***
После неприятного знакомства с Кумой-младшим Артур с трудом вернул к себе облик надменного англичанина и первым делом велел подобрать Мэттью комнату в доме, а медведю — так и быть — выделить место в конюшне. Была бы его воля, он бы давно дал приказ людям расстрелять зверя, но потом он обратил свой взор на Альфреда, и желание избавиться от питомца быстро пропало. Позже он добавил, что несмотря на то, что Канада полностью и безоговорочно принадлежит ему, своей шкурой за него отвечать будет непосредственно Альфред. «Какой же хитрый сукин сын», — подумал Америка, ведя трясущего новоиспечённого брата через длинный коридор. За столетия, пока Артур занимался геополитикой на своих землях, Альфред успел позаботиться не только о развитии своих земель и селянах, но и о собственном доме. Так как он теперь жил не на отшибе, а практически в центре активно растущего города, он постарался привести свой дом в сносный вид: обновил чердак, веранду, облагородил комнаты, покрасил стены внутри и снаружи, починил камин и сделал новую крышу. Теперь его дом был похож на настоящий фамильный особняк, не хватало лишь множества картин с безымянными графами и мрачного дворецкого во фраке, который бы не отступал от парня ни на шаг. При виде абсолютно незнакомого убранства Мэттью жалобно заскулил. Неужели ему до сих пор было страшно, даже когда рядом не было Артура? Альфреда это настораживало. К тому же, за всю их прогулку по дому Мэтт так ни разу и не соизволил заговорить с ним. Он даже смотреть на Джонса боялся, а когда тот начинал говорить, намеренно прятал взгляд. Хотя, если вспомнить, как паршиво закончился их последний разговор, то его поведение выглядело достаточно логичным. — Вот… это… кхм… это твоя комната, — сказал Альфред, указывая на дубовую дверь. Убрав с лица спутанные пряди, канадец осторожно подошёл к двери и самостоятельно открыл её. Перед его поражённым взором предстала просторная комната с круглым окном, выходящим на посёлок, с большой кроватью и балдахином, шкафом, набитым книгами, комодом для белья и столом, на котором лежала закрытая чернильница, стопка пустых пергаментов и подсвечник. Да уж… по сравнению со старой комнатой Канады, от которой пахло сыростью, и по которой иногда слонялись грызуны, эта комната выглядела, как покои монарха. — Ключи есть? — спросил хрипло юноша, и это были первые слова, с которыми он обратился к Алу. — А…хм… — американец засмущался и отвёл взгляд в сторону. — В двери есть задвижка. Ты можешь запереться изнутри, если хочешь. «Раз он заговорил со мной, то, наверное, не все так страшно» — подумал он, стирая с лица застывшие капельки пота. Проклятье… даже при конфликтах с индейцами он не чувствовал себя таким идиотом! — Кума-младший здесь тоже может жить? — продолжал спрашивать Мэттью, при этом упорно глядя куда угодно, но только не на Альфреда. — Ну… вообще Артур уже выделил для него конюшню… — Альфред неуверенно почесал затылок. — Но пока его нет дома, то… — Позволь мне пожелать ему спокойной ночи лично. «Позволь». Почему же это звучало так жалко? Будто Мэттью видел в Альфреде своего хозяина? — Х-хорошо, — пробормотал Ал. — Я сейчас его приведу. Мэттью ничего не ответил, продолжая прятать лицо за непослушными волосами. Тогда Альфред резко повернулся к двери и вышел в коридор. Но как только он пересек порог, как за его спиной в ту же секунду захлопнулась дверь. Америка не поверил своим глазам. Канада заперся от него?! Он вцепился в дверную ручку и что есть силы потянул на себя, но дверь — как и было ожидаемо — его усилиям не поддалась. — Мэттью, открой! Ему никто не ответил. — Мэтт, — не унимался Джонс, продолжая отчаянно дёргать за ручку. — Хватит валять дурака… Открой мне. Прошу тебя! Но все его просьбы были бесполезны — Мэттью больше не желал выходить на контакт.***
Артур взобрался на острый валун, вросший в землю, и с величественным видом осмотрел окружавшие его просторы. Перед ним предстал чудесный вид: широкие зелёные поля, переливающиеся на солнце, и заснеженные горы, которые ласково окутывали густые облака. Вдали виднелась небольшая деревушка, в которой, несмотря на смену власти, продолжали относительно беззаботно жить французы. В отличие от Альфреда, который развивал свои города очень активно, а местами даже агрессивно, земли Мэттью были очень слабо населены и больше напоминали забытые Богом деревни. К счастью или нет, но в скором времени их ждали крупные перемены. — Красота, — сказал Артур вслух, кладя руки на бёдра. — Не понимаю, почему Франциска это никогда не волновало? Сколько же тут хранится полезных ресурсов — камень, древесина, железо… верно я говорю, Альфред? — Угу, — юноша лежал рядом на траве, устало прикрыв глаза. Его совсем не волновали воодушевлённые речи опекуна (к тому же, они всегда были об одном и том же), он всё время думал о прошедшей ночи. О бесконечно долгой, мучительной ночи, которую ему пришлось провести в одиночестве, сидя на застеленной кровати и сжимая в руках тлеющую свечу. До самого рассвета он не смыкал глаз. Ему постоянно мерещились в коридоре какие-то скрипы, шорохи. Периодически он вскакивал и выбегал из комнаты, надеясь столкнуться с Мэттью по ту сторону двери. Ведь Канада не мог сидеть взаперти вечно. Когда-то же его хандре должен был прийти конец… или нет? Но, справедливости ради, Альфред тоже был не идеален: обидел Мэтта, бросил на улице, когда тот особенно сильно нуждался в его поддержке, и спрятался в доме, словно какой-то трус. А ведь Мэтта могли разорвать в клочья горожане! Они не были готовы к созерцанию поцелуя двух мужчин. Оставив канадца на улице, Альфред рисковал его жизнью. Задумавшись об этом, юноша поморщился так, словно проглотил спелый лимон. Артур сразу заметил перемены в лице пасынка, и поспешил спуститься с валуна. — Что случилось, сынок? Где твоё приподнятое настроение? — Моё приподнятое настроение? — лениво переспросил юноша, приоткрыв один глаз и посмотрев им на англичанина. — О чём ты, папочка? Артур помрачнел, но не стал возражать. Предчувствие велело ему сдерживать своих внутренних демонов, ежели он хотел сохранить с Америкой приемлемые отношения. Больше он не мог отчитывать Ала, как маленького ребёнка. Те времена были позади. Мужчина присел перед пасынком на корточки и вместо очередной ворчливой нотации постарался ему улыбнуться. — Это всё из-за Канады, верно? Он продолжает скрываться в комнате? Альфред открыл второй глаз и теперь смотрел на своего опекуна прямо и хмуро. «Сказать ему правду или лучше держать язык за зубами?» — подумал он про себя. На самом деле он не испытывал к Артуру былой ненависти, но и любви больше не было места в его сердце. Теперь он старался относиться к Англии предельно спокойно, но настороженно. Он прекрасно понимал, что абсолютно всё, что делал для него Кёркленд, даже его кривая забота, имело под собой второе дно. А если быть точнее, настоящую первопричину — выгоду, ради которой затевалась игра. — Ты с таким рвением стремишься обустроить Мэттью, — сказал наконец Америка, — а мне же запрещал даже шагу лишнего ступить, когда я был еще очень молод. Почему так? — Неужели я слышу нотки ревности в твоем голосе? — англичанин громко усмехнулся, но быстро замолчал, когда осознал, что Альфред ждёт от него прямого и честного ответа. — Гм… На самом деле, это сложный вопрос, Альфред. Но одно я могу сказать точно — я… сделал много ошибок. Пока я искал возможность развить тебя, ты справился с этой задачей самостоятельно, при этом не имея за душой практически ничего. — Пытаешься попросить прощения? Артур напряжённо поджал губы. Нормально извиняться он никогда не умел. Извиниться — значило для него признать себя слабым, а слабым он себя видеть не хотел. — Я… я всего лишь хочу сказать, что твоё рвение познавать новое сильно отличает тебя от Канады, который, к моему великому сожалению, в своё время достался бездарной стране. — Ты про Франциска? — Альфред ещё сильнее нахмурился. — Вы враждуете уже столетиями. И откуда у вас столько ненависти друг к другу? Реакция опекуна его удивила. Тот вдруг резко отвернулся от Альфреда и сделал вид, будто красоты канадских земель увлекали его гораздо сильнее, нежели расспросы о его отношении к Франции. И лишь его алеющие уши выдавали истинные чувства. — Это очень долгая и скучная история, — сдавленно ответил он. — И она тебя не касается. Альфред не переставал вглядываться в золотистый затылок своего опекуна. Очевидно, что Артур не был с ним до конца честен. Скорее всего, история не была долгой и скучной, но Кёркленд вряд ли бы в этом признался, даже если бы его начали пытать. — Ладно, — сердито буркнул мужчина, чувствуя, что молчание неприлично сильно затянулось. — Земли Канады великолепны, но нам пора возвращаться домой.***
Альфред приблизился к запертой двери, искренне рассчитывая на то, что Мэттью сменил свой гнев на милость и примет друга в свои покои. Он прислонился к деревянному рыхлому покрытию и услышал на той стороне чьё-то очень тихое бормотание. Слов разобрать было невозможно. Джонс робко постучался костяшками пальцев, и странное бормотание сразу же стихло. Постояв еще несколько минут и окончательно убедившись в том, что дверь ему никто не откроет, Ал печально вздохнул и пошёл к лестнице. На что он вообще надеялся? На прощение за свои глупые мальчиковые поступки? На то, что Мэтт снова начнет относиться к нему, как к другу? Какими же дураком он чувствовал себя в эти минуты… Артура не оказалось ни на первом этаже, ни на заднем дворе, где он обычно любил сидеть на плетёном кресле, читать книгу и наслаждаться горячим чаем. Судя по тому, что его вороной конь до сих пор стоял в конюшне, то, скорее всего, Кёркленд снова отправился в город. Зачем ему это было нужно — Альфред не имел ни малейшего понятия, да и не желал узнавать. «Может, оно и к лучшему, — подумал он, глядя в окно, за которым щебетали птицы. — А то он с раннего утра не отходил от меня ни на шаг. Хоть вздохну спокойно». Он медленно перевел взгляд с окна на лестницу, которая вела на второй этаж, и вновь его мысли вернулись к Мэттью. Ему было очень стыдно за поведение своего опекуна, да и за себя тоже. Очень хотелось бы заслужить прощения, ведь отчасти он был тоже виноват в том, что Англия надумал «подарить» ему Канаду. Если бы Альфред вёл себя более покладисто, не ругался бы с ним и не шёл его словам наперекор, то, возможно, Артур бы переключил все своё внимание на него одного, и тогда бы у него не возникло соблазнительной мысли усыновить себе ещё одну страну. А если бы он — Америка — не вёл себя, как подонок: не обижался на Мэтта по любому поводу и не убегал от него, поджав хвост, то, возможно, Канаде бы дался этот переезд менее травматично. «Проклятье! — подумал он, рассердившись на себя. — Чего это я вечно себя корю? Он и сам наломал немало дров! Сам постоянно сторонился меня, словно я ему враг, плакал, отталкивал. Он вёл себя далеко не лучше меня, а порою и хуже!» Вскоре злость закипела в нём с такой силой, что поневоле начала болеть голова. Альфред обессиленно уперся руками о стол и постарался вернуться к здравомыслию, хотя с возрастом это удавалось не всегда. В детстве всё казалось проще, решения давались легче, а былые обиды размывала жажда новых впечатлений. Он помассировал виски ровно также, как это делал в своё время Англия, и прошёлся немного по кухне, дабы развеять кровавый туман гнева. Затем он подошёл к секретеру со стеклянной дверцей и, отворив его, вынул оттуда очень старую бутыль с ирландским виски. Альфред никогда не жаловал алкоголь, особенно после того, как своими глазами видел, в какое бездумное существо эта отрава обращала его, казалось бы, хладнокровного опекуна. Иногда мальчик спрашивал Англию, зачем тот каждый раз тянется за этим чёртовым ядом, хотя знает, что ничем хорошим его пьянство не кончится? А Артур лишь грустно ухмылялся в ответ и безропотно прикладывал к губам хрустальную рюмку. Теперь же, став намного взрослее и осознаннее, Альфред знал ответ. В коротких дозах алкоголь был способен не просто притуплять негативные мысли, но мог и помочь в решении сложного вопроса, подтолкнуть к действию. Иногда такие толчки были просто жизненно необходимы. Не доставая рюмку, Альфред откупорил крышку бутылки и выпил часть содержимого из горла. Несмотря на бархатистый аромат, который часто нахваливали любители хорошего виски, вкус же его был, мягко говоря, отвратителен. Парень зажмурил глаза и резко отстранился от горлышка, чувствуя, как во рту разгорается пламя. Но немного поразмыслив и собравшись с силами, юноша снова приложил бутылку к губам. После второго храброго глотка в голову проник золотистый свет, а вкус уже казался менее противным, чем в первый раз. «Идея! — подумал он, вытянув перед собой указательный палец. — Нужно приготовить что-нибудь вкусненькое для Мэттью. Очевидно же, что путь к его сердцу лежит через желудок. Да и у кого он не лежит?» Решение казалось настолько идеальным, что хотелось кричать от восторга. И как он только не додумался до него раньше? Чуть покачиваясь от ударившего в голову алкоголя, Альфред спустился в погреб и вынес оттуда корзину с овощами, а также пиалу, забитую доверху солью, в которой мариновалась лосось. Рыбу он промыл в принесенной из колодца воде, отделил мясо от костей, кости бросил в котелок с водой и плавающей луковицей и поставил посуду в черную пасть печи. Когда бульон начал закипать, он добавил в него тонко нарезанные свежие овощи, а затем мясо и приправы. Совсем скоро кухню заполнил приятный аромат специй и вареной рыбы. Суп был готов спустя пару часов. Альфред наполнил пустую тарелку золотистым бульоном, добавил туда мяса, зелень и с довольным лицом отправился на второй этаж. Он так и представлял себе, как Мэттью, соблазнённый чарующим ароматом рыбного супа, открывает перед ним дверь и любезно впускает к себе. Они говорят долго и много, кто-то временами всхлипывает, у кого-то перехватывает дыхание и в горле застревает горький ком, но в итоге их беседа заканчивается примирением. Они жмут руки, потом крепко обнимаются, и Альфред любовно утыкается носом в мягкую золотистую шевелюру своего друга. — А…эм… Я принёс еду! — крикнул Джонс. — Может, ради разнообразия откроешь дверь? И опять ему ответили мёртвой тишиной. — Открой! — с раздражением повторил он. Может, алкоголь и притуплял какие-то чувства и мысли, но вот злости как будто стало больше. Его руки задрожали, а в голову вдруг проникло сильное желание бросить поднос на пол и выбить дверь с ноги. Но нет! Какая-то часть здравого смысла заверила его не делать глупостей, ибо ни одна проблема не должна решаться агрессией. Много раз ему приходилось наблюдать за тем, как Артур относился к своим подчинённым. Как он кричал на служанку, когда та случайно принесла ему остывший завтрак, как отчитывал и бил хлыстом по ногам солдата, а тот продолжал стоять на месте бесчувственной статуей, выдавая свои истинные эмоции лишь дорожкой из слёз. Такие методы воспитания были ужасны и не вызывали ничего хорошего, кроме дрожи в коленях. Да, Альфред мог восхищаться умом и проницательностью своего воспитателя, мог любить его за красиво рассказанные истории и роскошные подарки, но его частая бестолковая злоба, обращенная к окружающим, совершенно точно не входила в список достижений, на которые хотелось бы равняться. Подумав об этом ещё раз, юноша быстро взял себя руки и продолжил стоять у двери, ожидая каких-то перемен. Как же сильно он удивился, когда спустя несколько минут дверь в комнату Мэтта отворилась. «Вот дела! — подумал Альфред, недоверчиво глядя на вспыхнувший в проёме дневной свет. — Неужели мой план с едой сработал?» Но его улыбка быстро сменилась испугом — вместо Мэттью его встречала морда медведя, которая при виде гостя, начала угрожающе рычать. — Ох, Кумад… как тебя там? — Альфред тряхнул головой. — Короче, не важно. Впускай меня! Но Кума-младший даже не сдвинулся с места. Из его раскрытой пасти начала стекать желтоватая слюна. Альфред постарался сделать шаг вперед, но как только он начинал двигаться, рычание медведя становилось громче и опаснее. Стоило американцу сделать ещё один шаг, и он бы скорее всего лишился ноги. — Эй, ну, что такое? — раздражённо забормотал Альфред. — Хватит валять дурака, прочь с дороги! Но тут случилось внезапное — медведь вдруг поднялся на задние лапы и замахнулся на Америку когтями. Испугавшись, юноша отшатнулся назад и упал на пол, а горячий рыбный бульон оказался на его домашнем костюме. — Ты… ты совсем с ума сошла, шапка шерстяная?! — в сердцах выкрикнул американец. — Не узнаешь меня? Это же я! Альфред! Америка! Мы с твоим хозяином лучшие друзья! Однако медведь не стремился отвечать ему взаимностью — он вытянул вперёд шею и одним взмахом длинного розового языка слизал все рыбное филе с одежды Альфреда. Затем он небрежно фыркнул и убрался обратно в комнату, после чего захлопнул лапой дверь. — Как он…? — Альфред скинул с себя горячую тарелку вместе с подносом. — Вот же мохнатый засранец! Ты у меня еще попляшешь…