Падение

Отца не бывает дома. Он не следит за их образованием. Самообразованием. Взрослением. Их глупостями. Трагедиями. Быть мужчиной. Весь - самоотрицание, самоконтроль, самодостаточность. Во всяком случае, надеется, что таков. На бунт право у него нет, как у Шерлока, которого природа милосердно наградила фобией, и, к сожалению, оставила интеллект. Морская пехота… Шерлок почти возненавидел его тогда… Отец тестирует сам. Майкрофт почти убил его, но испытание закончено. А мама все еще надеется, что он захочет иметь сыновей… Слежка за братом? У него хватит сил защитить его, хотя проще избавиться, если рассуждать здраво. Так что, да, слежка. Свой инспектор? О да, самый подходящий человек. Если бы не был столь восхитителен. Никогда не жди, что разум будут определять человеческие отношения. Но, черт возьми! Это небольшое послабление с просчитанным до мелочей риском… Майкрофт склоняется над ним: - Ты же хочешь, Грегори, да? Не отрицай, - улыбка его слишком широка, чтобы быть нормальной. – И не сбегай, будь же, наконец, мужчиной. *** Он так сильно прижимал свои губы к его губам, он прижимался к нему всем телом так крепко, что Грегори в помутнении казалось, что граница между ними стерлась. Поцелуй с привкусом гари и антисептика. Язык Майкрофта как бритва, он вспарывает сознание Грегори, в его слюне наркотики, они взламывают засовы. Зря Грегори его впустил в себя. Он вызывает вожделение, замешанное на гневе. Отравляет его кровь. Один сплошной рот, ненасытный, подавляющий. Язык, обвивающий его язык, скользящий по зубам, небу, деснам, казалось, может удлиниться, и опробовать его горло, легкие, внутренности. Руки гнетут своей несомненной силой, кажется их не две, а сотни. Они везде, бесстыдно лезут за пояс брюк, ощупывают позвонки, мнут ягодицы до боли. Ногти кромсают кожу, и пальцы ползут по оголенным нервам. Он оплетает ляжку Грегори ногами, и до безобразия откровенно трется пахом, возбуждая себя еще сильнее, сгорая в растравленной самим же похоти. Он охватывает его шею локтем, не давая отодвинуться ни на миллиметр, целует, целует, целует. Майкрофт всасывается в кровь неизлечимой болезнью, заполняя пространство кошмарным пряным запахом горькой осенней листвы… Грегори его лекарство. Прогретый жаром солнца сосновый лес, устланный мягкими опавшими иголками, полный благоухания и ядовитых грибов. Руки скручивает от нетерпения, так он хочет Грега. Он его соломинка. Его губы несмелы и одновременно нетерпеливы. Он хочет вести, но пасует перед неожиданно накинувшимся Майкрофтом. Он возьмет свое позже, а сейчас я, я, я… Он до горечи сладок, и до смешного раздражен. Чувственность, настоявшаяся на одиночестве. И сострадание, зарезавшее рассудок. Майкрофт хочет зарыться в него, спрятаться от всего в упоительном тепле. Грегори заражается его настроением, вообще им. Он глухо мычит в рот, и ответно вскидывает бедра, до злых слез вынужден покоряться, желая быть подчиненным, все ниже скатываясь по отвесной плоскости в ад мазохизма. Они едва не рвут одежды друг на друге, которая испуганными ненужными комками летит по углам. Папки сметаются вихрем длинных рук, на которых отсветы красного. Папки укоряюще шепчут, но замолкают на полу. - Презерватив, - еле выговаривает распятый на столе Лестрейд. Смотрит твердым взглядом в обнажённые глаза Майкрофта, в которых плавают то ли акулы, то ли ядовитые медузы. – Приди в себя, идиот! В задвижке. Майкрофт открывает ящичек так, что вырывает его с корнями, вываливая содержимое. - Придурок, - смеется Грегори, и Холмс чумеет от его смеха. Он рыж и бел, не красив. Жидкие волосы прилипли к черепу. Но он высокий, у него сильные худые ноги, и Грегори сглатывает, когда видит его возбужденный член. И взгляд все равно, мать его, умный. Холмс голодно оглядывает вселенную: колонну шеи, холмики сосков, смуглую долину груди и живота. Руки дрожат от нетерпения (какая жалость, что их две, а рот – всего один), но идет проторенной дорогой – если хочешь взять, то сначала действительно возьми. Плюет на ладонь, оглядывая пузырьки слюны в своей ладони. - Больно будет, - говорит хрипло, чувствуя, что взорвется, едва взяв мужчину. Просто констатирует, его сейчас не остановит даже вся королевская рать. - И быстро. - Ох, черт, полегче! - Грегори не мальчик, но это было так давно, что он даже не помнит лица, хотя и обладает на них исключительной памятью. Прославленная выдержка Майкрофта не зря прославленна. Он зачарованно наблюдает, как его член медленно входит в тело, в святотатственном и порочном подобии оплодотворения, как жмурится Грегори, облизывая соленые губы, горячие, гибкие ноги которого (боже, о боже) Майкрофт собственнически хватает под колени, задирая повыше. Грегори вдруг распахивает глаза, ахая. Потом Холмс трахает его грубо, капли пота ползут по вискам. Глухие шлепки и учащенное дыхание с прерывистыми стонами-хрипами оглушительно звучат в кабинете. А Грегори податлив и пластичен, как воск, беззвучно раскрывает губы, как рыбка, выброшенная из воды. *** Время теряет свою определенность и то вдруг начинает тянуться бесконечно, то со свистом проносится мимо. Бесконечно тянутся встречи, просьбы, дорога, даже двери открываются медленнее. И вдруг опускается ночь, неожиданно заканчивается терпение, и он не дает Грегори домыться, капли воды испаряются с кожи инспектора с невероятной скоростью (он старается слизать их до того, как это произойдет), и с немыслимой быстротой ночь проходит. Он с детства мало спит, 4 часа, но теперь это кажется ему слишком много. Он пытается оттянуть момент неизбежного падения в свой личный рай. Читает газету в машине, внимательно слушая Грегори, который с кем-то бранится по телефону. Просматривает отчеты, втягивая осторожно запах кожи Лестрейда, ковыряющегося в своем телефоне. Кожа инспектора хранит весь спектр недоступности – пересоленную пищу фаст-фудов, кремовые соусы, концентраты, сухие завтраки, суррогаты кофе… Все это омерзительно вкусно. Грегори вреден, как соль, когда ее больше той дозы, которые предписывает нормы. Нормы нормальности, которые Майкрофт уже не в состоянии определить. Лестрейд раздраженно толкает телефон в карман, и оглядывает Холмса так, как будто только заметил (Майкрофт в это время притворяется дверной ручкой). Неожиданно подается к нему, и Майкрофт автоматически заламывает ему руку. - Дерганный какой, - Грегори морщится от резкой боли. Майкрофт ослабляет захват, но руку не отпускает. Лестрейд тянется к паху мужчины, смотрит прямо в почерневшие глаза Майкрофта, охватывает горстью гениталии. Присвистнул. Минуты ликующе срываются с места, а Холмс рывком тянет Грегори к себе. *** Грегори старается содержать квартиру в чистоте. Пусть пусто, а в холодильнике из съедобного только лед, но хотя бы в свинстве Майкрофт его не обвинит. Лестрейд машинально почесывает укус на плече. Чертовски мало спит. На второй неделе их весьма тесного общения, Грегори проснулся среди ночи. В очках, с растрепанными волосами, невыносимо близкий, сидит, уткнувшись в свой ноутбук. - Ты чего? – просипел, прищурившись, смотрел на часы. – 4 часа, о, черт возьми, спи давай. - Я выспался, - снисходительно смотрит сверху вниз. Под окнами черная машина, а на крыше противоположного дома дремлет какой-то человек. Майкрофт незаметно поворачивается чуть боком так, чтобы свет экрана не мешал засыпающему.