***
— Зачем мы снова сюда пришли? Мэттью старался нагнать опекуна, но ему всё никак не удавалось скопировать его широкий и решительный шаг, сносящий каблуком маленькие холмики снега. Как и в прошлый день, воздух ощущался до такой степени холодным и свежим, что от глубокого дыхания начинало леденеть горло. Дойдя до берега озера, они остановились и опустили на землю всё оборудование, которое им (вернее, в основном, только одному Мэттью) пришлось волочить прямиком из дома. Вскоре, лениво покачивая полным светлым брюхом, к ним присоединился и Кума-младший. Иногда медведь Мэтта принимал участие в тренировках, но только если Артур на это давал добро. Случалось это, конечно, очень редко, однако сегодняшний день был особенным. — Скоро ты всё узнаешь, — Англия сунул руки в огромный мешок. — А пока надень-ка это. Я надеюсь, сапожнику удалось угадать с размером. В руках Мэттью оказались новенькие и приятно пахнущие кожей и шерстью коньки. От такого щедрого подарка у мальчика разом перехватило дыхание. Он робко провёл пальцем вдоль блестящего лезвия, напоминавшего крюки мясника, и поморщился, едва не поцарапав об него кожу. — Сэр… — глаза, в которых застыли слезинки, с недоверием устремились на англичанина. — Не сэркай, — буркнул в ответ Артур. Его лицо сквозило холодом, губы были поджаты и напряжены, но вот его взгляд… Мэттью готов был поклясться, что на небольшую долю секунды узрел в их отражении танцующих бесят. — Ну же, надевай их и вставай на лёд. Его приказ подобно хлысту моментально разрядил обстановку. Быстро переодевшись, Мэттью проскользнул через деревянную оградку и приземлился на твёрдый и гладкий лёд. Новые лезвия легко и почти беззвучно заскользили по бледно-голубой глади. Это было совсем другое чувство, несравнимое с тем, что он испытывал, скользя по озеру на двух ржавых железяках, готовых в любой момент отделиться от обуви. Расправив руки, Канада проехал несколько метров к центру озера, но затем, словно опомнившись, вернулся обратно к берегу. На языке без конца вертелись вопросы, но он боялся озвучить их вслух. Через несколько минут Артур тоже ступил на лёд, держа в обеих руках по шпаге. На нём также были надеты коньки, но более изысканные, чем у пасынка, ибо напоминали высокие военные сапоги с парой хорошо заточенных лезвий вместо высоких каблуков. Мужчина двигался на льду осторожно и неспешно, словно боялся расслабиться и поскользнуться. Когда Мэттью обратил на это внимание, в нём неожиданно загорелось желание покружиться возле Артура, но к счастью здравый смысл был сильнее дурацкого мальчишечьего порыва. Кёркленду бы его поведение точно не понравилось. — Итак, — наконец сказал опекун. — Продолжим наш урок фехтования, — и кинул Мэттью одну из шпаг. Мальчик тут же рванул навстречу и ловко ухватился за разогретую рукоять оружия. Однако через мгновение уверенность на его прелестном лице сменилась жуткой паникой, когда осознание сказанного просочилось в разум. — Что? Фехтование? — не поверил он. — Прямо з-здесь? Кума-младший опустил свои тяжёлые лапы на ограду и посмотрел оттуда на хозяина с искренним сочувствием. — Но ведь на льду ты чувствуешь себя значительно лучше, чем на твёрдой почве, не так ли? — ответил вопросом на вопрос англичанин. — Это твоя территория и, соответственно, у тебя появится больше шансов одолеть меня. — Я не думаю, что справлюсь, — продолжал протестовать канадец. Услышав его понурый тон, Артур громко фыркнул и встал в боевую позу. — Знаешь, что, Мэттью? — заявил он. — Думать иногда также вредно, как и читать умные книжки. Юноша неохотно кивнул и послушно выставил свою шпагу перед собой. Он понятия не имел, с какой стати Артур решил, что тренировка пойдёт лучше именно на льду, ибо пока что он чувствовал себя всё также жалко и слабо, как и в той подземельной комнате с мягкими полами и высокими стенами, состоящими из зеркал. Даже шпага, как и в прошлые разы, продолжала неприятно давить на руку, упрашивая разжать пальцы и выпустить её на лёд. Только теперь помимо страха он чувствовал ещё и холод, который белым паром плыл из недр замёрзшего озера и обволакивал его трясущееся осиновым листом тело. А что если он снова не справится? Сейчас Артур одним ударом снесёт его с ног, и на сей раз он упадёт не на мягкий щадящий пол, а на твёрдую ледяную поверхность, и, скорее всего, повредит об неё коленки. Он видел похожий сценарий уже много раз — как, например, некоторые дети, возомнившие себя мастерами ледового катания, стремительно разгонялись на своих самодельных коньках, а потом, не справившись с торможением, падали ничком об лёд, разбивая в кровь лица и ломая ноги. — Не спи, Мэттью! — внезапно услышал он приближающийся голос и сонно моргнул. Видение из прошлого расступилось, явив ему страшную реальность в виде бегущего опекуна. Времени на раздумья не оставалось, и поэтому Мэттью сделал то, на что его толкало острое желание выжить — он со всех ног рванул прочь от Артура. За мгновение он почувствовал, как его плечо задел ледяной воздух, а уже после услышал за спиной хриплую ругань. «Не успел, не смог задеть!» Но радости это осознание не прибавляло. На самом деле Мэттью было так страшно, что он успел позабыть о правилах фехтования и даже про свою шпагу. Рука, которая держала оружие, моталась из стороны в сторону, словно безжизненная верёвка. Кое-как найдя в себе силы, канадец вновь выставил шпагу перед собой, а затем резко развернулся назад, резанув коньками лёд. Он продолжал двигаться в том же направлении, но на сей раз его лицо было направлено на преследователя. Для того, чтобы выжить в этом бою, ему нужно было видеть перед собой Артура. Иначе говоря, не терять его из виду. Как только Кёркленд увидел, что мальчишка едет спиной вперёд, на его лице возникло смятение. «Он что, смеяться надо мной вздумал?» Рассерженно скрипнув зубами, мужчина наклонился вперёд и ускорил бег. Вскоре их клинки соприкоснулись, издав звонкий и пронизывающий до самых костей лязг. Мэттью испуганно вскрикнул, но, вопреки собственным ожиданиям, не упал, а продолжил ехать задом. Артур упорно продавливал его оборону, почти касаясь своим тонким лезвием его мокрого и красного лица. «Нужно сдаваться, — в панике подумал юноша. — Сдаваться и падать, пока он не изрезал меня на лоскутки!» Однако тело неожиданно запротестовало его желаниям. Внезапно он нашёл в себе силы отвести шпагу Артура от своего лица и самому отскочить в сторону, дабы избежать повторного удара. Благодаря конькам он сделал аккуратную дугу и вскоре очутился за спиной опекуна. Это был его шанс. Впервые за все их тренировки у него появилась возможность напасть на Англию со спины и даже ранить его. Подумав об этом, Мэттью испугался собственных желаний и решительно проехал мимо, опустив шпагу к ногам. Нет уж, так подло поступить он не мог, хотя, стоило признаться, близость победы пьянила разум и пробуждала в груди что-то горячее и злобное. Что-то, схожее с тем чувством, которое испытывал Альфред, обучая Канаду наукам. Артур обернулся к пасынку и с удивлением уставился на его тоненькую фигурку, которая стремительно отдалялась от него в морозном тумане. Неужели мальчишка пытался… нет, ему могло показаться из-за кипящего в крови адреналина. Свирепо смахнув свободной рукой пот, который, несмотря на холод, обильно проступал на лбу, мужчина поехал следом за канадцем. Очередная попытка ударить Мэттью снова не увенчалась успехом. Мальчишка прекрасно владел своим телом на льду и блистательно отбивал малейшую атаку. Он летел по озеру, как корабль, подгоняемый мощным ветром. Артуру приходилось действительно прилагать усилия для того, чтобы его хотя бы нагнать. Их бой продолжался не меньше часа. Вскоре Артур Кёркленд понял, что едва стоит на ногах. Постоянно набрасываться на мальчишку, который уворачивался от него, как скользкий уж, было слишком утомительным занятием, и за всё время ни один удар так и не добился желаемого результата. Он пытался попасть мальчику в плечо, но Канада отбрасывал его шпагу, как нечто назойливое. Потом Артур постарался прицелиться в голову, но и там его ожидала уверенная оборона. А потом он рассердился по-настоящему и замахнулся с такой силой, которую обычно старался держать на цепи и не показывать никому, кроме своих заклятых врагов. В ушах раздался пронзительный визг железа, перед глазами вспыхнули искры, а руку почему-то обожгло огнём. Придя в себя, он обнаружил свою шпагу, воткнутую в лёд в несколько ярдах от него самого. А подбородок царапал острый кончик вражеского оружия. Мэттью дышал так глубоко, как будто стремился втянуть в свои лёгкие весь воздух мира. Васильковые глаза стали чёрными и холодными, как ночное беззвёздное небо. Вот она — злоба, которую Артур так неистово ждал. После тренировки они вернулись домой, чтобы переодеться и привести себя в порядок перед обедом. Кума-младший остался гулять на улице, ибо засыпанный снегом сад вызывал в нём больше восторга, чем тесный и слишком тёплый дом. В гостиной двух мужчин ждала оставленная прислугой стопка чистых полотенец, тазики с подогретой водой, мыльные принадлежности и сменная домашняя одежда. Они переодевались в глубоком молчании. Мэттью с трудом сдерживал улыбку, которая так и рвалась наружу, как упорное летнее солнце, раздвигающая лучами хмурые тучи. А ведь повода для радости было предостаточно — впервые за множество совместных тренировок он смог одержать уверенную победу над человеком, которого прежде считал непобедимым. Даже Артуру пришлось скрипя сердце сойти со своего божественного пьедестала и похвалить мальчика за хороший бой. «Вот бы ты ещё улепётывал от меня пореже, — отметил он, ибо никогда не оставлял возможности добавить в мёд ложку дёгтя, — то я бы поставил тебе высшую оценку». Впрочем, Мэттью был доволен и такой похвале, ибо Артур не часто хвалил его за заслуги. Он устало стянул с себя мокрую одежду, обтёрся жёсткой и влажной мочалкой, а затем прошёлся по коже чистым полотенцем. От усталости его пальцы едва сгибались и разгибались, напоминая тяжёлый свинец, а кровь в теле гудела с такой силой, что заглушала мысли. Сейчас он не ощущал сильной боли в мышцах, но был уверен в том, что завтра с лихвой поплатится за сегодняшнее сражение. «Может, если я завтра не сумею встать с кровати, Артур разрешит мне отдохнуть хотя бы пару дней?» — пришла в голову заманчивая мысль. Он сразу же решил задать этот вопрос опекуну, но когда обернулся к нему, то застыл с открытым ртом. Он никогда не задумывался над тем, каким был Артур Кёркленд под одеждой. В его представлениях великий Англия был могучей страной, способной на свершения, а уж каким образом он добивался этих свершений, откуда черпал силу, канадца как-то не волновало. Но на самом деле мужчина, который предстал перед ним в полуобнажённом виде, практически ничем не отличался по комплекции от самого Мэттью. Он был довольно худ и жилист, будто моряк, не видавший сушу годами. Только вот в отличие от моряка Артур был ещё и болезненно бледен, словно вообще не переносил загара. Нет, даже не так: его кожа была не просто белой, подобно снегу за окном, а почти прозрачной, ибо под нею сияла сеточка из голубых вен. Однако больше всего не это поразило Мэттью Уильямса. Его взгляд зацепился за тонкий розовый шрам, который шёл ровной диагональю вдоль худой груди опекуна, начиная с его острого плеча и заканчивая где-то на боку, где уже начинались штаны, обтянутые кожаным ремнём. В своей жизни Мэттью видал предостаточно шрамов, но только не у стран, а у обычных людей. И именно этот факт поразил его до самой глубины души. Неужели такое возможно? Мог ли он сам оставить подобный шрам на Артуре, когда попытался напасть на него со спины? Нет… невозможно… И всё-таки… Артур увидел замешательство в глазах мальчика, но почему-то не стал возмущаться и прятать свою наготу за льняной рубашкой. Вместо этого мужчина шагнул навстречу пасынку, позволяя тому внимательней разглядеть своё увечье. — А ты думал, что мы полностью неуязвимы? — похоже, искренне удивился он. Мэттью сглотнул и поморщился, ощутив, как сильно пересохло у него во рту. Затем он кое-как поднял глаза на опекуна и кивнул. В ответ на губах Англии появилась тонкая ухмылка. — Некоторые войны, — сказал он, — особенно те, которые длятся годами и связаны с разделом земель, всегда отражаются на нашем теле. Как история, отпечатанная на страницах книг. Канада захотел поднять руку и прикоснуться к розовому шраму, но вовремя одёрнул себя от столь назойливой мысли. Эта ровная и тонкая линия, напоминавшая шёлковую ленту, плотно обтягивающую стройное тело, завораживала его и заставляла сердце биться сильнее. — Слыхал ли ты о гражданской войне между Ланкастерами и Йорками? — спросил опекун. Юноша нахмурился. — Да… я читал о ней в книгах по истории. Но я не думал, что она могла так на вас… повлиять. — Как видишь, могла. Не страшно, когда тебя пытается убить вражеская страна по типу Франции или Испании, — сказал Англия. — Страшно, когда твоей смерти желает собственный народ, а всё, что можешь сделать в ответ ты — лишь обессиленно наблюдать, ожидая итога. Мэттью мучило множество вопросов, но задать он смог только один: — Он тревожит вас? Глаза Артура Кёркленда ярко вспыхнули в мягком полумраке гостиной. — Ты имеешь в виду, болит ли он? О, сильнее, чем кажется. По сравнению с этой болью, сломанная рука Альфреда не значит совершенно ничего. Канада невольно вспомнил бездыханное тело, распластанное на замёрзшей траве под крышей дома, и от горьких воспоминаний его глаза заполнились слезами. Это было ужасно, но он и подумать не смел, что такие раны могли оказаться мелочью перед настоящими увечьями, способными оставить на теле след. Внезапно он почувствовал тёплое прикосновение на своей щеке. Лёгким движением большого пальца Артур смахнул с его лица слезу, а затем тут же одёрнул руку, будто устыдился собственного поступка. — Может, после увиденного ты наконец поймёшь всю серьёзность вашего с Америкой положения. Возможно, я слишком строг и требователен, но я не хочу, чтобы у вас появились шрамы, как у вашего… кхм, покорного слуги. Последние слова он произнёс с хриплым смешком, но Мэттью совсем не разделял его весёлости. Он последний раз с сочувствием посмотрел на опекунский шрам, после чего вернулся к переодеванию. Едва с одеждой было покончено, он поторопился в коридор. Однако у порога его ноги остановились, и, чуть согнувшись, мальчик пугливо посмотрел назад. К его счастью, Артур был уже полностью одет, и теперь он стоял у окна и задумчиво смотрел на плавно летящий снег.***
Долгое и томительное ожидание неизвестного отравляло ему жизнь. Годы протекали сквозь пальцы, напоминая зыбкий песок, но каких-то значимых перемен он не ощущал. Он пытался принимать активное участие на собраниях, поддерживать новшества, которые могли бы улучшить жизнь населения, но при всём этом его мысли всегда находились в другом месте и совершенно не были связаны с гражданскими реформами. Если бы кто-нибудь спросил его, что скрывал его тоскливый взгляд, который он вечно ненароком бросал на заснеженное окно, то он вряд ли бы смог сказать правду. И нет, вовсе не потому, что он стыдился своих чувств, а потому что знал, что обычные люди вряд ли бы что-то поняли из его слов. Да и вообще то была не их забота. Ожидание действительно отравляло его, подобно яду, попавшему в кровь через пищу. С каждым годом или даже с каждой неделей он ощущал нарастающую в теле слабость. Голова соображала всё хуже, а в голосе всё время сквозило раздражение. Ему нужно было встретиться с Мэттью. Посмотреть на него хотя бы одним глазком. Убедиться в том, что он жив и здоров. За последние годы Артур практически перестал доставлять ему письма, а на вопросы по поводу самочувствия мальчика заимел привычку отвечать слишком односложно. Так не могло продолжаться дальше. Альфред не сразу решился на дерзкий побег. Для начала он долго кружил по своей комнате и без конца спорил с собственной совестью, которая бесконечно задавала вопросы. А что если он не сможет найти Канаду? Ну, в таком случае он продолжит поиски и не успокоится, пока не добьётся своего. Хорошо, а что если Англия узнает о его приезде и накажет за своеволие? Прежде он сжигал игрушки пасынка, но теперь же ему ничего не стоило поджечь целый город, ибо Артур Кёркленд не имел сердца, и его совсем не волновали жизни смертных людей. Его вообще ничего не волновало кроме утерянного контроля. Да плевать на его гнев! Разве мог он стоить свидания с Мэттью? Наконец-то приняв окончательное решение, Альфред приступил к спешному сбору вещей. Позже он вызвал в кабинет своего секретаря и озвучил тому придуманную наспех причину, по которой он вынужден был пропустить все важные городские мероприятия ближайшего месяца. — Охота на кабана? В такое время? — искренне удивился секретарь. Но потом он почувствовал на себе тяжёлый взгляд хозяина и стыдливо потупил взгляд. — Хорошо, господин. Я сегодня же оповещу город о ваших планах. Красные мундиры, стоявшие на страже города, сначала тоже удивились, но потом отнеслись к такой легенде с пониманием, так как сами очень любили охотиться, и с удовольствием пропустили всадника за ворота. — Только постарайтесь не напороться на звериные клыки! — крикнули они ему на прощание и тут же засмеялись, заметив, что Альфред не удосужился взять с собой даже собаку. — Ага, мечтайте, идиоты, — прошептал себе под нос Джонс и намотал поводья на сжатые кулаки. Как только он очутился на дороге, ведущей к канадским землям, его настигло в груди приятное дежавю. Будто он снова вернулся в прошлое, когда тайком бегал в гости к Мэттью, чтобы позвать его на рыбалку или на прогулку по полям. Да, славное было время. По-своему счастливое. Но полно было думать о прошлом. Альфред мотнул головой и пустил скакуна по засыпанной снегом тропе. К закату он уже находился в чужих местах. Ветер здесь постепенно обрёл морозные нотки, а снег начал падать с таким завидным обилием, что за его плотной стеной почти невозможно было разглядеть ничего дальше протянутой руки. Альфред волновался. Воспоминания о Мэттью казались ему такими далёкими, что напоминали давний туманный сон. А вдруг Канада уже давно разлюбил Джонса и поэтому перестал часто посылать ему письма? Чёрт побрал этот леденящий ветер, от которого немели пальцы и обветривались губы. К ночи поднялась невыносимая вьюга, словно кто-то нарочно подговорил её, желая сбить Америку с пути. «Ну уж нет! Даже если за этим стоит Артур — я так просто не сдамся!» — Альфред изо всех сил ударил своего скакуна по бокам. Пустив из пасти желтоватую пену, конь неохотно двинулся дальше, с трудом борясь с потоками упрямого ветра. Так они и двигались всю ночь, отчаянно борясь с холодом и со сном, пока к рассвету не очутились возле высокого деревянного забора, напоминавшего плотно воткнутые колья, за которым раздавался гул из людских голосов. Юноша осторожно сошёл с тропы прямиком в густую чащу. Пройдя несколько метров, он спешился, спрыгнул с коня и привязал животину к дереву, чтобы та не вздумала сбежать от него на свободу. — Тише-тише, — погладил он встревоженного жеребца по огромной морде. — Вот, возьми, но только успокойся, — Альфред вынул из привязанного к ремню мешочка порезанную морковь и протянул её коню. Конь быстро сменил недовольство на милость и с удовольствием взялся за предложенное угощение. — Хороший мальчик. Веди себя смирно и не пытайся привлечь красных мундиров. Может, он совсем сошёл с ума от беспокойства и недосыпа, но почему-то разговор с лошадью значительно улучшил его душевный настрой. Теперь он снова чувствовал себя уверенным, как в самом начале своего дерзкого побега. Чуть погодя он выбрался из чащи и, поправляя на ходу сбившийся ветром плащ, направился к открытым нараспашку воротам, возле которых со скукой зевала парочка британцев. «Удивительно, — подумал юноша, натянув на глаза плотный чёрный капюшон и аккуратно проходя мимо поста охраны. — Если на секунду забыть, где я нахожусь, то можно подумать, будто я никуда и не уезжал». Да, маленький городок, затерянный в густом и заснеженном лесу, во многом напоминал родные земли Америки, и в частности невероятным количеством обличённых в красные мундиры британских солдат. Из таверн звучала весёлая скрипка, по узким улочкам прогуливался народ, где-то во дворах эхом раздавалось весёлое повизгивание ребятни. Оказавшись среди толпы, Альфред даже вздохнул с облегчением — он боялся, что как только окажется в городе, его сразу вычислят, как чужеземца, однако, по всей видимости, местным канадцам было всё равно на подозрительного юношу в длинном и тёмном плаще, который периодически останавливался и с глупым восторгом озирался по сторонам. Что ж, в любом случае, их равнодушие играло только на руку. Теперь он мог относительно спокойно добраться до поместья Канады. Пока он прогуливался по главной улице, ему случайно довелось подслушать чужие разговоры. — Знаете, дамы, я живу здесь уже пять лет и готова сказать с уверенностью, что это место намного лучше вечно дождливой Англии, — с толикой радости говорила одна женщина, обращаясь к своим двум подругам. — Лондон давно перестал быть безопасным местом для нас. Особенно, для моего несносного брата, которому едва удалось избежать виселицы! Если бы он не согласился на переезд, то, скорее всего, сгинул бы на родине, да и я вместе с ним. А тут мы хотя бы смогли начать жизнь с чистого листа. — Насчёт лучшего места я немного сомневаюсь, уж прости меня, Луиза, за мои вредные высказывания, — фыркнув, ответила ей другая дама. — Однако не могу не заметить, что в этих краях слишком холодно, да ещё и волки в округе рыщут. Англичане пытаются улучшить его, но, я считаю, что до отменного результата им ещё работать и работать. Это, знаете ли, как с аборигеном — сколько бы ты ни дал ему пищу, как бы ни облагородил его жизнь, он всё равно будет мыслить примитивно и мечтать о былой жизни. Поверьте, я знаю, о чём говорю. «Да уж», — подумал Альфред, проходя мимо женщин и устремляясь в сторону соседней улицы. — Уже минуло четыре месяца. Приходили какие-нибудь вести из передовой? — прозвучал поблизости громкий мужской голос. Альфред обратил внимание на толпу мужчин, вальяжно выходящих из дверей старого паба. Один из них облокотился о перила и попытался зажечь трубку, борясь с упрямыми порывами ветра. — Увы, но нет. Похоже, эта война затянется на неопределённый срок. — Проклятые французы! — буркнул мужчина с трубкой в руках. — И сдались же им наши земли! Мало им места в своём лягушатнике, так они теперь хотят половину страны заграбастать в свои руки! — Потише, Бенджамин, — попытался остудить его товарищ, — иначе они тебя услышат. — Да кто услышит-то? — Как будто ты вчера родился! Я имею в виду тех горожан, которые раньше… ну, ты сам понимаешь, служили французской короне. Да и вообще — что ты имеешь в виду под «нашими землями», а? Ты здесь живёшь не больше года! — Ну и что с того? Разве есть какой-то определённый срок, после которого я имею право называть землю «своей»? У меня здесь вообще-то дом куплен, есть жена, дети, работа, в конце концов. — Просто ты рассуждаешь так смело, словно лично воевал с «ними». — Ха… А вот и воевал! — гневно возразил так называемый Бенджамин. Поняв, что в такую погоду ему не покурить, он яростно сунул трубку обратно под шубу. — Я же прежде во флоте служил, у меня даже ордена ещё где-то остались. Как-то раз капитан вызвал меня на палубу — мол, давай, готовь порох и пушки! Нам дали приказ разбить французский флот в заливе! — И что дальше? — с улыбкой поинтересовались товарищи. — Когда мы вышли на место, нас уже там поджидал целый десяток вражеских кораблей! Десять штук, прямо как сейчас помню! — Или у тебя просто в глазах двоилось от рома, — посмеялся кто-то из компании. — Попридержи язык, салага! Сейчас у тебя в глазах двоиться начнёт, если ты дальше продолжишь меня злить. В общем, о чём я там говорил? Ах, да! Разгорелась настоящая битва, какую вы, детки, никогда ещё не видели. Море крови! И это только в первый час нашего боя. Дюжина французов пала от моей руки! — Ой, да хватит заливать! Знаем мы, как ты там воевал — небось, первый же и сбежал с места боя на дырявой шлюпке. — Это чистая правда! — возразил мужчина, но товарищей уже невозможно было остановить — те хохотали во весь голос, даже не сдерживая слёз. — Да и чёрт с вами, — махнув на них рукой, он собрался было уйти, но тут же увидел перед собой Альфреда и недобро ухмыльнулся. — Ну-с? Чего уставился, щенок? Альфред тут же отступил назад и врезался в случайного прохожего. Испугавшись разоблачения, он быстро ринулся дальше по дороге, оставив громкий мужской смех далеко позади. Его так сильно и неистово поглощали раздумья, которые крутились-вертелись вокруг страха попасться кому-нибудь из красных мундиров, что он и не заметил, как маленький городок, пахнущий дымом, мочой и скотиной, оказался далеко позади, резко сменившись высокими еловыми деревьями аккуратно следовавшими по хорошо протоптанной дороге. Тропа вела прямиком на холм, а там скрывался новый дом Мэттью. Установить жилище на большой возвышенности, разумеется, было идеей Кёркленда, тут и к гадалке идти не надо. Артур любил всё высокое — высокие дома, мосты, дворцы и храмы, и порою Альфред спрашивал себя (мысленно, разумеется, ибо подобное сказать вслух было бы равносильно концу света), а вдруг эта любовь была связана с какими-то глубокими комплексами? С низким ростом, например? «Или ещё чем-то маленьким», — добавил он к своим размышлениям и чуть не подавился от смеха. Но смеяться пришлось недолго, ибо вскоре длинная и извилистая тропа привела его к солдатам. Альфред тут же встал как вкопанный, но лишь на мгновение, чтобы прийти в себя и лихорадочно придумать план для отступления. «Спокойствие, — приказал властный внутренний голос. — Возможно, всё обойдётся, и они не узнают в тебе Америку. Просто веди себя естественно. Как смертный». — Эй, ты! — будто услышав его мысли, окликнули его мундиры. Альфред опустил глаза к земле и тихо понадеялся на чудо. — Куда путь держишь? Здесь, если ты не в курсе, начинаются владения господина Уильямса! Господин Уильямс. Его официальное имя звучало так властно и гордо, что в Альфреде неожиданно возникло томительное желание подчиниться Мэттью всем телом и душой. Только вот обычно в их спальных играх всё происходило наоборот. — Ты оглох что ли? — мерзкий крик с отчётливым британским акцентом шустро развеял приятные сладкие грёзы. Альфред вздрогнул, словно только что проснулся. — Я не привык повторять вопрос дважды. — У меня задание — передать господину… Уильямсу письмо, — выпалил Америка самое первое, что пришло ему на ум. — Письмо с самого юга, и его владелец велел мне лично возложить послание в руки тому, кому оно предназначено. Оно очень личное, если вы понимаете, о чём я. Мундиры даже замешкались. Видимо, это были самые обыкновенные охранники, у которых в голове держалось лишь одно задание — стоять на посту и охранять дорогу от недоброжелателей. А вот что делать с гонцами, несущими любовные письма, в их регламенте прописано не было. И всё же Альфреду было очень отрадно наблюдать исподтишка, как растерянно побледнели угловатые лица англичан. — Гм, а… это, почему ты идёшь пешком? Где твой конь? — наконец нашёл что сказать один из троих мундиров. — Дорога была очень долгая и трудная, джентльмены, — со вздохом ответил Альфред. — Едва я добрался до города, как мой конь выбился из сил и издох. Пришлось остаток пути добираться на своих двоих, как вы уже сами успели заметить. — Да… что ж, такое, действительно, бывает, — с пониманием в голосе откликнулся красный мундир. — Надеюсь, твой хозяин с юга позаботился о покупке коня для обратной дороги? — Несомненно, уважаемые. — Ну, хорошо. В таком случае, проходи. Стараясь не выдавать на лице победоносную улыбку, Альфред прошагал мимо расступившихся англичан. Если бы они только знали, как бешено у него в груди стучало сердце… — Погоди-ка! Альфред вновь остановился и неосознанно вжал голову в плечи. Ну всё, попался. Если они сейчас потребуют предъявить письмо, то пиши пропало. Надо было об этом позаботиться при своём побеге: написать липовое письмо, украсить печатью, подпись размашистую оставить. К сожалению, гениальные мысли настигали Альфреда слишком поздно. — А ты откуда родом-то, гонец? «Откуда я родом? В смысле, где я родился? Но я не знаю, где я родился и благодаря кому. У меня есть пупок, как у людей, но я не думаю, что был рождён смертной женщиной». К счастью, ему хватило ума не сказать такое вслух. Вместо этого он поспешно выпрямился и, глубоко втянув в себя ледяной воздух, проговорил: — Я родом из Джексонвиля. — О, как! — воскликнул удивительно радостный голос за спиной. — А у меня там брат младший служит и ещё парочка знакомых. Эй, гонец! Подойди-ка сюда, дело есть одно важное. Выдохнув, Альфред круто развернулся на каблуках и, продолжая удерживать половину лица в тени капюшона, направился обратно к мундирам. Но те уже не казались ему такими опасными — на их физиономиях теперь вместо настороженности читалась новая эмоция. Кажется, то была надежда. — В этих краях вечно случаются проблемы с отправкой писем, — пожаловался мундир, засовывая руку себе под костюм между золотыми круглыми пуговицами. — То голуби мрут от холода, то почтальоны гибнут от рук разбойников или индейцев. А весточку получить от родного человека всегда охотно. Не мог бы ты оказать мне такую услугу, гонец? Как тебя звать-то? — Дж… Джон, — отозвался неуверенно Альфред. И хоть он понимал, что опасность частично его миновала, страх продолжал змеиться где-то на дне желудка. — Так вот, Джон, — продолжил мундир, вынимая помятое тонкое письмецо. — Вижу, парень ты крепкий. Значит, опыт в долгих поездках имеешь. Не мог бы ты по возвращению в Джексонвиль навестить моего братца и передать ему послание? Ты не переживай — без награды не останешься. Мой братец очень хорошо получает на своей службе. Альфред не думал противиться, хотя сомневался, что письмо мундира настигнет своего адресата. И всё же он принял послание от британца, поклонился ему и после всех проделанных манипуляций продолжил свой путь наверх. «Надеюсь, сегодня это последнее происшествие, — подумал он, небрежно пряча письмо в карман под плащом. — Иначе мне придётся пойти работать почтальоном». К счастью, если Бог и существовал в этом мире, он был удивительно милостив: до особняка Альфред добрался быстро и спокойно. Но дальше начиналось самое тяжелое — в дом же он просто так зайти не мог. Двигаясь медленно и бесшумно, как вор, он добрался до заднего двора и, скрывшись под пышными еловыми ветвями, окинул внимательным взором окна вторых этажей. Он бывал в доме Мэттью всего пару раз и, как оказалось, этих визитов было недостаточно для того, чтобы досконально запомнить расположение внутренних комнат. И всё же Бог или какое-то другое существо, обладавшее властью над судьбами мира, снова оказался благосклонен к Джонсу. Практически мгновенно Альфред увидел в самом крайнем окне знакомую тень и с трудом удержался от ликования. «Осторожнее! Криками ты только стражу разбудишь. Нужно как-то пробраться к нему в спальню… Думай, Джонс, думай!» В итоге, не придумав ничего гениального, он подобрал с земли небольшой круглый камешек и запульнул им в нужное окно. Альфред ужасно рисковал — если в той комнате помимо Мэттью находился ещё и Артур, тот запросто бы услышал яркий стук по стеклу. Вообразив себе, как к нему во двор стекается толпа красных мундиров с оружием в руках, Альфред поморщился. Интересно, действительно ли Кёркленд испепелит его колонию в качестве наказания? От этого негодяя можно было ожидать чего угодно. Не прошло и минуты, как в окне снова появилась знакомая тень. Створки медленно отворились, сметая с подоконника горки снега. — А…Альфред? — шёпотом воскликнул Канада. Даже с высоты второго этажа Америка отчётливо увидел, как у мальчика расширились глаза. — Боги, что ты тут делаешь?! — Я соскучился, — просто и честно ответил Альфред. — Артур запрещает мне видеться с тобой, а я уже не в силах терпеть. Вдруг из комнаты Мэтта послышался невнятный шорох, похожий на шаги. Канадец на секунду исчез в окне, но через несколько секунд вернулся, правда, теперь на его бледном лице читалась гримаса тревоги. — Мне ничего не говорили о запланированной встрече, значит, ты находишься здесь без одобрения Артура, — сказала он. — Это очень опасно! Вернись домой! — Нет! — возразил упрямо Альфред. — Я прошёл полмира, чтобы увидеть тебя, поэтому никуда так просто не уйду! Мэттью обречённо вздохнул. — Ох, ну кто бы сомневался? Погоди минуту, я сейчас спущу тебе верёвку. Он скинул другу сделанный из одеял и простыней канат, и Альфред, уцепившись за него руками и ногами, прытко пополз наверх. Сердце у него отбивало в груди бешеный ритм. Ему всё ещё не верилось, что от желанных объятий его отделяли всего считанные секунды. И вот он уже стоял в спальне Канады и немного ошалело смотрел по сторонам. Он увидел большую двуспальную кровать с богатым балдахином, с голым матрасом и смятыми подушками. На рабочем столе догорала лампа — за исключением утренних лучей, что проворно пробирались между шторами, она была единственным источником света в комнате. Книгами был усеян весь ковёр. Даже на Куме-младшем, который крепко спал возле кровати, лежало несколько распахнутых книг. — Ты хотя бы соображаешь, чем рискуешь, Ал? — Мэттью бродил по комнате, нервно подёргивая себя за пряди, которые неряшливо торчали в разные стороны. Он был всё ещё одет в просторную ночную рубашку и выглядел слегка помятым, как будто только что оторвал голову от подушки. — Скоро сюда явится Артур и позовёт меня на тренировку. Если он увидит тебя в моей спальне… Мэттью не успел договорить — Альфред заключил его в объятия и с отчаянием поцеловал мальчика в губы. Канадец недовольно замычал, но вскоре сдался и смежил в удовольствии веки. Хоть он и был сильно встревожен визитом Альфреда, его душа всё равно трепетала от волнительного счастья. — Я очень по тебе скучал, — целуя парня в висок, прошептал Альфред. Затем, щекоча носом кожу, он начал спускаться к его шее. — Скучал по твоему голосу, по запаху твоих волос и… ох, да ты неплохо окреп! — он нежно пощупал руки Мэттью, особенно те места, где отчётливо проступали мышцы. Канада невольно улыбнулся. — Это всё следствие моих тренировок. И да, я тоже тосковал по тебе. К сожалению, Англия не даёт мне спуску, — вздохнул он. — Кажется, теперь вся моя жизнь состоит из сплошной учёбы, из-за чего мне всё тяжелее и тяжелее даётся писать тебе письма. Как только я берусь за чернила, так меня сразу же утягивает в сон. Как же я устал, Альфред… — Так давай убежим, — прошептал американец, беря юношу за подбородок и поглаживая большим пальцем его распухшие от поцелуев губы. — Убежим к чёрту от этого режима! От этой усталости. От этой нескончаемой учёбы. — Опять? — Мэттью резко отнял своё лицо от рук Джонса и вдруг посерьёзнел. — Ты не помнишь, чем закончилась наша последняя попытка сбежать? — Конечно, помню, — Альфред нахмурился в ответ. — Англия сжёг мой домик на дереве, а потом посадил меня под долгий домашний арест. Разве я мог забыть такое? На секунду во взгляде Канады зажегся лихорадочный блеск. Он действительно задумался о побеге. Они могли бы уплыть с этих проклятых земель и повидать весь мир. Увидеть другие страны, посетить роскошные достопримечательности, познакомиться с новыми народами, о которых с большим упоением писалось в книгах. Но затем он вспомнил длинный шрам, рассекающий худощавое тело на две половины. И хриплый голос Артура Кёркленда проник в его уши, словно проворный ручей. С большим трудом удерживая в себе сильную дрожь, Мэттью вдруг запрокинул голову и уверенно заглянул в глаза своему лучшему другу. — Нет. Прости меня, но… я никуда не пойду с тобой. — Это ещё почему? — Альфред захотел приблизиться к Мэттью, но тот поспешно сделал шаг назад. Видно, осознал, что объятия и поцелуи служили помехой для здравых размышлений. — Он шантажирует тебя? Грозится убить кого-нибудь? Медведя твоего? — Что? Нет! — парень в ужасе уставился на спящего Куму-младшего. — Ничего из вышеперечисленного он не делает! Альфред удивился, когда Мэттью вдруг сердито скрестил на груди руки. Неужели его заявления об Англии могли так сильно задеть юношу? — Возможно, раньше Артур и помышлял о жестоких наказаниях, но сейчас всё изменилось, — твёрдо заявил канадец. — Вот как? И что же, позволь мне узнать, изменилось? — поинтересовался Альфред. — В моём случае он только и делает, что постоянно поднимает налоги и утягивает моих людей на войну, которая меня даже не касается. Глаза Мэттью изумлённо округлились, а на щеках загорелся красный румянец, словно их намеренно натёрли кулаками. — Да, потому что эта война касается меня, — прошептал он дрожащим не то от горя, не то от злости голосом. — Ведь речь идёт о моих дальних территориях, которые заняли французы! И вообще-то на фронт идут не только твои люди, но и мои, и люди Артура тоже. Да, мера тяжёлая, но, к сожалению, необходимая. Мы должны поддерживать друг друга всеми силами, как страны-союзники, если хотим, чтобы на наших землях воцарился мир! — Ты теперь говоришь, как он, — сощурил глаза Альфред. — Повторяешь за ним практически слово в слово. Он одурманил тебя, Мэттью. — Господи, Альфред! — выкрикнул в сердцах канадец. — Никто меня не одурманил! Я бывал в тех краях, где сейчас вовсю ведётся ожесточённая битва, и видел войну собственными глазами! Я видел, как землю устилали тела, видел, как большая река стала красной, как кровь! — из глаз юноши брызнули слёзы. — И знаешь, что я тогда понял? Что скоро это случится со всеми землями. Мы… мы утонем в крови своего народа, Альфред… Вскоре он замолчал, но его влажные глаза продолжали пристально сверлить Альфреда, ожидая ответа. Альфред устало провёл ладонями по лицу, а затем по своим волосам. Ему показалось, словно он попал в долгий, мучительный, болезненный и истончающий мерзкие зловония кошмар. Так и не дождавшись от него никаких действий, Мэттью тихо и виновато продолжил: — По этой причине я должен остаться здесь. Я не хочу этого, но иного выхода не вижу. — Или потому что не хочешь видеть! — возразил ему Альфред, всё ещё шумно дыша от бешенства. — Ты думаешь, что мы слабые, но мы могли бы объединиться с тобой и дать отпор любому, кто пожелал бы нам зла. А ежели тебе необходима учёба, то я мог бы стать твоим наставником. — Нет, исключено, — уверенно покачал головой канадец. Он попытался стереть текущие по щекам слёзы, но те продолжали литься, обжигая кожу. — Ты уже пытался учить меня, и ничем хорошим это не кончилось. — Неужто Артур ведёт себя лучше? — саркастично ухмыльнулся Альфред. Но потом тут же пожалел о своём сарказме, когда услышал ответ. — Да. Лучше, — Мэттью неохотно кивнул головой. — По крайней мере он умеет терпеть. Тебя же всегда раздражала моя глупость. — Вот как? Ладно. Хорошо, я больше не буду срываться, — развёл руками американец. — Я…я постараюсь совладать со своим гневом. Буду закрывать глаза на твои неудачи. — Но мне нужно, чтобы ты не закрывал глаза, а боролся с этими неудачами, — тяжко вздохнул юноша. — Вот видишь? Ты строишь планы, основываясь на одном лишь порыве, — он снова подошёл к Альфреду и попытался прикоснуться к его груди. — Чего же ты хочешь на самом деле? — Я хочу свободы, — сдавленно выпалил ему Джонс. — Артур мне не отец. И тебе тоже. И более того — ты его знаешь гораздо меньше, чем я. Мэттью отвёл взгляд в сторону и вдруг очень густо покраснел. — Может, это прозвучит слишком наивно, но когда я жил под крылом Франции, я мечтал именно о таком отце, как Артур Кёркленд. Альфред не поверил своим ушам. Неужели Мэттью не лукавил? Неужели ему действительно нравился такой режим? Он даже отошёл к окну, чтобы немного отдышаться, привести мысли в порядок. Затем ему мимолётно вспомнилась старая и ветхая хижина, от которой всегда веяло тоской и холодом. Да, Мэттью приобрёл очень многое после того, как перешёл на сторону Англии. Как минимум, у него появился доступ к обширнейшей библиотеке, спальня была теперь полна дорогих игрушек, да и сам мальчишка мог разгуливать в красивых и модных нарядах. Не удивительно, что ему не хотелось сбегать от такой роскоши. К тому же, Артур давал ему нечто большее, чем просто роскошь. Он давал ему надежду на будущее. Как там говорил тот старый индеец? Кто-то остаётся в капкане и ждёт своей участи, а кто-то отгрызает себе лапу. — Понятно… — выдохнул Джонс, ощущая в горле сухую горечь. — Получается, зря я приехал сюда. Жить в неведении было приятнее, чем слышать такое. — Пожалуйста, не злись на меня, — Мэттью обнял его со спины и прижался к нему всем телом. — Я очень сильно тебя люблю! Сильнее всего на свете. Альфред опустил голову внизу, совершенно не зная, что на это ответить. В одно раннее утро, пока за окнами монотонно капал подтаявший снег, а в небе нежились свинцовые облака, кто-то очень напористо постучался в дверь. Альфред сначала сделал вид, что ничего не услышал. Прислугу он отпустил по домам ещё прошлым вечером, чтобы те не стали свидетелями его долгого, упорного и омерзительного пьянства. К тому же, он боялся, что, будучи в не совсем адекватном состоянии, случайно поддастся буйному нраву и попытается кого-нибудь покалечить. Но дикая ночь оставалась далеко позади, лишь продолжая слабо напоминать о себе тягучей головной болью и скверным запахом изо рта. Теперь он сидел на софе и пристально глядел в одну точку, точно околдованный или мертвец. Ему страшно было даже поднять голову и посмотреть на своё отражение на стекле пустого винного бокала. А вдруг он увидит там монстра? Тощего, лохматого монстра с пепельной кожей и парой чёрных кругов под глазами. Монстра, которого он так отчаянно пытался укрыть даже от самого себя. Но вот в дверь снова постучались. Удары были такими громкими, что умудрялись отдаваться болезненным эхом где-то на дне сонного рассудка. Терпение Альфреда лопнуло. «Кому я понадобился в такую рань?» — подумал юноша, неохотно поднимаясь с софы и следуя к двери. Он небрежно откинул ржавеющий засов и потянул дверь на себя. Когда он увидел, кто именно стоял на его крыльце, волосы на затылке зашевелились, а пьяной эйфории и след простыл. — Bonjour, mon ami! — энергично отсалютовал незваный гость с улицы. В отличие от Джонса мужчина, стоявший на пороге, выглядел невероятно — его длинные локоны сверкали ярким золотом при свете солнца, на гладко выбритом лице горел здоровый румянец, а точёные губы разрезала довольная улыбка. — Вы! — вскрикнул Альфред и тотчас рассерженно сжал кулаки. Он хотел уже пойти в наступление, но что-то вдруг резко ухватило его за плечо и настоятельно убедило не совершать опрометчивых поступков. Кажется, то был здравый смысл. — Что вы тут… а вообще это не важно. Валите к чёрту! Не дав гостю и шанса высказаться, юноша хлопнул дверью с такой силой, что с неё посыпалась древесная стружка. В комнате нависла долгая и неловкая тишина. Альфред поднял глаза и случайно встретился с собственным отражением в зеркале. Вернее, это было не отражение, а тот самый здравый смысл, который теперь с большим осуждением на лице грозил юноше указательным пальцем. Тяжело вздохнув, Альфред вновь отворил дверь и устремил тяжёлый взор на гостя. — Ну, ничего себе, — выговорил после недолгой паузы Франциск Бонфуа. Теперь он выглядел так, словно ему зарядили крепкую пощёчину. — Похоже, в тебе намного больше Англии, чем я мог себе предположить…