Девушка-судьба

Кажется, когда-то у него было другое имя. Когда он еще был свободен. «Куроро» было лишь первым подходящим словом, которое он припомнил. Кем бы он ни был раньше, теперь он Куроро. Не тварь, не товар, не мусор. Кажется, у него даже была семья. Либо кто-то, кому он был важен. Иначе откуда у него такие яркие, теплые сны? Память лишь недавно стала возвращаться, когда поджила разбитая голова. Кажется, он любил читать. Иначе откуда он помнит столько складных, интересных историй? Он бы мог скрасить ими бесконечно страшное своим медленным ходом время, развлечь тех, с кем его коротает. Но Куроро не любит делиться со слабаками. Вот они — сидят у противоположной стены — двое грязных, но очень складных парня с длинными волосами. До них тут были и другие, Куроро не запоминает их. Они не интересны. Потому, что не такие, как он. Им словно хочется быть рабами. Исполнять такое, о чем стыдно подумать, не то что сказать. А Куроро не будет. С трудом, но он вспоминает свободное, пусть и серое небо, едкий от горящего мусора ветер, кривые постройки Метеора. Там ли он еще? Трудно сказать. Он вернулся из темноты под чьими-то жадными прикосновениями. Отбивался, брызгал слюной, лязгал зубами. Давился привкусом крови. Потом принимал удары без вскриков и слез, лишь шипя, как делают звери. Его били так сильно, что казалось — близится смерть. Но Куроро продолжил жить. Он молчит, недобро глядит из угла на вошедшего. Тот сально ему улыбается, такой здоровенный, что тусклая лампочка под потолком касается немытых волос. Куроро хранит безучастный вид, хотя немного переживает, что пострадает паук, что вьет сети над светом. Единственный, кого Куроро здесь уважает. Сколько раз он терпеливо следил за тем, как тот ловит мух — ждет их часами. Куроро перенимает у него, как нужно жить, иногда потирая все еще саднящее клеймо на лбу. Учится правильно убивать, вспоминая тех, кого видел входящими в комнату. Их никчемную ярость, больные слова о том, что с ним можно сделать. Но он счел их угрозы пустыми, он все-таки ценный товар, хотя много раз про него говорили, что он Сатана, Дьявол, Люцифер. Куроро нравится последнее, это звучит красиво. — Ну идемте, милашки, — грубо говорит гость, затем подмигивает, скользя раздевающим взглядом не по тем, к кому обратился. Куроро спокойно смотрит в ответ, он не связан, но сейчас изображает покорность. Кажется, сегодня им довольны. Он безразлично провожает глазами недавних соседей. Дверь за ними захлопывается не сразу, что-то летит в щель, явно предназначаясь ему. Несвежая рыбина с уже вздувшимся брюхом. Куроро не брезгует вонью. Пошатываясь, он подходит к обеду или ужину — не все ли равно — и неловко садится, подбирая нетвердые ноги. Хорошо, что те двое ушли. Сегодня все достанется ему одному. Издалека слышны хохот и полные боли крики. До Куроро доходит – больше всего тот, кто держит его в заточении, любит послушных. И после сегодняшнего благонравного поведения непременно возьмется за Куроро. Если расчет верен, этим удастся воспользоваться. Главное — успеть захлопнуть дверь. Неизвестно — получится ли с открытой… Куроро касается рыбины так, словно ждет, что та вот-вот оживет. Легкое свечение окутывает пальцы, к поднимающейся руке словно приклеена рыбья тень, не имеющая ничего общего с дохлятиной. Творение Куроро легко и изящно, оно мягко огибает по воздуху круг, раздваивается. Один повелительный жест, и острые челюсти созданий злобно впиваются в настоящую рыбу. Жадно и легко рвут ту на части. То же случится с тюремщиком, когда он в очередной раз откроет дверь. Затем можно забрать его выставленный напоказ пистолет. Кажется, Куроро умеет стрелять. Паук веселится, качаясь на грязной нитке, явно одобряет план. Куроро улыбается ему, прежде чем отправить кусок в рот. Он жадно насыщается, игнорируя неприятный вкус, и думает, что пауку тоже может быть неприятно жрать все, что ему попадается. Тем не менее тот никогда не упускает возможности впитать чьи-то соки, чтобы стать сильнее. Из-за стены теперь слышен лишь смех. Ничего, пускай веселятся. Скоро Куроро выберется отсюда, и тогда они содрогнутся.