Aurora Borealis

Франциск Бонфуа расхаживал по кухне и с интересом разглядывал её богатое убранство в то время, пока хозяин дома пытался дрожащими руками поставить чайник на огонь. — А где же прислуга? — удивился француз. — Дом большой, но в нём живёшь только ты один. Неправильно это как-то. — Я отпустил всех, — ответил Альфред, немного перед этим помолчав. Он никак не мог настроить правильный тон своему голосу — ему всё время хотелось пищать от переполнявшего в груди волнения. Иисусе... Франциск Бонфуа! Находится сейчас в его доме, окружённом англичанами! Да как он вообще умудрился сюда незаметно попасть?! — Отпуск в честь какого-то национального праздника? — тем временем всё также легко и непринуждённо интересовался гость. — Я... — Альфред снова невольно пискнул и густо покраснел. — Кхм, я подумываю в дальнейшем вообще отказаться от слуг. — Что такое? Проблемы с деньгами? Альфреду показалось, словно он услышал в голосе вопрошавшего мелкую нотку ехидства. Брови невольно устремились к переносице, а рот скривился в оскале. Неужели... неужели Франция был в курсе о том, что Англия уже десятки лет беспощадно грабит свои колонии, отбирая у них все накопления, включая книги, одежду и даже игральные карты? Нет, скорее всего, он просто догадался, поглядев на паршивый внешний вид американца и на его жилище. — Как вы уже отметили, мсье, — с тоскливым вздохом Альфред начала озвучивать свою ложь, — дом очень большой, а живу в нём только я один. Зачем мне слуги? В ответ Франциск лишь громко усмехнулся. Он снял с крюка сковородку, сдул с неё слой пыли и немного покрутил её в руках, после чего со скучающим видом повесил обратно на место. Альфред пытался следить за его движениями, но при этом не забывать и о чайнике, который кипел в пасти горящей печи. Ох, как же ему хотелось плюнуть на всё, лечь обратно на софу и провалиться в долгий лечебный сон! Но вместо желаемого приходилось терпеть присутствие нежеланного гостя, который расхаживал по его дому, словно дикий кот, обнюхивающий чужие владения. Может, он что-то искал здесь? Например, Артурову слабость. Его ахиллесову пяту. — Прошу меня извинить, но я не знаком с вашими предпочтениями, — сказал юноша, вынимая из полок маленькую вазу, в которой хранился коричневый сахар. — Артур любит сладкий чай с молоком... Тут ещё где-то лежали мармелад и леденцы, надо только хорошенько поискать... Уф, куда же Дейзи всё это подевала? — Я не буду сладкое, — Франциск извиняюще улыбнулся хозяину дома, — и предпочту крепкий чай без каких-либо смесей. Но спасибо за то, что ты заботишься о моих вкусах, Альфред. Юноша почувствовал, как кожу на его лице снова обдало сильным жаром. Он быстро отвернулся обратно к печке и мысленно приказал телу взять себя в руки. «Чёрт! Почему этот француз выглядит таким... хорошим? Он же наш враг! К тому же, он досаждает Мэттью, и этого факта должно быть предостаточно для презирания его жалкой личности!» Через пару минут вода в чайнике шумно закипела, и Альфред поспешил разлить дымящийся кипяток по двум фарфоровым чашкам, в которых уже были помещены ароматные травы. Франциск с большим удовольствием принял из рук юноши одну из чашек, при этом на его бледном напудренном лице продолжала сиять неприлично добродушная улыбка. — Твой город красив, — признал он, подставляя лицо плывучему пару. — Я так полагаю, без Англии тут не обошлось? Альфреду хотелось упрямо возразить, сказать, что на самом деле все красоты города были воздвигнуты лишь благодаря его рукам, но в конечном итоге юноша лишь пожал плечами и стыдливо отвёл взгляд. — Да уж, — продолжил Франциск, будто не замечая реакции своего юного собеседника. — Характером Англия скверен, как гнилой фрукт, но вот его руки... — он задумчиво усмехнулся. — Что тут сказать? Арчи невероятно трудолюбивый сукин сын. — Наверное, вы правы, — неохотно согласился с ним Альфред. Пока Франциск делился с ним впечатлениями, он без особого интереса разглядывал себя в отражении тёмной и пахнувшей травами жидкости. Один вопрос никак не давал ему покоя, и вскоре он нашёл в себе силы его озвучить. — Ну, так... с какой целью вы пришли ко мне? Внезапно Франциск растерянно уставился на юношу, словно чего-то испугавшись. Затем он смежил веки и осторожно заговорил: — Я... я в курсе, что у тебя сложились обо мне не самые приятные впечатления. Его длинные тонкие пальцы обрели белый цвет, когда он попытался стиснуть горячий фарфор со всей возможной силой. Было очевидно, что он нервничал не хуже Альфреда, а, может, даже ещё сильнее. — Скажу тебе честно: я думал, что ты попытаешься убить меня, как только я появлюсь на твоём крыльце. — Я не спрашивал вас о том, что вы там думали, — прервал его юноша. — И не важно, что о вас рассказывал мой опекун. Да, как вы уже сказали ранее, у Англии очень непростой характер, и всё же, невзирая на массу недостатков в его умении воспитывать своих пасынков, он научил меня кое-чему очень важному и полезному, — Альфред на секунду замолк и придвинулся к Франциску. Тот машинально отшатнулся, и его улыбка снова завяла как цветок. — Что никому — никому — нельзя в этом мире доверять. Особенно вам. — Ха, — слабо усмехнулся француз. — Как же это похоже на Артура. Спешу сразу тебя заверить, что в данную минуту я нисколько для тебя не опасен. При мне ведь даже оружия нет. И я пришёл сюда один, без своих солдат. — Знаю я, где сейчас находятся ваши солдаты! — заявил Альфред, не замечая того, как его голос зашёл за крик. — На территориях Мэттью! Вам мало было лишать ребёнка счастливого детства, вы ещё надумали отобрать его законные земли! Чем же вы лучше Артура, а? Чем?! — Мальчик мой, будь так любезен — прекрати кричать! — не вытерпел Франция, и Альфред с удивлением для самого себя покорно замолчал. — Я не спорю, что совершил в своё время много гнусного, и абсолютно этим не горжусь. Бог мой, да кому вообще придёт в голову гордиться своими провалами? А то, что происходит сейчас на землях Мэттью... — Франциск задумчиво прикусил нижнюю губу. — К сожалению, это вынужденная мера. Понимаешь, на его территории обитает очень много моих людей, то есть, бывших французов. Однако из-за появления англичан их существование обрело, мягко говоря, паршивые тона. Не мог же я оставить их там погибать! Ведь это их земля: они прожили на ней более одного века. Если для тебя такой срок сродни пшику, то, спешу напомнить, что для простого человека он является всей жизнью. Сам подумай — если бы кто-то надумал лишить тебя дома, в котором ты родился и в котором планировал умереть, стал бы ты за него бороться? Альфред понимающе кивнул. Да, о таких вещах он как-то не подумал. — Но ведь... — проговорил он, с трудом подбирая нужные слова. Ему вспомнилось, как Мэттью слёзно описывал ему поле битвы. Кровавые реки, земли, заполненные телами. — Ведь можно как-то решить этот вопрос мирно? Без убийств невинных? — Нет, мальчик, — Франциск тряхнул головой, и его блестящие волосы мягко качнулись в такт. — С Артуром такой трюк не пройдёт. Он никогда не решает такие серьёзные вопросы мирно. — Как же долго вы враждуете с ним? — Ох, — Франция озадаченно потёр двумя пальцами переносицу. — Долго. Очень долго. Дольше, чем вы с Мэттью живёте на этом свете. Но я хочу внести небольшую ясность — мы не всегда воевали с ним. Иногда мы даже сотрудничали. Да, такое бывало, не удивляйся. Когда Арчи не пытается воткнуть нож тебе в спину, из него начинает выходить очень полезный союзник и... приятный собеседник, — последние слова француз произнёс, медленно облизнув губы. Альфреду оставалось лишь гадать, что мог значить этот неожиданный жест. — Но, знаешь ли ты фразу такую? Что власть портит человека. Так вот, целую страну она портит ещё сильнее. — Хотите сказать, что Артур стал таким из-за переизбытка власти? — О да. И он явно нуждается в крепкой отрезвляющей пощёчине. Мы вообще с ним... во многом похожи. — В чём, например? — удивлённо поднял брови Альфред. — Ну, как минимум, в том, что мы оба оказались не самыми хорошими родителями, — пожал плечами француз. — И нас обоих власть нисколечко не красит. Но не мы первые, не мы последние. Древний Рим тоже, говаривали, обладал жаждой тотального контроля. И, как нам всем известно, ничем приятным лично для него эта славная кампания не кончилась. — Думаете, моего отца... — Альфред запнулся, но очень быстро взял свои чувства под контроль. — Моего... воспитателя ждёт аналогичная судьба? Франциск скромно отпил из чашки, а уже затем ответил: — Честно говоря, я надеюсь на такой исход. Представь только его физиономию, когда он осознает своё поражение, а? — и мужчина вдруг залился громким смехом. Альфред с изумлением уставился на гостя. «Да они же сами ведут себя как дети, — пришла ему в голову шокирующая мысль. — Им не политикой заниматься надо, а в салки играть». Он сердито кашлянул, и Франциск тут же, как по щелчку пальцев, перестал смеяться. — Может, вы мне расскажете наконец? — не вытерпел Америка. — Зачем вы пришли ко мне домой? К слову, — добавил он, понизив тон, — я, как хозяин этой земли, имею право вас сейчас арестовать и посадить в тюрьму до прихода британской армии. Франциск снова звонко хохотнул. — Хозяин своей земли, как же! — Я не шучу, мсье! — рассерженно выпалил юноша. — Можете считать меня кем угодно — колонией или мелкой пешкой на шахматной доске, — но так или иначе при мне имеется кое-какая власть, и я не побоюсь ею воспользоваться. — Пешка на шахматной доске, — нежно протянул Бонфуа и прищурил глаза, будто призадумавшись. — Звучит хорошо. Даже слишком. — Не увиливайте от ответа, иначе... — Альфред с угрожающим видом потянулся к ближайшему оружию, которое имелось на кухне. К сожалению, таковым оказалась испачканная в муке скалка. Но, как ни странно, его угроза сработала. По крайней мере, в красивых глаза Франциска наконец-то блеснуло некое подобие опаски. — Я долго наблюдал за тобой, Альфред. Я видел, как укреплялись твои отношения с Мэттью... да-да, не криви лицом, я давно был в курсе о ваших амурных делах. Можно сказать, что я догадался задолго до того, как о них прознал Кёркленд. Он вообще в этом плане не особо дальновиден, — шёпотом отметил Франция, и Альфред невольно ухмыльнулся. — Так вот, помимо вашей крепкой и чистой любви я ещё наблюдал за тем, как параллельно с ней в тебе стремительно росла неприязнь к твоему названному отцу. — Вы шпионили за нами? — О, mon ami, — покачал головой мужчина, — шпионы есть везде. В любой стране. В любой точке мира. Как там говорят люди? Друзей держи близко, а врагов ещё ближе? Это необходимая мера, если хочется прожить долгую и счастливую жизнь. Кстати, говоря о врагах: я заметил, что, когда ты говоришь об Англии, ты начинаешь сильно хмурить брови. — Так, ладно! — оборвал француза Альфред. — Вы наблюдали за нами, и дальше что? — И после долгого наблюдения я пришёл к выводу, что настало время использовать твою ненависть, переведя её в полезное деяние. — В какое ещё полезное деяние? — Альфред жадно примкнул губами к чашке, но вдруг обнаружил, что та уже была пуста и на дне грустно кружили мелкие чёрные чаинки. — Вы что... вы хотите меня использовать в своих непростых с Артуром отношениях? Франциск скривился, словно юноша сказал ему что-то откровенно неприятное. — Нет, то есть... не совсем так. Ты мечтал о свободе, и я решил, что настало время тебе её заполучить. — Простите? — Ты сравнил себя с пешкой, — Франциск поставил свою чашку на стол и затем, сделав элегантный реверанс, протянул Альфреду руку. — А я хочу, чтобы эта пешка прошла через поле и сделала долгожданный шах и мат королю. Несколько секунд они простояли в глухом молчании. Франциск продолжал держать руку перед собой, не теряя попытки получить пожатие, а Альфред... Альфред усиленно думал над тем, что услышал буквально секундами раннее. «Что он только что сказал? Дать отпор Англии?! — шептал он самому себе с горьким ехидством. — Либо у этого француза очень скверное чувство юмора, либо у него не в порядке с головой». «А если он не шутит? — вдруг возразил второй голос, полный робкой, но очень приятной сердцу надежды. — Может, тебе уже действительно пора показать Артуру, кто на этой земле главный, а кто оккупант?» «Да если я только попробую поднять перед ним вопрос о независимости, он без промедления накажет меня за свободомыслие и в отместку сожжёт мои колонии!» «Откуда ты знаешь, что он поступит именно так? Да, однажды он спалил твой домик на дереве, но с тех пор утекло много воды. Ты поменялся, твои люди, твои земли... да и сам Артур, наверное, подвергся каким-то изменениям. Как минимум, он признал в тебе равную себе страну, пригласил в Большую игру, наконец-то лично познакомил с королём! Разве этих поступков недостаточно для того, чтобы ты перестал бояться его гнева?» От невыносимой бури противоречивых мыслей его отвлекло скромное покашливание, раздавшееся рядом. Хоть Франциск и старался изображать абсолютное спокойствие, всё же можно было заметить в его движениях лёгкую нервозность. И ещё он явно был не таким храбрым мужчиной, каким пытался себя выставить со стороны. Но, говоря откровенно, Альфред тоже не чувствовал в себе большой храбрости. Мысли об Англии вызывали в нём много чувств, но преимущественно это были страх перед неизвестным и гнев, пробуждённый от бессилия. — Я не знаю, — начал он, быстро облизав пересохшие губы, — какими вы, мсье Бонфуа, питали себя надеждами, но, мне кажется, я не смогу их оправдать. Я не так силён и могуч, каким мог вам показаться. — О, нет-нет, ошибаешься, — быстро покачал головой француз. — В тебе таится очень много силы, и её нужно лишь хорошенько...м-м... расшевелить. — Да? И как мне это сделать? Только не надо говорить о том, что для начала мне необходимо поверить в себя. Я уже давно вырос из этих наивных сказок и прекрасно знаю, что для победы нужны не только вера, но и сплочённая армия... — Она у тебя появится, — парировал Бонфуа. — Хотя для неё нужно время, но это всё сущие мелочи. Ведь для нас время — это всего лишь слово. — И... и ещё мне нужны союзники. — Тоже не проблема. Как минимум, один союзник у тебя уже есть. — Это вы-то союзник? — криво усмехнулся Альфред. Его насмешливый скепсис подействовал на француза, как опрокинутое ведро с холодной водой. Лёгкая улыбка, змеящаяся на розовых устах Франции, мгновенно поблекла, а кожа приобрела розовый оттенок. — Вы проиграли в бою с Артуром целую страну. Франциск постарался как можно более непринуждённо пожать плечами. — Да, ошибки случаются, — признался он. — Но скажу в свою защиту, что и Артур тоже понёс тогда большие потери. Напрасно ты недооцениваешь мои возможности. До той победы мне не хватало лишь капельки удачи, и тогда... хм... кто знает? Возможно, наша история приобрела бы иное ответвление. Знаешь, как говорят мои люди? — неожиданно оживлённо поинтересовался он, и, не дождавшись ответа, продолжил. — Всё, что ни делается, всё к лучшему. С тенью немого страха Альфред Джонс вглядывался в бледное лицо мужчины, который был прекрасен и ужасен во всём, что он делал и что говорил. Наверное, ему давно следовало сдать Францию алым мундирам и вообще выкинуть из головы весь этот нелепый разговор о революции и долгожданной свободе, но... но, чёрт возьми, как же ему не хотелось этого делать! Ведь все эти мысли о перевороте, мечты о светлом будущем, о конце властвования британцев над американцами придавали ему силы, как щепотка воздуха, проскользнувшая в глухую и душную темень. И на совсем малую долю секунды Альфред отбросил все сомнения и поверил человеку, которого он до недавних пор считал своим врагом.