Небо, попираемое ногами, стонет от боли.
Больше всего в этом мире Зоро любил небо. Беспринципное, беспутное, безумное, невыносимо близкое небо. А небо? Вот незадача, небо выбрало Луффи. За те двенадцать лет, что они не виделись, Луффи умудрился сделать блестящую карьеру на поприще авиации, хотя, насколько Зоро помнил, лётчиком стать совсем не собирался. Послужной список мог бы вызвать, да и вызывал, стоны зависти у всех коротавших свой век на этом задрипанном аэродроме. Ничего удивительного не оказалось и в том факте, что именно он будет испытывать новую модель истребителя. Но вот известие о его, Зоро, непосредственном участии в качестве второго пилота вызвало в нём смешанные чувства. С одной стороны, от предвкушения сводило челюсти, с другой — Зоро не мог не искать какого-то подвоха. То, что это неспроста, он чувствовал так же, как всегда знал, какой из его полётов закончится неудачно. Вот только отказаться Зоро всё равно не смог бы. Небо звало его, манило высочайшей милостью, и он продал бы душу даже дьяволу за один лишь шанс. Первый пробный полёт вместе — совсем короткий, но измотавший и тело и душу — вверг Луффи в небывалый восторг. Накаливающаяся в геометрической прогрессии атмосфера, поглощающая все посторонние мысли, взводящая тело в одну тугую пружину до безумного взрыва всех чувств — такого неба Луффи никогда не пробовал. Шатающийся без сил, мокрый от пота командир буквально вывалился из кабины. Теперь он понимал, почему никто с Зоро не летает. Ненасытное небо, отвечая Зоро взаимностью, выжимало досуха всю энергию и эмоции заодно и из его соратников, оставляя большинству лишь выжженную горечью пустоту. К Луффи небо благоволило. Добавив в ощущения томительную тяжесть в паху, щемящую боль в сердце и множество бушующих в голове воспоминаний, небо в очередной раз одержало сокрушительную победу. Теперь Луффи даже наяву видел, как Зоро часто с напряжением выдыхает, как ласкает руками штурвал, как прикусывает губу на виражах, как горят звёздами глаза, устремлённые в бесконечную синь, как выпускает он из самых тайников души гортанный хрип наслаждения. Небо, агонируя от блаженства обрушилось над головой и снова появилось уже под ногами, словно вязкое бесплотное болото, слегка продавливаясь и беря в вечный плен. Вот только Луффи не мог так же принимать небо — после Зоро в нём больше не оставалось свободного места. В Зоро, кажется, помимо неба, тоже больше ничего не влезало.***
На вечеринке в честь первого удачного полёта большинство присутствующих сочувствовали Луффи, ободряюще похлопывали по плечу и всячески навязывались в товарищи. Зоро невозмутимо пил у барной стойки один. Людской поток обтекал его, словно по какой-то невидимой границе, даже имя лётчика никто не упоминал, как будто он не существовал вовсе. Кулаки Луффи бессильно сжимались в одном ритме с сердцем, в груди клокотали невысказанные слова, в крови бурлило и кипело невыветрившееся возбуждение, только ноги увязли в чём-то густом, не давая и шагу сделать к своей цели. Сегодня Луффи окончательно убедился — просто смотреть на довольное лицо друга ему недостаточно. Он должен заполучить Зоро со всеми потрохами. А небо? Да пусть захлебнётся своими осадками от ревности. Красивая, стройная брюнетка опередила его и заняла место рядом с Зоро, сразу же привычным жестом положившего руку на талию. Последовавший далее совсем недружеский поцелуй расставил очередные точки на свои места. Луффи совсем не был дураком, хоть многим так и казалось, и, конечно, не ожидал, что Зоро вприпрыжку бросится в его объятия. Он знал, что тот и вовсе не интересуется парнями, но всё же наличие у него постоянной подружки оказалось очень неприятным сюрпризом. Мало ему неба как будто. — А вот и наш СУПЕРгерой! — тяжёлая рука бухнулась на плечо, заставив согнуться. — Выпьем вместе! Френки, не давая опомниться, потащил Луффи к барной стойке и умудрился втиснуть их обоих между сладкой парочкой. Прижимаясь к плечу невозмутимого Зоро, он набивал рот и желудок всем, что попадалось на глаза, и старался не ёрзать на ставшем слишком горячим стуле. — Ты ведь знаком с Нико Робин? Она наш СУПЕРврач! Зоро жив до сих пор лишь её стараниями! — голос Френки грохотал прямо над ухом, Луффи улыбался во весь рот, что-то отвечал впопад и громче всех смеялся, становясь привычно душой компании. Правый бок нестерпимо жгло, запах Зоро сводил с ума, заволакивая разум намного быстрее алкоголя, от случайных касаний пронзало током, и Луффи с большим трудом удавалось вести себя непринуждённо. Сладостная мука закончилась слишком быстро — бар постепенно опустел. Луффи собрался уйти вслед за другом, но рука Френки, потяжелевшая ещё в несколько раз, удержала на месте. — Один вопрос, Луффи, — взгляд Френки казался слишком серьёзным для того количества бутылок, что тот уже опустошил. С другой стороны насела Нами, истинная хозяйка аэродрома, крутившая и начальником, и всеми подчинёнными по собственному разумению: — Зачем ты здесь? Это место слишком мало для тебя. Генерал-лейтенант Крокодайл никогда не делает ничего просто так. — Я, — вкус чужой спермы на языке, — хочу, — болезненный позыв на рвоту, — летать, — нарастающая боль внутри, — с Зоро, — разрывающие резкие толчки… Ширина улыбки легко скрыла потемневшие от горечи глаза, только побелевшие пальцы слишком сильно сжали стакан, но даже прозорливое небо со своей высоты не смогло разглядеть и тени сожаления на его якобы счастливом лице.***
Они летали уже два месяца: днём и ночью, в дождь и под палящими лучами солнца. Начинали с простых виражей, восьмёрок и боевых разворотов. Потом уходили в штопор, бочку или мёртвую петлю. После незапланированной кобры получили такой нагоняй от рыжей ведьмы, что даже Луффи стал воспринимать её серьёзно, как своего начальника. Не смотря, а, может, как раз благодаря различию характеров они отлично сработались и стали не только одной командой, а даже скорее единым организмом с истребителем, погружаясь с каждым разом всё глубже в пленительную синь. Такой прогресс всех устраивал, а Зоро стал более терпимым к окружающим, хотя всё равно большую часть времени предпочитал проводить в одиночестве. Луффи придумывал всевозможные причины находиться рядом и тут же небрежно претворял их в жизнь. Вот только быть для Зоро другом оказалось совсем нелегко. Луффи выдавливал ослепительную улыбку, и когда тот целовал Робин, и когда она по утрам открывала дверь в одной, явно мужской, рубашке. Луффи растягивал губы до трещин и отдёргивал самовольно тянущуюся руку, когда удачно приземлившись, Зоро хлопал его по плечу или случайно приваливался во время очередной попойки в баре, не замечая сверкания молний вокруг, не слыша грохота загнанного сердца, не чувствуя жара сгорающего от вожделения тела. Но самую сильную боль Луффи доставляла благодарность. Благодарность Зоро за возможность летать сводила к нулю все шансы на взаимность его, Луффи, совсем недружеских чувств. Луффи давно научился брать всё, до чего мог дотянуться. Но только не Зоро. Зоро он хотел получить не за что-то, а просто так. Даром. Как небо над головой. Небо делиться не хотело. Тогда же командир повадился просиживать штаны на той самой крыше, где медитировал Зоро. Только Зоро вглядывался в ненаглядную высь, а Луффи беззастенчиво пялился на друга и, когда тот становился совсем бесплотным, будто сливался с облаками, осторожно — что не было свойственно его живой натуре — касался кончиками пальцев, словно пытаясь удержать на земле. Зоро его прикосновения всегда чувствовал, только виду никогда не подавал. Сначала он терпел шумного и надоедливого командира исключительно из признательности. Затем, когда увидел его неистовое погружение в небо, усиливающее собственные ощущения, принял за равного себе. Сейчас же Зоро настолько привык к его присутствию, что даже стал ловить себя на беспокойных мыслях, если тот долго не появлялся. Незаметно Луффи стал для него такой же естественной надобностью, как воздух в лёгких, небо над головой и штурвал в руках. Небо теперь принимало их обоих, погружая с головой в безумную эйфорию. Зоро такая жизнь устраивала. Только Луффи было этого мало. Он хотел ощущать Зоро ещё острее, так же, как тот осязал небо.***
О том, что случится авария, Зоро сказал начальству с самого утра. Усопп и Френки лично проверили все системы, и обречённо вздохнув, дали отмашку на вылет. Такое случалось и раньше. Зоро всегда оказывался прав, несмотря на то, что на земле они никогда не находили неисправностей. Весь личный состав столпился в диспетчерской, доводя Нами до истерики одним своим присутствием. Робин и Усопп ждали в машине, готовые сорваться по первому слову в спасательную миссию. Томительные минуты планового полёта тянулись, словно горячая перченая карамель, взводя нервы и жилы до предела в ожидании катастрофы. И всё равно аварийная посадка оказалась неожиданностью, и большинство поняли, что всё кончилось, лишь когда из дымящейся кабины вывалилось два тела. «Легко отделались!» — так прорычал Френки, сжимая в объятьях, кривящихся от боли вполне целых пилотов. Действительно, несколько ушибов и ссадин невеликая плата за жёсткое приземление. Кажется, они больше пострадали от кулаков разъярённой Нами. Озорное небо, спружинив под ногами, не дало им разбиться, не желая отпускать из нежной хватки любимые игрушки. — Ты не боишься с ним летать? — Робин обрабатывала ссадины Луффи всё еще подрагивающими от страха руками. — Неа! Я везучий! — Луффи нетерпеливо вертелся на стуле, раны нестерпимо щипало, а в голове шумело от гипоксии. Но больше всего его беспокоил угнетённый вид Зоро, явно опасавшегося, что его снова снимут с полётов. — А Зоро всё время бьётся, живого места уже не осталось, — её голос был полон неподдельной заботы и тревоги, и Луффи удивлённо поднял глаза. Тут же искренне улыбнулся — Робин определённо нравилась ему. — Вот увидишь — моей удачи хватит на обоих! Небо любит меня! — А ты? — она смотрела в упор, не мигая, будто от ответа зависела её жизнь. — Что я? — Луффи подавился слюной: «Вдруг догадалась о его нечестных намерениях?!» — Тебе ведь небо даже не нравится. Почему ты вдруг стал летать? — Я хотел подвинуть небо, — Луффи никогда не лгал без особой на то причины и сейчас не стал. — Небо нельзя подвинуть. Небо можно только принять, — несмотря на улыбку, глаза Робин оставались слишком серьёзными. — Ты тоже проиграла? — под ногами Луффи что-то затрещало, что-то хрупкое и, наверно, ценное. — Да, — она закрыла мокрые глаза ладонями и, отвернувшись, затряслась от рыданий. Протянутая рука Луффи так и не коснулась подрагивающей спины. Разве мог он остановить дождь её слёз, если и сам зависел от капризов своенравного неба? Каждый раз, когда Зоро разбивался, а случалось это довольно часто, Луффи сходил с ума от гнетущей тревоги и раздирающей тоски. Он отправлялся в ближайший бар и, напившись до помутнения сознания, цеплял кого-нибудь. Обязательно парня и непременно непохожего на Зоро. Извиваясь от прикосновений чужих рук, губ, языка, чувствуя внутри себя твёрдую плоть, он изо всех сил старался не закрывать глаза, чтобы не поддаться в очередной раз наваждению. Тщетно — во время оргазма он вновь видел перед собой знакомые грубые руки и тонкие напряжённые губы, прилипшую к накачанному торсу мокрую рубашку и беспощадные глаза, устремлённые сквозь него. Прямо в бездонное небо. Луффи сотни раз набирал номер Зоро, но так и не решался позвонить. Все эти годы он чутко ловил все обрывки информации, выстраивая его жизнь на своих ладонях, разрываясь от бессилия. Он даже перевёлся внезапно для окружающих в лётную академию, надеясь, что небо когда-нибудь сблизит их, проложит ему, Луффи, тропинку в свинцовое сердце, ветреные мысли и, что уж тут скрывать, в заветные штаны. Постоянного любовника у Луффи так и не было — при свете дня, на трезвую голову, он понимал, что другие люди ему неинтересны. Луффи всё так же хотел познать Зоро. Зоро всё так же желал лишь небо. Небо смеялось над обоими с недосягаемой высоты.***
Убитая об землю железная птица восстановлению не подлежала и была списана как ненужный хлам. Френки и Усопп, словно стервятники, растащили её до мельчайших винтиков, припрятав все более-менее годные детали для своих экспериментов. Но новый истребитель отчего-то задерживали, и Луффи собрался в штаб за разъяснением ситуации. Нами долго хмурилась и не хотела его отпускать, но один вид свинцового плоского неба, низко нависшего над Зоро, переубедил её. Луффи уехал первым же поездом, впервые за последние месяцы старательно избегая встречи с другом, боясь выдать своё смятение. Чем дальше они становились друг от друга, тем сильнее Луффи окутывал тошнотворно-сладкий туман навязанной связи, тем туже сжимался холопский ошейник, заставляя руки и ноги дрожать от отвращения. Один и тот же сон погружал в недавнее прошлое, заставляя просыпаться в липких оковах страха. В том, что сон обернётся явью, Луффи не сомневался. Ведь ничего не изменилось. Генерал-лейтенанта авиации Крокодайл — единственный шанс вернуть Зоро крылья, и Луффи готов вырвать его даже зубами. Как и тогда… — Я не могу позволить угробить новый истребитель. Этот парень — ходячая катастрофа. Его давно пора списать на землю, — начальник расслабленно сидит в кресле, перебирая небрежно бумаги и выпуская удушливый дым сигары. — Позвольте ему попробовать. Моей удачи хватит на целый батальон, — Луффи вытягивается по стойке смирно, сердце тяжело бухает в груди от неприятного оценивающего взгляда. — Ты так беспокоишься. Он, что, твой бывший? Или неразделённая любовь? — от насмешливо-мягкого тона холодеют ладони, к горлу подкатывает тошнота, внутри всё переворачивается и сжимается. — Нет. Он просто мой друг, — Луффи чувствует себя раздетым и беззащитным под напором властной ауры генерал-лейтенанта. — Даже не знаю. Возможно, мне и удастся сделать что-нибудь для тебя. Не просто так, конечно. Ты меня понимаешь? — Крокодайл разворачивается вместе с креслом и усмехается теперь прямо в лицо. — Я сделаю всё, что вы захотите, — голос дрогнул, и Луффи выпрямляется до хруста в позвонках, вышибая трусливый инстинкт самосохранения прочь. — Отлично. Начни с сапог. Они слегка запылились. Кулаки бессильно разжимаются, желание ударить самодовольное лицо вколочено вглубь лишь парой вдохов. Только вперёд и ни за что назад. Это его последний шанс! Луффи медленно опускается на колени, склоняя голову и собственное достоинство. Касается губами и языком грубой кожи, пахнущей кремом для обуви, истирая их до боли, выдыхая свою гордость и проглатывая горечь. Закрыв глаза, он представляет загрубевшие от тренировок руки Зоро, чувствуя уже солёный вкус и мускусный запах пота. Резкий удар в грудь отбрасывает на пол. Взгляд вверх даётся ещё с большим трудом, чем вдох. Только бы не ударить, только бы сдержаться. Звук расстегнутой ширинки, новый приказ, требующий беспрекословного подчинения. Луффи тянется распухшим ртом к возбуждённому члену начальника, смотря сквозь него — прямо в распахнутое навстречу небо. Каждое движение отдаёт болью, от чужого запаха мутит, но твёрдая рука, опустившись на затылок, контролирует глубину погружения и ритм движения, не позволяя вырваться — отступить. Уже потом, отблевавшись в туалете остро пахнущей спермой, Луффи будет дрожать от омерзения к самому себе и ненависти к чёртову небу, ускользнувшему сквозь пальцы. Вот только назад он никогда не повернёт — до мечты останется лишь несколько шагов. Несколько отчаянных нетвёрдых шагов. Этот путь Луффи должен преодолеть вновь.***
Уже вторую неделю Зоро, словно тигр в клетке, шатался по аэродрому, мешая механикам и пилотам, не находя себе места для обычных медитаций. Серое, душное небо наваливалось, выворачивало наизнанку плотные тучи, оказавшиеся ещё более чёрными с той, другой, стороны. Лишь когда дождь косыми линиями прошил реальность, вбивая пыль и песок в расползающуюся грязь, Зоро стало легче дышать, хотя необъяснимая тревога продолжала терзать и дальше. Отъезд Луффи принёс вместо тишины и спокойствия — гнетущую пустоту. Больше всего в этом мире Зоро любил небо. Без Луффи небо исчезало, осыпалось бесцветным пеплом, развеивалось порывами ветра до мельчайших частиц, оставляющих на коже саднящие ожоги. Лишь в конце месяца новую модель истребителя привёз сам великий и ужасный генерал-лейтенант авиации Крокодайл. Личный состав аэродрома встречал в парадной форме и чуть ли не с барабанами. Зоро же передёргивало от одного взгляда на самодовольное лицо главы всея авиации. Луффи — прозрачный, как облако, с чёрными грозовыми кругами под глазами — следовал за начальством неотрывно, что вызывало у Зоро новые приступы неконтролируемого раздражения. Он держался только лишь благодаря постоянному напоминанию о скором возобновлении испытательных полётов. К вечеру все собрались в баре, отпраздновать столь знаменательное событие, а Зоро благоразумно отправился домой, чтобы не свести к нулю усилия всей команды. Он лишь вернулся в ангар за курткой. Странные звуки и невыключенный свет заставили его заглянуть внутрь подсобного помещения. Генерал-лейтенант, растрёпанный, с зажатой в зубах погасшей сигарой, вбивал в стену оголённого Луффи. «Моего Луффи», — почему-то пронеслось в голове Зоро, хотя собственнические мысли он тот час же отбросил, вспомнив, что у него есть девушка, а Луффи — свободен и имеет право быть с кем угодно. Серое небо, улучив момент, свернулось в тугой клубок, резко дав Зоро под дых, вышибая воздух из лёгких и мозги из черепной коробки, наполняя тело тянущей за нервы монотонной болью. А Луффи с погасшим взглядом, блестящей от пота кожей, жалким подобием улыбки на искусанных губах молча раздирал окровавленными ногтями кирпичную кладку. — Зоро, — он выдохнул любимое имя сквозь обслюнявленные пальцы, пахнущие табаком, не в силах больше сдерживаться и через душное, мутное марево вдруг увидел того наяву. Глаза расширились от ужаса, сердце оборвало свою цепь и замерло. Зоро и, правда, стоял в дверях. Небо опасно покачнулось под ногами, снова предательски ставя Луффи на колени, растаптывая надежду на острые окровавленные осколки. — Так вот для кого ты вымаливал новый истребитель, Лу? — громовым грохотом раскатился смех Крокодайла, распыляя их синее, наивное небо на безжизненные молекулы. Весь вечер Зоро, опрокидывая стакан за стаканом ставший безвкусным алкоголь, убеждал себя, что обижаться на Луффи не за что, и эта мысль приводила в бешенство больше всех остальных. И всё же он выпил недостаточно много, чтобы забыться. Поэтому позднего незваного гостя встретил в дверях со злой ухмылкой на губах. — Ты презираешь меня? — Луффи спросил прямо, вколотив острый кол в собственное сердце. — Да мне всё равно! Тебя ебут или ты ебёшь! Главное, чтобы ты садился в самолёт и отдавал мне штурвал! — каждое отчеканенное равнодушно слово вонзало новое остриё в итак уже потрёпанную душу Луффи. Он снова проиграл. Он опять проиграл чёртову небу, ощеренному стальными иглами, одинаково глубоко всаживающимися в обоих до самых внутренностей, разрывая на клочки иллюзию дружбы, фантом команды. Вот она — точка невозврата. Разворот и курс обратно — сделать вид, что всё в порядке — путь простой, хоть и неприятный. Зато так проще будет жить. А если вперёд, напролом, содрав заживо кожу, обнажив грязную душу и помятое тело? Так останется право прямо смотреть в его глаза. Луффи больше нечего терять. Опалённое небо под ногами обваливается смердящими кусками плоти, вынуждая шагнуть вперёд. — Зоро, — Луффи выдохнул горькое, бьющее током имя и сделал шаг, тесня хозяина квартиры вглубь помещения. — Зоро! — собственное имя оказалось столь бесстыдно-зовущим, что ему не оторвать жадного взгляда от шевелящихся губ Луффи. Сквозь алкогольный туман и шум крови в голове Зоро отступал до самой стены. — Трахни меня, — не веря ушам, Зоро задыхался от недостатка кислорода, непослушная рука рвала ворот рубашки вместе с пуговицами, — заполни меня своим чёртовым небом! — последние слова легли влажным хлёстким выдохом. Луффи отчаянно впился в так давно манящий рот сухими колючими губами. Руки Зоро — потные и горячие — неожиданно крепко прижали в ответ к себе и бестолково зашарили под рубашкой. Возбуждение дрожью прошлось по мышцам и сосудам, концентрируя кровь в паху. Луффи теперь стало всё равно. Даже если Зоро просто пьян. Даже если это всего лишь благодарность. Беззвёздное, бесстыдное небо, прогибаясь под их ногами, трещало и стонало от боли и наслаждения.