Безумцы те, кто любят...

Он стоял подле чарующе-темного оргáна и в беззвучной ярости сжимал руки в кулаки. - Она обручена со мной... - сквозь зубы шипел Эрик. - Она моя, моя и только моя! Он не мог контролировать свой гнев, свою ревность, свою любовь. Все эти чувства бушевали в его душе, заглушая голос разума... Призрак Оперы смотрел через темные глазницы маски Красной Смерти на бриллиантовое кольцо, поблескивавшее на клавишах оргáна. "Почему она выбрала его?" - мысленно спрашивал себя Эрик. - "Мальчишку, которого интересуют лишь её слава и её тело. Мальчишку, который не достоин её...Почему?!" Мужчина резким движением сорвал с себя маску и отбросил её куда-то в сторону. Он схватился руками за своё лицо, почти царапая и без того изувеченную кожу. "Вот, почему", - подсказал ему внутренний голос. "Потому что тот мальчишка красив, как бог, а ты уродлив, словно демон!" Эрик зарычал в голос, всё еще не отрывая рук от лица. А после, Призрак Оперы запел: - Приходит срок, и вместе с ним озноб и страх, и тайный жар... - звук был искушающим, терзающим, неимоверно прекрасным. - Восторг и власть! И боль, и смех, и тень, и свет - в один костер, в один пожар! Что за напасть?! Из миража, из ничего, Из сумасбродства моего Вдруг возникает чей-то лик И обретает цвет и звук, И плоть, и страсть... И плоть, и страсть*... Призрак помнил, как он впервые, десять лет назад, явился к маленькой Кристине в образе Ангела Музыки. Мог ли он тогда представить, чем всё обернется? Какими страданиями? Какой любовью? Вряд ли. Если бы знал, то никогда не приблизился бы к Даае. Никогда. Нелепо, смешно, безрассудно, волшебно... Ни толку, ни проку, не в лад, невпопад, совершенно*... Чувство тревоги пронзило Эрика внезапно, заставив его резко выдохнуть. Что-то было не так, он чувствовал опасность. Опасность, грозящую его Кристине. Не теряя боле ни секунды, Эрик схватил с табурета темный плащ, сорвал с одного из бюстов свою привычную белую маску, закрывающую половину лица, и бросился на помощь к девушке, укравшей не только его сердце, но и душу. Виконт де Шаньи шел по опустевшим коридорам Оперы, не теряя аристократической выправки и чеканя скорый шаг. Редкие хористки, балерины и просто работницы театра, возвращающиеся в комнаты после гуляний, провожали виконта откровенно вожделеющими взглядами. Любая из них продала бы душу за шанс провести с Раулем хотя бы одну ночь. Любая...Но не та, которую больше всего на свете желал сам виконт. Крошка Лотти - позабытая девочка из детства, ворвавшаяся в жизнь повзрослевшего Рауля подобно ласковому ветру. Виконт слабо улыбнулся, вспомнив, на какой безумный шаг он решился, лишь бы обладать и никогда больше не делить ни с кем его Кристину, его Лотти. Помолвка! Мезальянс, каких Париж не видел со времен Эдуарда Восьмого и Бесси Уорфилд! Наследник почтеннейшего рода де Шаньи, будущий герцог, один из самых завидных женихов Франции обручен с актеркой... Рауль мог в мельчайших подробностях представить выражения лиц его отца и брата, когда они узнают о помолвке. За подобными мыслями виконт даже не заметил, как покинул здание Оперы и вышел на темную улицу ночного Парижа. Воздух был холодным и свежим, а сияние звезд, словно говорило: "Подними глаза, посмотри на нас..." Это Рауль и сделал. Он запрокинул голову и с жадностью стал вглядываться в звездное небо. В какой-то миг взгляд Рауля зацепился за едва различимую фигуру на крыше Оперы, прямо возле статуи Аполлона. - Боже... - сдавленно произнес виконт, неосознанно прижимая руку к сердцу. Там, возвышаясь над Парижем, на самом краю крыши величественного здания, в пышном розовом платье стояла Кристина Даае. Рауль сделал шаг вперед, молясь, чтобы всё происходящее оказалось лишь последствием выпитого вина, сном, видением. Но даже самое реальное видение рассеивается, а этот кошмар был самой настоящей действительностью. Рауль видел, как Кристина раскинула руки в стороны, как подалась вперед, как порыв ветра подхватил её хрупкое тело... - Кристина! Нет!!! И легкий пух сбивает с ног*...