Версия мужская, версия женская

- Вот значит как, - задумчиво протянул Жека, выслушав сестру, которая аж запыхалась от быстрого бега, так ей хотелось поведать Кеслеру об увиденном. - Мне кажется, это из-за тебя, - робко сказала Машка. Она с детства отличалась рассудительностью и никогда не спешила делать выводы, даже если все вроде как плавало на поверхности. - И с чего ты взял, что они... - Да ты ж сама своими собственными глазами видела, что он ее обнимал! - Я видела, как Игорь Александрович приобнимал Женьку за плечо, а она плакала. А сколько лет я ее знаю, так слезу из нее фигушки выдавишь, - заметила Машка, намыливая руки. Жека прислонился к косяку в ванной и внимательно следил за ее действиями, коленом пиная дверь. - Ты ее идеализируешь. - А ты на нее обижен, поэтому и бесишься. Не верю я в эту ересь. Вот что хочешь делай! Поговори с ней, Жень! - У меня от этих разговоров видишь что на щеке? Видишь?! Предки на следующей неделе возвращаются, а я под Франкенштейна кошу, - со злостью сказал Жека, пнув дверь так, что она с грохотом ударилась о стену и откуда-то с притолки посыпалась бетонная пыль. - Ты баба, вот ее и защищаешь. "Баба" тринадцати лет отроду хмыкнула и неторопливо стала вытирать руки о махровое полотенце так тщательно, будто от этого зависела ее жизнь. - Дурак ты все-таки. Вот спорим, что стоит вам сесть и откровенно поговорить, как... Раздался звонок в дверь. Жека, потянув за воротник старинной футболки с "Король и Шут" на груди, местами уже обесцветившейся, направился в прихожую. Звонок визжал, не переставая, давя на уши своими трелями. На пороге стояла порядком потрепанная Евгения. Плащ ее был распахнут, в руках она держала зонт, с которого капала вода, сформировав на лестничной площадке небольшую лужицу, а красные глаза горели гневом. - Поговорить надо, - процедила сквозь зубы девушка, заходя в квартиру, не дождавшись приглашения. Скинула красные туфли, бросила сумку с зонтом на пол, неодобрительно окинула взглядом Машку, вышедшую из ванны, по-хозяйски зашла в комнату опешившего Евгена и как кошка накинулась на парня, стоило ему прикрыть за собой дверь.- Засунь все свои фантазии себе в анус и не смей больше меня оговаривать! Если еще раз твои дружки посмеют что-то вякнуть в мою сторону, я... - Хахалю пожалуешься, и он нам двоек наставит? - язвительно сказал Евген. - Да с чего ты вообще взял, что у меня с Корчагиным что-то могло быть?! - Тебя Машка сегодня видела. Отрицать будешь? - презрительно нахмурил брови Кеслер. Нет, она еще очевидное опровергает! В лицо стоит и врет. - Что она видела, что?! Что мне плохо, а лучший друг вместо поддержки шлюхой называет? Можно подумать, что когда ты лизался со своей Сонечкой по всем углам, я тебе говорила что-то, - двигаясь из одного угла комнаты в другой, шипела Женя, вспомнив бывшую и пока единственную девушку Евгена. - Это другое! Она всего на год меня старше, а Корчагин тебя на пятнадцать. Дура, ему от тебя только и надо, что... - Заткнись, ты и мизинца не стоишь этого человека, - вспыхнула Женя, подскочив к обидчику максимально близко. - Не смей о нем так говорить, ты ни черта не понимаешь! Они стояли нос к носу: девушка, запрокинув голову, а парень, наклонив. Серо-зеленые глаза сверлили голубые практически вплотную, обдавая противника чуть ли не пламенем. Жека ясно видел комочки туши на ресницах, не делавшие Евгению менее привлекательной, а наоборот, словно снимая ненужный лоск и преображая образ в более настоящий, живой, что ли, понимайте, как хотите. Парень даже забыл, с чего ругань началась, застыв на месте. Это его Женька может так до хрипоты защищать своих кумиров ли, друзей. Это все та же пацанка, в которую он влюбился, пусть и наряженная, словно кукла. Горячая, страстная, вот она, руку даже тянуть не надо, она прямо перед ним. Эта Женька лгать не может, не умеет, ей противно это делать, противно притворяться. Они оба тяжело дышали и оба не знали, как завершить паузу, собственно, не замечая ее как таковую. Смотрели в глаза друг другу и смотрели, не в силах оторваться. Еще чуть-чуть, еще один сантиметр и их бы губы соприкоснулись. - Погоди, ты сказала, что мои дружки... - сделав над собой усилие, отстранился Жека. Он и сам не знал зачем. Уязвленное самолюбие? - Арсланбеков и Сычев прямым текстом назвали меня шлюхой. Спасибо, дружок. Теперь ты официальная сплетница школы, - отвернувшись, сказала Женя. Жека повел плечом и отошел к окну. Скудный свет падал ему на лицо, отчего рана на щеке, смазанная голубой дрянью, смотрелась еще хуже, чем была на самом деле. Заклеивать ее Кеслер не собирался. - Больно? - с жалостью задала вопрос, весь день ее мучающий, девочка. Однако прозвучал он дежурно вежливо, почти холодно. Евген, помедлив, кивнул. - Больно. Но хуже другое, - сказал Жека, обдумывая каждое слово и, кажется, споря сам с собой. - Что? - Неважно. "Хуже, что я люблю тебя. Такую - дрянную, лживую, любую. Тебя он испортил, ты чище была, в сотни раз лучше. Но я тебя и такой приму, только забудь его, он тебе не нужен". Женя ушла, а у Евгена перед глазами все стояло ее личико, светящееся от обиды. - Поговорили? - демонстративно опустив один угол рта, спросила Маха, все прекрасно слышавшая и через стенку. - Поговорили, - ответил Евген, спешно завязывая шнурки на кроссовках. - Ты куда? - испуганно пискнула Машка, столь сердитым выглядел брат. Движения резкие, быстрые, на лице ни кровинки. - Куда надо. Корчагин жил недалеко от школы, адрес его Жека знал наизусть, увидев однажды на обратной стороне тестов. Биологичка часто использовала ненужные бухгалтерии ксерокопии в своих целях. Типичная хрущевка, второй этаж, кошки на ступенях и запах кислых щей - классика жанра, почти шаблон. Железная дверь, расцарапанная (!) чьими-то когтями, белая продавленная кнопка звонка и трясущаяся рука Жеки, сжатая в кулак. - Здравствуй, Женя. Проходи, - удивленно сказал Корчагин, одетый в спортивные штаны и белую майку, плотно облегающую торс. Он явно не был дрищом, не запускал себя, как это свойственно мужчинам, перешагнувшим цифру тридцать. - Поговорить надо, - хрипло сказал Кеслер, оказавшись в квартире, вдруг остро ощутив весомую разницу в возрасте и комплекции, хотя субтильным и слабым его назвать было сложно. - Я так и подумал. О Жене? На нее так много навалилось. - О Жене, - подтвердил Евген, растеряв всю свою браваду. Он шел с уверенностью, что сможет кричать растлителю малолеток в лицо оскорбления, что-то требовать, возможно, бить морду, но увидел на столе толстенные стопки тетрадей, листки с проверочными, учебники с пятого класса по одиннадцатый, бесконечные методические рекомендации и просто застыл. Перед ним стоял уставший взрослый мужчина, на самом деле переживающий за своих учеников. - Ты от нее? Вы же дружите с самого детства, вроде. Ей уже лучше? - Д-да. Она больше не плачет. - Ужасно, конечно. Бросить сначала ее на плечи старой матери, а теперь еще и младшую, как только стало известно о ее инвалидности... - Кого бросить?.. - начал было Евген, и тут все стало на свои места. Идиот, Господи, какой же он идиот! - Игорь Александрович, вы вчера Женю домой отвозили? - Да я вчера ее после занятий не видел. Ты куда?.. Но Жека во весь опор мчался к своему дому, мало заботясь, как вся эта ситуация выглядела в глазах Корчагина, и что тот думал о Кеслере. - И что он хотел, ты не знаешь? - спросил Игорь Александрович у немецкой овчарки, ласково ткнувшей его под колено, когда та вошла в комнату, звучно цокая по ламинату. - Дети-дети... Вот только беды у них не дай Бог взрослому. Корчагин сел за стол и притянул к себе очередную стопку. Десятый "А", что вы нарешали? Под датой в тетради Юли Гагариной красивым почерком прямо поверх уравнений черной пастой были написаны стихи Ахматовой: "Было душно от жгучего света, А взгляды его — как лучи. Я только вздрогнула: этот Может меня приручить. Наклонился — он что-то скажет... От лица отхлынула кровь. Пусть камнем надгробным ляжет На жизни моей любовь..." Игорь Александрович вздохнул, поставил заслуженную четверку и приписал "Мы не на литературе", проверил еще пару работ, вернулся к тетради Гагариной, зачеркнул свою фразу несколько раз, хотел написать что-то другое, но передумал. И обидеть нельзя, и проигнорировать. - Ситуация, - задумчиво протянул мужчина, с тоской перекладывая тетради. - И зачем ты мне среди ночи встретилась, милая девочка?