Девушка-судьба

Это странно, но Кикё, давно ставшая частью могущественной, почти всесильной семьи, ощущает себя защищенной лишь теперь, когда молчаливый, ничем не примечательный с виду Гото стоит за ее спиной. От его присутствия опасное, неизведанное ранее чувство заполняет собой. И сердце бьется под излишне тугим корсажем. И кажется, что она вот-вот выдаст себя, подаст Сильве невольный намек на то, кого на самом деле хочет видеть сейчас рядом с собой по ночам вместо отца своих пятерых детей. Того, кто внешне и по силам, и по положению в обществе — абсолютно во всем уступает мужу. Видеть лишь потому, что внезапно, можно даже сказать, под старость лет, удосужилась, как девчонка, заинтересоваться тем, кто не способен дать ничего, кроме преданности. Как? Как это вообще могло получиться, что она думает о нем? Должно быть, потому, что Сильва мало бывает дома? Что он уже не столь внимателен к ней, как когда-то? Виноват Сильва, а страдать должна она. Спать чутко, как кошка, ведь иногда ей снятся порочные сны, где главный герой — не супруг. Вдруг однажды с ее губ томно сорвется постороннее имя? И тогда в первую очередь пропадет не Гото. Уголок губ подрагивает, стоит лишь представить наказание от супруга за уязвленную честь. Но вообразить его реакцию на подобное не получается. Сильва настолько уверен в себе и в ней, что это почти невозможно. К тому же, за мысли и не может быть никакого спроса, а на большее Кикё никогда не пойдет. Тем не менее, от предположений, что жизнь Гото однажды может оборваться без ее на то желания, в Кикё разгорается ярость. — Гото! — несдержанно говорит она. — Я приказываю тебе не умирать. Пока я не пожелаю. Он молчит всего лишь минуту, но ей молчание кажется столь неуважительно долгим, что кровь закипает в висках и воздуха становится мало. Его глаза всепонимающе блестят из-под стекол очков, и их блеск отчего-то кажется Кике опасным. Она вспоминает все взгляды, которыми они обменивались в прошлом: в том далеком, когда она ненавидела его за то, что он так ничтожен, и в близком, когда она ненавидела еще сильнее себя. За то, что хотела бы попробовать довести Гото до выхода из себя, до безумия, сколько раз она представала перед ним одетой не должным образом, а он — ничего, ни один мускул в его лице не дрожал. Лишь глаза блестели, как теперь, и Кикё, у которой иногда взгляд на все пылкий, словно у неопытной девчонки, кажется, что Гото сделался чересчур уж дерзким. Но когда он склоняется в знак согласия, Кикё слышит слабый, похожий на шелестение шепот. И успокаивается. — Вы можете еще не знать, что хотите этого, моя госпожа, — нежно говорит он.