору. Покажешь это – и они твои. Я порой и сам удивляюсь, до чего же все просто, зачем пишется тонна книг вроде «Как обрести друзей», «Тысячи способов обольщения» и подобная ерунда? Как? Сначала – показать, что ты уважительно настроен. Потом – как-нибудь ненавязчиво позаботиться, коснуться, поправить на человеке одежду. Смысл в том, что ты таким образом вторгаешься в их личное пространство, оставляешь немного себя, но делаешь это максимально ненавязчиво. Внимательно слушать, поддержать интересы и стремления. Интересоваться самим человеком, показать, как тебе важна его личность, то, какой он на самом деле. Подыграть ему. И все. Сам же я окружил себя множеством защит, множеством масок. Я делал это не сознательно, мне просто нужна была какая-нибудь опора, чувство спокойствия, безопасности. Я очень уязвим – замираю от ужаса, представляя, насколько. С другой стороны, я радовался, зная, что никто не полезет в мои дебри. Это я вами интересуюсь. Это я спрашиваю – «Как ты?» Джек Лондон. Ты никуда не лез, ничего не выспрашивал, но перед тобой я уже чувствую себя обнаженным. Я не смог подыскать хорошую защиту – это моя вина. Потерял голову, как идиот – все думаю, размышляю, как же такое могло случиться, где я сильно просчитался. Это произошло так внезапно, как будто мне вонзили нож в спину. Когда год назад по внушительному настоянию мамы я перешел в новую школу («Тедди, ты так не любишь перемены, нужно учиться, в мире бизнеса так нельзя. Будешь каждый год менять коллективы»), то тут же расположил к себе почти всех, в самый первый день угостив одноклассников шоколадным тортом собственного приготовления. Да, я расчетлив; но я знаю, как быстрее всего заручиться поддержкой окружающих, в конце концов, некоторые из них потом могут быть мне полезны, пока же нужно хорошенько к ним присмотреться. Радуясь успеху предприятия, я сел на заднюю парту, внимательно всех разглядывал, изучал атмосферу этого класса, отношение друг к другу. Через мгновение вошел он, запыхавшийся, несуразный, и быстро представился – оказалось, мистер Лондон здесь впервые, как и я. В моем воображении это мгновенно нас сблизило – не знаю, почему. Так произошло, вот и все. Стал наблюдать за ним. Не мог отвести глаз. Безусловно, красив – первое, что я заметил. Невысокий, худой, неловкий, но это придавало ему какое-то непосредственное очарование. Хотелось подойти и сказать, гладя по плечу: «Все нормально, перестаньте волноваться. Не делайте таких суетливых движений». Едва подавил в себе это желание. Черты лица – очень приятные, немного острые, немного неправильные, но гармоничные. Глаза – тут-то он и поймал меня. Серые, очень живые, очень проницательные – в них горел деловой огонек, в них горела сама жизнь, именно та странная, непонятная жизнь, которой я всегда опасался. Я тут же почувствовал неладное, усилием воли отрываясь от его глаз. Одет ужасно – безвкусный свитер с ромбиками, мятые джинсы, немного забрызганные снизу, пыльная обувь. «Вот бы его хорошенько отмыть», - подумал я. Он выглядел взволнованно, видно, что очень нервничал перед первым уроком. Только ли в этом причина? Мне показалось, что у него что-то стряслось. Я буквально почувствовал его подавленное настроение, так сильно контрастирующее с живыми глазами. Джек Лондон. Именно с того дня я начал о нем думать. Ведомый неизвестно чем, я начал узнавать о нем, наводить справки. Семья, работа, посторонняя деятельность – благо, связи отца многое позволяли, хоть и стыдно действовать так нечестно. Но тогда было не до стыда – я уже потерял голову. Отношусь к тому типу людей, у которых нет никаких полумер – у нас либо «да», либо «нет». В отношениях, чувствах не признаю компромиссов. Я честно признался себе, что влюбился, до ужаса влюбился – и до конца отдался этому чувству, перестав себе врать. Я знал, что мне ничего не светит – он тогда жил с девушкой, но не мог больше утешать себя, что со мной все в порядке. Не в порядке, черт бы меня. Я обречен. Немного помогала фантазия, развитая писательскими опытами. Перед сном я представлял себе много-много разных картин: вот мы живем вместе, я готовлю ужин, он ест. Улыбается мне. Я ругаюсь, говорю, что выходя из-за стола надо говорить «Спасибо!». Вот мы плывем на лодке по реке – он гребет веслами, я что-то строчу в блокноте. Кажется, дописываю многострадальную книгу. Вот я опускаюсь на нашу кровать, а он лежит и с легким вызовом смотрит на меня, приглашающе откинув белоснежное одеяло в сторону… Нет, мне не стыдно. Я же никому об этом не рассказываю! Джек Лондон. Временами я его ненавидел - он так легко разрушил защиты, которые я долго, тщательно вокруг себя возводил. Почему он смог это сделать – это значит, что я плохо постарался? Неужели, я предал свою крепость в тот момент, когда увидел его искрящиеся жизнью глаза? Когда почувствовал их безрассудную любовь к приключениям, авантюрам, риску, опасностям, действиям?.. Я хорошо разбираюсь в людях, некоторых вижу насквозь. Это совсем не сложно – достаточно просто понаблюдать, и тут же обнаружатся сильные и слабые места, ниточки, за которые можно дергать, слабости, которые делают их уязвимее. Большинство похожи на открытые книги, некоторых можно судить по обложке, и только совсем немногих хотелось читать и перечитывать. К ним относился Джек. *** - А я знаю причину! – снова закричала мама, - потому, что ты – бездельник!!! Морщусь от ее визгливого, слишком громкого голоса. Я не переношу истерик, боюсь эмоционального давления, и ненавижу, когда меня в чем-либо обвиняют. Еще чуть-чуть – и тоже сорвусь, но нельзя, нельзя. Изо всех сил держу себя в руках, стиснув зубы: - Да, мама, я бездельник. Она закатывает глаза, хватая с кухонного столика красное полотенце: очень экспрессивно вытирает тарелку. Я в это время режу мясо, помогая готовить обед – и чуть не порезал палец, дернувшись от ее крика. - Так спокойно об этом говоришь! Мне уже все надоело, Тедди, понимаешь меня?!.. Надоело! Я больше не могу! Я хочу, я требую, чтобы ты занялся этим серьезно! Требую!!! Когда-то мама была успешной моделью – по всему городу висели баннеры с ее изображением. Один модный журнал даже поместил на первую полосу: «Виктория Гюго выходит замуж?» Она показывала старый этот журнал всем своим знакомым – не из тщеславия, а лишь бы увидеть их реакцию. И тоже поахать-поохать. Теперь, найдя во второй раз успешного мужа, мама сидела в четырех стенах, лишь изредка приезжая ко мне. Я знаю, что она очень скучала по тому яркому, сумасшедшему миру, а сейчас ей не на ком было срываться, выплескивать эмоции (отец тяжело болен) – и меня выбрали на роль самой подходящей жертвы. Нап, узнавая о ее приезде заранее, всегда ретировался из квартиры - предусмотрительный. Мне не позволяла совесть. - Я не хочу. - Эгоист!.. Какой же ты… - Нет. Просто не хочу. Я не буду делать то, что мне не по душе. - А что мы потом будем есть, Тедди?.. – сдавленный голос. Следующее в программе: слезы и крики. У мамы часто было два состояния: либо она хохотала от восторга, либо плакала от горечи. Раньше часто была веселой и жизнерадостной, а после тяжелой болезни отца словно изменилась в противоположную сторону: стала очень раздражительной, нервной, крикливой. Я не виню ее в этом, потому что тоже переживаю, но при этом держу себя в руках. Неужели это повод так ко мне относиться? - Я найду себе другую работу. - Не найдешь! Не сможешь! Вытирает мокрые руки о красное платье. Это запрещенный прием, она знает – и бьет ниже пояса. Чувствую, что больше не могу сдерживать свою злость, негодование – они ощутимым комком подступают к горлу, лишая возможности дышать. Нет, не кричи, успокойся. Говори тихо. Успокойся. Спрашиваю почти шепотом: - Считаешь, я неудачник? - Нет, что ты! - она, тут же спохватившись, всплескивает руками, подходя и обнимая меня, - я просто хочу, чтобы ты был не хуже отца. Хочу, чтобы ты был сытым и здоровым. А ты… Резко перебиваю, отводя ее руку от своей щеки: - Я буду писателем. Это то, чего хочу я. Она зажмуривается, как будто от страха. Чувствую обиду и раздражение буквально физически: они словно материализовались в воздухе, накаляя его до предела. Тут мы с мамой очень похожи: любим накручивать себя по мелочам. Однако, я преуспел в этом больше. Она не перестает меня обнимать, гладит по спине. Что ж, если ей от этого легче – пусть. - Тедди… прости меня. Ты же знаешь, как я тебя люблю. - Знаю, - обнимаю в ответ: мама этого очень ждала. Не вижу ее лицо, но знаю, что она кисло улыбается. - А как та девочка? - Какая? - Ты говорил, у тебя кто-то появился. - Ты что-то путаешь, мам, - аккуратно высвобождаюсь из объятий и возвращаюсь к нарезке мяса. Жаркое само себя не приготовит, поэтому для любимого блюда надо постараться. Мне еще соус варить. - Да?.. А я думала… А у тебя кто-нибудь есть? Слова, произнесенные нарочито небрежным тоном, с головой выдавали ее настороженный интерес. Она давно хотела это спросить и воспользовалась отвлекающим маневром, - понял я. - Нет. У меня никого нет. - Странно! Ты такой симпатичный, за тобой должна очередь стоять, милый. Ничего не понимаю! - Она и стоит. Но это ведь отбивает к ней весь интерес. Впервые за все время мама засмеялась. Я понял, что очень соскучился по ее звонкому, красивому смеху, похожему на трели какой-то маленькой птички. Раньше я слышал его намного чаще. - Какого сердцееда я вырастила, - она улыбнулась, как будто представила себя на съемках рекламы зубной пасты. «Ты меня не растила» - хотел сказать я, но вовремя прикусил язык. Вместо этого меланхолично покосился на стоящий рядом пакетик с сердечками индеек, которые вчера купил для жаркого. Должно быть, вкусные. - Я просто реалист, мама. - Ты зануда, - треплет меня по щеке. Стоически выдерживаю и это. Молчу. Сейчас пойдет длинный список вопросов – чем живу, чем занимался. Самая неприятная для меня часть – мама будет делать вид, что ей действительно это все интересно, я же буду изображать радушие. Снова маска. Как же я от всего этого устал, не могу расслабиться даже дома. -А как твои занятия экономикой? - Хорошо, мы изучили уже много тем. Я прошел один тур к соревнованию, - невольно улыбаюсь, вспоминая, как удивился Джек, когда об этом узнал. Прямо глаза на лоб полезли – не ожидал от меня такой прыти. Ничего, я тебе еще покажу, что тоже чего-то, да стою. Я стану равным тебе, ведь только так у нас есть надежда быть вместе. Я преодолею любые преграды, выложусь на все сто процентов, и даже больше, если ты того потребуешь. Я люблю тебя, Джек Лондон. Пути к отступлению перекрыты. Да их и не было. - Этот твой мистер Лондон хорош, да? – голос мамы заискрился смешинкой. Приятный испуг – «этот твой…». Именно. Он мой. Только мой, и ничей больше. Мой. - Ну… да. Наверное. - Раз так тебе помог, то точно! Вы хорошо ладите? - Неплохо. Я не могу ей сказать, что во время занятий не думаю ни о чем, кроме как о его близости. Не могу отвести взгляда от его руки, пишущей в моей тетради формулы и задачи. От его серых глаз, в которых всегда блестят искорки жизни и скрывается что-то непроницаемое, то, о чем я постоянно думаю. От лица, завораживающего меня своей гармоничностью. Не могу сосредоточиться на мыслях, слыша его мелодичный, мягкий низкий голос, от которого тело приятно сводит, от которого хочется как будто летать, так сильно он на меня действует. Не могу думать, к чертям эту его экономику. Я занимаюсь ей самостоятельно, чтобы он не считал, что уроки проходят зря. Вот и весь секрет моей успеваемости. - Вот интересно, а он женат? Ты не спрашивал случайно? А то одна моя подруга сейчас как раз в поиске молодого, перспективного и страстного любовничка, - неприятно, по-женски жеманно хихикает. Возможно, это расчет: я поделилась откровением, взрослым секретом, и теперь твоя очередь распускать язык. Непроизвольно сжимаю кулаки, подавив мгновенный импульс разрушения, и тут же стыжусь такой мысли. Но, Господи, у меня даже потемнело в глазах, я захлебнулся в хлынувших эмоциях, как в стремительном водовороте. Мой Джек? Кому? Кому, если не мне?! Уничтожу! Никогда, никогда не позволю! Ни за что на свете! Нет!!! Глубоко и часто дышу. - Женат!!! – шиплю через стиснутые зубы, и на миг теряю контроль, бью кулаком по столу, так, что мама в испуге отшатнулась, никак не ожидая настолько резкого выпада. Рука запульсировала болью. - Ну, хорошо, - она недоуменно посмотрела, - значит, пусть ищет другого. - Пусть, - сдавленно шепчу. Мое. Только мое. Я защищу его ото всех. Пусть сам я стал уязвимым, почти жалким, но я брошу все силы на то, чтобы оберегать его. Нас с мамой прервал резкий свист, донесшийся со стороны духовки. - Тедди! Пирог готов! - Знаю, - немного успокоившись, я надел руковицу и приоткрыл дверцу. Дыхнуло жаром и тонким, теплым запахом выпечки – как же я его люблю. Черничный пирог подрумянился, кое-где по краям сочился темно-красный сок: да, пора вытаскивать. - Как же вкусно пахнет!!! - Да, - улыбаюсь. Я очень люблю готовить – особенно, для кого-то. Особенно, если это повод увидеть любимого человека в воскресенье: еще вчера запланировал отнести Джеку кусочки пирога. Сидит, наверное, голодный. Очень обрадуется, потому что любит сладкое, поэтому я убью сразу двух зайцев: и накормлю, и порадую. Черт, ну и мысли у меня - как у женушки, докатился. Но как же я этого хочу! Мама не может надышаться бисквитным ароматом, наклонилась к пирогу вплотную: - Ты золото, милый. Я отрежу? - Подожди, пусть жар схлынет. - Командир. Ей звонят – наверное, папа, я угадал по скорости нажатия кнопки «принять вызов». Красивое лицо тут же меняется – из довольного становится серым, бесцветным – догадываюсь, что случилось что-то плохое. Стою, внутренне сжавшись: как же ненавижу ожидание. Едва мама закончила говорить, я налетел с вопросами. - Да, папе снова плохо, вызвали врачей, - чуть не плачет. Выглядит такой обессиленной, что от жалости к ней сдавило сердце. Подхожу и крепко-крепко обнимаю: - Мы справимся. - Да… милый, я уже пойду. -Конечно. Я заеду к папе завтра, хорошо? Сейчас отдам вам половину пирога, угости его. Жаркое в следующий раз, оно не готово. Поцелуешь папу за меня? Так, пирог. Вот, держи, он еще горячий, но немного остынет, пока едешь. - Какой ты у меня хозяйственный… Уже в дверях мама уткнулась мне в шею. Я почувствовал на коже что-то мокрое. *** Из дома я вышел в плохом настроении. Во-первых, потому что беспокоился за отца, и во-вторых – мне показалось, что пирог получился немного слаще, чем я от него требовал. Джек, скорее всего, этого не заметит, ибо поглощает все с космической скоростью (интересно, он вообще жует?), а вот мне недочет показался серьезным промахом. «Когда человек влюбился, он обычно пересаливает пищу, а тут все наоборот» - сердито подумал я, запирая за собой дверь. Нап обещал прийти поздно вечером, не знал, что мама уйдет так рано. Сидит, наверное, где-нибудь в баре, либо у друзей, и сверкает своей персоной. Павлин. Однако, мы с братом очень похожи – как лицо и его отражение в зеркале. Оба страшно нетерпеливые, оба настроены на достижение своих целей, оба яростно оберегаем личное пространство, оба нетерпимы к своим слабостям, эмоциональны, социализированы. Единственное – он намного увереннее и подвижнее меня: душа компании, я же его вечный серый кардинал. Не люблю вечеринки и шум: куда лучше сидеть с хорошей книгой, или общаться с приятным человеком наедине. Единственное, что сейчас согревает – я иду к нему. Однако и тут моя радость омрачалась: я незваный гость, и есть большой риск не застать его дома (он же работает постоянно!). Дело в том, что я звонил ему много-много раз, но он не брал трубку (выключена), на смс по этой же причине не отвечал. Но и тут мой эгоизм, желание увидеть и порадовать Лондона перевесили над здравым смыслом и осторожностью: я все-таки шел, как безвольный идиот, не умеющий себя контролировать – а ведь сам ненавижу тех, кто является без предупреждения. Какой же я… господи, до чего же любовь опасная штука, не зря я раньше от нее бежал, как от огня. И угораздило же меня. Сгореть самому. Вот его квартира. Звоню довольно долго – не открывает. Что ж, я был прав, работа – но едва я успел разочарованно вздохнуть и уже повернуться к лестнице на выход, замок щелкнул и на пороге появилась девочка лет пяти, полненькая, одетая в зеленое платьице: - А вы кто? – ребенок выглядел не по годам серьезным. Кажется, я тоже был именно таким, - здравствуйте. - Здравствуй. Я… к мистеру Лондону. - А его нет дома. Молчу, не зная как реагировать. Что этот ребенок у него делает? Откуда он? Присматриваюсь к глазам девочки: серые, большие, только очень спокойные и неподвижные. Черты лица его же, темно-русый цвет волос – да, она точно родственница Джека. Сестры у него точно нет – по собранно информации я знал, что его мама давно умерла, а отец бросил примерно в четырнадцать лет – отдал на воспитание брата жены. Племянница, кузина? Слишком явное сходство. А если… нет, пожалуйста, не думай. Нет. Невозможно. - Да?.. А он скоро придет? -Не знаю, - ребенок вяло пожимает плечами, - он работает. И я тоже. - Правда? – выдавливаю улыбку, чтобы хоть немного ее растормошить, - кем? - Строю дом для медвежат из конструктора. Сейчас укладываю крышу. Я строитель. - А как тебя зовут? - Габи. - Красивое имя, - снова улыбаюсь, уже по-настоящему - хочешь пирог? - Папа сказал, что нельзя принимать еду от незнакомых дяденек. Но да, хочу, я люблю пироги, - она не сводит с меня серьезного, слишком вдумчивого для его возраста взгляда. Папа?! Так, тихо, не паникуй раньше времени – у всех детей есть отцы, и у тебя тоже. Твоя мысль абсурдна, ты просто себя накручиваешь – в личном деле Джека нет никаких детей. Но ведь… не всех же регистрируют? Черт, черт, черт. Ты просто себя накручиваешь. Нужно спросить у него напрямую. «Ожидание смерти всегда страшнее самой смерти» - некстати пришло на ум. Даже если и так (что вполне вероятно!), что я могу сделать? Предположим, это его дочь. И… Вот идиот. - Мальчик, - тон Габи заиграл нетерпеливостью, - медвежата могут промокнуть без крыши. - Точно, - я словно очнулся, - вот, забирай пирог, только весь не ешь, оставь мистеру Лондону. Хорошо? Она поднесла сверток к носу, с наслаждением вдыхая теплый аромат. Сразу видно, что этот ребенок умеет ценить мелкие радости жизни, например, комфорт и уют – выглядела чисто, опрятно, одета в очень удобное мягкое платье. Явно заботится о себе без помощи Джека. - Драйзер?.. – сзади, со стороны лестницы до меня донесся до боли знакомый удивленный голос. Я повернулся так резко, будто сорвался на месте: - Ты?!.. - Ну да, - Джек насмешливо смотрит, - а кого ты хотел увидеть?.. - Я… пришел принести пирог. Черничный. Ну, помнишь, тебе он тогда понравился, - надеюсь, он не заметит мое смущение. Застал меня врасплох. Наверное, я сейчас жалко выгляжу. Внимательно слежу за его лицом. Он только улыбнулся какой-то легкой, дурашливой улыбкой, которую я так любил ловить и вспоминать перед сном. - Понятно. Уже познакомился с Габи? Девочка кивнула за меня. Сказала: - Пирог вкусно пахнет. Хочу попробовать. - Я тоже купил много еды, – Джек оживленно потряс большим пакетом в руке. Через прозрачный полиэтилен я увидел разноцветные пачки чипсов и красные жестяные банки кока-колы – снова решил травиться. Нужно провести с ним беседу. Габи подбежала к пакету: - Ты нашел соленого лосося, как я просила? Без него не смогу приготовить, в салате должно быть все, что в рецепте. - Ты заставляешь ребенка готовить?! – неожиданно громко срывается с моих губ. Нет, подумать только! Ей на вид не больше пяти лет – какой лосось?! Она может порезаться, опрокинуть на себя что-нибудь горячее! Черт бы побрал этого Джека – какая безответственность! Сейчас я ему выскажу! Габи меланхолично качает головой, поправляя платьице: - Не заставляет. Я сама хочу. - Да, она сама, - Джек с испуганным видом на меня смотрит, будто оправдываясь. Черт, кажется, я своим выпадом напугал их обоих. - Тогда… прости. Но следи за ней хорошо. Тебе нужно идти. Сейчас явно не время оставаться. Попрощайся и уходи – главное, что его сегодня увидел. Его улыбку, обращенную к тебе. Приду в пустой дом, лягу, посажу рядом с собой Кейнса. Пока он будет сыто мурчать мне в ухо, поучу экономику – впереди еще один отборный этап. Я должен выложиться на большее, чем способен. - Драйзер, - неожиданно окликает Джек, - зайдешь на чай? У меня теперь все есть. Как раз, с пирогом попьем. Улыбается. - Хорошо, - благодарно улыбаюсь в ответ. Внутри все сжимается от радости – надеюсь, я не свечусь, как лампочка. *** Пока чайник грелся, я окинул дом хозяйственным взглядом: сейчас все было в более-менее убранном состоянии. Не сама чистота, конечно, но, по крайней мере, я не попал на свалку, как тогда, в свой самый первый визит в этот дом. Еще чувствовался какой-то слабый сладковатый запах: лилии? Очень похоже на аромат этих цветов. Никогда не любил. Неужели Джеку они нравятся? Тогда обязательно притащу ему букет. Завтра после школы забегу в цветочный, куплю и притащу. Настроение стало лучше: узнал новый способ его порадовать. Джек стоял рядом, над маленьким столиком и старательно, даже прикусив нижнюю губу, медленно разрезал половинку пирога на несколько кусочков. Сегодня одет более-менее сносно: синяя клетчатая рубашка, завернутая на рукавах, и темные джинсы. Просто, ничего лишнего. Молчание затянулась. Становилось неловко – еще и Габи внимательно на меня смотрела, будто ожидала чего-то необычного, вроде крика или резкого смеха. Похоже, тогда я ее здорово напугал – стыдно. Но больше всего занимал вопрос – кем они друг другу приходятся? – а интересоваться напрямую я посчитал неприличным. Решил позадавать наводящие вопросы и очень аккуратно это выяснить, но уже после чая. Чайник как раз засвистел. Джек дернулся в его сторону, и налетел на меня, ударившись лбом о спину. - Режь, сам налью, - я оказался рядом с чайником раньше, перехватив его ручку полотенцем. Мы оба улыбнулись небольшому столкновению: я знал, что Джек стесняется своей неловкости. Габи высыпала в не очень чистую стеклянную вазочку конфеты и мармеладки. Поправила скатерть, сохраняя совершенно невозмутимое, сосредоточенное лицо. - Прошу, дамы и господа, - Джек глубоко вдохнул, отвел взгляд в сторону, будто вспомнил что-то неприятное, и поставил на стол большую плоскую тарелку с кусочками пирога. Между нами троими ощущалось какое-то странное напряжение, неловкость. Я уже вовсю винил себя, что так самовольно вторгся в их пространство. - Спасибо, - отпиваю из чашки, судорожно придумывая, как же разрядить обстановку. Ведь это же по моей части – мама говорила, что я прирожденный дипломат. Сейчас это звучало иронично. Девочка, сложив все покупки в холодильник и шкаф, тянет Лондона за край рубашки: - Дядя. Могу я попить чай в комнате, а то мишки промокнут? - Да, - Джек тут же зачерпывает из вазочки горстку шоколадных конфет и кладет в маленький зеленый кармашек, - позаботься о них! Она мигом убегает, на ходу шурша фантиками. Я завороженно выдыхаю: - Дядя?.. - Ну да, - Джек удивленно на меня смотрит, отправляя в рот кусочек пирога (уже заляпал все пальцы в начинке!), - это дочь одного родственника, он живет тут недалеко. Попросил посидеть с ней сегодня. - Ясно, - надеюсь, он не заметил, как посветлело мое лицо. Какой же я идиот – напридумывал тут. Хуже и некуда. - Очень вкусный пирог, Тед. Спасибо. - Я старался. - Правда? – в голосе заиграла смешинка. - Да, - почему-то смущаюсь. Чувствую себя совсем ребенком, хвастаюсь тут… Он смеется, от чего я досадливо морщусь. Такта и деликатности Джеку явно не хватает – видит, что человеку неловко, но все равно громко реагирует, даже не потрудившись это скрыть. Мгновенно захотелось дать ему ложкой по лбу, но я тут же подавил этот порыв. У нас еще не настолько доверительные отношения. - Не смейся. - Прости, прости, - тут же прекращает, одергивая сам себя, - как тебе Габи? - Напоминает меня в детстве. - Был таким же хмурым? - И таким же заботливым. - Представляю, - снова широко улыбается, прямо как мой братец. Очевидно, перенял у него эту привычку. Усмехаюсь в ответ. - А ты каким был? - Ну… лез куда не надо, задирался, дрался, много работал, читал все подряд, мечтал, - он пожимает плечами, - таким же, как и все. - Не думаю. - А? - Ты не похож на других, Джек. - Почему это? – заинтересованно вскидывается. Джек, не заставляй меня идти по моей же схеме. Я не хочу добиваться тебя теми методами. Я не хочу искусственно вызывать доверие и действовать через твой эгоизм. Я хочу, что бы все было честно. Чтобы ты сам меня заметил, и сам решил ответить взаимностью. Но разве я не могу сказать, что думаю? Как же ты строг к себе. - Ну… не знаю, как объяснить, попробую, - изо всех сил пытаюсь подобрать нужные слова, чтобы не выглядеть глупо, - ты очень цельный, самостоятельный. У тебя большая сила воли, ты трудолюбивый, деятельный. В тебе есть что-то такое, что… - спохватившись,что несу недопустимые вещи, опускаю глаза, моля старых и новых богов, чтобы он не заметил, как я покраснел. Вся моя решимость мигом исчезла. - Что во мне есть? – легонько приподнимает мой подбородок пальцами, отчего не смотреть на него невозможно. Насмехается? - Не знаю, - сердито замолкаю. Знаю лишь то, что не могу от этого оторваться. Я… - Тео, о тебе тоже можно наговорить много хороших слов, - он перебивает, почувствовав мое смятенное состояние, - ты сильный, умный, справедливый. И хороший человек, я успел это заметить. - Спасибо, - выдавливаю жалкое подобие улыбки, которая еле-еле скрывает внутреннее ликование. Никогда не умел принимать похвалу, однако такие слова из уст Джека превратили меня в мягкую субстанцию, из которой теперь можно вить любые веревки. Какой же я зависимый, это становится страшно... И я знал, что Джек говорил совершенно искренне, поэтому застыдился своей недавней расчетливости. - Не за что, - треплет по плечу, от чего хочется растаять и стечь на пол. В низу живота предательски кольнуло, напрягшись, я сел, закинул ногу на ногу и облокотился на колено. Господи, только не здесь. Не сейчас… В сознании всплывает яркий осколок вчерашнего сна, от которого я вскочил в три ночи и больше даже заснуть не мечтал. Темные, чуть вьющиеся волосы Джека, немного влажные у лба, разметались по белой подушке. Глубоко дышит - грудь поднимается и опускается, он облизывает пересохшие, красные губы. Взгляд расфокусирован, будто Джек находится в другом мире и ничего не понимает, но серые, блестящие глаза смотрят прямо на меня, не видя ничего больше. Он что-то шепчет – порывисто, бессвязно, и я наклоняюсь, чтобы услышать, но его руки тут же обхватывают мои плечи и тянут к себе, пока я… Болевой импульс. Чувствую сильное прикосновение цепких пальцев. - Тео? Тебе плохо? – меня настойчиво трясут за руку. Отмечаю, что голос взволнован, даже испуган – что со мной произошло? - Нет, - с неудовольствием морщусь, будто выдернули из сна. Если бы я досмотрел ту картинку до конца, стало бы легче. А так придется в полной мере расплачиваться за слишком живое воображение. - Ты согнулся, и глаза такие были… Я уже в аптечку полез. - Все хорошо, - стараюсь, чтобы голос прозвучал как можно более безразлично, однако приятно смотреть на суетящегося Джека. На себя разозлился: додумался же вспоминать такие сны в гостях. Ни в какие рамки. Из замешательства нас обоих выдернул звонок в дверь. Следом раздался легкий стук. - Вроде, за ней должны прийти вечером, странно, - Джек пошел открывать. Через мгновение до меня донесся чей-то шепот, звук хлопка, недовольный вскрик. Узнал голос мистера Бальзака – кажется, они друзья. *** - Да, не получится, - Джек насмешливо-джентльменским жестом пригласил его на кухню, - ну хоть чай попьем. Не расстраивайся! Вероятно, они договорились выпить, но Габи помешала их планам. - Знал бы – не потратился бы. И не тащил столько. - Ну, забыл предупредить… прости. Не надорвался же. Оставим про запас. - Здравствуйте, мистер Бальзак! - Надеюсь, детский сад тебе окупается, - он недовольно на меня посмотрел, перекидывая длинный хвост на одну сторону, - здравствуйте, Драйзер. Я почувствовал себя очень не к месту. Представляю, как им обоим неловко – все-таки, школьная субординация. Ученики не должны присутствовать на учительских попойках. Ученик не должен смотреть на тонкие, бледные губы, угадывая, какими они могут быть на вкус, как они ощущаются, что им нравится. Он не должен мечтать поцеловать их, точно не должен. - Не ворчи. Тебе заварить зеленый, как всегда? - Какой заботливый, и главное, как вовремя. - Ну и черт с тобой, сам наливай. Они обменялись еще парой язвительных замечаний друг о друге. Я в это время с любопытством разглядывал мистера Бальзака в непривычной обстановке: такой строгий, собранный и неприступный на уроках, здесь он напоминал задиристого мальчишку рядом с ровесником. Они так легко дурачились, что я невольно сидел и пытался подавить улыбку. Еще я впервые обратил внимание, что учитель французской литературы довольно красив: очень светлые длинные волосы, ярко-голубые, без отлива в серый цвет глаза, острые, тонкие черты лица, навевающие мысли об аристократическом происхождении. Правда, худой слишком – но это его не портило. Тут я вспомнил о том, что мой брат к нему неравнодушно относится (надо же, как вовремя!), и внутри обдало пугающим холодком. Бальзак явно ему не по зубам – несмотря на шлейф многочисленных побед с любовного фронта, спорю, Напу никогда в жизни не удастся растопить такую ледышку. Без всяких сомнений, его привлекла именно эта неприступность, и кто как не я его хорошо понимает. Учитель напоминал далекий замок на склоне самых острых скал, и взять этот замок никому не под силу. Хочется верить, что Нап быстро расстанется со своими глупыми амбициями и переключится на основную целевую аудиторию – клубные парни и девушки. - Драйзер, а вот сверлить меня глазами не обязательно, - Бальзак, отпивая из чашки, оценивающе смотрит, - а то моего дальнего родственника так и сожгли однажды. В Салеме. В 1692. - Да я не… - возмущенно начинаю. Черт, ну почему мой взгляд всех пугает?! Каждый второй говорит, что под ним хочется сделать себе харакири. -Я бы тебя тоже в то время сжег, - Джек ухмыльнулся, принимая самый невинный вид. - Ну да. В перерыве между продажами индульгенций. - А их текст бы писал Драйзер! Он может. - Прямо семейный бизнес, идиллия, - хмыкнул Бальзак, снисходительно посмотрев на мою глуповатую улыбку. И мы снова замолчали. Бальзак с угрюмым видом допивал чай, Джек разглядывал что-то в потолке, хмурясь своим мыслям, я смотрел куда-то в пол, думая, что такого можно сказать и при этом не выставить себя идиотом. Все-таки, я же дипломат от Бога. В этот момент на кухню вошла Габи, в одной руке держа пустую чайную чашку, в другой – серого мишку. Я заметил, что вся голова и часть туловища медведя были мокрыми, а пятна – коричневыми. Она села за стол. - Дядя, друзьям Майка не хватило чая, - вдруг ее взгляд упал на Бальзака и девочка мигом стушевалась. Тот смотрел на ребенка во все глаза. - Сейчас налью больше, - Джек, как будто чему-то обрадовавшись, живо перехватил чашку из ее рук, - кстати, Габи, знакомься. Это – дядя Бальзак. - Мне очень приятно. - И мне, - литератор заинтересованно приподнял светлую бровь, - любишь летучих мышей? Только теперь заметил у нее два значка с ними. - И обычных тоже, - она кивает, - и крыс. Лондон подошел к девочке с чашкой горячего чая: - Напоишь его здесь? - Сначала я хочу приготовить салат. - Тебе помочь? – вскакиваю. *** Управились мы довольно быстро, минут за десять. Салат оказался очень легким в приготовлении, я и вправду зря боялся. Джек и Бальзак в это время обсуждали что-то из области современных экономических тенденций, а в этой теме я абсолютно не разбирался. Джек настаивал, что нестабильная ситуация скоро изменится и в выигрыше окажутся какого-то размера ставки процентов, а Бальзак упрямо доказывал, что неразбериха продлится еще ни один год, и проценты лучше повышать. Сначала я внимательно к ним прислушивался, потом смирился, что потерял нить беседы и заговорил с Габи. После готовки она очень утомилась, сказала, что устала весь день строить крышу. Джек спросил, не хочет ли она прилечь, та наклонилась к нему и что-то прошептала на ухо. - Уверена? – Лондон улыбнулся, - ну, хорошо, идем. Я не умею, но попробую. Девочка достала из холодильника молоко, разогрела и ушла с ним в комнату. - Что? – спросил Бальзак. - Без сказок не засыпает, а при вас сказать постеснялась. Поднимаюсь: - Я могу вам помочь? – все-таки, сочинительство по моей части, и если я выручу Джека, он будет мне благодарным, поймет, как я ради него стараюсь. - Да, да, хорошо. Если запнусь, вы продолжите. - Я тоже пойду, - встрял литератор. - Ты-то там зачем? - Хочу посмотреть на это представление. - Для тебя не бесплатно. - Можешь выдуть одну из банок вне очереди, - Бальзак лениво кивнул на огромный пакет в углу, рядом с кухонным шкафом. В комнате девочка уже лежала в кровати, укрывшись тоненьким одеялом. По глазам было видно, как нетерпеливо она ждала, однако, ни словом не жестом себя не выдала. Я заручился уважением. - Так вот, - Джек подвинул мне табуретку, а сам сел на краешек кровати, бегло посмотрел на застывшего со скрещенными на груди руками Бальзака, который остановился в дверном проеме, - начинаем. Жила-была Снежная королева. Она была очень холодной и язвительной, с длинными белыми волосами, вот как у дяди Бальзака, - с ухмылкой Джек показал рукой на своего друга, тут же ответившего негодующим взглядом, - а еще худющей, как палка. Она была одинока и жила в высоком-высоком замке изо льда. Замок охранял злой дракон… - Зачем? – перебила Габи, - зачем дракону надо охранять Снежную Королеву? - И его пламя растопило бы ледяной замок, - тоже высказываю сомнение. - Подождите, - Джек вздыхает, - рядом с замком жило страшное-страшное Чудовище. Оно было высокое, с глазами цвета старого болота и всколоченной рыжей шерстью. Чудовище было очень кровожадным и хотело украсть Королеву, а потом съесть. - Плохой выбор, - девочка сосредоточенно посмотрела на рассказчика, - она же худющая, сам сказал. Я хотел уточнить то же самое. - А Чудовище, видно, не очень-то разборчивое и умное, - хмыкнул Бальзак из своего угла. - Да хватит придираться! Так вот, оно хотело сожрать Снежную Королеву. На ее счастье, на свете жил храбрый рыцарь, - Лондон с сияющим видом подался грудью вперед, - и когда он узнал о коварных планах злодея, тут же захотел спасти Королеву! - А потом завладеть ее замком и казной государства, - не унимался Бальзак. Джек с самодовольным видом проигнорировал. - Рыцарь хотел незаметно похитить Королеву и увезти ее подальше от Чудовища, но, как только подъехал на своем благородном белом коне к ледяному замку, увидел злого дракона! - Который пламенем выжигал на снегу слово «Вечность»? – язвительно осведомляюсь. - Да нет, дракон был попроще. В тот момент он жевал какого-то грешника, у него контракт со средневековой католической церковью и адом. - Надеюсь, Королева имела с этого процент, - Бальзак наконец подходит к нам и садится на пол, подобрав под себя ноги. Он когда-то успел стянуть с волос резинку, и теперь с рассыпавшимися по плечам белыми прядями (таким я видел его впервые!), и правда, был похож на что-то снежное, ледяное. - Небольшой, - Джек наморщил лоб, - в основном, ее доход базировался с аренды льда под места для фигурного катания, ледяных скульптур, ну, и снега, а еще… - Сказка, - напомнила Габи. - Точно. Храбрый рыцарь подошел к злому дракону и спросил, могут ли они договориться, заключить сделку – Королеву в обмен на… ну, допустим, коня или еще что-нибудь. Дракон оказался очень вежливым, и первым делом осведомился о его здоровье, физическом и душевном, а затем предложил ему бедрышко какого-то еретика. Оно пахло прованскими травами и сливочным соусом, но было такое толстое и волосатое, что у рыцаря мигом пропал аппетит. - Тогда Дракон попросил Рыцаря передохнуть, а сам пошел на болото собирать чернику, - нахмуриваюсь. - Именно! Пока его не было, Рыцарь огляделся по сторонам. Дракон жил в большом ангаре перед ледяным замком, и рыцарь поразился, как уютно и тепло в его доме. Большую часть ангара занимали огромные полки с книгами, в углу стоял камин, по-домашнему потрескивая дровами, посередине – массивный деревянный стол, на котором дымились блюда и искрились напитки. Правда, совершенно расслабиться мешали истошные человеческие крики из подвала, но рыцарь быстро решил эту проблему – он просто выпустил всех на свободу, и долго смотрел в след убегающим нечестивцам. Хотя, там, наверное, были и невиновные, поэтому совесть его чиста, а… - А деяния его святы, - закончил я. - Ну, можно и так сказать, он же Рыцарь. Короче, он не захотел сидеть, сложа руки, ибо был очень деятельный, вот как... - Как ты? – девочка улыбнулась, кутаясь в тонкое одеялко. - Почему бы и да? Как я, точно, - весь сияет, - Рыцарь подумал: Дракона сейчас нет, Чудовища тоже. Похищу Снежную Королеву, посажу ее на своего благородного коня, убегу и дело с концом! - Надеюсь, черника в том году не уродилась. - И в тот самый момент, когда рыцарь уже подошел к двери, она тут же открылась, и вошел злой Дракон с лукошком, полным ягод. Рыцарь сделал вид, что просто хотел подышать воздухом. - Неубедительно, - донеслось с пола. - Я придумываю, я и решаю, что убедительно, а что нет. Дракон заподозрил что-то неладное, но ничем себя не выдал. Вместо этого он замесил тесто, приготовил черничный пирог, накрыл тарелку крышкой и дыхнул на нее пламенем. Через минуту пирог испекся. - Такой же, как у Теда? – спросила Габи. Я улыбнулся: - У Дракона получилось вкуснее. - А что Рыцарь? - Он съел пирог и пошел спать, но тут же плохо себя почувствовал. Пирог оказался не простым: злой Дракон подсыпал туда волшебных трав, от чего… - Приворотных? – съерничал Бальзак. - Не знаю… просто волшебных! Он не хотел, чтобы Рыцарь ушел! - И Рыцарь влюбился в Дракона? – Габи подхватила идею литератора. - А Дракон на самом деле был заколдованным! – встрял я. - Да, точно! Он был заколдованной принцессой! Его заколдовала Снежная Королева и заставила себя охранять! – девочка хлопнула в ладоши. - Вы мне все перепутали, - снова вздыхает Джек, - так вот, Рыцарь еле-еле уснул. А в это время вокруг ледяного замка лазило Чудовище! Оно высматривало Королеву, и соображало, как же ее украсть, и… - И не сообразило, - хмыкнул его друг, - Вот и сказочки конец. - Да нет же! Дракон услышал, как хрустит снег, ибо спал очень чутко. Когда он вышел из своего ангара и увидел рыжую шерсть Чудовища, то зарычал так, что даже замок затрясся. Королева, недовольная тем, что ее разбудили, высунулась из окна и пообещала превратить всех в ледышки. Дракон обиделся, ведь… - Еще бы, - встрял я, - служишь ей, служишь, а тебя еще и заморозить хотят. Пусть только попробует, Дракон тут же растопит и ее, и ее чертов замок! - А нечего было будить, - пробормотал Бальзак и тут же зевнул. - Рык разбудил и Рыцаря. Пусть он и загибался от боли в животе, все равно нашел в себе силы дойти до двери и выглянуть из-за драконьей спины. Он посмотрел наверх замка и увидел Снежную Королеву. Она ослепила его своей ледяной красотой и недосягаемостью, и так он смотрел, не отрываясь, пока Дракон не подпалил ему мизинец, когтистой лапой указав на Чудовище. - И правильно. Вот еще, на Королев всяких смотрит! – обиделся я за Дракона. - Рыцарь увидел Чудовище, достал верный меч, а так как коня, видимо, украли или съели еретики, быстро вскочил на Дракона и понесся навстречу опасности. А Чудовище кинулось наутек, заманивая их в густые леса и непроходимые болота. Потом Чудовище обращалось в разных зверей: сначала в лисицу, потом в белку, потом в рыжую мышь-полевку, и убегало от огня Дракона так юрко, что Рыцарь уже растерял весь свой энтузиазм, но не мог же он сдаться? Неделю и месяц петляли они по лесам, пока не заметили, что бегут за самой обыкновенной мышью, а Чудовище их ловко провело. - Молодец Чудовище! – воскликнула Габи. Я инстинктивно сжал кулаки, и тут же улыбнулся этому детскому порыву. - Да. Дорогу обратно они не знали, потому что Дракон жил там, где родился, и, пока охранял Королеву, никуда не вылетал, а когда они гнались, ничего не запоминали. Долго-долго кружили над землей, пока искали ледяной замок. Когда все-таки нашли его, не поверили глазам: он стоял так же крепко, только лед был выкрашен в золотой цвет, и сиял настолько ярко, что у рыцаря и Дракона заслепило глаза. Ничего не понимая, они оба вошли в замок, и увидели, как он изменился изнутри – все ледяное, но оббито красным бархатом, везде лежали груды драгоценностей и золотых монет, а навстречу им вышло чудовище в багряной мантии и с короной на голове. - А у него живот не болел? - Почему? - Кости долго перевариваются, дядя. - А… тут же рядом с ним появилась и Снежная Королева. Она казалась такой же холодной и язвительной, только немного поправилась и глаза смотрели полюбезней. - Так он решил сначала ее откормить, - усмехнулся Бальзак, - теперь понятно. - Нет же! Они полюбили друг друга! Ну, черт бы вас побрал, это романтическая детская сказка! - Как-то не… - начала девочка. - Ну, на самом деле они оба друг к другу присматривались, но Королева так боялась влюбиться, что заставляла Дракона следить за Чудовищем и не пускать его к ней! - А Рыцарь бы это допустил? – каким-то упавшим тоном произнес литератор. - А Рыцарь узнал из легенд, что если поцеловать Дракона, он превратится в прекрасную принцессу. - И как, получилось? – я заинтересовался. - Он не пробовал. Его и так все устраивало; особенно, черничные пироги. Рыцарь остался жить в ангаре Дракона. - Ну и сказка, - пробормотала Габи, - ладно, теперь буду спать. *** Бальзак ушел совсем вскоре после того, как девочка заснула. Джек закрыл за ним дверь и вернулся ко мне на кухню – я в это время снова сидел за столом и соображал, что делать дальше. Уйти сейчас? Это самый правильный, самый разумный вариант. И так загостился – пребывание становилось невежливым. Но эгоистичная и бессовестная часть меня кричала, что я этого не хочу, что я должен найти хоть малейший повод, чтобы остаться немного подольше. Может, предложить убраться? Но здесь, к моему удивлению, и так было довольно чисто – Габи во время готовки сказала, что убиралась все утро, поэтому, этот вариант отпадает. Приготовить что-нибудь? Но сейчас его холодильник полон еды. Позаниматься экономикой? Моя голова настолько пуста и в тоже время забита переживаниями и ерундой, что даже делать вид заинтересованного слушателя не смогу. К тому же я заметил - он немного устал, совсем некрасиво заставлять его снова работать. Что я могу придумать? Сейчас он скажет что-нибудь из вежливости, и мы будем снова молчать. - Не нальешь мне чай? Во рту пересохло, - как-то слабо улыбается, усаживаясь на стул рядом со мной. Может, он тоже думает, но только о том, как бы ненавязчиво меня выпроводить? Наверняка ему хочется побыть в одиночестве, тем более, весь выходной с ребенком провозился. - Конечно, - стряхнув с себя эти мысли (хватит накручивать, хватит накручивать!), встаю и беру заварочный чайник: надо же, он пустой. Кидаю ложечку заварки, заливаю только что согретым кипятком. Отхватил себе еще 5 минут в этом доме – надо же, как удачно. Когда это я успел таким стать? Почему я ловлю всякие мелочи и радуюсь им, как идиот? Почему мне так неспокойно, так тяжело на душе? - Спасибо. Пока пойду покурю, - не дожидаясь моего ответа, встает. С минуту посверлив чайник пустым взглядом, иду за ним. Нахожу Джека на балконе. Он открыл все четыре окна, поэтому, едва переступив высокий порог, тут же ежусь от вечернего холода – на улице совсем темно, только фонари горят внизу желтыми точками, и перед глазами почему-то все смешалось, блики, огоньки и краски, все стало одной расплывчатой картинкой. Я сегодня оделся слишком легко, даже длинные рукава не спасают от прохладного ветра, который шумит в кронах деревьев совсем рядом – Джек живет на третьем этаже. Он стоит в тонкой рубашке с голыми по локоть руками и, опираясь на раму окна, кажется, ничего не замечает – застывший, как статуя. Не курит – и я понимаю, это был только предлог улизнуть на свежий воздух. От меня? От дел? Как же он, должно быть, устает. Чувствую в себе что-то странное, какой-то неподвижный холод. Он накатывает, как волна во время прибоя, заставляя оцепенеть внутри, и я не могу понять, откуда взялось подобное ощущение. Отдавшись ему, нахожу ответ – каким-то образом перехватил настроение Джека. Простая эмпатия – я уже давно обнаружил, что мог чувствовать его состояние физически, испытывать его эмоции как свои. Что с ним происходит? Почему в последнее время он ходит таким потерянным? Даже глаза не сияют жизнью, как обычно, а будто бы высохли, превратившись в серую, выжженную солнцем пустыню. Где-то внутри предупреждающе кольнуло «разорви эту связь, тебе самому станет хуже», но я не мог контролировать свой страх, и не мог от него отказаться. Я все еще сходил с ума от волнения, но и подумать не мог, что буду испытывать что-то настолько разрушительное, настолько стремительное и сильное. Я не знал, что мне делать, ситуация ставила в тупик, а у меня всегда было плохо с быстротой реакции. Очень хотелось обнять и согреть, и я знал, что моего тепла хватит, чтобы его излечить, снова вернуть к жизни. Я так хочу сжечь все цепи, что отдаляют нас друг от друга. Хочу уничтожить все стены, все замки, на которые мы оба застегнуты изнутри. Хочу убрать все условности, предрассудки, стеснение и отчаяние, неверие в себя. Я не могу так больше, нет, только не сейчас. Не могу больше ждать. Как же надоело постоянно себя сдерживать, постоянно в кого-то играть, притворяться. Внутри я вечно собран и готов защищаться, никогда не могу раскрепоститься, довериться, отдаться до конца, не думая – ведь всегда есть подвох. Но теперь это все надоело – и вот, тот, кого я действительно люблю, пусть и не без сожаления, но все равно, он стоит передо мной, замерзший, и смотрит куда-то в окно, хмурясь своим мыслям. Он… Прильнув к Джеку сзади, я обнимаю его, руками пытаюсь согреть замерзшие руки. Меня самого обдает их холодом, напоминающим лед змеиной кожи, но я радуюсь этому, радуюсь, что чувствую прикосновения этого человека, что нахожусь рядом с ним. Он как-то вздрагивает и тут же пытается выбраться, выдергивая ладонь, шепчет: - Не люблю, когда ко мне подходят со спины. Не отпуская, спрашиваю так же тихо: - Почему? Естественно, я знаю ответ. Этого никто не любит, особенно, я сам. Спина – самое незащищенное, самое уязвимое место. Только самым близким людям можно обнимать со спины, и то, даже от этого как-то сжимаешься изнутри, неловко себя чувствуя. Я решился на очень смелый шаг, и он может обернуться либо великой победой, либо великим поражением. Но впервые я не готовлюсь к худшему. Он как-то нервно усмехается, изо всех сил держа себя в руках: - Один человек любил говорить про доверие. Что отношения должны быть построены на доверии. Что к тому, кто тебя любит, можно не бояться поворачиваться спиной, - выдыхает. - Это правильные слова, - чуть наклонившись, утыкаюсь носом в его затылок, улавливая тонкий аромат ментола и еще чего-то химозного с волнистых волос. Отмечаю, что они жесткие, как проволока, даже щекотят мой нос, однако я мужественно терплю. - Нет, неправильные, - хмыкает со злостью, - она потом меня бросила. - Говоришь про ту женщину, так? – пытаюсь подобрать точные, и в то же время деликатные слова, - ты должен понимать, что одно дело – верить в это, а другое – говорить просто так. Доверие и правда самое главное в отношениях. Без него их и нет. Но она, скорее всего, просто угадала, как тебе этого хочется – доверять, чувствовать в ком-то надежную опору. Вот и воспользовалась. Но… - я запнулся, растерявшись, - но не все такие. - Какие? – он немного расслабляется, и я обнимаю крепче. - Беспринципные, - легко провожу рукой по спине, успокаивая, как ребенка, - и нечестные. - А как определить – кто честный, а кто нечестный? - Знал бы я сам, - выдавливаю из себя улыбку, хоть он этого и не видит, - я тоже несколько раз ошибался в людях, хоть и достаточно хорошо в них разбирась, Джек. Обычно это чувствуется – ну, как будто у меня есть настроенный прибор. - Тогда зачем тебе я? - Что значит – зачем? – хмурюсь, - странный вопрос, я думал, мы объяснились еще в тот раз, в классе. Ты нужен мне. Не могу назвать причину – нужен и все. Я часто о тебе думаю, хочу заботиться, беречь тебя. Хочу, чтобы ты… чтобы ты всегда радовался жизни, как умеешь это делать. Хочу быть рядом. И хочу, чтобы ты тоже меня любил. Больше ничего не прошу. - Как… откровенно, - так и не взглянув в мою сторону, он наконец подается вперед и закрывает одно окно: видно, стало очень холодно. - Прости. - Зачем извиняешься? – усмехаясь, поворачивается, от чего приходится выпустить его из рук и шагнуть назад, - просто со мной редко кто бывает таким открытым. - А тебе такая открытость не нравится? Знал бы ты, как тяжело мне это дается. Каких усилий стоит открыться перед тобой, на секунду впустить тебя в свой мир. И знал бы ты, как же я хочу, чтобы ты остался там насовсем. - Почему? Я просто не привык. - Так привыкай. Я не сдамся. Уже неделю хожу на работу и получил около сотни долларов. Конечно, это мало, но и Форд начинал с заработка в доллар. И при этом я готовлюсь к соревнованию, по крайней мере, есть результат. Не думай, что я не смогу! Расплывается в неожиданно теплой, но насмешливой улыбке: - Какой же ты, Драйзер… даже не знаю, как это сказать. Я и не думал, что ты можешь быть таким. - Каким? – легонько провожу пальцами по его руке, отмечая: согрелась, но от моего прикосновения появилась гусиная кожа. - Да вот как тот Дракон из сказки. Нелогичным! - Сама сказка у тебя нелогичная, - позволяю себе усмешку. - Я ее на ходу сочинял, и, конечно, не такой гениальный писатель, как ты. - А вот это уже некрасиво. Не надо над этим иронизировать. - Прости, - все равно слышу в голосе легкую смешинку. Кажется, он чувствует себя посвободнее. Замечаю, что несколько верхних пуговиц синей рубашки расстегнуты – видимо, ему стало душно в комнате или на кухне. Первой мыслью было усталое «Простудится же, ветер», а второй – какая красивая светло-оливковая кожа на тонкой ключице, выступающей из-под раскрытого воротника. Это смотрелось искушающе, но тут же было скрыто от моих глаз – очевидно, проследив за взглядом, Джек предусмотрительно начал застегиваться. Голова стала совершенно пустой – я оказался во власти каких-то импульсов. - А еще в сказке очень много спорных моментов, - неожиданно даже для себя шагаю вперед, так, что Лондон оказывается спиной к закрытому окну: еще немного, и будет совсем вжатым в ледяное стекло. У него больше нет путей к отступлению, а я делаю вид, что этого не замечаю, мимолетно поражаясь собственной наглости. Лицо Джека слегка покраснело – наверняка надеется, что я этого не замечу, как и в тот раз, когда признавался в классе. Борясь со смущением, он говорит деланно нахальным голосом, и я отмечаю, как участилось его дыхание: - Неужели? Можно доказательства? - Безусловно, - передразнивая его язвительный тон, делаю рафинированно вежливый поклон, - вот с чего Рыцарь взял, что Дракон – это заколдованная прекрасная принцесса? - Прочитал в легендах, я же уточнял,- ухмыляется, не свождя с меня глаз, в которых явно читалось любопытство и азарт. У меня с души как будто камень упал, я заразился этим дурашливым настроением: - Не самый надежный источник. - И как это можно проверить?.. Он что, провоцирует меня?.. Не веря, смотрю в эти серые глаза, и не могу отвести взгляда. На губах играет легкая усмешка, лицо все еще покрасневшее от смущения, но смотрит с каким-то игривым вызовом – ага, понял, этот негодяй просто захотел поставить меня в неловкую ситуацию, загнать в угол и проверить на прочность – долго ли продержусь в этой пикировке? Однако, дорогой Рыцарь, я не силен в словесных баталиях, но у меня есть и свои сильные стороны. Задумал поиграться со мной – но играть мы будем по моим условиям, иначе ты, безусловно, одержишь верх своим красноречием. Дам ли я тебе это удовольствие? Конечно, нет. Делаю еще один шаг вперед, оказываясь вплотную к нему – вздрагивает от неожиданности, пальцами приподнимаю подбородок слегка вверх, не разрывая взгляда, провожу ладонью по гладкой щеке, наклоняюсь и касаюсь его губ своими. Как же давно мечтал это сделать! Едва я коснулся, словно ударило током, по телу cнизу вверх прокатилась волна какой-то головокружительной сладости, а я ведь только-только начал. Его губы оказались чуть шершавыми, сухими, но мне нравилось ощущать это своими губами, я задыхался от собственной смелости, а в голове пульсировала одна единственная мысль: «Уйди. Если не хочешь этого, оттолкни меня и уйди. Потом я уже не отпущу тебя» Но он, слегка дрогнув от прикосновения моих губ, через мгновение тоже подается вперед, так неловко, быстро, что наступает мне на ногу, и в этот же момент я чувствую, как мои плечи сжимают пальцы. Через ткань рубашки ощущаю, насколько они холодные и острые. Это действует странно: словно я сам разбиваю все защиты и цепи, словно больше нет ничего, что могло нас разделять и сдерживать, я, окончательно потеряв остатки рассудка, изо всех сил обнимаю его, как будто желая сломать, задушить, вобрать в себя полностью и оставить там. Теперь ты только мой, и ничей больше. Только мой. У тебя не осталось путей отступления – сзади только холодное стекло балкона и ветер, бросивший ветку в наше окно, и я сам, я уже никогда не отпущу тебя, как не проси, ты только мой. Он доверчиво льнет ко мне, отвечая на поцелуй не очень уверенно, позволяя мне вести, однако, крепко обнимает плечи, поглаживает их, всхлипнув, на миг оторвавшись от моих губ, чтобы глотнуть воздух, и я перехватываю его руки, сильно сжимая запястья, толкаю его к стене: он протестующе стонет через поцелуй, однако, не сопротивляется. Чувствую, как взволнованно бьется его сердце. Ты мой, теперь ты только мой… И ничей больше. - Не слишком ли… - наконец отрывается, тяжело дыша, выглядя совершенно сбитым с толку, - не слишком ли для первого раза? - Так у тебя он был первым? – дышу так же порывисто, и отмечаю, что моя голова совершенно пуста. Ни одной мысли, только потрясающее ощущение расслабленности. - Нет, - слегка толкает меня в бок – видно, тоже не может придумать что-нибудь лучше. Я только улыбаюсь. - Даже жалко. - А в прекрасную принцессу ты так и не превратился. - Но ведь Рыцаря и Дракон устраивал, - кладу голову ему на плечо.