Версия мужская, версия женская

К вечеру тучи разошлись по своим делам, порядком похудев, а появившийся солнечный круг заставил блестеть и переливаться тысячами огней бегущие ручьи, капельки на свежей траве и, в общем-то, всём остальном, включая поверхности машин, скамеек, крыш гаражей и бутылок из-под пивасика, утрамбованных в урны. Женька устроилась в плетеном кресле-качалке на лоджии, закинув босые ноги на бортик и демонстрируя розовые пятки прохожим, которые вряд ли бы стали поднимать головы и любоваться на них, но в перспективе, почему бы и нет? Конечно, никто бы и не понял, что это пятки хорошенькой девчушки – этаж-то девятый. Кеслер пыталась вникнуть в тему по географии, но получалось чертовски плохо. Мысли, подобно маниакально настроенным пчелам (такие бывают?) кружили в ее светлой головке, заставляя то вспоминать мать, то Евгена, то Корчагина, делать выводы (девушкам свойственно создавать невообразимые логические цепочки), впадать в уныние, выходить из него, вспоминать про природные ресурсы РФ и вновь думать о собственной жизни. Закатные лучи кроваво красили горизонт, а выцветший халат, купленный, должно быть, лет пять назад, но от того не менее любимый, задирался, и плетеное сидение царапало попу, заставляя ерзать. Пятки сползали, и приходилось менять позицию. Смутно хотелось что-нибудь съесть, но в то же время идти на кухню желания не было никакого. Евгения вздыхала, мяла страницы учебника и злилась на Евгена. Из сонного состояния задумчивости ее вывел радостный вопль «Привет!» и свалившаяся с небес веснушчатая рожа Жеки, на лбу которого пронзительно-синей ручкой заботливая сестра написала «Прости». - АААА!!! … На месте многоточия, на самом деле, было о-о-очень много слов. Все они касались в основном мужских и женских половых органов, полового акта и извращений, и каждое было предназначено юному Кеслеру, повисшему на страховке. Жека, пыхтя, залез в открытое окно, открепил стропу и крикнул, высунувшись на пятьдесят процентов в уличное пространство на уровне девятого этажа, что с ним все в порядке. Димасик, добрый приятель Жеки, невозмутимо попыхивающий сигареткой, удовлетворенно кивнул и втянул стропу к себе на десятый. - Ты… Ты… - заикаясь, пищала Женя, не замечая, что короткий халат, частично расстегнувшись, не прикрывает милых розовых трусиков с красными сердечками. Она так и сидела в кресле, но уже спустив ноги на оббитый деревом пол, больно ударившись, кстати. Запас матов был у нее ограниченный, а повторяться было несолидно. – Ты псих! Злоебучий утырок! Трахнутый на всю голову… - Тсс! – приложив палец к губам, прошипел Жека, резко садясь на корточки. – Тихо! Барышня не останавливалась, а бабуля, выглянувшая в окно из кухни, недоуменно пожала плечами, списав нецензурную речь внучки на собственную тугоухость. Эффектное появление Жеки было четко спланировано, местонахождение Евгении было известно из надежных источников (99% везения), поскольку любила эта дама читать учебники в теплое время года под лучами солнца (отсюда и ее загар). - Ты же чуть… Чуть… - Не свалился? Не боись, Димася все рассчитал. - Гандон он, Димася твой! – закричала Женька. Тамара Степановна, на ее счастье, уселась за любимый сериал в противоположном конце квартиры и ничего не слышала. – Ты же… - Да не упал бы я! Ну чего ты, а… - виновато вздохнул Евген, стараясь не смотреть на красные сердечки на трусиках, но все равно пожирая их глазами, что было замечено обладательницей этого замечательного белья. Удушливая волна краски залила мордашку женской версии Кеслер, кинувшейся поправлять халат. Мужская версия, спалившись, смутилась не меньше. Евген растерянно похлопал себя по карманом штанов. В тех карманах, наверно, можно было спрятать кота, за что Кеслер их просто обожал. - На, - улыбаясь во все двадцать восемь зубов (мудрость еще не отросла), радостно сказал Жека , протягивая подруге яблочно-грушевое пюре со сливками, предназначенное для питания малышей. – И ложку прихватил! Женька посмотрела на физиономию мальчишки, на надпись, потом на ФрутоНяню, на ложку, на страховочную систему, надетую на пояс и ноги Жеки. Зная, что девушка с ним разговаривать не будет и в квартиру не пустит, бедолага нашел способ выкрутиться. Женька смотрела, смотрела, да и прыснула. - Придурок, ну ты придурок… Это же додуматься-то… Бляха-муха, Евген… Что ты курил? - Я кушал булочку с маком. Тест на опиаты не пройду, - облегченно отрапортовал Кеслер. Раз больше не матерится, значит, шанс на прощение есть. Жека достал из кармана вторую баночку с детским питанием, щелкнул крышкой и сморщился. Ему досталось пюре кабачковое. Без соли. Мерзость-то какая… - Ты псих, - утвердительно качая головой, сказала Женька. - Согласен. И я очень виноват перед тобой. Я не знал, что твоя мать… - У меня нет матери. -… Что твою сестру тоже… Тоже бросили, - выдохнул Евген. – Я идиот, подумал, что ты можешь вот так запросто пойти к Корчагину и… Да сволочь я, короче… Прости, если сможешь. Конечно, ты не такая. И Корчагин хороший. Просто, ну… Не знаю как сказать… - Ни хера ты не умеешь извиняться, - закончила Женя. - Да, - ответил Евген. Это было его первое в жизни извинение, и прощение нужно было получить любой ценой. Чернила разъедали кожу, и на глазах навернулись слезы, что моменту вполне себе соответствовало. Евгения аж вздрогнула от такой картины. – Я беру все свои слова обратно. Я мудак, мудилище упоротое. И укус я заслужил. - Ладно, - задумчиво облизнула ложку Женя. – Все с тобой понятно. - Я прощен? - Хах, ты серьезно? Вот так сразу? Ты меня шалавой назвал! Ша-ла-вой! Меня! Мы десять лет за одной партой сидим, как ты до такого дошел, а? Как тебе это в голову взбрело? Евген виновато опустил голову. Пюрешка в баночке выглядела как уже переработанное блюдо – пережёванное, смоченное слюной и спустившееся до желудка. Женька не повышала голоса, но в словах ее тепла не было. - Я… Я не знаю… Просто… - У тебя все просто. Просто взял и назвал. - Я волновался! Мы весь город облазили, на Корчагина напоролись, телефон твой недоступен был. Я уже видел тебя изнасилованной и убитой, где-нибудь под вагоном лежащей… - Богатая у тебя фантазия. - Жень, да я чуть не обосрался от страха, - на полном серьезе негромко сказал Жека. Солнце уже спряталось, и свет на лоджию попадал тусклый, мигающий – Тамара Степановна умиленно рыдала над счастьем молодых бразильцев в зомби-ящике. Евгения зябко поежилась и, не зная, что ответить, забренчала ложечкой по стеклянным стенкам. - Ну, извини, что мне не до телефона было. - Давай без сарказма. - А это правда. Оба молчали, искоса поглядывая друг на друга. Дружеская непринужденность куда-то делась и возвращаться не собиралась. И Женя, и Женя хотели услышать больше, но сказать не могли. Только более-менее наладив отношения, переводить их на другой уровень было страшно. Слишком уж шатким было это перемирие, и слишком боязно было оказаться осмеянным. - Так что там с сестрой? – надеясь разрядить сгустившуюся атмосферу, спросил Жека. Было уже холодно, но уходить не хотелось. Может, осмелиться? Может, признаться, почему он буквально ослеп от гнева в тот вечер? - В выходные привезут. Подожди, а кто тебе сказал?.. – внезапно осенило Женьку. - Бабушка твоя, - соврал Жека, радуясь, что румянец на бледных щеках не виден из-за темноты. Вопросы, ответы на которые он не готов был дать, намекнули: пора валить. – Пойду я. - Через окно? – хмыкнула Евгения. - Не… Димася уже в люльке. Налакался, поди. Женя встала с кресла, случайно прикоснувшись плечом к груди Женьки, и тут же кинулась к двери. Евген, ощутив нежный запах ее волос, пушисто-наэлектризованных, у него под самым носом, двинулся за подругой. - Здрасьте, Тамара Степановна, - гаркнул он, проходя мимо комнаты, где сидела старушка. Бабуля удивленно чихнула, будучи уверена, что не слышала, как малый заходил в квартиру. – Будьте здоровы! -Спасибо, Женечка, - ответила Тамара Степановна, щурясь в темноте и не замечая надписи на лбу «Женечки». - Ну, до завтра. Ты зайдешь за мной? – хрипло спросил Евген, уже стоя на лестничной площадке. Женя поправила халат, все стремившийся распахнуться. Коротеньким он совсем стал, до неприличия коротеньким. - Не знаю. Это так… Странно. Два часа назад я тебя ненавидела, поэтому… Нет, не зайду. Не завтра. - Ладно, понимаю, - вздохнул ничего не понимающий Евген. – Пока. Парень затопал по ступенькам вниз, потом хлопнул себя по лбу и помчался на десятый к Димасику, попутно показав Жене, все еще стоявшей на пороге квартиры, язык. Девчонка улыбнулась и закрыла дверь, но не отошла, прильнув к глазку. Через пять минут Евген, уже лишившийся строп, висевших на поясе и бедрах, прыгая через ступеньки, вновь очутился на лестничной площадке девочки-Кеслер. Не подозревая, что за ним наблюдают, паренек устало прислонился к дверке, приложив к железной поверхности ладонь. По другую сторону, Женя, закусив губу, сделала то же самое, перестав на мгновение дышать. Эта пара явно нашла друг друга. Везучие, что тут сказать.