Девушка-судьба

В «сестрице» ни капли нежности. У нее высокий и властный, иногда пугающий голосок и мальчишеские манеры. У нее нет никакого желания принимать ни данное Кольтом имя, ни его заботу. Кажется, та лишь тяготит, как и жизнь по режиму, составленному Морау, обычному для человеческого дитя. Видимо, все потому, что она совсем не человек. Так можно подумать, лишь обманувшись внешностью, не считая хвоста. Но она и не такая химера, как их Королева-мать. Если разобраться, то Кольту, имевшему с ней одну мать, она даже не сестра. Она сестра-близнец Королю, значит Кольту — всего лишь принцесса. Будущая Королева химер, та, перед кем следует преклоняться. — Я Кайто! — кричит она Кольту, протестуя против приема ванны. Кольт послушно замирает. Он сильнее, но неспособен применить силу. Он хотел бы, но не может заменить этой девочкой кого-то по имени Рейна, пусть даже темнота уже навечно стерла из памяти. Кольт больше совсем никому не нужен, он растерян и пуст изнутри. Он создан, чтобы служить, но опекаемое им дитя растет по часам и уже зовет его дураком. Когда она спит, Кольт неловко перебирает игрушки: пускает по полу большого заводного солдата. И чувствует себя совсем мальчишкой, обделенным жизнью всем на свете, не имеющим своих собственных игрушек, потому не знающего — чем ему себя занимать. Он может вспомнить, как управлял солдатами Королевы, как ломал для нее людей, словно солдатиков, отделяя от них что повкуснее. — Сладких снов, Кайто, — мягко и послушно говорит Кольт, отказывая себе в удовольствии воскресить то, что дорого. Ему трудно смириться, что его Рейна давно умерла, особенно теперь зная точно — это химеры убили ее, как и его самого. Только разве он не живет до сих пор? Даже теперь, когда никакого смысла к тому и нет? Кольт укрывает ребенка, бредет в игровую, устраивается меж гор поломанных кукол. И начинает ждать звонка от Морау. В последнее время его голос — единственное светлое пятно в существовании. Такой ласковый, будто они не чужие друг другу. Будто Морау тот, кто нуждается в нем, Кольте. Открытая банка варенья неряшливо опрокинута на пол. Кольт будто обмакивает палец в кровь. Вкус неприятен. Люди для химер гораздо вкуснее. И как Морау ему вообще верит, будто не знает... Конечно, он знает о прошлом. И о том, что Кольт не станет его подводить. А знает ли, что Кольту хочется обнять его руками и крыльями? Вдруг — тоже! Кольт немедленно меняет направление своих мыслей, становящихся все более смущающими, почти неприличными. Интересно, выписавшись из больницы, Морау поселится рядом или отдельно? Кольт не в том положении, чтобы предложить себя в качестве компаньона, но, быть может, Морау останется тут! Ради его уюта следует разобрать хлам, оттереть ягодное пятно с ковра, стоит... Это еще глупее игры в поддельных солдат. Им, пережившим всё то, что выпало на их долю, не могут быть важны подобные мелочи. А вот прильнуть к кому-то, почерпнув хоть немного чужого тепла, в качестве доказательства своей необходимости, это да... И чтобы это тянулось долго, не как с Кайто, которая уже не позволяет себя касаться. Звонок телефона учащает биение сердца. — Как ты справляешься, мой хороший? — тепло говорит Морау, и Кольт испытывает неописуемое волнение. Он будто ребенок, которому только что обещали груду подарков. Кайто вырастет и уйдет, вот что он хотел бы сказать в ответ. Но пока не придумал — как. — Мы скучаем, — вместо этого осторожно говорит он, для приличия прибавляя сюда совсем не сентиментальную Кайто. Для Кольта непривычно любить не членов своей семьи. Ему мучительно неловко произносить такие слова. Но Морау, кажется, не считает их неестественными. — Я совсем скоро, — ободряет его Морау. Похоже, он тоже искренне и сильно обрадован. Жизнь вновь наполняется смыслом.