***
Сразу же после очень долгого совещания был организован грандиозный пир, на котором были приглашены все самые лучшие и значимые сливки общества. Говаривали, что столы ломились от изысканных блюд, что алкоголь лился прямиком из фонтана, а на сцене выступали забавные арлекины. Но Альфред так и не решился принять приглашение монарха, вежливо сославшись на плохое самочувствие. На самом деле ему действительно было плохо, только не в физическом плане. Его разум попросту сходил с ума от ужасного негодования, которое он испытал во время встречи с лицом государства. Можно было сказать, что все его ожидания, которые он так бережно нёс в своих руках до дворца, рассыпались, как песок, и тут же развеялись по ветру, ничего не оставив после себя. Сколько бы он ни пытался себя утешить, у него ничего не получалось. Близилась ночь, как вдруг в его покои постучались, затем дверь отворилась и на пороге показался Артур. — Как поживаешь? — он опустился на кресло и подался вперёд, чтобы лучше разглядеть руку Ала. Альфред не стал скрывать кровавых порезов, которые блестели на костяшках его пальцев, ибо такие старания не имели за собой никакого смысла — если Артуру было нужно заметить изъяны в своём воспитаннике, он их просто находил.— Ты не пошёл на мероприятие, вот я и подумал, что тебя нужно проведать. Альфред лишь сердито фыркнул и отвернулся, сидя на своей кровати. Кожа быстро заживала на его руках, но боль продолжала горячим пульсом проноситься по всей плоти, доставляя неприятный дискомфорт. — Было не просто, — продолжи его опекун, так и не дождавшись ответа. — Но ты держался молодцом. Поздравляю тебя с дебютом. — А ты боялся, что я осрамлю тебя перед Его Высочеством? — с толикой иронии поинтересовался юноша. — До сих пор видишь во мне ребёнка? — Никак нет, — возразил ему англичанин. — Если тебя это так сильно волнует, то я был в тебе уверен с самого начала. — Чудесно. А вот я, представь, в себе уверен не был. И до сих пор не уверен в том, что сделал правильное решение, приехав сюда. Что вообще происходит? Какая-то война, какие-то расходы… Артур закрыл глаза и вздохнул. — К сожалению, таково наше положение в мире. Франция не теряет попытки нанести мне удар, несмотря на нашу давнюю договорённость. Ещё и Шотландия, этот упрямый баран, надумал взбунтоваться, пустив мне под нос предателей короны — якобитов… Да, время очень неспокойное, и я хотел уберечь тебя от этих новостей, думал, что ты не был к ним готов. Альфред издал небрежный смешок. — А теперь готов, значит? До такой степени готов, что отныне обязан платить тебе налог за своё существование и за какие-то войны, о которых ничего не знал? — он вынул из-под подушки чуть смятое письмо, на котором алыми красками горела королевская печать, и протянул его опекуну. Нахмурившись, Англия принял из рук пасынка письмо и украдкой прошёлся по написанным чёрными чернилами строкам. — Откуда ты это взял? — Мне его прислали только что. Хочешь сказать, что не знал об этом? — Альфред не удержался от очередной усмешки, в которой скрывалось злорадство. — Не знал о том, что задумало твоё сиятельство? Последние слова явно были лишними, ибо Артур после них стал мрачнее тучи. Его взгляд, скрытый под навесом чёрных бровей, метнулся на Альфреда и застыл на нём, недобро жаля. — Для начала ты должен взять себя в руки, — медленно, членораздельно произнёс он. — Эмоции в политике неуместны и обычно приводят к трагедиям. Вот это, — он поднял перед собой королевское письмо, — мелочи на фоне того, что могло бы случиться с тобой и мной при участии в Большой игре. Можешь считать, что ты отделался малой кровью. — Малой кровью? — не поверил своим ушам юноша. — Да это грабёж! С моих людей хотят изымать деньги буквально за то, что они ходят якобы по королевской земле! — Это называется «внутренняя политика государства», — спокойно парировал Англия. — И да, для приемлемого существования мы все вынуждены платить определённую цену. Ты большая страна, Альфред. Просто чудовищно большая страна, которую не желал бы подчинить себе разве что полный идиот. — Но я не животное, чтобы подчинять меня! — взорвался Альфред. Он резко поднялся с постели, встал перед креслом и заглянул в широко распахнутые глаза своего воспитателя. — Я знаю! — Англия повысил голос в ответ и вцепился руками в подлокотники. — Но остальным странам нет дела до твоего мятежного духа! Они продолжат нападать на тебя до тех пор, пока ты представляешь для них выгоду. Мы с королём желаем защитить твои колонии, но не можем предлагать защиту безвозмездно. Это и не выгодно для государства, и попросту глупо! Мои люди не пойдут умирать ради твоих людей без предоставления весомого стимула. — То есть, без денег ты не готов быть моим опекуном? — подловил его юноша. Артур раздражённо поджал губы до холодной белизны. — Скажи мне честно, твои люди работают ради пустой похвалы, — уклончиво поинтересовался он, — или они всё же получают за свой труд фиксированную сумму? Альфред хотел сказать «нет», но вдруг дрогнул и медленно осел обратно на кровать. — Хм. Видимо, второе. А ты когда-нибудь пытался вынудить их выйти на работу ради пустого альтруизма? «Откуда он…» — мелькнула в голове короткая мысль. Парень ощутил, как его кожу стремительно обдало сильным жаром, ладони намокли, а во рту снова появилась неприятная сухость. Снова этот довольный взгляд, горящий из-под низко опущенных тёмных бровей, эта тонкая усмешка, тянущая уголок рта невидимыми крючками, и снова это пронзительное чувство полной беспомощности, похожее на тягучую усталость. — Оно было всего один раз, да и… — попытался оправдаться он, но был прерван резким, как хлыст, вопросом. — Попытка увенчалась успехом? — Нет, но… ах, чёрт возьми, — ругнулся Америка и спрятал своё лицо в ладонях, — ты и сам прекрасно знаешь ответ. Внезапно он почувствовал лёгкое касание на своём плече и невольно вздрогнул. Матрас кровати протяжно скрипнул, и в нос ударил запах воска и дыма. Артур Кёркленд практически никогда не позволял себе пользоваться приятным парфюмом. Это было что-то вроде твёрдого убеждения, природа появления которого Альфреду была совершенно непонятна. Либо Артуру попросту не нравились цветочные ароматы, либо это было как-то связано с Францией. — Дай мне шанс, Альфред. — Однажды он у тебя был, — попытался воспротивиться Америка. Он отнял руки от лица. — И если ты помнишь… — Помню, — быстро и без удовольствия ответил Англия. — Я помню, что ты до сих пор на меня зол. — Да, — Альфред отвернулся и судорожно вздохнул. Как ни кстати глаза стали сильно щипать, словно туда попала соринка. — И я обещал простить тебя… Я обещал Мэттью, что поговорю с тобой и попытаюсь простить… — Альфред. Присутствие Англии, жар его ладони и трение их коленей не позволяли сконцентрироваться на своих мыслях, вспомнить о той злобе, которая недавно бушевала ураганом в сердце, когда Америка заехал по дверце шкафа кулаком. Всё это исчезло, скрылось за пеленой пробудившего маленького детского счастья. Очень долго он ждал этого спокойного разговора, этих доверительных касаний, этого открытого тёплого взгляда. И вот они вернулись обратно в прошлое, когда все проблемы казались для них мелким незначительным пустяком. Прошлое, в котором Артур Кёркленд не боялся проявить нежность по отношению к тому, кого считал своим сыном. — Пойми уже наконец: всё делается лишь тебе во благо. Просто чуть приоткрой двери и позволь переменам войти в твой дом. Уверяю тебя, ты нисколько не пожалеешь. — Обещаешь? — тихо спросил Альфред, уже не желавший спорить. На бледнеющем лице англичанина возникла призрачная улыбка. — Несомненно.***
Когда они вместе возвратились обратно на материк, в порту их уже встречало около десятка новых кораблей с британскими флагами на флагштоках. На берег длинной вереницей выходили новые люди, среди которых встречались известные иностранные архитекторы, художники, строители. Следом за ними, с трудом удерживая огромные сундуки на свои спинах, волочилась прислуга, чья кожа выглядела настолько чёрной, что на её фоне их зубы и глаза поражали своей ослепительной белизной. Увидев их, Альфред на секунду испугался, ибо никогда ещё в жизни не встречал людей с такой кожей. — Они родом из африканских племён, — ответил Артур на его немой вопрос. — Сейчас держать их у себя является чем-то вроде писком моды. И я полностью с ними согласен! Они не привередливы и готовы выполнить любую грязную работу, не требуя за свои услуги ничего, кроме еды и крова. Альфред озадаченно хмыкнул. Слова Артура показались ему заманчивыми. Благодаря знаниям приезжих архитекторов со временем было выстроено более сотни новых зданий, вымощено множество дорог и отремонтировано около сотни крупных мостов. Глядя на всё это, Альфред никак не мог сдержать радость, ведь с самого детства он мечтал о таких преображениях, но своими силами они давались очень и очень непросто. Кто бы мог подумать, что всего лишь мизерный процент налогов и небольшое доверие к англичанам могло значительно ускорить развитие его городов? К слову о выплатах: когда по колониям пронеслась весть о ежемесячном налоговом вычете, практически все американцы встретили её с очевидным недовольством, а некоторые так и вовсе загорелись желанием начать бунт. К счастью, довольно скоро первые и робкие очаги мятежа ушли в затухание. Артур умел красиво говорить, и на его стороне имелась масса весьма убедительных аргументов, которыми он умело жонглировал, как опытный фокусник. Он утверждал, что все американское налоги будут передаваться исключительно во благое дело, в которое входило не только облагораживание городов, но и защита от врагов. О каких конкретно врагах шла речь, он, разумеется, уточнять не стал, но уверенно заверял всех, что этих врагов у Америки целая тьма, и все они только и ждут подходящей возможности напасть и поработить. Страх перед неизвестной опасностью быстро сплотил американцев с англичанами, а статус военного стал одним из самых желанных родов деятельности, который помимо прямого участия в защите невинных давал ещё и уйму приятных льгот. Даже сын ирландского кузнеца, который всю свою жизнь проработал в тени Альфреда, неожиданно загорелся желанием надеть на себя алый мундир и взять в руки оружие. — Король обещал, что будет выплачивать военным отличные пособия, — заверил он Джонса, когда тот попытался его отговорить от затеи. — Да, я слышал, что сейчас казна находится в запустении, но потом же всё переменится, не так ли? А ещё я слышал такое, что если меня повысят за выслугу лет, то я гарантированно получу землю на целых сорок гектар. Сорок гектар, сэр! Вы просто представьте себе эти размеры! — Представить-то представляю. Но а если ты там погибнешь? — спросил его Альфред. — Армия — это не просто помпезное ношение мундира, знаешь ли, но ещё и участие в настоящей войне. — Ну… если я погибну, значит, так тому и быть! — не терял оптимизма ирландец — Простите меня, сэр, и, прошу, не держите зла! С вами мне было хорошо, но… вы сами понимаете, что эта работа с выплавкой металла мне не подходит. Мой отец был великолепным кузнецом, но очевидно, что я не перенял от него ничего кроме рыжих волос и проблемы с зубами. Да и честно скажу вам: я давно уже хочу попробовать себя в чём-то новом. Хочу принести пользу своей родине! Слушая его переполненные надеждами речи, Америка понимал, что спорить было бессмысленно, ибо своего работника он уже потерял.***
Солнце ласково щекотало белоснежное лицо Мэттью Уильямса, ослепляя его затуманенный в блаженстве взор. Тёплый летний ветер развивал его спутанные светлые волосы, а густая трава под ногами шелестела, приятно лаская слух и поглаживая кожу на руках. Он сидел на поляне и наслаждался одиночеством, совсем не обращая внимания на странную тень, которая бесшумно подбиралась к нему со спины. С большим отчаянием Альфред искал безлюдное место, где бы он мог развеять свою замученную голову и расслабить нервы. Работа с Англией жуть, как утомляла его, а иногда даже доводила до громких скандалов. К счастью, его поиски быстро увенчались успехом. Небольшой лес, который располагался прямо за стенами города, оказался подходящим кандидатом, куда можно было легко уйти и, находясь там, немного забыться. Прогуливаясь по этому мелкому лесу, он вдруг увидел вдали знакомую фигурку и, боясь быть замеченным, быстро припал к ближайшему древесному стволу. Встретить Мэттью в таком месте не входило в его планы. И всё же, когда это действительно случилось, сердце юного американца забилось быстрее, а в животе запорхали взволнованные бабочки. Улыбнувшись собственной идее, которая невзначай явилась ему в голову, Альфред решил воплотить её в жизнь. Он подкрался к канадцу сзади и, пока Мэттью был увлечён жужжащими над головой насекомыми, рывком повалил его на траву. — Эй! Э-эй! Что происходит?! — воскликнул Канада, не на шутку испугавшись. На секунду он подумал о неких солдатах с саблями и в тюрбанах, сошедших с иллюстраций приключенческих романов; о похитителях, которые явились по его душу, чтобы… чтобы что? Похитить? Попытаться убить? Истязать развлечения ради? Ужас впился в его голову ледяными пальцами, но когда у него получилось распознать в нападавшем знакомое загорелое лицо с парой мерцающих голубых глаз, страх отступил, и он вздохнул с облегчением. — Какой же ты бесстыжий, — заявил он. — Совсем совесть потерял… А вдруг нас кто-нибудь увидит? — Боишься, что шпион умрёт от зависти? — Альфред не удержался и провёл языком по губам возлюбленного. Мэттью хотел было приоткрыть рот, как вдруг его лицо сильно изменилось. Принюхавшись, он с изумлением воскликнул: — А…п-почему от тебя так пахнет потом? И почему ты весь в грязи? Джонс опустил взгляд на свою запачканную одежду. Выглядел он и вправду паршиво, без преувеличения. — Сегодня мы строили здание суда, — объяснил он. — Представь себе, почти дошли до фасада. — Ты тоже принимал участие в строительстве? — Само собой, — Альфред гордо вздернул подбородок. — Я лично таскал кирпичи и пилил доски! Вот, пощупай — до сих пор ладони гудят. — Ого, и правда! Будто муравьи под кожей бродят! — Да. Только Артур был явно не в восторге от моего занятия, — фыркнул он, нехотя припомнив сцену возле постройки. — Сначала накричал на меня, чтобы я отдал инструменты смертным, мол, не моё это дело — пилой размахивать, а потом вообще ушёл куда-то, прихватив чертежи. — Мне кажется, — очень осторожно начал Канада, ни в коем случае не желая обидеть своего друга, — у вас с Англией немного разный подход в управлении людьми. — Да не то слово, — яростно кивнул Америка. — Он только и делает, что смотрит на всех свысока, словно мы не стоим и грязи из-под его ногтей. — Ну, нет. Ты, должно быть, преувеличиваешь. Артур столько хорошего для тебя сделал, — возразил ему юноша. — Опять ты его защищаешь. — Но это правда! Он облагородил твой город. Теперь на твои земли повадились даже иностранцы ездить, так как ты отныне для них страна с большими перспективами. Разве это плохо? Да, его методы, возможно, слегка грубоваты, но если они приносят плоды, то, может, не стоит на него так рьяно срывать злобу? — Ну… — неуверенно промямлил Альфред, серьёзно задумавшись над его словами. — Вообще ты прав. Наверное, я стал слишком подозрительным в последнее время. Хоть он и не стремится причинить мне вред, но я неустанно жду от него подвоха. — Сходи-ка ты сначала умойся, — посоветовал ему Мэттью. — С водой очистятся и злые мысли. Того гляди, и ложные подвохи перестанешь замечать. Альфред окинул взглядом высокие деревья, за которыми доносилось несмелое журчание маленькой речки. — Ладно, так и быть, схожу. А ты? Составишь мне компанию? Сначала Мэттью хотел согласиться, но съежился, подумав о сильном течении, которое могло запросто снести его с ног и уволочь туда, откуда уже не выбраться. — Я… я уже мылся сегодня. Давай без меня на этот раз. Альфред послушно поднялся на ноги и стряхнул с одежды прилипшую листву. — Жаль, конечно, — вздохнул он, но потом в его глазах появился странный блеск. — Тогда давай встретимся позже в моей спальне! Поищем подвох друг у друга под одеждой. Что на это скажешь? — Дурак! — крикнул Мэттью и, найдя на земле мелкий камушек, попытался запульнуть им в Альфреда. К сожалению, камешек со свистом пролетел мимо цели, никак её не задев. Альфред лишь весело рассмеялся: — Я тоже тебя очень люблю! Увидимся дома! Развернувшись, он ловко спустился с поляны, и вскоре его силуэт утонул в солнечном мареве. Где-то в кустах запели цикады. Вновь поднявшийся летний ветер принёс с собой запахи сладких яблок, молодой зелени и… чего-то ещё… неужели свежесть далёких гор? Да, может быть. Мэттью подтянул колени к подбородку и заключил их в объятия. Слишком долго он жил не на своей земле, и вовсе не удивительно, что иногда в нём просыпалась тоска по дому. По красотам высоких тёмных елей, по вою холодных ветров, по запаху мха и по тоскливым крикам гагар. И особенно по изящным волнам северного сияния, танцующим над острыми каменистыми зубами. Aurora Borealis. Он задумчиво посмотрел на пронзительно-голубое небо, наивно надеясь поймать там знакомый радужный отблеск. Затем неосознанно провёл пальцами по своим распухшим губам, которые хранили на себе воспоминания о поцелуях. Уже не в первый раз он задумывался об этом: имел ли он право скучать по родному дому, когда у него уже было всё, о чём раньше он мог только мечтать? Сплочённая и заботливая семья, крыша над головой, знания, казавшиеся когда-то недоступными, любимый человек… Увы, но определиться с правильным ответом было слишком сложно. А если быть точнее, то любой ответ был для него правильным и неправильным одновременно. В итоге, утомившись от душевной дилеммы, Мэттью Уильямс поднялся с земли и побрёл в сторону поместья. Зайдя в свою спальню, он заметил нечто странное, что очень сильно выбивалось из привычного его распорядка дня. Кума-младший, который всегда встречал своего хозяина радостным рыком, почему-то теперь лежал в углу комнаты, раскинув лапы, и совсем не обращал внимание на вошедшего юношу. Может, он крепко спал? Но нет, глаза его были широко открыты, а из пасти торчал длинный лиловый язык. — Что с тобой, приятель? Что стряслось? — с беспокойством в голосе спросил Мэттью, наклонившись к своему питомцу, чтобы проверить его дыхание. — Не вздумай меня пугать! С меня достаточно на сегодня шуток! Он попытался растолкать медведя, уцепившись за его короткую желтовато-белую шёрстку, но медведь продолжал лежать неподвижно, словно… словно он… — О Боже, — прошептал мальчик и, неловко спотыкаясь, бросился со всех ног на первый этаж. Забежав на кухню, он нашёл там миску, налил в неё немного холодного молока из кувшина и скорее поспешил обратно в спальню. Как некстати на лестнице перед ним предстал Америка. — Эй, я помылся! — объявил он, весело улыбаясь. — Можешь меня даже понюхать. Он наклонился к другу, но Мэттью смело прошёл мимо него, с трудом удерживая в руках глиняную миску. Не понимая, что происходит, Альфред последовал за юношей в комнату, но, увидев в ней Куму-младшего, внезапно застыл на пороге. Тем временем Канада аккуратно поднёс к медведю миску и тихо попросил того выпить. Кума-младший сначала дрогнул, затем с трудом протянул язык к миске и изо всех сил попытался насытиться принесённым лакомством. Но сколько бы он ни старался проявить интерес к молоку, в итоге силы его иссякли. Сдавшись, он свернулся в большой пушистый клубок и перестал реагировать на свою кличку. Как только это случилось, Америка подошёл к другу и обнял его со спины. — Мэттью… — шёпотом позвал он, боясь нарушить нависшую над спальней тишину. — Может, он устал? Давай дадим ему отдохнуть. — Нет, я должен быть рядом, — уверено отрезал канадец. — Если я сейчас уйду, то это будет похоже на… — Предательство? — подхватил его мысль Джонс. Юноша ничего не ответил, но его тоскливый взгляд подтверждал догадку американца. Альфред обессиленно вздохнул. Отпустив Мэттью, он присел рядом, скрестив ноги на индейский манер, и приготовился ждать неизвестного. Вскоре Кума-младший заснул — его живот начал медленно подниматься и опускаться, как это обычно случалось у спящих, а из ноздрей раздалось некое подобие храпа. За окнами громко щебетали птицы и задорно шумела густая листва. Эти звуки как будто подтверждали нереальность того, что происходило в спальне в окружении прохладных теней и пляшущей в воздухе пыли. Альфред приложил пальцы к вискам, зажмурил глаза и постарался что-нибудь придумать. Итак, что он вообще знал о медведях? На самом деле, не так уж и много. Все его знания исходили из личного опыта встречи с ними во время охоты. За исключением одомашненного Куму-младшего, остальные медведи чаще всего проявляли исключительную враждебность к людям, однако более опасными считались особи женского пола, кормящие своих детёнышей, и те, которые немного ошалело бродили по лесу после зимней спячки. И вот тут Джонса громом озарила неожиданная мысль. «Как же я раньше об этом не подумал?» Он резко поднялся с пола и настойчиво потянул Мэттью за собой. Он боялся, что юноша снова воспротивится ему и начнёт опять лепетать про «предательство», но, к счастью, что-то в его взгляде зацепило Канаду, и тот вышел за Альфредом в коридор без каких-либо нареканий. — Слушай, — начал Альфред, как только они заперли за собой дверь, — а у Кумы-младшего когда-нибудь бывали эти… зимние сны? Мэттью захлопал глазами. — Зимние… что? — Ну, эта, как её? Спячка! Твой мохнатый дружок когда-нибудь впадал в неё? — Эм… — канадец закусил губу. По всей видимости, он тоже никогда не думал о подобном. — Ну, вообще-то белые медведи не склонны впадать в спячку. — Это в холодном климате они не склонны, а в тёплом? — не унимался американец. — Не знаю, — пожал плечами Канада, выглядя совсем растерянным. — Но это как-то не похоже на спячку, знаешь ли. Во время неё медведи не высовывают языки и не перестают реагировать на поднесённую им миску с молоком. — Начнём с того, что медведи как бы вообще не живут с людьми, — отметил Америка не без сарказма в голосе. — И уж тем более не пьют молоко с рук маленьких мальчиков. Не спорю, твой питомец уникален во всех смыслах, но это же не значит, что в нём совсем нет никаких инстинктов! — Хочешь сказать, что я плохо знаю Куму-младшего? — оскорблённо выпалил Мэттью. Альфред сразу осёкся. Это была опасная тропа. Если он дальше продолжит блистать иронией, то ничем хорошим их общение не закончится. В лучшем случае, Мэттью терпеливо это проглотит, а в худшем… Вспомнив, как Канада месяцами не выходил из своей комнаты, Альфред испуганно вздрогнул. Не очень-то ему хотелось повторения прошлогодней истории. — Послушай, — сказал он, аккуратно кладя руки на плечи Канады. — Я хочу помочь тебе. В восточном крыле есть библиотека, и мы могли бы сами изучить эту проблему при помощи книг. Или… — тут он помрачнел, осознав, насколько неприятной была альтернатива, но умолчать о ней было уже невозможно. Слова сами, как заколдованные, вырывались из его уст. — Или… можно позвать Артура. Что скажешь?***
Сидя в своём кабинете, который находился в самой отдалённой части поместья, Артур весьма небрежно вслушивался в тонкий голосок стоявшего напротив него младшего пасынка. Небрежность заключалась в том, что параллельно слушанию он держал в руках карту с тонко прочерченными чертежами и невозмутимо продолжал её читать. Лишь изредка его тяжёлый взор отрывался от схематических рисунков и ложился на мальчишку. Когда же Канада окончил рассказ, мужчина опустил чертежи на стол и лениво заявил: — Извини меня, конечно, но с чего ты вообще решил, что я окажу помощь этому животному, к которому я никогда даже не испытывал симпатию? Мэттью бегло перевёл взгляд на Альфреда, а тот разочарованно вздохнул. Зря он вообще предложил просить о помощи Англию. Чуял же нутром, что ничем хорошим это не кончится. Но не успел он подать голос, как Артур совершенно неожиданно… смягчил свою позицию. То ли он услышал мысли старшего пасынка и решил его удивить, то ли его действительно растрогали большие остекленевшие глаза Мэттью, но англичанин вдруг отодвинул стул и поднялся, поправляя на ходу складки красного пиджака. — Ладно, — вздохнул он. — Веди меня к нему, да поторопись, а то я рискую передумать. — Д-да, сэр! С-спасибо вам, сэр! — голос Мэттью сорвался на рыдания. — Всё, всё, хватит сэркать. И прекрати реветь, я же ещё ничего не сделал! Он нагнулся к спящему медведю и с неохотой провёл пальцами по его шерсти. Кума-младший что-то прорычал во сне, но затем снова провалился в глубокий сон. От напряжения у Артура заныли кости. Ему было противно и откровенно страшно прикасаться к животному, которое могло одним взмахом когтей разделить его тело на две части, но отнять руку он тоже был не в силах. Наверное, ему действительно было важно заручиться глубоким уважением со стороны Мэттью, увидеть в его глазах сияющее доверие, но, само собой, по политическим соображениям, а вовсе не по личным. — Я думаю, Альфред прав, — вскоре подытожил он. — Вероятно, твой медведь впал в некое подобие спячки из-за тёплого климата. Чтобы развеять окончательные сомнения, я напишу письмо егерю и попрошу его нас навестить как можно скорее. — А… а он не убьёт Куму-младшего? — с испугом в голосе спросил канадец. — Нет, ни в коем случае, — тонкие губы опекуна дрогнули в желании улыбнуться. — Он всего лишь осмотрит твоего зверя, но не более того. Егерь прибыл в дом Альфреда следующим ранним утром, когда над небом ещё властвовали сумерки. Мужчина, одетый в шкуры животных и пахнущий лесом, смело принялся ощупывать Куму-младшего со всех сторон — сначала взял его толстые лапы, затем прошёлся по животу и спине, потом грубо схватил за шею и вслух восхитился её могучести. — Молодой самец, — заявил он, словно это кому-то было интересно. Кума-младший был бы и рад противостоять столь наглому вторжению в своё пространство, но слабость позволяла ему лишь предостерегающе рычать и скалить зубы. Зубы, кстати, егерь тоже проверил, даже попытался заглянуть в пасть и вынуть оттуда язык, но вовремя передумал, ибо Кума-младший хоть и не мог подняться на лапы, однако щёлкать клыками было ещё ему под силу. Всё то время, пока охотник возился с медведем, Мэттью не отходил от них ни на шаг. Каждый раз, когда Кума-младший начинал рычать, его юный хозяин отвечал ему не менее жутким завыванием. Завершив осмотр, егерь полностью подтвердил теорию Америки и Англии. — Этому медведю необходим более благоприятный для его вида климат, — объяснил он. — В противном случае, он погибнет. — Что же мне сейчас с ним делать? — в ужасе спросил канадец. — Ну, — егерь бегло поднял глаза на Артура, после чего ответил. — Есть два варианта. Либо ты постараешься как-то искусственно поддерживать нужную ему температуру… — Либо? — Либо ты его возвращаешь на волю. При таком ответе все, даже Артур, как показалось, шумно втянули ртом воздух. Альфред боялся услышать нечто подобное, однако, когда это случилось, он вдруг почувствовал странное облегчение. Даже сердце почему-то стало биться спокойнее. Мэттью же был бледен, как мертвец. — Я даже не знаю… — зашептал он, нервно сглатывая. — Просто он мне как брат. Мы с ним очень тесно связаны. Отпустить его в дикую природу, это всё равно, что бросить на произвол судьбы… — Мне знакомы такие связи, — с понимаем откликнулся егерь. — Но ничего другого я предложить не могу. Канада еле заметно кивнул. На его щеках блеснули дорожки из слёз, но он в спешке попытался стереть их присутствие сжатым до красна кулаком. Плечи мелко задрожали. Прошло около минуты, а, может, того и больше, прежде чем он нашёл в себе силы попросить всех покинуть его спальню. Ему нужно было подумать над словами охотника, и, желательно, в одиночестве. Артур и егерь послушно вышли в коридор, а Альфред остался стоять на месте. Как только звук шагов растворился в тишине, он приблизился к Мэттью так близко, что невольно почувствовал запах его волос. Пропитанное росой трава. Он взял парня за руки и привлёк его к себе, пока никто их не видел. — Мы можем делать это вместе, выгуливать его по вечерам, когда жара спадает. А насчёт воды… ну, знаешь, реки в лесах плохо нагреваются… — Альфред, — Мэттью отстранился, и Америка сразу замолк. То, с какой серьёзностью было озвучено его имя, вызвало в нём испуг. — Мне сейчас действительно необходимо побыть одному, — но затем канадец чуть встрепенулся, словно осознал, насколько сухо прозвучали его слова, и, съёжившись, тихо добавил. — Извини.***
Солнце скрылось за косматыми макушками деревьев, и небо уже стремительно заполнилось россыпью ярких звёзд. К вечеру шум города стихал, словно он представлял собой утомлённого зверя, который пробрался в уютную нору и приготовился уйти в царство сновидений. Порою возникшая тишина проворно вылавливала откуда-то пьяные песни или встревоженный лай собаки, но потом эти резкие звуки смолкали и сменялись звенящим пением сверчков. Над обеденным столом зависла напряжённая атмосфера. Артур поглощал пищу медленно, продуманно и тихо, при этом не сводя задумчивого взгляда со своего пасынка. Америка не желал ни есть, ни общаться. Он постоянно косился на пустой стул, стоявший по правую руку от него, за которым обычно сидел Мэттью. Он словно надеялся на то, что его друг по мановению волшебной палочки сейчас появится в воздухе и плюхнется на мягкую сидушку. Ожидание становилось невыносимым. Мысли о Мэттью кружили в голове, словно взбесившиеся осы, и никто не в силах был вырвать Альфреда из их удушающей воронки. Всего один раз Артур попытался завести с юношей разговор, но, как и ожидалось, в ответ получил лишь ядовитый взгляд, направленный в свою сторону. После этого попытки прекратились, и ужин завершился в неуютной тишине. Артур допил бокал с водой и отправился в свой кабинет, а Альфред переместился в гостиную, где уже к его приходу был растоплен камин. Угли весело потрескивали, пребывая в объятиях рыжего пламени. Альфред закинул ноги на подлокотник кресла и уставшим взором покосился на сервант. Пока его никто не видел, он мог бы… да, собственно, почему бы и нет? От одного глотка никому плохо не станет, особенно сейчас, когда у всех на душе и без того сновала тоска. Но от размышлений его прервал появившийся перед носом бежевый конверт, запечатанный красивой восковой печатью. Артур навис над креслом, словно огромный старый ворон. — Не мог ли ты оказать мне маленькую услугу, мальчик мой? — елейным тоном спросил он пасынка. — Я подправил кое-какие чертежи, и теперь их нужно срочно передать прямо в руки мистеру Томасу, чтобы к утру он и его бригада взялись за работу. Альфред скривился, не понимая, каким боком это дело вообще касалось его. — У нас дом полон слуг, — буркнул он. — Попроси кого-нибудь из них. И тут он понял, что ляпнул глупость, но было уже поздно. В малахитовых глазах Англии пробудился огонёк, а губы чуть изогнулись в недоброй усмешке. Сразу же припомнилась утренняя ссора, во время которой Америка с отчаянием доказывал своему педантичному опекуну, насколько важной являлась вовлечённость страны в дела её народа. Передать посылку архитектору являлось точно таким же делом, как и распиливание брёвен наравне с другими людьми. Отказать сейчас Англии в услуге было сродни измене самому себе и своим взглядам. Выбора не оставалось. Альфред взял в руки конверт и, поднявшись с кресла, направился к двери, всячески игнорируя устремившийся ему в спину злорадный взгляд. К счастью, мистера Томаса он застал по пути к нему домой. Пожилой архитектор прогуливался по городу в сопровождении парочки темнокожих слуг, которые бесшумно следовали за ним по пятам, волоча в руках пальто. Успешно вложив конверт ему в руки, Альфред свистнул Ричарду, который так и подрывался пометить всё вокруг, и отправился обратно домой. Одно хорошо — во время короткой прогулки на свежем воздухе его мысли слегка развеялись, и настроение стало немного лучше. Более того, в нём вдруг проснулась твёрдая уверенность в том, что Мэттью примет правильное решение и не станет выпускать Куму-младшего на волю. Юный медведь же запросто сгинет в дикой природе, особенно после долгой жизни в людском доме… «А, кстати, сколько Куме-младшему лет? — вдруг озадачился Альфред. — Десять… двадцать… Охотник сказал, что он ещё весьма молод, но… А, ладно, спрошу как-нибудь у Мэттью». Вернувшись домой, он направился на второй этаж, как вдруг невольно услышал из спальни Канады посторонний голос, который… почему-то принадлежал опекуну. — Поверь мне, — говорил Артур. — Так будет лучше для вас обоих. Твой медведь снова вернётся в привычный для него климат, а у меня появится возможность обучать тебя военному делу на твоей территории. — То есть, вы вернёте меня обратно… домой? — недоверчиво шептал Мэттью. — Но у меня там нет особняка… в лесу осталась лишь старая избушка, и я не уверен, что она, ну… подойдёт для вас, мс… сэр. — По этому поводу не переживай, — утешил его мужчина. — Я отдал приказ заняться обустройством твоего нового убежища. К нашему приезду, полагаю, он будет уже готов. — А Альфред? — Альфред… — Артур помедлил, как будто действительно до этой поры не задумывался о судьбе своего первого пасынка. — Он останется здесь. Это его место. Настало невыносимо долгое молчание. Альфред буквально принуждал себя не высовываться и не издавать звука. К счастью, любопытство перевешивало пылающий в нём мятежный порыв. — Что такое? Вижу, ты взгляд отводишь, словно недоволен моим предложением, хотя минутой ранее готов был пуститься в пляс от радости. Тебя что-то беспокоит? — Я… понимаете, сэр, я… — Мэттью говорил сбивчиво, как ребёнок, не умевший подобрать нужные слова. — Представьте себе, я только недавно думал о своём доме. О своём реальном доме. Не стану с вами спорить, я очень скучаю по нему, но… — Но? — Я не хочу бросать Альфреда, сэр. — А кто сказал, что ты его бросаешь? — в артуровом голосе промелькнула усмешка. — Вы можете навещать друг друга, писать письма. В любом случае, тебе уже пора найти своё место в этом мире, Мэттью. Стать Канадой — страной, не отличимой своей развитостью от Европы. И не забывай о медведе, который всё ещё нуждается в прохладном климате… — Да, да, конечно, я всё понимаю, — чуть помолчав, Мэттью шумно вдохнул в себя воздух и твёрдо изрёк. — Я согласен, сэр. — Вот и отлично. Детали твоего переезда обсудим позже. На этом их беседа была окончена. Артур быстрыми шагами покинул спальню Канады и сразу же столкнулся в коридоре с Альфредом. — Ты так быстро отнёс чертежи? — чуть замешкавшись, он приобнял юношу и напористо повёл его к лестнице, где Мэттью вряд ли бы смог их услышать. — Зачем ты это делаешь? — спросил Альфред. — Зачем увозишь его от меня? — Видишь ли, прошлым месяцем до меня дошло неутешительное известие, — невозмутимо ответил англичанин. — Люди Франциска заняли западные земли твоего брата и, похоже, готовятся к бою. Там собралось около трёхсот солдат, а все палатки забиты порохом и огнестрельным оружием. Нет, очевидно, что они планируют напасть, — твёрдо заявил англичанин. Альфред заметил, как при упоминании имени Бонфуа желваки его опекуна пришли в лихорадочное движение. — Я вынужден им ответить. Нужно вернуть Канаду на его земли и помочь ему укрепить свои границы до того, как французский негодяй не решился пойти в наступление. — Странно, — сказал Альфред, — что твоё решение увезти Мэттью удачно совпало с болезнью Кумы-младшего, — он метнул подозрительный взгляд на Артура. — Или я ещё чего-то не знаю? Может, ты специально отравил его, а потом подкупил егеря? — затем он остановился на последней ступени и вцепился пальцами в деревянные перила. Смелость забила в нём ключом. — А, может, и никакого Франции нет на западных землях? Артур обернулся и посмотрел на него своими дьявольскими глазами цвета яркого крыжовника. Казалось, что он сейчас испепелит Альфреда одним лишь своим взором. — Что ты такое говоришь? — прохрипел он. — Ты серьёзно думаешь, что я обманываю тебя? — Как и прежде, — кивнул Америка, не сходя со ступени, что позволяло ему находиться аж на две головы выше опекуна. — Когда ты врал мне, утверждая, что по соседству со мной никто не живет, за исключением нелюдимых индейцев. — Мне казалось, что мы это уже обсуждали, и не раз, — сказал Англия, возвращаясь к Альфреду на ступеньку. Однако это не помогло ему оказаться выше пасынка. Альфред давно его перерос и, казалось, не собирался останавливаться на достигнутом. — И ты обещал, что будешь делать всё для меня во благо. — А я не делаю? — Артур решительно поднялся ещё на ступень и наконец-то посмотрел на юношу свысока. — Я даже не лезу в ваши с Мэттью отношения, хотя мог бы ради разнообразия. Альфред дёрнулся, как будто его задели за живое. Сердце забилось быстрее, а на лице проступили румяны. — Ах, значит, в этом проблема? — тихо выпалил он. — Дело в нас с Мэттью? — Нет, разумеется, не в этом. Не только в этом, — спешно поправил себя Кёркленд. — Но раз уж мы подняли тему ваших любовных утех, то позволь мне высказать свои опасения. Я думаю… нет, я уверен в том, что такие отношения лишь помешают тебе расти дальше. — А, может, я и не хочу расти дальше! Может, мне нравится то, кем я стал сейчас! Но тебя это вряд ли устроит, ведь вы уже давно расписали с Георгом планы на мои земли! Выписали указ по налогам, забрали моих людей воевать невесть с кем, а теперь собираетесь сделать то же самое и с другой страной! Артуру показалось, что он услышал скрип отворившейся наверху двери, и его каменная маска дала трещину. — Давай продолжим этот разговор в гостиной. Сверху показалось бледное лицо, обрамлённое шапкой светлых волос. Канада с испугом переводил взгляд то на Артура, то на Альфреда, словно не знал, на ком же из них остановиться. — Я не вижу смысла куда-то уходить. И вообще у меня, в отличие от тебя, нет никаких секретов перед Мэттью. Потому что я люблю его не как брата! Да, чёрт тебя возьми, люблю! И пусть весь мир услышит! Я… я приказываю тебе оставить его здесь! К тому же, он мой подарок, разве не помнишь? Последние слова грянули как гром, заставив всё поместье на несколько секунд утонуть в неловком молчании. Покраснев до самых кончиков ушей, Мэттью поспешил спрятать своё лицо за перилами, а Артур опустил глаза к ногами, как будто ему внезапно стали интересны заострённые носки кожаных сапог. Даже Альфред быстро понял, что перегнул палку. Злость начала отступать, сохранив в напоминание о своём выплеске лишь влажные ладони, бешено колотящееся сердце и тошноту, застрявшую в горле острым комом. — Ты всё сказал? — наконец спросил его Артур. Затем он поднял голову и крикнул. — Вернись в спальню, Канада, живо! Альфред и забыть успел, каким мог быть громким и стальным голос его названного родителя. Голос, от которого в страхе улетали птицы и вздрагивала почва под ногами. Голос, при котором Альфред воспринял себя маленькой и слабой страной, угодившей в тень сильной и влиятельной империи. Мэттью исчез с их поля зрения ещё задолго до того, как Артур закончил кричать, и Америка его ни сколько не винил — ему самому хотелось поскорее найти безопасное место и юркнуть туда, дабы переждать бурю. Но бежать было уже слишком поздно: Артур пленил его своим взором, напоминающим капкан. — Глупец, — прошипел он. — Моли Бога, дабы мальчишка не осознал, что ты готов пожертвовать жизнью его питомца ради ублажения собственных прихотей. — Я вовсе не имел в виду, что он… Все оправдания Альфреда звучали, как жалкий писк загнанной в угол мыши. — Ты так стараешься распознать во мне тьму, но при этом не замечаешь, как сам давно стал её частью. Нет секретов, значит? А ты спроси себя, Альфред: правдива ли твоя любовь? Или же это всего лишь мимолётное увлечение, приправленное острым желанием досадить мне? Америка ничего ему не ответил. Не знал, что ответить. Лишь со страхом почувствовал, как из его глаз полились слёзы. Артур спустился вниз по лестнице, сбив Альфреда своим плечом. — Ступай к себе комнату. И, ради всего святого, подумай там над своим поведением.***
День отъезда напоминал резкий щелчок пальцев, спугнувший своим звуком сонную тьму. Казалось, словно и не существовала того промежутка длиною в три дня, который разделял наступившее сонное утро и тот злополучный вечер, полный неприятных открытий и, возможно, разбитых сердец. Британцы помогли Мэттью вынести обмякшего медведя из дома и уложить его в повозку. Кума-младший был настолько слаб, что последние сутки вообще перестал приходить в себя. Шерстка его выглядела грязной, тусклой и спутанной, как у старой и забытой шубки, а из глаз обильно стекал желтоватый гной. Мэттью долго стоял возле своего питомца, нежно поглаживал его между больших белых ушей и постоянно приговаривал: «Всё будет хорошо, малыш. Скоро ты будешь дома». Пёс Ричард тоже взобрался передними лапами на повозку и с любопытством посмотрел на большую едва дышащую тушку. Длинный хвост яростно стучал по его задним лапам. Следом за медведем на улицу вынесли сундуки с вещами. Забавно, что по приезду в поместье Альфреда Мэттью не имел при себе ничего, кроме скудного количества белья и нескольких очень примитивных игрушек, зато теперь его гардеробу, который с трудом помещался в четыре сундука, мог позавидовать любой граф. У него был большой комплект льняных рубашек, десяток праздничных костюмов, сшитых из дорогих тканей, костюмы для верховой езды, костюмы для долгих прогулок, костюмы для охоты, зимние шубы, великолепный набор обуви, подаренный Альфредом после поездки на острова, шапки, платки, перчатки и ещё великое множество интересных мелочей. Мэттью никогда не слыл знатоком моды, но тут стоило признаться, что даже ему доставляло невероятное удовольствие иметь в своём шкафу одежду на любое время года, которую не нужно было вечно подшивать из-за частой носки. Немного позже из поместья вышел Артур, а за ним, стыдливо потупив взгляд, на пороге появился и Альфред. В силу того, что последние три дня прошли перед его глазами подобно одному мигу, он так и не удосужился поговорить с Мэттью наедине. Да и, честно говоря, он боялся этого разговора. Боялся, что мальчик снова отвернётся от него, но на этот раз навсегда. — Ты готов? — спросил Кёркленд, подойдя к канадцу почти вплотную. В ответ мальчик очень вяло качнул головой. Как только Альфред появился в поле его зрения, остальное перестало его волновать. Он смотрел только на американца и, похожи, совсем не вслушивался в то, что говорили ему взрослые. Проследовав за его взглядом, Артур лишь тяжко вздохнул. — Ты имеешь право попрощаться с ним. Если этого хочешь, конечно. Не говоря ни слова, младший пасынок зашагал навстречу своему названному брату. Чем сильнее он приближался к Альфреду, тем болезненнее отзывалось волнение в последнем. Ему даже успела прийти в голову занятная мысль — а не сбежать ли сейчас обратно в дом? Дрожа всем телом, он поспешно зажмурил глаза и приготовился к скандалу. Приготовился к громким крикам, к обвинениям, к звонкой пощёчине, обжигающей, как крапива. Но как же он удивился, когда внезапно ощутил живое тепло на своей груди. Приоткрыв один глаз, он изумлённо уставился на Мэттью. — Не злись на меня, — тихо сказал тот, прижимаясь к телу Америки, точно ища в нём защиты. — Я должен был это сделать ради Кумы-младшего. — Нет… нет! Что ты… это ты не держи на меня зла, — быстро перехватил инициативу Альфред. — Я пытался повлиять на твоё решение, закатил такую дурацкую сцену тогда на лестнице, назвал по… подар… Я такой идиот, Мэттью! — Все мы немножко идиоты, — ответил канадец. Затем он поднял голову и заглянул в глаза, которые часто снились ему во снах. — Так ты будешь писать своему подарку? Альфред смущённо улыбнулся, не понимая, то ли он сейчас услышал шутку, то ли горькую иронию, за которой скрывалась издёвка. — Разумеется, буду. Каждый месяц. Мэттью закусил губу. — Может, лучше каждую неделю? Месяц — слишком долгий срок, даже для меня, как для страны. — Хорошо, каждый день буду отправлять по голубю. Засмеявшись уже более счастливо, юноша вдруг встал на цыпочки и… нет, он не поцеловал Альфреда, хотя был ужасно к этому близок. Он коснулся своим лбом его лба, и его широко открытые глаза оказались в сантиметре от глаз Альфреда. — А приезжать будешь? — спросил он. Альфред нежно потёрся об его нос кончиком своего. — Само собой. Ведь я люблю тебя, — невольно вырвалось из уст американца. Он испугался, что Мэттью это сильно смутит, но к его радости юноша отреагировал на признание широкой улыбкой. — Очень? — уточнил он. — Так сильно, что не могу без тебя дышать. — Всё, время вышло! — с недовольством в голосе оборвал их Кёркленд. — Мэттью, садись на коня! Выступаем! Мэттью удалился, и было видно, что этот уход давался ему нелегко. В его глазах стояли слёзы, словно то была их последняя встреча. Странно, конечно, но Альфреда не покидало схожее ощущение. Он поднял голову и уставился на серые тучи, которые тяжело двигались на север, неся за собой внезапную прохладу и серию дождей. «Сейчас я увижу сияние, — совершенно неожиданно для себя подумал он. — Сейчас оно прорвётся сквозь эти пышные облака и озарит мои земли своим волшебным светом. Боже, прошу тебя, дай мне немного этого света». Когда он пришёл в себя, повозка и колонна лошадей уже скрылись в клубах поднявшейся серой пыли.***
Альфред практически ничего не знал о той войне, которая происходила вдали от его дома. Ни король, ни его прислужники, ни Артур никогда не говорили ему ничего конкретного, даже когда он задавал прямые вопросы. Но всё же до него доходили лёгкие обрывки сообщений, которые по большей части либо не имели вообще никакого смысла, либо наоборот — вызывали сильную тревогу и ощущение беспомощности. Но, несмотря на военное положение, города Америки продолжали успешно обустраиваться. Все колонии разрастались по землям, словно грибницы, невольно оттесняя своими масштабами территории коренных племён. Некоторые индейцы не рисковали лезть на рожон и послушно убирались в другие места, ещё нетронутые жадным человеком, остальные же весьма охотливо давали чужеземцам отпор. Чем больше росло государство, тем сильнее в нём и за его пределами пробуждались внутренние и внешние конфликты. Протестные вспышки возникали то тут, то там, и Альфреду не всегда удавалось вовремя их заметить и предотвратить. Он пытался решить эту проблему с привлечением короля, но государь лишь равнодушно пожимал плечами. — Таковы законы природы, — объяснял он свою позицию. — Сильные всегда порабощали слабых. Вообще беседы с Его Высочеством никогда не проходили гладко. Если между Альфредом и монархом воцарялась какая-то острая дискуссия, то чаще всего она завершалась победой государства и полным поражением юноши. Америку это безумно раздражало. Он считал, что король не видит в нём равного себе и потому не желает прислушиваться к его советам. Его опекун же почему-то имел абсолютно противоположное мнение на этот счёт. Он всегда старался убедить пасынка в том, что проигрыш в политическом споре неизбежен и зачастую вообще нормален. — У меня тоже раньше такое случалось. Ты лучше вместо того, чтобы давиться от злобы, постарайся найти к Георгу правильный подход. Того гляди, и он примет твою сторону. Альфред жадно внимал советам Артура, но в глубине души продолжал сомневаться в их правдивости.***
С Мэттью они виделись не так часто, как хотели бы (раз в пару месяцев, если быть точнее), и эти встречи проходили всегда под внимательным наблюдением опекуна. Порою Альфреду казалось, словно он назначал свидания заключённому, за которым всегда упрямо следовал угрюмый охранник. Вместе они ходили на охоту, рыбачили на пруду, справляли праздники, и всегда Артур оказывался рядом, будто боялся оставлять их наедине хотя бы на одну минуту. Поцелуи, громкие признания и другие ласки были напрочь запрещены. Мальчикам позволялось только обниматься, и то — не более двух раз за всю встречу. Да, жуткий консерватизм Англии сводил их с ума, но всё равно, невзирая на массу запретов, каждая встреча была для них сродни счастливому фейерверку, и когда она подходила к концу, Альфред уже с нетерпением ждал новую. Однако, спустя годы эти свидания постепенно обратились в слишком редкое событие. Сколько бы Америка ни молил своего воспитателя увидеться с любимым, сколько бы ни предлагал что-то взамен, Артур твёрдо отказывал ему в просьбе, ссылаясь то на войну с французами, которая теперь почему-то занимала маленького Канаду гораздо сильнее, чем отношения с Америкой, то на плохое самочувствие самого мальчика. Однажды всё свелось к тому, что в один из праздников, который они должны были провести вместе в имении Джонса, в гости заявился только Артур. — Извини, но твой брат не смог приехать. У него не получилось выгадать для тебя время, — сказал он, прискорбно поглядывая на своего пасынка. — Война с французами очень сильно утомляет его. Прошу, отнесись к этому с пониманием. — А письма? — спросил Джонс, едва сдерживая в себе разочарование. — На письма-то у него время нашлось или это тоже оказалось непосильным занятием? Англия сильно нахмурился и неохотно вынул из-под плаща помятое письмо, украшенное печатью. Да, у Мэттью теперь имелась своя печать, на которой был изображён лев с короной на косматой голове, держащий в одной лапе кленовый лист. Если бы не угрюмое настроение, которое густо обволакивало разум Альфреда, он бы посмеялся над выбором символики, так как она бесспорно была ужасно уморительной. Прочитав письмо Канады, Америка значительно успокоился и даже приложил его к груди, но так, чтобы Артур этого не заметил. — Ну что, — спросил его опекун, продолжая неловко топтаться у порога, — могу ли я войти? Через некоторое время они уже сидели в столовой и пили насыщенный травами напиток. Сначала Альфред, следуя старой привычке, которая выработалась в нём годами, хотел предложить опекуну виски, но рука очень вовремя остановилась над графином и вскоре потянулась к колокольчику для вызова прислуги. Если Артур и заметил это замешательство, то не подал виду. Он очень искусно играл роль заинтересованного родителя, и как только они сели за стол, принялся осыпать Альфреда насущными вопросами: — Расскажи мне, как ты поживаешь? Хорошо ли ты питаешься? Что нового произошло здесь за последние два года? Альфред отвечал на все вопросы сдержанно, очень стараясь не выдавать много информации. Его не покидало упорное чувство, будто он блуждал босиком по поляне, заполненной ядовитыми змеями. Змеи оплетали его ноги, проскальзывали между пальцами, предупредительно шипели, готовясь при малейшем резком движении укусить. А он продолжал идти по ним — осторожно, медленно, едва дыша. В это же время Артур не уставал задавать вопросы. — Как вообще обстоят дела в колониях? Я увидел много новых сооружений. Они выглядят впечатляюще. Не знал, что бывшие узники способны так хорошо преображать города. — Они не узники, — вдруг резко возразил Альфред. Змеи в его голове зашипели ещё громче. Артур устало откинулся в кресле. — Ну, хорошо. Грабители, предатели, насильники, убийцы. Называй их, как хочешь, — заявил он и покосился на окно, из которого просачивался солнечный свет. — Не важно, кем они были в твоём мире. Важно то, что теперь они мои граждане, которые честно выполняют свою работу, — смело заявил Альфред, морщась от самого осознания, что ему приходилось обсуждать подобное со своим воспитателем. — Как ни крути, но они ещё и твои налогоплательщики. Или ты забыл об этом? Бледное лицо англичанина дёрнулось, как будто ему было непривычно слышать из уст своего пасынка такое простое слово, как «налоги». «Плевать на твоё шипение, — подумал про себя юноша. — Я всё равно выскажу всё, что лежит у меня на сердце». — Кстати, раз уж мы заговорили об уголовниках: я тут давеча услышал неприятную новость, — быстро продолжил он, — что твои солдаты пытались изнасиловать местную девушку, которая работала в таверне. К счастью, закончить дело они не успели — их спугнули прохожие. Девушка утверждает, что они порезали ей одежду и сильно поранили ногу ножом. Она запомнила лица негодяев и готова опознать их, если только командующий алым войском даст на это своё добро. Иначе говоря, — уточнил он, — если ты дашь на это добро. Снова лицо англичанина сильно дёрнулось, будто истинное нутро проворно рвалось наружу, срывая красивую бесчувственную маску. Когда Артур попытался отпить из чашки, несколько горячих капель вылилось на стол и быстро впиталось в салфетку. — А ты уверен, что к этому причастны мои солдаты? — тихо спросил он. — Что-то в последнее время твой… кхм, народ слишком много начал жаловаться на тех, кто поклялся его защищать от внешнего зла. — Я лишь рассказываю тебе то, что мне передают доверительные лица. И да, мне самому не очень-то приятно вариться в этих мрачных новостных сводках. Если бы подобное происходило хотя бы раз в пару месяцев, я бы относился к этому спокойно, как к неприятному исключению из правил. Но твои люди… — Мои люди, — повторил Артур. — Да, твои люди стали слишком многого себе позволять. И меня это действительно беспокоит. Альфред задержал дыхание, готовясь получить зловещий укус. Но Артур лишь беспечно пожал плечами. — Смертные существа, увы, не идеальны, — заявил он. — Я не стану отрицать, что некоторые из моих солдат склонны совершать дикие поступки, но будь уверен — я работаю над их поведением, провожу с ними долгие беседы. — Но они не помогают, — упрямо возразил Америка. — Прости меня, конечно, но я не вижу от этих бесед никакого результата! — Или просто не желаешь замечать? — снова пожал плечами англичанин. — Как и всё то, что я обычно для тебя делаю. — Я очень благодарен тебе за твою доброту. Честное слово, благодарен! Но твои добрые дела не должны умалять очевидную проблему, которая зреет в нашем обществе уже далеко не первый год! Терпение Альфреда подходило к концу. Он нервно провёл ладонью по волосам и тихо, с трудом удерживая злость, продолжил: — Говоря короче, если ты не примешь меры, то… — То что? — быстро спросил опекун, прищурившись. — Взбунтуешься? Юноша закрыл глаза. Терпение — твердил он себе. Ему необходимо было всего лишь запастись терпением и не попасться на змеиный укус. К счастью, Артур больше не оставался в его доме слишком долго. Их встречу нужно было лишь пережить. — Хорошо, ежели ты желаешь возмездия за одну порванную юбку, — вдруг великодушно заявил Артур, — я подниму расследование и накажу причастных к этой несомненно страшной трагедии. А если быть точным, выгоню из армии и сошлю в горы добывать руду. Тебя такое устроит? Альфред не ответил. Его не покидало стойкое ощущение, что опекун говорил с ним не серьёзно, а как с глупым ребёнком, не понимающим, как по-настоящему обстояли дела в мире. Тут Артур резко встал из-за стола, словно ему вдруг вспомнилось какое-то важное дело, и не успел Альфред удивиться, как прямо перед ним появился ещё один конверт, но менее ветхий и закрытый роскошной королевской печатью. — Забыл передать. Здесь говорится по поводу повышения цен на налоги. Всего пара процентов, полный пустяк. Альфред хмуро посмотрел на мужчину. — Пара процентов? — уточнил он. — Уже второе повышение за год. Не многовато ли? — Не многовато. Некоторые колонии жертвуют в королевскую казну гораздо больше пяти пенсов в месяц. Считай, что для тебя Георг сделал большое исключение, так как ты являешься его самым важным детищем. Я думаю, это стоит ценить. — Когда у нас с ним будет следующая встреча? «Как раз и спрошу на ней, откуда он берёт такие цены!» — подумал юноша. Однако ответ Артура очень удивил его. — Пока что король не планирует собирать совет. Война с французами за твоего брата очень сильно волнует его, и он старается думать только о ней. — Что?! Как это? Но я ведь готовил речь… — Я обязательно сообщу тебе, если ветер переменится, — голос Англии источал радостную уверенность. Он накинул на плечи свой дорожный плащ и энергичной походкой отправился к дверям. — Мне пора уезжать, но я очень надеюсь, что мы скоро снова с тобой встретимся и потратим загаданное для нас время с большим удовольствием. Альфред был так обескуражен, что когда попытался встать из-за стола, то чуть не перевернул сидение. Всё его тело била странная дрожь, от волнения во рту стало так сухо, что язык прилипал к горлу, подобно репейнику. — П… погоди, Артур! — прокричал он, что были силы. Опекун послушно остановился в дверях, хотя на лице его пылало очевидное нетерпение. — Скажи мне, когда я увижу Мэттью? — Скоро, — ответил тот. — Иногда войны длятся столетиями. — Но сто лет — это чертовски долго, — испуганно возразил ему Альфред. — Скажи мне точную дату! Но опекун оставался неприступным, как крепость. — Я уже дал тебе ответ на вопрос, в остальном я не властен. Если это всё, что ты хотел узнать, то разреши мне откланяться. Америка проводил тоскливым взглядом удаляющуюся фигуру в плаще. Одно хорошо было в этом уходе — змеиное шипение наконец-то прекратилось.