Aurora Borealis

— Ты это слышал? — Мэттью поднял голову, которая раннее покоилась на плече друга, и с испугом уставился на снежную завесу. — Что? Нет, ничего. Тебе, видно, послышалось, — ответил ему Альфред и хотел было притянуть парня к себе, чтобы поцеловать того в губы, но Мэтт оказался проворнее. Вырвавшись из объятий Америки, он, спотыкаясь, побежал к краю горы. — Да что такое? — спросил обиженно Альфред. — Клянусь, я ничего не слышал! Наверное, у тебя просто проснулись галлюцинации из-за того, что мы с тобой находимся на такой высоте. Воздух тут больно холодный и сухой. — Ш-ш, — шикнул Мэттью и опустился на колени. Он был настолько близок к краю пропасти, что у Альфреда от волнения перехватило дыхание — а вдруг глупый птенец оступится и упадёт? Джонс собрался было предупредить Канаду об опасности, но резко замер, когда услышал громкий и печальный рёв, который волнами возник откуда-то снизу и вырвался в мрачные небеса. И этот рёв явно не принадлежал человеку… — Боже! — вынув из ножен кинжалы, Канада ловко обмотал вокруг их ручек верёвку, другой конец кинул Альфреду в ноги, а сам принялся за спуск. Его быстроте и гибкости можно было лишь позавидовать — Альфред никогда не видел, чтобы люди так легко спускались по заснеженной горе, особенно такие хрупкие и изнеженные, как канадец. — Мэттью! П…подожди! — спохватившись, он с трудом повязал конец верёвки на своей талии, достал свой кинжал и спрыгнул следом за другом. Он не хотел оставаться на вершине один. Северное сияние пропало, и теперь в округе было очень темно, безлюдно и… жутко. Тем временем Канада ловко соскочил на землю, бросил ножи с верёвкой, стряхнул с куртки осевший снег и уже затем бросился со всех ног в ту сторону, откуда доносился рёв. Америка со злостью посмотрел на его удаляющийся тёмный силуэт среди белых пейзажей; его руки как-то сами собой отпустили воткнутые в камень кинжалы, и парень с испуганным криком рухнул в объятия мягкого сугроба. К счастью, земля оказалась слишком близко, и потому Америке удалось отделаться лишь небольшим шоком и парой крупных мозолей на руках. Прошло несколько секунд. Воздух продолжал томно завывать, ероша густые волосы упавшего паренька. Кое-как беря себя в руки, Джонс поднялся с холодной земли и, покачиваясь, потопал по глубоким следам, оставленным Канадой. Во-первых, он хотел выяснить, из-за кого Мэттью предпочёл оставить своего друга одного на скале, и во-вторых, хорошенько поругаться с ним! Он был так взбешён и обескуражен недавним спуском, что не сразу заметил, как маленькие следы, слегка петляя, осторожно подводили его ко входу в медвежью пещеру. А когда понял это, то было уже слишком поздно… — Мэтт… — Альфред собрался уже закричать, но, к счастью, вовремя вспомнил о медведе, который мог услышать его крик, и рука сама автоматом захлопнула ему рот. Секунду или чуть больше простоял парень у огромной и чёрной дыры, от которой веяло сладковатым запахом гниющего мяса и кислой звериной мочой, после чего ему хватило духа убрать дрожащую руку и позвать шёпотом. — Мэттью…! Эй! Ты где? К сожалению, на его зов никто не ответил. Пещера выглядела какой-то пустой, и этот факт, мягко говоря, настораживал. Может, зверя не было дома? Ушёл охотиться на оленей? «Я уверен, что Мэтт побежал именно сюда. Разумеется, куда бы он ещё пошёл, как не в логово к своей домашней зверюге? Вечно его тянет во всякое дерьмо! Надо срочно вызволить его, пока он там не наломал дров!» — подсказал парню его внутренний голос. Альфред был бы рад его ослушаться, но страх навсегда потерять Мэттью оказался гораздо сильнее и болезненнее здравого рассудка и элементарного желания выжить. Крадясь, он проник в мрачное помещение. Запах в пещере стоял неимоверный, от него аж слезились глаза, а к горлу прорывался комок рвоты. «Итак, план таков: нахожу Мэттью, хватаю его за шкирку и выношу отсюда… Ещё раз: нахожу Мэттью…» Под сапогами звонко захрустели мелкие кости. Альфред испуганно поднял ногу, согнутую в колене, и пристально уставился на землю, которую укрывали плотные чёрные тени. Проклятье, мало того, что здесь воняло, как в выгребной яме, так ещё и не видно было ни черта! Альфред до смерти опасался, что между обглоданными костями животных его сапог случайно ступит на когтистую лапу хищника. — Мэттью! — Альфред не шептал, он рычал. Выходки канадца уже сидели у него глубоко в печёнках. — А ну, отзовись! В какой-то момент ему стало казаться, что он прошёл уже целую милю, а пещера всё никак не желала заканчиваться. Земля выглядела сырой и скользкой, со стен стекала вода, а запах — этот тошнотворный запах миллиона смертей — с каждой минутой становился всё сильнее и противнее. Каждый осторожный шаг американца отзывался в огромной пещере слабым эхом, но в остальном… в остальном Альфред не слышал ничего. Ни чьих-то голосов, ни звериного рычания, ни единого шороха. Словно в пещере был только он и горка сгнивших многолетних трупов. Но стоило Альфреду подумать об этом и испугаться ещё сильнее, как впереди его глаза распознали бледный луч света, который, вероятно, лился откуда-то с трещины, расположенной на потолке. Контур света падал на небольшую, расчищенную от объедков и костей полянку. А в центре этой поляны сидел… От волнения сердце Альфреда буквально подскочило к горлу, а ноги стали похожи на вату. — М-м-мэтт… — кое-как выдавив из себя имя друга, юноша кинулся навстречу тёмному силуэту, который сидел на коленях возле крохотного белоснежного шара и, кажется, гладил его рукой. В полумраке сложно было понять. — Тише, — ответил Альфреду Мэттью на удивление спокойным тоном. И это несмотря на то, что они оба находились внутри медвежьей пещеры. Лишь погодя Альфред осознал, что возле Канады, свернувшись клубочком, спал маленький медвежонок. — Что с ним? Он ранен? — первое, что пришло в голову Альфреду. Не враждебный вид медвежонка заставлял его насторожиться. — Я не знаю, — признался Мэттью. — Я не вижу следов крови… — он склонился к пушистому шару и положил свою золотистую голову на мягкую шкурку. Медвежонок никак не отреагировал на прикосновение. Он продолжал безмятежно дремать. — Этот малыш тоже единственный из помёта, как и Кума. Слушай, а тебя не удивляет, что Кумы тут нет? — Ты не поверишь, — иронично выпалил Америка. — Ещё как удивляет! — Я знаю повадки взрослых медведей, и они никогда не оставляют своё потомство просто так! — А вдруг твой этот… Кума вышел на охоту? — решил предположить Америка. — Да и вообще, сколько ему уже сейчас лет? — ужаснулся он, приложив ладонь к лицу. — Он же не страна… ему сейчас, наверное, лет тридцать, а то и больше. Медведи столько не живут. — Иногда живут, — упрямо возразил ему канадец, продолжив держать голову на белоснежном меху. — Но ты прав. Кума сейчас очень… очень стар. Когда я его видел в последний раз, он сильно хромал на одну лапу. И ещё, — добавил Мэтт задумчиво, — он не узнал меня. Клянусь, я видел, как в его чёрных глазах всплыл немой вопрос, обращённый ко мне: «Кто ты, мальчик?». И я не знал, что мне делать… Вскоре он отпрянул от медвежонка и посмотрел на Альфреда с сильной тревогой. — Этот малыш плакал, — процедил он сквозь зубы. — И его плач был слышен за несколько километров отсюда! Ни один родитель не уйдёт от своего ребёнка так далеко. Ни один! — он повторил это слово ещё раз и, очевидно, сказанное имело для него какое-то сакральное значение. Альфред чувствовал в Мэттью бурю эмоций. Медвежонок лениво зевнул и вытянул свою маленькую грязную лапку, как бы желая коснуться руки Канады. Он будто почувствовал, что парень не желал ему зла, а наоборот — старался проявить заботу. — Назову тебя Кума-младший, — гордо нарёк канадец своего найдёныша. — В честь твоего непутёвого отца. — Да почему опять Кума? — вспылил вдруг Альфред. — Других имён что ли не существует в твоём маленьком мирке? Канада лишь нежно улыбнулся в ответ: — Не-а. Не существует. Они просидели в пустой пещере целый час. Канада не торопился уходить — он был как будто прикован к медвежонку невидимыми цепями. Какое-то время Альфред старался держаться подальше от наречённого Кумы-младшего (ведь он понятия не имел, что можно было ожидать от дикого зверя), но затем сдался и устало присел рядом с Мэттью. К тому же, в пещере было холодно и влажно, и Америка на самом деле нуждался в людском тепле. Так прошло ещё некоторое время. — Ладно, — наконец не стерпел канадец. По его лицу было заметно, что он утомился сидеть на месте и ничего не предпринимать. — Кажется, мы не дождёмся его родителей. — Что, правда? — с сарказмом спросил его Альфред, жадно обняв себя за трясущиеся колени. — Я думал, ты никогда не придёшь к такому выводу. Очевидно же, что этот зверёныш отныне сирота! — Замолчи! — сердито пригрозил парню Канада. Его глаза блеснули недобрым синим огоньком, от вида которого у Альфреда вдруг что-то болезненно свернулось в животе и горло стало вдруг нестерпимо сухим. — Никогда не говори при мне ничего подобного, ясно тебе? — Ладно-ладно, — произнёс взволнованно американец. — Извини, я не хотел тебя обидеть. Я не думал… Кума-младший начал жалобно скулить. И только Канада понимал, что от него хотел медвежонок, Альфред же слышал лишь неприятные для его ушей звуки плача. Мэттью вцепился в спутанную шкуру медведя помог ему подняться на его четыре неуклюжие лапы, и позже они уже втроём направились к выходу из зловонной пещеры. Альфред всё время вздрагивал, когда слышал рядом посторонние звуки. Он думал, что, как только они выберутся из пещеры, на них нападёт разъярённая мамаша (или папаша) и в ярости перегрызёт им головы, но кругом как назло было слишком спокойно — внутренние страхи не оправдались. Пока они шли по пещере, медвежонок был спокоен и послушен, но стоило ему выйти из берлоги на свет, из его пасти раздался разъярённый вопль, и зверёныш бросился обратно в тень — в своё укрытие. Он не привык к свободе и не собирался так легко входить в новый мир. Мэттью пришлось потратить немало сил и времени, чтобы вынудить Куму-младшего оставить в покое пещеру и пойти следом за людьми. Он не мог объяснить малышу, что эта пещера больше не являлась его убежищем, и что его родители никогда к нему не вернутся. От этого понимания хотелось плакать и выть белугой. Впрочем, Мэттью так и делал. Каждый раз, когда ему приходилось лупить перепуганного медвежонка и тянуть его за толстые и пушистые лапы, из его глаз вырывались горькие слёзы. — Ну же, малыш, — шептал он, шмыгая покрасневшим носом. — Ты должен… пойти… с нами! Это твой единственный шанс! К сожалению, Кума-младший не понимал людской речи и продолжал протестовать. А Альфред смотрел на них, стоя в стороне. Он ничем не мог помочь.

***

Мрак сгущался, и тишина вынуждала насторожиться— ночь скрывала за собой много опасности. Альфред не особо любил в них встревать, к тому же он прекрасно знал, что за ним идут беззащитный мальчик и неуклюжий медведь, который в любой момент может броситься на утёк при виде такого необъятного и холодного мира. К счастью, лошади вели себя перед диким зверем мирно и практически не грезили желанием ударить Куму-младшего задним копытом. И на том спасибо. В доме Канады было на удивление… безлюдно. Франциск Бонфуа давно уехал на свои земли, забрав с собой большую часть людей. На прощание же он оставил огромный беспорядок в спальных комнатах, на обеденном столе и в гостиной. Пол везде казался липким и блестящим из-за пролитого вина, диван возле камина выглядел изодранным, как будто по нему пробежалась стая котов или росомах, а за полками с посудой были обнаружены чьи-то панталоны. К концу уборки никому не хотелось знать, что накануне произошло в этом доме. Но Мэттью был красный, как рак. Общими усилиями ребята разожгли камин, чтобы согреть ледяные стены и придать канадскому жилищу немного уюта. Медвежонок смущённо топтался на вязаном ковре, явно не одобряя всё, что его окружало, в том числе и огонь. Он не знал, что это такое, но выглядело оно весьма опасно и горячо; лучше от него держаться подальше. Пока Альфред пытался отогреть свои ноги, которые после увеселительной прогулки к горе выглядели, как две синие льдинки, Мэттью бегал из комнаты в комнату, и в его руках постоянно мелькали какие-то вещи. — Слушай, — не выдержал американец, чувствуя себя брошенным. — Я… пожалуй, мне пора вернуться домой. У тебя тут дел по горло, — он указал пальцем на медведя, который с яростным желанием пытался обнюхать приставленную к углу комнаты метёлку. Услышав это, Мэттью застыл на месте, держа в руках осыпанный старыми индийскими узорами плед. — Что? — почувствовав на себе пристальный взор друга, Альфред съёжился. — Эм… нет, ничего, — Канада тряхнул головой и, сев на колени, положил плед как можно ближе к камину, а затем похлопал по нему, прося медвежонка прилечь. Кума-младший сначала недовольно зарычал, но затем сдался и лениво плюхнулся на узорчатый плед своим огромным пушистым задом. Канадец вовремя одёрнул руку. Тем временем Альфред медленно и неохотно направился к порогу. Честно говоря, уходить в такую холодную ночь ему не хотелось, но в обществе маленького медведя он чувствовал себя не в своей тарелке. Да и Мэттью был слишком сильно увлечён ухаживаниями за Кумой-младшим. Честно говоря, его даже не хотелось отвлекать. — Эй! Подожди! Альфред остановился. — Что такое? — как можно более бесцветно спросил он и посмотрел в окно. За стеклом плясали толстые хлопья снега, и от одного их вида по спине начинали бегать мурашки. — Я хочу… — Мэттью опустил глаза и густо-густо покраснел. — Я хочу, чтобы ты остался! — Тебе мало общества этой зверюги? — Альфред небрежно указал на медвежонка, который недоверчиво разглядывал языки пламени и делал вид, что спор двух людей совершенно его не касался. Канадец ничего не ответил на выпад Джонса. Возможно, он и не знал ответа на этот вопрос. И, глядя, как он переминается с ноги на ногу, Альфред решил больше не мучить ни себя, не его. К чёрту эти лишние глупые вопросы… Джонс подошёл к своему другу и обнял его, а Мэттью успел только удивлённо охнуть. В таком положении они простояли около четырёх минут, которые Альфреду показались лишь мигом. Огонь задорно потрескивал в камине и пугал своим жаром Куму-младшего. За окном буйствовала ночная вьюга. Дом тихо скрипел из-за старости. Вдруг Кума-младший лениво повернул свою здоровую голову на новоиспечённого хозяина и тихо что-то ему проурчал, едва размыкая чёрную пасть. Мэттью тут же отстранился от друга и молча убежал на кухню, не дав тому даже удивиться. Америка с разочарованием провёл рукой по воздуху, там, где недавно стоял Канада, а затем, ругнувшись, отправился обратно на диван. Медвежонок с любопытством посмотрел на юношу, а юноша со злобой посмотрел на зверя в ответ. — Что уставился? — прошептал он, морщась. — Ты опять всё испортил. Медвежонок тихо рыкнул и положил мохнатую морду себе на лапы. В какой-то момент Джонсу показалось, что у камина лежал не медведь, а его покойный пёс. Когда Арни обижался на хозяина или расстраивался, он совершал точно какой же жест. «Пф-ф-ф! Мохнатый мешок с неприятностями!» — подумал про себя Альфред и откинул голову на спинку дивана. В комнате почему-то пахло индийским табаком. Мэттью вбежал в комнату, держа в руках деревянный поднос с огромной миской, заполненной до краёв тёплым молоком. Кума-младший разом учуял, что для него несут что-то вкусное, и, беспрерывно подёргивая влажным носом, оторвал голову от пола. — Это тебе, малыш, — ласково сообщил Канада, осторожно опустив миску на пол. Как только он убрал руку, Кума-младший кинулся на угощение с такой жадностью, как будто не ел всю жизнь. Мэттью это удивило, но он не стал подавать виду. Он убрал поднос на столик, чтобы тот не мешал медвежонку лакомиться, а сам переселился на диван к Альфреду. Юноши дружно устремились на огромное пушистое существо, чья голова едва-едва умещалась в миске с молоком. — Ты решил заменить ему мамку? — фыркнул Америка. — Ну… он же ещё ребёнок, — попытался оправдаться Мэттью. — Нет нужды переживать, Кума-младший совсем не опасный. И вообще мне кажется, я ему понравился, — юноша нежно улыбнулся, не сводя восхищённого взора с медвежонка. — Он ни за что мне не навредит, вот увидишь. — Да он сейчас миску с голоду проглотит, — промолвил Альфред. — Не-ет, — протянул канадец. — Он не сможет этого сделать. Зубки-то у него ещё маленькие, слабенькие… — Да я тебе говорю! — Альфред настороженно указал пальцем на белого зверя. — Она уже у него в пасти! — Ох, Боже мой! Спрыгнув с дивана, ребята ухватились за свободный край миски и потянули её на себя. Медведь был крайне недоволен таким бессовестным вмешательством в его территорию. Он впился в миску зубами и широко расставил лапы, не желая отдавать свою добычу. После долгих и мучительных потугов, перемешанных с крепкой руганью Альфреда, миска всё-таки была отвоёвана. Вскрикнув от неожиданности, Мэттью навалился на Альфреда, а когда поднялся, на его лбу блестели капельки пота. Медвежонок важно заворчал и преспокойно лёг в позу сфинкса, как будто недавняя борьба за посуду никак его не касалась. Его невозмутимость сражала ребят наповал. — Может, он хочет добавки? — предположил шёпотом Мэттью, но к его облегчению медведь лишь широко зевнул, выставив наружу ряд немалых жёлтых клыков, и свернулся на пледе калачиком. Уже через считанные секунды гостиную озарил громкий и здоровый звериный храп. — Наконец-то! — выругался вполголоса Альфред. — Я уже хотел было огреть его палкой за непослушание. Мэттью без одобрения посмотрел на своего друга. — В тебе появилось слишком много жестокости. — Во мне-то? Да ты посмотри на него! — Альфред указал ладонью на спящего зверя. — Это же не собака, не кошка… это хищник. Хищ-ник! Артур учил меня обходить этих тварей за версту, а знаешь, почему? Потому что они опасны! — А ты почаще слушайся своего опекуна, — огрызнулся в ответ Мэттью. — Ты с каждым днём все больше и больше становишься на него похож! И тут Америка пришёл в ярость. Не то чтобы в словах Канады прозвучало что-то запретное или болезненное, просто воспоминания о сожжённых вещах резко вспыхнули в его сознании, как фонарик. Они казались такими реальными, как будто произошли вчера, а не десятки лет назад. Альфред шагнул было к Канаде и поднял на него руку, желая совершить что-то нехорошее, непростительное и жуткое. Но, к счастью, внутренний прохладный голос приказал остановиться и не делать глупостей. Стоять. Нельзя. Даже если обидно и больно на душе, Мэттью в этом не виноват. Не виноват… Альфред с обессиленным видом опустил руку, зажатую в побелевший кулак, и тяжело выдохнул нагретый камином воздух. Сердце как будто истекало кровью. Глотку душила ярость, а голова болела от мыслей — как злых, так и благородных и трезвых. Из всей это куча малы Альфред смог понять лишь одну вещь — в его душевной боли был виноват другой человек. Человек, который очень долгое время успешно играл роль его опекуна, и Альфред искренне ему верил. «Мне здесь не место…» Мэттью был так сильно ошарашен собственными словами, что не сразу заметил исчезновение Альфреда в гостиной. Это произошло так быстро и неожиданно, что походило на волшебный сон. — Стой! — прокричал он, настигнув Альфреда в дверях, когда тот пытался в спешке натянуть на ногу сапог. Его рука невольно вцепилась в рукав альфредовой рубашки, и раздался ленивый скрип ткани. — П-прости меня, умоляю! Я не хотел делать тебе больно… я так виноват перед тобою! Америка был поражён. Хотя, что ещё можно было ожидать от Мэттью? «Неужели я так много для него значу?!» — подумал он, медленно отворачиваясь от двери. — Нет, что ты… ты не виноват в том, что… — дальше говорить становилось сложно. Воспоминания безжалостно хлестали Альфреда, заставляя его заново переживать тот зловещий кошмар. — Мэттью… — Пожалуйста, — взмолился Канада, — не уходи. Останься со мной. Повернувшись, Альфред обнял парня за плечи и нежно прижал к себе. В скором времени чёрные воспоминания отступили и на душе воцарился приятный покой.

***

Они сидели на диване и молча смотрели, как в камине потрескивал огонь. Кума-младший спал мертвецким сном, растянув свои огромные мохнатые лапы на весь плед. Единственное, что выдавало в нём жизнь — это мирно вздымающаяся белая могучая спина. — И всё же, — начал шёпотом Альфред, — Как ты думаешь, Кума действительно погиб? Этот вопрос глубоко озадачил Канаду. — Я не знаю, — проговорил он, едва дыша. Вообще ему не хотелось говорить на эту тему, она причиняла в душе слишком много неприятных ощущений. Вместо того, чтобы переживать, он крепко прижался к Альфреду, словно тот мог его защитить. — Я не брошу его. Альфред аккуратно положил руку на его талию и поцеловал Мэттью в губы. В свою очередь канадец впился ногтями в крепкие плечи американца и шумно задышал. Слишком шумно. Как будто ему не хватало в груди воздуха. Альфред повалил парня на диван и, взобравшись на него, приступил к тому, что вызывало в его руках слабую дрожь — к расстёгиванию рубахи. Знали бы боги, как сильно изнывала его плоть, как горела кожа… Ему хотелось целовать своего друга вечность или даже ещё дольше. Он готов был гладить бледную кожу мальчика и чувствовать, как от его робких прикосновений она становится гусиной. Мэттью охотно откликался на его ласки, напористо отвечал на поцелуи, хотя, откровенно говоря, целоваться ни черта не умел. Его желание казалось настолько сильным, что он едва не плакал. Но затем что-то вдруг пошло не так. Руки упёрлись в обнажённую гладкую грудь Альфреда, и тот изумлённо посмотрел на пылающее лицо друга. — Может… не надо? — Мэттью не приказывал. Он не умел этого делать. Поэтому его слова звучали вопросительно, как будто он надеялся услышать от Джонса совет. — Что-то не так? Я сделал тебе больно? — испугался Америка. — Нет, просто… это так… странно. — Что именно? — Ну, — Мэттью зажмурился, и по его алеющей щеке покатилась тоненькая слеза. — Мы же мальчики. И мы друзья… С тихим вздохом Альфред погладил Мэттью по его волнистым волосам цвета солнца. — Расслабься, — прошептал он. — Всё хорошо. Доверься своим чувствам. Он хотел было поцеловать мальчика в шею, ибо очень долго она манила его своей ангельской белизной и сладким ароматом, но Мэттью оказался непреклонен. Его рука вновь оказалась на груди американца. — Ну, что опять? — Тут же Кума-младший… — канадец перешёл на шёпот. — Мы с тобой до этого орали во всю глотку, и он спал, как прибитый! Так чего ты волнуешься? — Джонс успокаивающе чмокнул мальчика в его розовый нос. — Обещаю, мы будем тише мыши. Но нет, это тоже Мэттью не устраивало. Его рука всё ещё упиралась в грудь Джонса, намеренно не подпуская того к себе. Альфред вздохнул. — Что ж, по-хорошему не понимаешь, так? — Эй, отпусти меня! Ну, куда ты меня ведёшь? — Мэттью удивился, как быстро Альфред закинул его к себе на плечо, а тот даже не успел воспротивиться. Всё произошло во мгновение ока: вроде бы он сначала лежал на диване, а уже сейчас ему приходилось созерцать свою комнату вниз головой. Картина постоянно скакала перед глазами — то диван, то деревянный пол, то камин и чёрный силуэт спящего медведя, то снова пол, опять диван… Мэттью попытался извернуться, но руки Джонса как будто были сделаны из металла. Единственное, что мог делать отчаявшийся канадец — это бить Америку по его голой и мокрой спине кулаками, хотя и этого было недостаточно…. Америка направлялся на второй этаж — туда, где располагалась комната Канады. Теперь Мэттью не сомневался — его друг был настроен решительно. — Ничего, — ответил весело Альфред, слегка встряхнув худенькое и на удивление лёгкое тело своего друга.— Сейчас мы сменим комнату, и никто на тебя больше не будет пялиться… ну, кроме меня, конечно. Но если ты такой принципиальный, то можем накрыться одеялом.