***
Лениво потягиваясь с первыми лучами солнца, он распахнул глаза и заспанным взором осмотрел свои залитые дневным солнцем покои. Затем он обратил внимание на свою руку, которая была замурована в странный белый агрегат, а уже потом заметил на краю кровати знакомую светлую шевелюру. Положив под щёку скомканное одеяло, Мэттью сладко посапывал во сне. Будучи беспомощным, он выглядел до такой степени прелестно, что его невольно хотелось притянуть к себе и заключить в нежные объятия. Но тут как некстати в нём начала пробуждаться память. Крохотные обрывки последнего вечера — тёмные, страшные, полные боли и ужаса — заполнили разум пробудившегося, словно пустую чашу. Не выдержав такого напала, он застонал и попытался здоровой рукой помассировать гудящие виски. На его стон сразу же отреагировал Кума-младший, который, как оказалось, лежал возле двери и мирно спал, покусывая уголок ковра. Следом за обеспокоенным ворчанием медведя проснулся и Мэттью. — А… что… что такое? — забормотал он, потирая кулаками глаза. — А, Альфред… это ты шумишь? С добрым утром… — он собрался было лечь обратно на скомканную простыню, как тут его словно ударило током, и он закричал изо всех сил. — Альфред! Ты очнулся! Его счастливые крики услышал и Артур, который как раз поднимался на этаж, неся на подносе флакончики с выписанными лекарем микстурами. Микстуры посыпались на ступени, за ними полетел и поднос. Англия вбежал в комнату и, увидев своего пасынка в полном здравии, остановился и застыл столбом. Какая-то часть его души мечтала присоединиться к радости медведя и канадца, но он очень быстро и грубо подавил её в себе. — Эй, осторожнее! — рассмеялся Альфред, чувствуя себя придавленным к перине. — Ой, моя рука! Мэттью кое-как нашёл в себе силы отлипнуть от Ала хотя бы на некоторое время, а Кума-младший, увидев в дверях Англию, быстро отступил в дальний угол комнаты и постарался не издавать звуков. Он хорошо помнил, как англичанин относился к его существованию в людском доме. — Для начала я бы хотел осмотреть твою больную руку, — нарушил возникшую неловкую тишину англичанин. Он подошёл к письменному столу, на котором поверх бумаг лежали завёрнутые в кольца бинты и прочие инструменты, и взял в руки ножницы. Альфред мгновенно побледнел и совершил вялую попытку отползти в угол кровати. — Полегче, успокойся. Я собираюсь резать не тебя, а гипс. Юноша понимающе кивнул и неохотно протянул руку с гипсом, но на всякий случай зажмурил глаза. Ведь что бы ни говорил ему Артур, доверять его словам ну никак не получалось. Сначала он услышал звук рвущейся ткани, а затем ощутил, как его рука в один миг как будто лишилась значительной части своего веса. Он осторожно приоткрыл один глаз и посмотрел на свои белые пальцы, которые била мелкая дрожь. Передав Мэттью пустой гипс, Артур вдруг взял больную руку Ала и внимательно прощупал её с разных сторон, начиная с пальцев и ладони и заканчивая ослабшим и покрытым белизной бицепсом. Его движения были настолько профессиональными, что Альфред даже не успел ничего почувствовать. — Чудеса, — подытожил мужчина. — Что… что случилось? — запаниковал Мэттью, передав гипс в зубы Куме-младшему. — Всё плохо? — Напротив: как я и предполагал, его кости восстанавливаются быстрее, чем у старших стран. Гораздо быстрее, если быть точным. — Значит, он скоро поправится? — Скоро поправится? — губы мужчины посетила ироничная ухмылка. — С таким здоровьем он уже завтра сможет спокойно рубить дрова и мериться силой с местными драчунами. — Так это же замечательно! — крикнул Мэттью, заразившись бойким голосом своего опекуна. — Да… замечательно, — Артур кивнул и погладил гладко выбритый подбородок. — Ну что ж, жизнь продолжается. Хорошо, что эта трагедия подходит к своему завершению. Пожалуй, я спущусь на кухню и попрошу миссис Дейзи приготовить для вас что-нибудь интересное в качестве завтрака. Вы вообще проголодались? Альфред? Канада? Услышав своё первое имя, Мэттью обиженно нахмурил брови. Ему не нравилось, что Артур постоянно обращался к нему так официально, но сказать об этом напрямую — значило бы нажить себе новые неприятности. А он и без того ненавидел себя за то, что из-за глупости чуть не превратил друга в калеку. Получив от юношей утвердительные кивки, англичанин круто развернулся на каблуках и отправился будничной походкой в коридор. На лицо легла чёрная тень, а в широко раскрытых зелёных глазах зарезвились чертята. «Я знал, что ты особенный, Альфред, — думал про себя мужчина, — но не предполагал, что настолько». Когда шаги за дверью стихли, Мэттью вновь взобрался на кровать к Альфреду с ногами. — Ну, здравствуй, мальчик с петлёй на шее, — с косой ухмылкой поприветствовал его друг. Лицо канадца мгновенно переменилось. Он приложил дрожащие пальцы к своему тоненькому горлу, кожу которого несколько дней назад щекотала шершавая верёвка. Неприятные мысли, которые он так старательно гнал от себя прочь, пока ухаживал за Алом, атаковали его разум с новой силой. Он вспомнил скрюченное бездыханное тело друга, вдавленное во влажную чёрную почву, любопытные взгляды зевак, которые, словно звёзды в безлюдном поле, блестели со всех углов и зловеще шептались, заливающийся жалобным воем пёс Ричард. Как бы его ни пытались прогнать, как бы ни грозились палкой и камнями, он до последнего оставался на месте и сторожил своего хозяина, будто боялся, что ему ещё раз причинят вред. Лишь при появлении Мэттью и Кумы-младшего пёс унял свой мятежный пыл и позволил людям прикоснуться к Альфреду. — П-прости, — забормотал Мэттью и склонил голову к ногам друга. — Прости, прости… прости! Если бы я только знал… Нет. Разумеется, я знал. Должен был знать, что ты попытаешься спасти меня. Что ты не отвернёшься, что ты… — Эй-ей! Успокойся! — хлёсткий голос Альфреда разом привёл мальчика в чувства. Тот поднял голову и осмотрелся, будто не поверил, что секунду назад требовал прощения в унизительной позе. — Надеюсь, одного моего падения с крыши было достаточно для того, чтобы ты осознал, каким был идиотом? — Ага… От идиота слышу, — насупился в ответ Канада. Между ними повисло молчание, после которого Альфред вдруг залился громким и искренним смехом. Сначала Мэтт отреагировал на это с испугом — он учащённо заморгал, уставился на Альфреда с вызовом, но очень скоро сдался и засмеялся в ответ. Так продолжалось до тех пор, пока из их глаз не брызнули слёзы, а мышцы на груди начали болеть от усталости. Альфред откинулся обратно на подушки и, продолжая тихо посмеиваться, смахнул с глаз выступившую влагу. Мэттью прилёг к ногам друга и попытался сдержать икоту, которая мелкими волнами то заполняла его лёгкие, то временно отпускала. За окном беспечно щебетали птицы. Кума-младший сидел отдалённом углу спальни и покусывал застывший гипс, совершенно не вдаваясь в подробности происходящего в комнате, как будто это его не волновало. Вдруг тело Альфреда сразила резкая боль, и юноша посмотрел на свою правую руку. Белые пальцы выглядели напряжёнными, словно пытались ухватить за что-то невидимое. — Артур сказал, что я излечился, — прошептал он. — Но почему-то мне всё равно кажется, словно мои кости до сих пор сломаны. Почему так, а? Мэттью пожал плечами. — Может, твоё тело ещё это не осознало? Ты знаешь, что люди ещё долгое время продолжают чувствовать свою отрубленную конечность? Возможно, ты тоже чувствуешь отголосок былой травмы. Альфред изо всех сил попытался удержать на лице серьёзный вид, но в конце концов не удержался: — Пф-ф. Какая глупость! Ты сам это придумал? — Разумеется, — невинно улыбнулся канадец. — Но разве моя теория хуже твоей глупой истории о богах, а? Альфред перенял у него улыбку. А затем притянул к себе и обнял, уткнувшись носом в тоненькую шею юноши. Мэттью не стал сопротивляться его ласке и даже напротив — чуть отстранился и позволил себя поцеловать. Артур быстрым шагом направлялся к комнате, держа в руках по тарелке с запечённым хлебом, от которого веяло запахами тмина, чеснока и поджаренного мяса. «Этот мальчишка особенный. Несомненно, особенный», — твердил он себе, как мантру, при этом не скрывая лукавой улыбки. Он был на вершине блаженства — сила, о которой Артур грезил веками, теперь в каком-то смысле принадлежала ему. Великолепное оружие против старых врагов, которой ему всё не терпелось воспользоваться! Так он и утопал в приятных мечтах, пока не оказался в дверях и не увидел перед собой очень странную картину. Мэттью и Альфред… целовались. Артур резко скрылся за дверью и попытался выровнять дыхание. К горлу подобрался горьковатый комок, который невозможно было сглотнуть. «Да что это со мной? — сердито спросил себя англичанин. — Почему я в оцепенении?» Он давно не испытывал ничего подобного, поэтому, когда его тело обдало сильным жаром, он даже на секунду испугался, но затем быстро пришёл в себя, зажмурил глаза и заставил их стереть из памяти повисшую назойливую картину двух целующихся парней. Всё потом. Потом он будет злиться, корчиться от мнимой ревности и рвать бумаги в клочья, а сейчас…сейчас ему нужен был холодный расчёт. Для того, чтобы не смущать детей, Англия чуть отстранился от комнаты, а затем принялся громко стучать сапогами по полу. Услышав посторонний звук, мальчишки оторвались друг от друга и, когда опекун вошёл в комнату, уже сидели по разным углам кровати — красные, как раки. Гнев снова начал завоёвывать мозг Артура, стоило тому припомнить минувшую картину. — А вот и завтрак, — как можно веселее сказал он, присаживаясь на край постели и протягивая юношам по тарелке с едой. — Кухарка старалась изо всех сил, чтобы блюдо получилось быстрым и вкусным. Ну-же, чего глазами хлопаете? Налетайте, пока не остыло!***
Следующая неделя прошла очень блекло и скучно. Ветер гонял золотистую листву за окном, а солнце если и выглядывало из-за туч, то лишь мельком, на несколько минут, просто для того, чтобы напомнить о своём существовании. Хоть Альфред и чувствовал себя достаточно отдохнувшим, Англия всё равно запрещал ему вылезать из кровати, обосновывая это своими опасениями по поводу здоровья пасынка. Он почему-то полагал, что состояние мальчика могло быть нестабильным, хотя сам же давеча утверждал о полном выздоровлении. — А как же мои встречи с горожанами, а? Планирование новых дорог? Развитие сельского хозяйства? — Не вижу повода для беспокойства, мой мальчик. Я уже сходил на собрание за тебя, и по поводу расширения сельского хозяйства и дорог тоже всё обсудил. Не забивай голову глупыми мыслями и отдыхай. — А что с Мэттью? — С ним тоже всё в полном порядке. Он пострижен, умыт и накормлен. А ещё я отдал приказ спрятать все верёвки в доме, чтобы у него не было соблазна повторить ту неприятную историю с повешением. — А… а что ты сделал с его землями? — настороженно уточнил Альфред. Артур глубоко вздохнул. Было видно, что этот допрос ужасно его утомлял и раздражал. — Я отправил туда войско для защиты жителей от нападений индейцев и для помощи в обустройстве поселков. Зря ты думаешь, Альфред, что под моим командованием весь твой собранный мирок покатится в тартары. Альфреду оставалось только чертыхаться. Ему казалось, что Артур знал все его вопросы наперёд и просто зачитывал заранее сочинённый текст. Но пока что за окном он не видел ни единого мятежного факела, и это, скорее всего означало, что опекун говорил ему правду. Было ли это дело привычки или же желание показать своему воспитаннику, как должен себя вести настоящий военный, но Артур всегда отчитывался перед Альфредом за каждый прожитый день. И это невзирая на то, что он не желал видеть в пасынке своего конкурента. Иногда Англия так сильно увлекался ролью заботливого родителя, что даже брался за такие вещи, к которым душа его никогда не лежала. Например, к приготовлению десерта. Однажды он попытался испечь вафли с вареньем, сваренным на основе земляники. Рецепт же этих вафель, как он говорил сам, был передан ему Германией. В тот солнечный день, который не предвещал беды, Канада сидел рядом на стуле и волнительно сминал рукава новой льняной рубашки, подаренной опекуном. Со временем лицо его слегка округлилось, на щеках заиграл здоровый румянец, а на голове блестела небрежно постриженная шапка из волос. Когда Артур впервые обратил внимание на причёску своего второго названного сына, ему стало немного не по себе: длинные золотистые кудри напоминали ему о Франции. Чтобы искоренить из своего разума ненужные воспоминания, Артур самолично усадил Мэттью на стул и состриг его роскошные локоны, оставив на голове лишь очень страшное каре. Стричь людей он умел также плохо, как и готовить и употреблять алкоголь, но данное неумение совсем не мешало ему добиваться заданной цели. К тому же, какой-то частью своей чёрной души Артур надеялся увидеть ошарашенное лицо канадца. Но как же сильно он был разочарован, когда по завершению стрижки Мэттью спокойно слез со стула и даже не удостоил взглядом своё отражение в зеркале. «Как странно, — подумал тогда мужчина, ошарашенно приложив длинные ножницы к своей щеке. — Франциск на его месте уже давно бы кричал благим матом». После этого Артур начал относиться к Канаде немного благосклоннее. Например, он разрешал ему приходить на совещания, в которых выступал на месте Альфреда (ему разрешалось только слушать и не влезать в полемику со взрослыми дядями) и даже один раз пригласил поохотиться на кабанов (и хотя Мэттью дурно относился к убийству животных ради развлечения, отказаться от такого широкого жеста он был не в силах). То, что между ними начала зарождаться какая-то особая связь, Канада ощутил в тот момент, когда нашёл в себе решимость первым заговорить с новым опекуном. И, как ни странно, это случилось во время готовки тех самых легендарных вафель с вареньем. — Эм… Прошу прощения, а можно я попробую сам их пожарить? — Что? — Артур с непониманием уставился на канадца. Возможно, его удивил даже не вопрос, а сам факт, что мальчишка заговорил с ним без принуждения. — Можно, я сам пожарю вафли? — юноша указал пальцем на дымящееся тесто. — А…а, — мужчина криво усмехнулся. — Ты, конечно, не обижайся, но бразды правления кухней останутся на мне. К тому же, в отличие от других блюд, вафли у меня всегда выходили отменными. Немного подумав, Мэттью спросил: — С чего вы это взяли? — Прости? — С чего вы взяли, что ваши вафли отменные? Тесто ещё не пропеклось, а уже вовсю подгорает, а вы этого даже не заметили. Англия не нашёлся, что ответить. — Да и варенье получилось… — Мэттью продолжал говорить, не обращая внимание на то, что лицо его слушателя стало серым, — мягко говоря, неважно… — Не учи меня готовить, щенок! — вдруг крикнул на него Артур. Побледнев, Канада резко отшатнулся от стола. «Тоже мне нашёлся умник! Решил, что раз я не стал наказывать его за глупые выходки, то теперь ему всё здесь дозволено! Французская порода!» — мужчина попытался выдернуть сковороду из печи, но тут же вскрикнул от жженной боли, когда схватился незащищённой ладонью за рукоятку. Сковорода полетела к потолку, а вместе с ней и вафли. Комнату оросило горячим маслом. — Осторожно! — завопил Канада и бросился спасать Артура от маслянистого дождя. Вместе они кубарем покатились по кухне. Издав громкий лязгающий звук, сковорода приземлилась ровно на то место, где мгновением раньше стоял Артур, а за ней на пол попадали и плохо прожаренные вафли. Когда всё стихло, Артур открыл глаза и с изумлением встретился с глазами Мэттью, который, распластавшись, лежал у него на груди и дышал так тяжело, словно перед спасением опекуна ему пришлось пересечь горы. Короткие золотистые локоны были растрёпаны, от них веяло земляникой. И Францией почему-то. — Ну вот, — произнёс юноша, неловко выбираясь из неохотных объятий. — Теперь придётся начинать заново. Но на это раз! — громко объявил он, решительно взглянув на поникшего Кёркленда. — На этот раз позвольте всё сделать мне! Артур думал не долго. Всё же не зря многие считали его блистательным стратегом. Когда речь заходила о возможной победе, он мог перебороть гордость и, пряча зубы, отступить в тень. Продолжая пристально вглядываться в уверенное лицо канадца, он отдал ему скалку, с которой не расставался на протяжении всего кулинарного приключения. — Так и быть, мальчик. Но постарайся меня не разочаровать. Спустя четыре часа они стояли перед кроватью Альфреда и с улыбкой протягивали широкую тарелку, в которой лежал результат их долгих и мучительных трудов. Испуганно косясь на их перепачканные в саже и тесте лица, Америка взял одну вафлю, которая внешне напоминала сухарь, и осторожно надкусил её уголок. — Что скажешь? — с нетерпением спросил Мэттью. Артур тут же дёрнул его за воротник и тихо шикнул ему на ухо, хотя у самого на висках проступали капли пота. — Ну… вроде бы съедобно, — немного поразмыслив, отозвался Альфред и тут же макнул откусанную вафлю в миску с вареньем. Англия и Канада выдохнули с облегчением.***
Брошенный дом где-то на окраине леса напоминал размытое серое пятно, оставленное случайно на зеленом холсте. Во дворе уже виднелись первые холмики снега. Некоторые окна, выходящие на улицу, были выбиты и на их грязных подоконниках сидели птицы. Дверь, вышибленная солдатами во время взятия в плен Канады, со временем покрылась толстым слоем пыли и грязи. А по пустым, мрачным, сырым комнатам сновали мыши и пытались найти пищу среди бардака. — Как уютно, — с ноткой сарказма произнёс Англия, ступая по запыленной двери. За ним неуверенным шагом следовал Мэттью. — Ну, хорошо. У тебя есть десять минут на то, чтобы собрать всё самое необходимое. — Так точно, — отозвался Мэтью и отправился в свою комнату. Пока мальчик собирал у себя вещи, Артур всё-таки решился пройтись вдоль гостиной и внимательно рассмотреть то, что раньше называлось «домом». «Ну и рухлядь», — скривился он, остановившись у камина, заваленного каким-то мусором. Очень скоро на лестнице послышался топот. Артур оглянулся и увидел, что Мэттью уже стоял перед ним, а на его спине свисала небольшая кожаная сумка. — Что? Это всё? — изумился англичанин. — Почти, — Мэттью немного призадумался и побежал мимо опекуна в направлении кухни. Глубоко задумавшись над скудностью приданного его нового воспитанника, Артур поднялся на второй этаж, где находились спальные комнаты. При виде очень тесной и грязной норы, которую ни при каких обстоятельствах нельзя было назвать детской, он испытал шок и отвращение. «По сравнению с мальчишкой, бедняки на окраине Лондона живут, как монархи» — подумал он, после чего окинул критическим взглядом выцветшие стены, пожёванный молью ковёр, запыленный пустой шкаф… пока взгляд не остановился на картине, висевшей прямо напротив постели. Холст был покрыт толстым слоем пыли, а на уголках позолоченной рамки расползлась старая паутина. С трудом сдерживая брезгливость, англичанин взялся за края рамы и, сорвав её со стены, опустил её на пол. Он рукавом провёл по холсту, пока не увидел на нём знакомое улыбчивое лицо и не менее знакомые ясные голубые глаза. «Да ты льстишь себе, француз» — подумал он, после чего вынул из ножен кинжал, перевернул картину и резким движением острого лезвия отделил холст с портретом от рамы. Он так торопился, что едва не оттяпал себе палец. После проделанных манипуляций Артур сложил разрезанный холст в трубу и спрятал ее под полами длинного алого плаща. Сделал это он очень вовремя, так как стоило ему отойти от стены, как в комнату вошёл Канада. — Всё, я готов, мсье! Артур нахмурил брови. — Что ты сказал? — резко спросил он. — Как ты меня назвал? — Сэр, — быстро поправился Мэттью, и правильно сделал. Ещё бы чуть-чуть, и Артур бы со всего маху пригвоздил его к стене. Вместо этого англичанин остановился в паре сантиметрах от мальчишки и хмуро заглянул в его широко раскрытые васильковые глаза. — Больше никогда так меня не называй, — предупредил он своим низким, шершавым голосом. — Понял меня? — Д-да… сэр. — Отлично. Тогда выступаем. Путь домой лежал через тёмный дремучий лес. Артур скакал впереди, его алый плащ постоянно мелькал среди пышных елей, а Мэттью двигался следом, с трудом уворачиваясь от цепких голых ветвей, которые то путались в волосах, то царапали кожу до крови. Близились холодные сумерки. Вскоре двое всадников вышли на поляну, где молочный туман расстилался над длинной пожелтевшей травой. Артур всё никак не решался сделать привал, хотя несомненно и он, и Мэттью чувствовали себя смертельно уставшими. Его как будто отвращала сама мысль проявить малодушие перед своим вторым пасынком. А вдруг мальчишка воспользуется ею? Вдруг вонзит нож ему в спину, когда тот решит дать слабину? Подобные мысли пробуждали в его сердце древнюю тьму. Он сердито ударил пятками по бокам скакуна, и его вороной конь послушно перешёл на галоп. Кёркленд рванул вперёд, и молочная завеса расступилась перед ним, словно испугавшись его резвой прыти. Мэттью же остановил своего коня и зачем-то обернулся назад. Его взгляд устремился туда, где за острыми еловыми макушками виднелся призрак снежной горы. Возможно, то было лишь видение, но на долю секунды ему показалось, словно он увидел в небе золотистый отблеск сияния. Но стоило ему моргнуть, как видение быстро пропало. — Эй! — выкрикнул Артур. — Не отставай от меня! — Да, сэр, — ответил Мэттью уже заученную им фразу и последовал за опекуном.***
Альфред находился в своём кабинете в дальнем крыле дома, когда к нему внезапно пришли с известием о прибытии посла от племени микасуки. Чего именно желал посол, не знал никто, даже сам Альфред, поэтому весь двор мгновенно напрягся: солдаты опустили руки на оружие, прислуга в спешке удалилась в задние комнаты, а Альфред на всякий случай проверил полки своего рабочего стола на наличие пистолета или в крайнем случае ножа. До того, как посол появился в кабинете, Джонс воображал себе могучего краснокожего воина, одетого в звериные шкуры, в руках которого были вложены по одному томагавку, ибо обычно американцы так и представляли себе представителя коренного народа. Но когда индеец вошёл через двери в сопровождении двух хмурых американских солдат, Альфред испытал острое разочарование — никаких томагавков при себе представитель микасуки не имел, и одет он был в очень простую и достаточно цивилизованную одежду — длинную бежевую рубаху с кожаным жилетом на веревках и в просторные хлопчатые брюки. Лишь смуглая кожа и длинные чёрные волосы, заплетённые в толстую косу как-то сходились со стереотипными представлениями о диком народе. Индеец был очень юн, жилист и до омерзительного приветлив. Увидев перед собой Альфреда, он вдруг остановился, расплылся в широкой белозубой улыбке и совершил перед юношей низкий поклон. Альфред сразу же жестом дал понять своим подданным, чтобы те мигом убрали оружие и отступили обратно во двор. Предчувствие подсказывало ему, что никакого кровопролития сегодня не будет. Он пригласил гостя за стол и предложил ему стакан с виски, ибо одна недопитая бутылка как раз лежала у Альфреда в нижней полке. Индеец на секунду засомневался, но затем живо согласился на угощение. По-английски говорил он, к слову, великолепно, в его речи практически не ощущалось акцента. Чего же он хотел? Как ни странно, перемирия. Близилась зима, а за ней холод, голод и неминуемая гибель. Микасуки больше не желали воевать с американцами за свои земли, и были готовы уступить, лишь бы у них была возможность пережить ещё один холодный сезон. Также индеец предлагал наладить торговые пути между американцами и его племенем, которые как раз должны были поспособствовать выживанию микасуки во время зимы. В общем и целом сделка Альфреда устраивала, и он готов был закрепить их договор выпитой порцией виски. Юный индеец принюхался к странному янтарному пойлу и, с трудом подавив в себе отвращение, сделал несколько глотков. Сначала его лицо сморщилось, в глазах выступили слёзы, но затем юноша ошалело посмотрел на стакан и с удовольствием выпил его до дна. — Хорошая огненная вода, — похвалил он Альфреда, указав пальцем на пустой стакан. — Очень хорошая. — У нас таких ещё много, приятель, — заверил его юноша и подлил в пустой стакан ещё виски. — И мы будем рады поделиться ею с вами.***
Когда всадники вошли во двор верхом на взмыленных лошадях, чёрное небо уже вовсю озарял холодный лик луны, а воздух казался до такой степени ледяным, что из-за его дыхания всю траву во дворе окутало белым инеем. — Долго вы, — сказал Альфред, выглянув на крыльцо. — А обещали, что вернётесь до заката солнца. Артур с молчаливым спокойствием взглянул на розовощёкое лицо своего пасынка, затем тихо хмыкнул и слез со стремян. Мэттью неловко спрыгнул следом, едва не угодив в грязь. К нему уже со всех четырёх лап спешил радостный Кума-младший. Медведь бросился к мальчику в объятия и принялся вылизывать счастливое лицо своего хозяина. Стараясь игнорировать появление огромного белого медведя, Артур направился к крыльцу. — Каково чёрта ты не в постели? — прорычал он, поравнявшись с Альфредом возле дверного проёма. Затем принюхался. — От тебя пахнет алкоголем. — У меня была сегодня очень важная встреча, — ответил ему парень и весело заулыбался, словно сказал что-то смешное. Насупившись, Артур плечом пододвинул своего пасынка и вошёл в хорошо прогретый, пахнущий старым деревом дом. От усталости у него гудели ноги и довольно неприятно болело в паху из-за долгого пребывания в седле. — Надеюсь, всё обошлось без кровопролития? — уточнил он. Альфред зашёл следом за опекуном. Он продолжал как-то глупо улыбаться, как будто втайне затевал маленькую, но мерзкую шалость. — Вероятно, ты перепутал меня с собой, папочка. Мои совещания всегда проходили мирно. И вообще, — резко и с напором заявил он, — речь не обо мне. Где вы оба пропадали? — Мы ездили ко мне домой, — ответил за Англию Мэттью. Америка с непониманием уставился на друга. — К… к тебе домой? — повторил он. — Но ведь твой дом з… — Мне нужно было забрать оттуда свои вещи, — в подтверждение своих слов юноша с шумом опустил перед собой кожаную сумку, из которой при ударе выпала деревянная резная ложка. Мэттью специально оборвал Альфреда на полуслове, ибо тот, явно не дружа со своим разумом из-за алкоголя, как раз собирался озвучить глупость. Что якобы дом Мэттью был здесь, а не там — в горах среди диких зверей и нещадных ветров. Сам Мэттью так, разумеется, не считал. Да, ему нравился мягкий климат Америки, нравилась природа, нравился сам дом с его просторными комнатами, огромной кроватью и очень тяжелым одеялом, под которым трудно было даже дышать, однако… Однако стоило ему вспомнить о шелесте синих елей, которые росли возле его окна в детской спальне, как сердце тут же само по себе начинало сжиматься от боли. — Когда мои люди забирали Канаду, они не додумались собрать и его вещи тоже. По сути, они привели его сюда лишь с той одеждой, которая была на нём, — Артур взял со стола хрустальный графин с водой и налил его содержимое в пустую чашку. Хоть и упорное подсознание тянуло его к стоявшей на серванте бутылке с ирландским виски, отважное сознание не позволяло совершить ошибку. Не здесь. Не при детях. — Они повели себя, как полные болваны, за что уже понесли заслуженное наказание. Я же… кхм, — он приложил край чашки к своим сильно пересохшим и обветренным губам и сделал глоток. — Я решил завершить незавершённое. — А я так и не успел вас за это поблагодарить, — отозвался Мэттью. Подойдя вплотную к Артуру, он сделал большое усилие над собой и сомкнул руки на груди опекуна. В своих фантазиях он представлял эти объятия не такими странными и полными неловкости, какими они получились в итоге. От волнения у него вспотели ладони и подмышки, а ноги вот-вот грозили подкоситься. Артур же стоял перед ним, как оловянный солдат — напряжение ощущалось в каждой мышце его жилистого тела. И всё же где-то там за плотным плащом испуганно билось живое сердце. — Спасибо вам за то, что вы сделали для меня, сэр. Спасибо, что внемли моим чувствам, сэр. Возможно, ему это показалось, но, похоже, сердце англичанина забилось быстрее. — Хватит уже сэркать, — проворчал мужчина и довольно грубо отнял от себя Мэттью. — И хватит благодарить за то, что я обязан был сделать, как твой опекун. Кстати, — он быстро сменил тему, не дав Мэтту и шанса возразить, — завтра я уплываю к себе на острова, а когда вернусь обратно — пока не знаю. — Опять?! — Альфред аж встрепенулся. Для него было так привычно видеть постоянно сновавшегося по двору опекуна, что этот вопрос вырвался сам по себе. К тому же, он был пьян и немного ошарашен тем, что Мэттью обнял Артура. — Да, опять. Сильно я засиделся с вами двумя, но оставлять свои земли без охраны очень опасно и опрометчиво, особенно с такими неспокойными соседями, как Испания и Франция. Мэттью вздрогнул, услышав имя своего бывшего опекуна. — И когда же ты вернёшься? — спросил у Артура Америка. — Не переживай, мальчик. Ты и не заметишь моего отсутствия, — усмехнулся в ответ англичанин.***
Стрелки большим деревянных часов придвинулись к цифре «три». За окнами продолжал нещадно завывать суровый осенний ветер. Деревья активно шептались, склоняя свои длинные ветви практически к самой земле, а небо было чёрное, как дно старинного колодца. Артур не спал, ибо сна не было ни в одном глазу. Он сидел на широком бархатном кресле и грел ноги возле пасти горящего камина. Проклятое подсознание продолжало неумолимо тянуть его к заветной янтарной бутылочке, но Англия противился. В голове шуршало множество мыслей и планов на будущее, и большинство из них вызывало очень неприятные, можно даже сказать, скверные чувства, которые хотелось как можно скорее заглушить желанным алкоголем. Вдруг чуткий слух англичанина уловил тонкий скрип половиц, раздавшийся позади огромного кресла. — Знаешь такую поговорку? — громко спросил он, не сводя завороженного взора с рыжего пламени. — Утро вечера мудренее. — Извините, сэр, — прозвучал в темноте тихий голос. — Но… нет, не знаю. — Досадно. Так чего ты не спишь? — Сегодня вечером во время разговора с Алом вы упомянули Францию. Правильно ли я понимаю, что вы встретитесь с ним, когда прибудете на свои земли? Вот так вопрос. Артур ожидал чего угодно, да хоть извинений за те странные объятия, из-за которых он до сих пор ощущал себя неуютно, но только не вопросов про Франциска. Честно говоря, ему даже думать было противно об этом пижоне. — Ха. Возможно, встречусь. Возможно, не встречусь. А тебе знать зачем? — Ну… — подойдя к креслу опекуна, Мэттью засунул руку в карман и вытащил оттуда что-то небольшое и белое. Это был самый обычный помятый платок, который украшали кружева в виде лилий. — Могли бы вы это ему передать? Артур дрожащей рукой взялся за уголок платка и преподнес его ближе к глазам. Он до последнего надеялся разглядеть в обычной хлопчатой ткани некий подвох. Послание. Ловушку. Да что угодно! От мысли, что мальчишка потревожил его покой просьбой передать злейшему врагу какой-то простенький кусок тряпки, становилось смешно. — Зачем? — спросил он. — Это его платок, — Мэттью опустил голову и, кажется, покраснел. При свете камина очень сложно было понять, что выражало его юное лицо. — Мне он не нужен, а выбрасывать не хочу… да и не могу, если честно. Так что… пожалуйста, передайте его Франции, если вдруг появится такая возможность. — Хм, — Артур укрыл платок в своих длинных бледных пальцах. — Посмотрим, столкнёт ли нас снова судьба. Может, ты желаешь ещё что-то ему передать, Мэттью? Мэттью поднял голову и уставился на опекуна широко раскрытыми глазами. Когда молчание между ними порядком затянулось, парень вдруг сорвался с места и убежал к лестнице, громко топая босыми ногами. Артур проводил его светлую фигурку непонимающим взором. «Странный малый», — подумал он. Затем снова посмотрел на белеющую ткань платка. Ему ничего не стоило кинуть этот кусок материи в горящий камин и избавить себя от ненужного груза ответственности, которым его зачем-то наградил этот несносный мальчишка с золотистыми кудрями. Он уже хотел было замахнуться, но вдруг… передумал. А затем нежно стиснул пальцами мягкую ткань и спрятал её в карман чёрного жилета.