Aurora Borealis

Идти оставалось всего ничего, не более суток. Для смертного такой промежуток казался довольно скорым, а для страны так и вовсе мелким и незначительным пшиком, и всё же Альфред почему-то испытывал жуткую усталость, хотя большую часть поездки он провёл верхом. Его конь двигался медленно, аккуратно переставляя копытами, словно репетируя танец. Позади плёлся секретарь — человек, который в последнее время делал за Альфреда всё, начиная с отправки писем и заканчивая переговорами с соседними городами. Только он один и остался в услужении, ибо остальных Джонс милосердно распустил. И хотя их встреча с соседней колонией прошла более чем успешно, Альфред не испытывал на душе никакой радости. Честно признаться, сидя за длинным столом в компании губернатора соседней колонии и его советников, он вообще не думал о том, где находился и какие слова выходили из его уст. Мысленно он был в другом месте, а если быть точнее — в компании страны, которую он должен был считать своим опаснейшим врагом. Кстати, о ней… С их последней встречи минул уже месяц, но ощущения оставались такие, будто это случилось только вчера. Франция просил Америку принять окончательное решение, но при этом посоветовал не торопиться с ответом, ибо вопрос был очень серьёзным, так как от него зависели миллионы судеб. Однако стоило признать, что несмотря на дружеский совет француза, это тяжкое раздумье затянулось. Несомненно, Альфред считал себя крупной страной (если брать в расчёт все многочисленные колонии), но разумно ли было измерять силу страны, отталкиваясь от её фактических размеров? Англия, например, не мог похвастаться большими территориями, но этот недостаток вовсе не мешал ему удерживать мир в узде. Так в чём же крылась причина его величия? В остром уме? В харизме? В блистательной тактике? Каким бы ни был правильный ответ, Альфред всё равно ничем подобным не обладал, и потому уже заведомо приравнивал к нулю вероятность своей победы. Решение казалось ему очевидным — нужно было Франции отказать. Не на ту лошадь он сделал крупную ставку. Пока Альфред брёл обратно домой, внезапно начал накрапывать дождь. Сначала он казался мелким, незначительным, похожим на лёгкий морской бриз, но буквально через считанные минуты превратился в ледяной и сильный ливень. — Ох, господин Джонс, прошу вас, давайте наконец ускоримся, иначе вода смоет пудру с моего парика! — раздался за спиной жалобный стон. — Тебе стоило задуматься об удобстве своей одежды до того, как мы пошли на переговоры, Фердинанд. И вообще: накинь на голову плащ! — не сдержался от рыка Альфред, но всё равно, невзирая на злость, кипящую в крови, направил своего коня по более короткому пути, который пролегал через заросшую поляну. Тяжело передвигаясь через длинные и влажные заросли, путники взобрались на высокий холм, за которым уже проглядывались робкие очертания города. Секретарь продолжал несчастно скулить, явно напрашиваясь на сочувствие, но Альфред оставался глухим к его страданиям. На холме они увидели невысокую конструкцию и, заинтересовавшись, приблизились к ней. Данная конструкция представляла собой небольшой деревянный помост, несколько коротких ступеней без перил, закинутый на бок пень и залитые водой тела, качающиеся на ветру. Поняв, что это была виселица — одна из многих, выстроенных британцами буквально в паре шагов от города, — Альфред быстро отвёл взгляд, но потом, будто ощутив в душе непреодолимое желание, вплотную подъехал к виселице и с особым вниманием посмотрел на тела, привязанные к верёвке, будто гирлянды. На шее одного из тел висела табличка с надписью из краски: «Предатель». Лицо так называемого предателя давно покрылось тёмными пятнами, губы раздвинулись, оголяя жёлтый оскал, а широко раскрытые глаза выглядели белыми, как две потёртые жемчужины. Без лишних усилий Альфред узнал это лицо, узнал эти сальные медные локоны, прилипшие к коже, как водоросли. «Зря я тогда не уговорил тебя остаться у меня на службе, — подумал Америка, наклонив голову так низко, чтобы ни ветер, ни дождь, ни его помощник, ни вереница почерневших мертвецов не смогли увидеть в его взгляде горечь, приправленную злостью. — Если бы я только знал… может быть, ты бы прожил долгую и более счастливую жизнь в кузнице, ровно, как и твой отец». — Ну вот опять, — услышал он за спиной тяжёлый секретарской вздох. — Скоро уже негде будет их хоронить. В былые времена британцы вешали их хотя бы раз в месяц, чтобы не наводить среди поселений смуту, а теперь делают это едва ли не через день. Скоро они всех выкосят, а кто налоги тогда платить будет? Альфред молча направил коня в сторону города, продолжая при этом постепенно окунаться в непростые раздумья. И ведь правда: раньше Кёркленд вёл себя очень учтиво по отношению к пасынку и его людям. Он обещал, что не причинит им вреда, а если что-то и шло не по плану, то искренне просил прощения и умолял немного потерпеть. — Скоро всё изменится, Альфред, — говорил он голосом, которому хотелось бы верить. — Скоро наши враги падут, и тогда мы ступим с тобой за врата Эдема. Осталось лишь приложить усилия, стиснуть зубы и закрыть глаза на мелкие огрехи, ибо в масштабах целого мира они не значат абсолютно ничего. Ну же, Альфред, не противься! Потерпи и поверь в меня. Поверь в нас. И Альфред честно терпел, хоть и сомневался во многом, что совершали островитяне на его землях. Однако любому терпению, даже самому ангельскому, рано или поздно приходил законный конец. И чаще всего озарение случалось после чьей-то смерти. Вспомнив о виселице, Альфред гневно стиснул поводья. Он почувствовал, как злость горячим пламенем обволакивает его бьющееся сердце. Лапа, угодившая в капкан, уже покрылась чёрным гноем. Франциск Бонфуа был несказанно рад получить утвердительный ответ на своё предложение. Не прошло и недели, как он снова (каким-то невероятным образом минуя британскую охрану) оказался на пороге альфредового дома, только в этот раз он был не один. На крыльце вместе с ним стоял мужчина, чья медная кожа и тёмные кудрявые волосы явно выдавали в нём южную кровь. Но главное, что сильнее всего привлекло в незнакомце Альфреда, были его ярко-зелёные глаза. Чистые, сверкающие, как огранённые камни. — Это Испания, — представил их Франциск. — Ещё один твой будущий надёжный союзник… — Не стоит нас знакомить, Франц. Мы и так более, чем знакомы, — прервал его гость и протянул Альфреду свою руку для пожатия. Прикоснувшись к мягкой ладони испанца, Альфред почувствовал, как что-то нервно шевельнулось у него в груди. Он готов был поклясться, что уже встречался с Испанией, но почему-то совсем не мог вспомнить, когда это произошло. — Пятнадцатый век, если не ошибаюсь, — проговорил Испания, пристально глядя в глаза оторопелого юноши. Он будто читал его мысли. — То было моё первое поселение на твоих землях. — Не утруждайся, Антонио, — вмешался Бонфуа. — Альфред слишком долго прожил под влиянием Арчи и вряд ли помнит хоть что-то окромя славного густобрового личика. — Sí, supongo que lo soy, la verdad. К тому же, тогда ты был ещё совсем крохой. Ах, чего только стоили его розовые пухлые mejillas. — Сharmant petit bébé ! Альфреду только и оставалось, что стоять в стороне и старательно бороться со смущением. Затем он всё же вспомнил о правилах приличия и жестом пригласил гостей в дом. Зайдя в гостиную, Франциск окинул всех весёлым взором. — Ну что? Не будем тратить время понапрасну и перейдём сразу к делу, — он вынул из ножен саблю и бросил её в руки Альфреду. Тот хоть и удивился, но поймал её без труда. — А если быть точнее — к твоим занятиям. Для начала потренируем твои боевые навыки. — А потом перейдём к политике, — добавил Антонио. Сказать, что слова гостей разочаровали Альфреда, это значило бы ничего не сказать. — Бой и политика? Да я и так это всё знаю, — возразил он им и вернул саблю обратно её владельцу. Франция принял оружие с таким недоумением, словно ожидал чего угодно, только не такой реакции. — Артур и без вас хорошо учил меня драться, а ещё задействовал в Большой игре, так что я весьма недурно разбираюсь в обеих сферах. Он полагал, что его гости возрадуются его знаниям и умениям, однако их дальнейшая реакция оказалась совершенно иной. Неприятной. — Ах, вот как эту штуку называет Арчи! — Франциск неожиданно засмеялся во весь голос. — Верно ли я понимаю, что это та самая le grand match, во время которой тебя всё время заставляют стыдливо молчать, перенимая роль ростовой куклы? Альфред аж опешил от услышанного, а затем ощутил, как его щёки стремительно заполняются жаром. Даже уши начали пылать так, будто их подожгли спичкой. — Ну, — промямлил он, неловко отведя взгляд, — не совсем так, но… А откуда вы…? — Помнишь, мы как-то говорили с тобой о шпионах? Юноша открыл рот, но так и не смог выдавить из себя даже звука. Шпионы, ну конечно! Он уже и забыть успел о том, что к нему домой заявились не два милых и безобидных господина, а весьма опасные и, вероятно, не менее сильные, чем Англия, страны. До чего же искусно они сумели расположить его к себе, при этом даже не приложив никакого усилия! — Ладно, — пробормотал он наконец, поняв, что своим молчанием лишь ещё сильнее потопит себя в трясине смущения. — Я… я понял, что очень напрасно поторопился с выводами. Но я не понимаю, что не так с Большой игрой? Почему вы оба смеётесь? — О, ты только не подумай, что своими улыбками мы желаем как-то тебя обидеть. Нет, дело не в тебе, а в самой le grand match. Ибо Большая игра требует больших ролей, — сказал вместо товарища Испания. Он присел на софу, закинул ногу на ногу, и изящно сложил ладони на колене. На фоне старой пыльной мебели он смотрелся слишком живо и роскошно, будто явился прямиком из иного мира, однако, что забавно, такой контраст его, видимо, совсем не пугал. — Но, пойми нас правильно, твоя роль слишком незначительная в этом затяжном спектакле. В ней нет даже простых слов! — Ну, кхм, допустим, — Альфред устало потёр переносицу. — Так… так что вы предлагаете? Выйти из неё окончательно? — Нет-нет! — тут же запротестовал Испания. — Мы хотим, чтобы ты, наоборот, плотно вошёл в Большую игру. И, — он перевёл взгляд на Францию, ожидая от того поддержки, — и наконец-то научился в ней говорить.

***

Пройдя по главной улице верхом на вороном скакуне, Англия оглядел её красоты и, невзирая на скверное настроение, выдавил из себя ухмылку. Новые выстроенные дома смотрелись очень неплохо, практически так, какими он их видел на чертежах. Однако кое-что никак не давало ему покоя. Вернее, то была одна из причин, из-за которых он уже давно потерял здоровый сон, и название этой причины была тишина. В центре города, где, казалось бы, должна была кипеть бурная жизнь, было так тихо, что цокот копыт отдавался в воздухе гулким эхом. А когда английская вереница проезжала мимо жилых домов, Артур замечал, что в некоторых окнах активно колышутся шторы. По всей видимости, за ним пристально наблюдали, хоть и тайком. «Не нравится мне такая атмосфера», — подумал он и на всякий случай прибавил скорости, и два сопровождавших его солдата послушно сделали то же самое. Оказавшись возле имения Альфреда, Артур спешился рядом с конюшнями, соскочил с коня и, аккуратно ступая по засохшей от солнца земле, направился к парадным дверям. На крыльце его снова охватила острая тревога. Недавние события, связанные с Ост-Индской компанией, и то, с какой холодностью его встречал город Альфреда, явно были как-то между собой связаны. Скорее всего между ними даже проходила прямая толстая нить, оставалось лишь получить подтверждение из первых уст. Он постучался в дверь костяшкой согнутого указательного пальца. Сначала звук получился какой-то тихий и робкий, но его оказалось достаточно, ибо буквально через считанные секунды дверь отворилась и на пороге из тени появилось знакомое лицо. Артур немного растерялся. Он рассчитывал встретиться с дулом пистолета или с толпой разгневанных революционеров, которые могли прятаться внутри дома, однако в итоге его встретил лишь один Альфред, да и к тому же без какого-либо оружия в руках. Если только фарфоровый чайник можно было считать оружием… — Здравствуй, Альфред, — сдавленно поздоровался он. — Здравствуй, Артур, — с лёгким удивлением в голосе ответил пасынок. Если за этими невинными голубыми очами и скрывался какой-то преступный мотив, то спрятан он был слишком хорошо. — Я не знал, что ты так скоро приедешь. Выпьешь со мной чаю? Артур сделал большое усилие, чтобы перевести тяжёлый взор с лица юноши на дымящийся чайник. «Это намёк?» — подумала та часть, которая всегда относилась ко всему с подозрением. Но Артур всё же не решился выплеснуть её наружу. Для начала хотелось бы просто промочить чем-нибудь горло: хоть водой, хоть чаем, лишь бы избавиться от адской сухости во рту, а уже потом искать подвохи. — Да, конечно, — он кивнул подчинённым, чтобы те перешли в состояние «вольно». Альфред отворил дверь нараспашку и повёл своих гостей в коридор, а оттуда в сторону веранды, которая находилась в противоположном конце дома. Пока они шли, минуя комнаты, Артур успел убедиться в том, что слухи о роспуске прислуги были правдивым. Пока что он не знал, как относиться к таким переменам: сам он пользовался слугами уже не первую сотню лет и не думал о том, что когда-нибудь ему предстоит отказаться от такой славной блажи. Но первое впечатление от пустующих комнат всё же получилось негативным, а такие вопросы как «А верен ли мне Альфред?» стали лишь громче звучать в голове, напоминая звук гонга. Они вышли на веранду, где на фоне цветущего, хоть и совсем неухоженного сада стоял круглый столик, застеленный скатертью, а на нём уже была расставлена готовая для чаепития утварь. Прежде чем Артур прошёл дальше, его цепкий взор заметил три стула с декоративными подушками. «Он что, готовился к нашей встречи? — сначала удивился он, а затем быстро возразил себе. — Нет, он же сам сказал мне, что не ждал моего приезда». — Что-то ты какой-то нервный, — заметил Альфред, присаживаясь за стол. — Дорога сильно притомила? — Гм, не то, чтобы… — Артур оглядел веранду, тайком проверив её на наличие посторонних лиц, и уже затем, чуть успокоившись, опустился на один из пустующих стульев. Солдатам же он жестом указал остаться в комнате за дверью. Бог знает, чем могла закончиться предстоящая беседа. — Разве что самую малость, — он постучал пальцем по поджатым губам, после чего продолжил. — Значит, это правда: ты действительно распустил своих слуг. — Так точно, сэр. — Но зачем? Альфред натянуто ему улыбнулся. — Ну… просто мне так захотелось. Или… — улыбка мгновенно пропала, разгладив губы, — или мне нужно было для начала получить твоё одобрение? Вопрос Америки заставил Артура ощутить новый укус тревоги. — Полно о глупостях, — уклончиво ответил он. — Ты знаешь вообще, по какой причине я приехал сюда? Его пасынок изобразил на лице задумчивость. — Догадываюсь. Видимо, ты желаешь поговорить со мной о Бостоне? Вернее, о том, что там случилось. Наверное, это тебя сильно расстроило… «Расстроило» — то было чересчур мягкое слово, которое вообще никак не охарактеризовало все внутренние переживания, которые Кёркленд испытал в тот злополучный день. Всё началось с очередной вспышки недовольства среди колонистов. Артур знавал о таких случаях не понаслышке, ибо ему не раз приходилось принимать в «подавлении несогласных» большое участие. Поначалу ничто не предвещало беды, так как к подобным ситуациям уже давно был прописан свой регламент, однако то, что случилось далее, сумело подкосить даже неприступного Англию. Когда в нескольких точках города начали вспыхивать бунты, дюжина американцев, оказавшись в городском порту, тайком забралась на корабль, который принадлежал Ост-Индской компании, и выкинула в море все сундуки, которые хранились в трюме. Но мало того, что они сделали с товаром, так они ещё при этом были одеты в животные шкуры, а из их макушек торчали пёстрые перья. Тут уже даже идиоту было не сложно догадаться, что негодяи пытались прикинуться индейцами. Как они вообще додумались до такой идеи? Почему решили, даже если в шутку, приравнять себя к этим грязным дикарям? Чем больше Англия погружался в такие размышления, тем сильнее начинало гудеть в висках. Англия ненавидел индейцев всеми частичками своей души, но больше всего на свете он презирал тех, кто пытался ими стать, пусть даже забавы ради. — Так, получается, ты всё знаешь, — пробормотал он хмуро. — Да, но я узнал об этом недавно, — Альфред небрежно махнул рукой, будто они говорили о каком-то пустяке. — Мне очень жаль, что море унесло огромные запасы чая… А что сталось с теми бунтовщиками? Наверное, ты уже всех их переловил и придал жесточайшему наказанию, — сказал он с кривой усмешкой. — Такой поступок определённо был бы в твоём духе. Кёркленд попытался сглотнуть накопившуюся горечь, но не смог, ибо горло было слишком сухим, и это несмотря на выпитый чай. Далее он попытался что-то возразить, но и тут не нашёл в себе силы произнести хоть слово. Наверное, со стороны он выглядел ужасно глупо: как мальчишка, чьи эмоции можно было прочесть, как открытую книгу. Он хотел бы подавить их, укрыть за привычной равнодушной маской, но история с переодетыми колонистами никак не укладывалась в его голове и не давала разуму обрести покой. Бунтари отказывались говорить с ним на английском языке, хотя Артур прикладывал все усилия, дабы убедить их, что не позволит и волоса упасть с их головы, если только те сознаются в своих преступлениях и дадут наводку на кукловодов. Однако как бы он ни старался сразить их своим обаянием, поведение пленников почему-то никак не менялось. Они продолжали надменно ухмыляться даже тогда, когда на их шеях затянулись петли, а палач приготовился ударить ногой по первой табуретке. Вероятно, именно этот случай и подтолкнул Кёркленда к главному осознанию. — Зачем? — спросил он, нарушив своим голосом недолгую тишину. — Зачем ты велел им переодеться в костюмы дикарей, Альфред? Что ты хотел мне этим донести? Он упорно глядел на свою чашу и не видел лица пасынка, однако готов был поклясться, что оно сильно вытянулось от удивления. — Я не… — Я знаю, что это ты стоишь за беспорядками и, в частности, за уничтожением товара. Не спрашивай, откуда мне это известно, а просто ответь на вопрос — зачем ты это сделал? Артур не имел ни малейшего понятия сколько времени прошло с его вопроса, но у него сложилось ощущение, будто они сидели на веранде целую вечность, а чай, разлитый в чашках, уже давно перешёл из горячей стадии в холодную. Он ждал ответа и одновременно тайно страшился его. Ведь ответ Альфреда мог совпасть с его ожиданиями. Внезапно Альфред рассмеялся. Он буквально загоготал, откинув голову назад. — Да полно тебе! — воскликнул он. — Ты уже во всех своих бедах меня обвинил, хотя у тебя ничего на меня нет! Ни единого туза! — Но мне не нужны никакие тузы, Альфред, — упрямо заверил его Артур, — когда всё и без тузов очевидно. Но раз ты нуждаешься в доказательствах, то вот тебе они: твои горожане не вышли на улицу и не поприветствовали того, кому они обязаны кровом и защитой. Не это ли доказательство твоей вины? Прекратив смеяться, Альфред вдруг подался вперёд и облокотился на столик. Взгляд его в один миг стал холодным и серьёзным. — Вины? Ты, как всегда, сбился в своих расчётах, Артур, — заявил он. — Мои горожане уже далеко не те узники, которые прибыли с островов для искупления своих грехов. Нет, я не спорю, таковыми были их предки, но те давно умерли или, как ты сам любишь говорить, затерялись в пыльных страницах истории. А вот их потомки слеплены из другого теста: тебя они совсем не знают и поэтому вполне справедливо считают оккупантом, посягнувшим на то, что по праву принадлежит им. Так что мне не было нужды провоцировать их на бунты. Они захотели этого сами. Англии пришлось сделать глубокий вздох, а затем такой же глубокий выдох, чтобы удержать сознание в руках. Это была непростая задача. — А… мои люди? — прошептал он. — По пути сюда я не встретил ни одного солдата из своей армии. Что ты… вы с ними сделали? Альфред склонил голову на бок и неожиданно улыбнулся, а Артур беспомощно поморщился в ответ. Улыбка его пасынка была омерзительно приятной и лёгкой, похожей на ветер в летнюю ночь. Было бы очень отрадно в ней раствориться и забыть о былой злобе, но Артур знал, что на самом деле за этой улыбкой таился яд. Он знал это, потому что сам делал подобное множество раз. Ну, всё. Больше ждать он уже не мог. Терпение натянулось, как струна, жалобно заскрипело и наконец-то лопнуло. Он спрыгнул со стула и стукнул обеими руками по столу. Его чашка упала на бок, и по белой скатерти стремительно потянулось алое пятно. — Где мои люди?! — закричал он во всё горло. Стоявшие за дверью солдаты тут же выбежали на веранду и, пребывая в растерянности, посмотрели на двоих мужчин, словно не понимали, что делать дальше. Но им хватило одного свирепого командирского взгляда, чтобы опомниться и направить ружья на Америку. Но не успели они этого сделать, как Альфред щёлкнул пальцами, и из-за угла дома появились мужчины, одетые в тёмно-синие кафтаны и чёрные шляпы-треуголки. Пыхтя, они волокли за собой два тела, обличённые в перепачканные грязью британские мундиры. Тела выглядели до такой степени искалеченными, что Артуру на секунду захотелось отвернуться, но, к его счастью, он быстро подавил в себе столь маленькую слабость, ибо такое поведение было привычно Мэттью, но не ему. — Лучше тебе не знать, что они хотели сделать с твоими ребятами, но, к счастью, мне удалось переубедить их не опускаться до греха. Мы же не звери какие-то, — как ни в чём не бывало заявил ему Альфред, невинно глядя на опекуна снизу вверх. — Остальных же они обещали привести после того, как мы с тобой сядем за стол переговоров и обсудим детали моей независимости. И в ту же секунду случилось неприятное: адское пламя, отчаянно бьющееся о стенки тонкого сосуда, вырвалось наружу. Артур уже и не помнил деталей того дня, лишь какие-то невнятные обрывки, привкус меди на губах и отчётливую боль, которая, будто кинжал, равномерно то вонзалась в его голову, то вынималась, следуя какому-то собственному ритму. Сначала он просто стоял, не в силах пошевельнуться, а потом неожиданно для всех, включая и себя самого, накинулся на Альфреда, будто зверь. Он схватил мальчишку за воротник рубашки и рывком перекинул того через стол. Америка упал на пол в чайную лужу и груду белых осколков, а Англия навис над ним, напоминая зловещую красную гору с глазами, похожими на два зелёных огня. Или не на гору… нет, он напоминал Альфреду нечто более зловещее, явившееся из детства. Дракона с алеющей пастью и дымом, плывущим из широких ноздрей. Всё ещё держа мальчишку за ворот, Артур притянул его к себе, да так близко, что их носы соприкоснулись. — Что же ты натворил, сукин сын? — прошипел он сквозь стиснутые зубы. Двое американцев оставили пленных и уже, было, вознамерились прийти Альфреду на подмогу, но быстро остановились, заметив направленные в их сторону ружья. Люди Кёркленда были начеку. — Как ты посмел причинить вред тому, кто тебя кормит? — Артур встряхнул пасынка, желая немедленно услышать ответ. Но Альфред молчал, он был слишком сильно шокирован происходящим и попросту не мог говорить. Жуткое осознание просочилось в его ослеплённый ужасом разум. Он сделал это, он взбесил Англию. Но что будет дальше? Не дождавшись никакой реакции, Артур намотал воротник Альфреда на свой кулак и грубо поволок мальчишку вниз по ступеням к заросшему саду. Альфред только и успевал, что семенить за опекуном, едва перебирая ослабшими ногами. Не пройдя и пяти ярдов, англичанин остановился и наконец расжал пальцы. Альфред тут же упал на колени, жадно ловя ртом воздух, и ухватился руками за саднящее горло. В это сложно было поверить, но, кажется, он находился в шаге от смерти. Не понятно, существовала ли для него людская смерть, однако боль на шее и странное потемнение в глазах были слишком реальными и страшными для простой иллюзии. — Я чувствовал, что этим всё закончится, — пока его пасынок отдувался, Англия стоял рядом, расставив широко ноги, и небрежными движениями пытался стянуть с рук перчатки. Кожа на его лице была настолько алой, что напоминала цвет помидора, а на шее отчётливо проступили вены. Он был в бешенстве. Он больше себя не контролировал. — Стоило мне немного расслабиться, потерять на секунду бдительность, и вот, каков я получаю результат! Дитя, которого я воспитывал, которого обучал наукам, языку и этикету, посмел отвернуться от моей доброты! Заговорить о какой-то… мнимой свободе! Да ещё и покалечить моих людей! Какой позор… Альфред не успел ничего сказать, как перед его лицом появился кулак. Его голова дёрнулась, и щека заалела, словно к ней приложили горящую кочергу. Но он не собирался отлёживаться и получать нечестные удары. Собравшись с силами, он ринулся на таран и упёрся головой в живот Артура. Англия издал глухой хрип и, поддавшись удару, повалился на землю. Ситуация круто поменялась — теперь уже Альфред возвышался над Артуром и от души давал ему оплеухи. — Хватит говорить со мной как с ребёнком! Я больше не твоя… собственность! — кричал с надрывом юноша, и каждый его последующий удар становился всё более жёстким, пока ладонь постепенно не сменилась кулаком. Если бы не вовремя подоспевшие англичане, от лица их командира осталось бы сплошное кровавое месиво. Альфреда быстро схватили за локти и резкими рывками оттащили от опекуна. Англия тяжело поднялся. На его опухших щеках горели чёткие следы от ладоней, одна бровь была разбита и по скуле стекала тонкая струйка крови. Он провёл дрожащей ладонью по лицу, удивлённо посмотрел на пятна крови, словно не поверил, что они принадлежали ему, и уже затем подошёл вплотную к виновнику своих ссадин. Несмотря на явное потрясение, его губы дрожали от улыбки. — Не моя собственность, значит? — прошептал он. — Не моя собственность? Он ударил Джонса в живот. Альфред задохнулся собственным криком, его тело обмякло, ноги подкосились, и он повис на руках британцев, всё больше напоминая тряпичную куклу. Когда его люди снова вознамерились вмешаться, он вяло покачал им головой. — Что такое? Не приятен оказался вкус свободы? — тем временем не унимался опекун. — Так привыкай. Ты же уже взрослый! Кое-как собрав в себе оставшиеся силы, Альфред рискнул и поднял взгляд на человека, стоявшего перед ним. На человека, которого он искренне любил. На человека, в котором он видел свою опору. На человека, к которому теперь же он не испытывал ничего, кроме ненависти за причинённые боль и за унижение. — А ты? — поинтересовался он, с трудом выдыхая и морщась от тупой боли в теле. — Считаешь ли ты себя взрослым? Артур опешил от его слов, да так сильно, что на мгновение покачнулся и едва не потерял равновесие. Хотя, возможно, этому ещё послужили нанесённые увечья. — Как ты… — пробормотал он. — Что ты сейчас… сказал? — То, что слышал, — юноша поднял голову так высоко, насколько позволяла ему шея. — Чего встал столбом? Забей же меня до смерти, раз это всё, на что ты теперь способен. Сначала такая идея показалась Артуру до боли соблазнительной — руки и без того неистово чесались от желания продолжить нечестный бой. Но потом на замену гневу пришло холодное здравомыслие. Мужчина опустил кулаки и отступил. — Нет уж, я не доставлю тебе такое удовольствие. Отпустите его! — приказал он, обращаясь к своим подчинённым. Те ежесекундно оставили Альфреда в покое. Джонсу с трудом верилось в происходящее. Честно говоря, он уже давно смирился с тем, что, скорее всего, умрёт. Но тут он почувствовал, как чужие горячие пальцы обхватили его подбородок и настойчиво потянули наверх. Его уже тошнило лицезреть этого самодовольного англичанина, но деваться было некуда — ему пришлось подчиниться и посмотреть в глаза Артуру. — Я убью тебя, — злобно пророкотал этот свирепый дракон. — Но сначала заставлю смотреть на то, как твоё смехотворное войско рассеется и твои люди сгорят в пламени моего праведного гнева, — его рука плавно переместила с подбородка к шее. Альфред даже не шелохнулся. — И когда союзники трусливо бросят тебя в окружении руин, — пальцы стиснули горло, — я явлюсь по твою душу. Альфред зажмурил глаза и взмолился перед небесами, чтобы этому унижению скорее наступил конец. Когда же он снова пришёл в чувства, Артура рядом не оказалось, как и его верных красных мундиров. Проворный ветер развеял серые тучи и вернул небу тёплый золотой лик солнца.

***

Оказавшись на корабле, он быстро спустился в каюту и перед тем, как запереться в ней, приказал никого к себе не впускать. Британцы очень удивились, когда заметили на лице их командира следы синяков и крови, но спрашивать напрямую побоялись. Никто из них не знал, чем могло аукнуться это маленькое и невинное любопытство. Он в гневе хлопнул дверью и, оглянувшись, окинул быстрым взором свою очень просторную, украшенную богатой мебелью каюту. Чуть успокоившись, он подошёл к серванту, вынул оттуда изысканный хрустальный графин, полный красного вина, откупорил крышку и, закрыв глаза на все существующие правила этикета, выпил прямиком из горла. Да, к дьяволу все эти приличия — они уже давно потеряли свою ценность. Затем он опустился на своё просторное бархатное кресло. Затуманенный взор случайно остановился на белоснежном полотне с изображением материка, украшенного разноцветными пометками и крохотными приписками. Столько лет ушло на развитие колоний, и кто бы мог подумать, что все эти старания в итоге окажутся бесполезными? — Щенок захотел напугать меня, — он приложил графин к распухшей щеке. Увечья, нанесённые страной, почему-то никогда не проходили быстро. А ещё они болели, да так сильно, что почти вызывали в глазах слёзы. — Кто же его надоумил на этот безрассудный шаг? Сам-то он вряд ли бы решился на такое. Он отнял от лица графин и внимательно посмотрел на его содержимое. Вскоре на его лице появилась кривая ухмылка. — И почему я сразу не догадался? Поднявшись с кресла, он размахнулся и швырнул графин прямиком в карту. Он не жалел о содеянном — вино всё равно было ужасным на вкус.

***

Слухи о войне распространялись быстро. Не прошло и пары дней, как о внезапных и опасных переменах прознали практически все колонии на материке. Люди судачили об этом без остановки — одни, сидя в тавернах, спорили о достоверности передающейся информации из уст в уста, другие в спешке собирали вещи и с замиранием сердца ожидали возможности сбежать на более мирные земли. Конечно, были и третьи лица, которые встретили новость о войне с огромной радостью, ибо они уже много лет грезили о подобных переменах. И, к счастью, их было большинство… Альфред собирал армию очень долго и вдумчиво. Для начала ему пришлось поездить по колониям, дабы осознать, кто из народа был на его стороне, а кому было бы выгоднее остаться под крылом англичан. К счастью, большинство городов приняло его кампанию бурными овациями, и в первые дни у партизанских штабов начали появляться длинные очереди из добровольцев, готовых отдать жизнь за свободу родины. В бой рвались не только мужчины, но и многие женщины, и даже дети стремились тайком записаться в армию, хотя им не хватало сил удержать в руках даже топор. До того момента Альфред даже представить себе не мог, насколько было велико число единомышленников, и результат пробуждал в нём искренний восторг. Но среди колоний были и такие, которые предпочли остаться на стороне Англии. Альфред их ни в чём не винил, ибо уважал выбор каждого, но в глубине души, получая отказы, а порою и плевки в спину, испытывал горькую досаду. Испания и Франция старались всегда поддерживать Америку и ни на шаг от него не отходить. Многие их советы оказывались весьма полезными, ибо в отличие от них у Альфреда совсем не было опыта в гражданских войнах. Он много читал о таких случаях, но никогда не представлял себе (по крайней мере, на полном серьёзе), что нечто подобное произойдёт и с ним, да ещё таким образом. Но оно произошло, и отныне его будущее казалось ему настолько неясным, что он попросту страшился его скорого приближения. И всё же ему не хотелось, чтобы люди видели в его глазах страх, ибо слабость не красила лидера. Он толкал свою речь с высоких трибун, деревянных помостов, сделанных на скорую руку, с крыш домов и даже с обыкновенных пивных бочек, от которых веяло прокисшим хмелем. Его не смущало неудобство, всё это казалось чем-то вторичным на фоне того, что он должен был донести до слушателей. Его громкий голос разносился по всем городам и казался Альфреду намного громче и в стократ храбрее тех чувств, которые таились у него на сердце. А люди восторженно смотрели на него, и уверенность с каждым сказанным словом крепла в их глазах.

***

Первые бои происходили на нейтральных, пустынных территориях. Англия не стремился принимать в них прямое участие. Обычно он усаживался неподалёку от места сражения, но так, чтобы вражеским силам было невмоготу до него дотянуться, в компании своих сообщников и с удовольствием любовался сражением через подзорную трубу. Порою его взгляд задерживался на крохотной синей точке, которая находилась по ту сторону дымовой завесы, и тонкие губы сами собой расплывались в ядовитой улыбке. — Ты проиграешь, — приговаривал он тихо и с удовольствием.

***

Америка в страхе заламывал себе руки. Одно дело — читать о войне в книжках, другие дело — видеть её вживую. Погибшие солдаты устилали травянистые поля, сотни раненных, не способных выйти на повторный бой, измученных, измождённых, сошедших с ума от осознания своей смертности, лежали возле палаток, а вокруг них хлопотали знахари. Кому-то повезло было оказаться на носилках с подушкой под головой, набитой сеном, а кто-то с трудом доживал свои часы, свернувшись калачиком на твёрдой земле. Их жалобные стоны как будто заполняли собой всё пространство, а мольбы о помощи заглушали звонкое стрекотание цикад. Даже небо умудрилось впитать в себя кровь мертвецов и окраситься в закатные тона. Альфред давно сбился со счёту, сколько же ему пришлось совершить нервных кругов, однако судя по боли в ногах, их было не мало. — Да ты бледен, как мертвец! — испуганно воскликнул Франция, когда вышел из палатки и увидел юношу в таком жалком состоянии. Он подоспел к Альфреду и опустил ладони ему на плечи, чтобы тут прекратил бездумно бродить по кругу и наконец-то пришёл в себя. — Эй, посмотри мне в глаза, мальчик! Всё хорошо! — Хорошо? — сердито спросил Альфред и кивнул на стенающих раненных. — Это, по-твоему, хорошо? Франциск глубоко вздохнул. — Иногда ради свержения узурпатора приходится жертвовать многим. Но ты не беспокойся, скоро к нам присоединится моя армия, а следом за ней и армия Испании, и тогда уже не ты, а Арчи начнёт кусать локти и подумывать о капитуляции. Кстати, я ещё отослал весточку старине Голландии… Альфред не испытывал ничего, кроме сильного раздражения от того, что слышали его уши. Дело в том, что Франциск умел очень красиво говорить, но шли месяцы, позади уже было множество битв, англичане бойко пробирались по территориям, безжалостно убивая каждого несогласного на своём пути, а обещанная французская армия так и не появилась на горизонте. Для последующих сражений катастрофически не хватало людей, как, собственно, и оружия с припасами, и потому Альфред остро нуждался в поддержке своих новых друзей. Теперь же, стоя в окружении мертвецов из обеих армий, он больше не доверял Франциску Бонфуа. И вообще он всё чаще думал о Мэттью Уильямсе. Он вспомнил, что юноша сказал в тот давний день, когда Альфред рискнул своей жизнью и, невзирая на запреты, пробрался к нему в дом. Что-то там было про стаи голодных воронов, кровавые реки и бездыханные тела. Ибо нечто похожее теперь приходилось видеть самому. Внезапно Альфреда осенила идея. В последние годы такое случалось с ним не часто, поэтому от возникшего из ниоткуда озарения юноша аж подпрыгнул на месте. — Точно! — крикнул он, стиснув кулаки. — Для победы мне нужны ещё люди! — Oui, я как раз об этом тебе и говорил… — Нет-нет, я имею в виду не твоих людей, — оборвал Франциска взвинченный до предела Альфред, — а людей Канады! Брови Франции с изумлением метнулись наверх, скрывшись за длинной волнистой чёлкой. Красивое и утончённое лицо побледнело, а губы стянулись в напряжённую красную линию. Такова реакция была вполне ожидаема, но Альфреда она ничуть не смутила. Он продолжал с жаром в голосе объяснять свой новый план. — Всё просто! Я вырву Мэттью из лап Англии и сделаю своим союзником. Наши армии соединятся и вместе мы разгромим англичан в два счёта! Франциск быстро отстранился от Альфреда и нахмурился с такой силой, словно проглотил кислый фрукт. — Гм… Ты, видно, переутомился и не совсем соображаешь, что сейчас несёшь, — сбивчиво пробормотал он. — Этот день был слишком долгим и сложным. Много потерь, много раненных. Я советую тебе для начала отдохнуть, а потом мы вместе подумаем, что можно было бы ещё сделать в нашем положении… — Нет, отдыхать я не стану, — запротестовал Альфред. Его взгляд с безумной скоростью блуждал по холму, пока не остановился на лошадях, которые стояли чуть дальше от палатки и мирно пощипывали траву. — Я должен действовать прямо сейчас! Сказав это, он со всех ног ринулся в палатку за вещами, и ничего непонимающий Франциск, обняв себя за плечи, засеменил следом. — П-постой, mon ami! Ты… ты что такое задумал? Ты собираешься оставить своих людей без лидера? — обеспокоенно кричал он. — Если они потеряют тебя, они могут… ну, не знаю даже! — он пожал плечами и попытался посмеяться, но вместо смешка из его горла выходил лишь звонкий хрип. — Д-дезертировать, например! Тогда в итоге от армии действительно ничего не останется, и уже ни я, ни Испания не сможем тебе помочь в победе. Неужели тебя не пугают такие перспективы? Но Альфред не собирался думать о перспективах. Безумная идея, связанная с Канадой, слишком крепко ввинтилась в его разум и попросту не позволяла мыслить альтернативно. И всё же Франциск не терял надежды достучаться до юного безумца. — Я понял: у тебя шок. Война ужасно коварна в этом плане, — отодвинув плотную ткань палатки, Бонфуа заглянул внутрь и поискал глазами Америку. — Она может истощить тебя быстрее, чем болезнь. Ты погоди, отдохни, отведай похлёбки, наберись сил. Знаешь ли… я никому об этом не рассказывал, но… — он немного замешкался, — я тоже, когда был молод, во время войны совершал много безрассудных вещей, которые мне тогда казались правильными. — Это вовсе не безрассудство, — резко и рассерженно возразил Альфред. Он выбрался из палатки, держа в руках сумку, в которой, по всей видимости, лежали провизия и тёплые вещи. — А непредсказуемая стратегия. — Непредсказуемая стратегия… — Франциск уставился широко распахнутыми глазами на парня. — Oh, mon Dieu! Пуститься невесть куда в такое время, когда на дорогах разгуливают разбойники и британские солдаты… А если Артур тебя схватит? — Я буду предельно осторожен, — заверил союзника Америка. — Всё равно ему сейчас должно быть не до меня. Он тоже многое потерял на этой битве и ему понадобится какое-то время для того, чтобы зализать раны. — Ты очень сильно недооцениваешь Арчи, — осуждающе покачал головой Бонфуа. — Но кто я такой, чтобы преграждать тебе путь, верно? — Скажем так, — Альфред ловко запрыгнул на коня и намотал на кулаки поводья, — если ты попытаешься применить ко мне силу, то я тут же, не задумываясь, расторгну с тобой все наши договорённости, и ты встанешь на одну сторону с Арчи. Как тебе такая перспектива? Франциску только и оставалось, что глупо хлопать глазами в ответ на такое дерзкое заявление. Не прошло и минуты, как Альфред покинул свой лагерь. Вернётся ли он назад, будет ли он один или же приведёт с собой подмогу — тут оставалось только гадать. Но Франциск решил не сидеть сложа руки, и, пока его главная пешка на шахматной доске была за пределами лагеря, написать пару писем Испании, чтобы его товарищ по оружию был в курсе о новой сложившейся ситуации. После передачи послания гонцу, он опустился на стул и озадаченно потёр пальцем лоб. Да уж, кто бы мог предвидеть, что всего за один час его положение обрастёт новыми смертельными рисками? Артуру ничего не стоило пустить в их лагерь шпионов или напасть посреди ночи, пока большая часть американской армии штопает свои раны, а лидер ополчения находился в отъезде. Нужно было что-то предпринять. Потянуть время. Кинуть пыль в глаза. — Думай же, думай, — бормотал он, натирая свой лоб, пока кожу не обожгла прилипшая кровь.

***

Рассвет настиг его неожиданно, словно кто-то резко распахнул дверцу подвала, пустив в густую темень несколько лучей обжигающе яркого света. Он двигался всю ночь, ни разу не соблазнился сделать привал. Конь жалобно хрипел, спотыкался в тени о коренья, но Альфред был неумолим в своих намерениях. Он должен был настигнуть Канаду как можно быстрее. Вскоре пред его взором раскинулась знакомая картина, состоявшая из высоких гор, укутанных туманом, будто ряженые в платья девицы. Ветер стал холодным, жгучим, жестоким, и трава обратилась в твёрдый сухарь, засыпанный тонким слоем снега. Поняв, что далее передвижение верхом будет невыносимым, ибо теперь англичане могли поджидать за каждым кустом или деревом, Альфред принял решение, как и в прошлый раз, спрятать коня глубоко в чаще, и дальше отправиться к поместью пешком. Если он видел на дороге знакомые силуэты в красных костюмах, то тут же сходил с тропы и продолжал свой путь через кусты, если слышал в лесу британскую речь, быстро менял маршрут. Конечно, постоянно петлять между многочисленными отрядами, которые, будто муравьи, были раскиданы по всей канадской земле, было очень рискованно, но желание встретиться с Мэттью лихо перекрывало всевозможные опасения. Сколько же они не виделись с того дня, когда Альфред тайком забрался к канадцу в окно? Сложно было припомнить. Казалось, что последнее их общение произошло в другой жизни. Изменился ли ещё сильнее Мэттью за время разлуки? Может, он вырос, возмужал и, следуя заветам своего нового опекуна, очерствел, однако, несмотря на опасения, Альфреду не терпелось дожить до этой встречи. Ближе к полудню ему наконец удалось оказаться рядом с поместьем, которое, к его счастью, совсем не изменилось за годы. Разве что обзавелось дополнительным высоким кирпичным забором, аккуратно пролегавшим вдоль всей территории. Оглядевшись по сторонам и убедившись в том, что поблизости никого нет, Альфред вынул из сумки верёвку, подвязал к её концу маленький кинжал и перекинул её через кирпичную стену. Раздалось глухое лязганье металла по свежему камню. Альфред аккуратно дёрнул за верёвку и обрадовался, когда понял, что та закрепилась с первой попытки. Пока что всё складывалось весьма удачно. Подтянувшись, Альфред осторожно высунул голову и посмотрел на внутренний двор. Как он и ожидал, помимо внушительной на вид стражи у входа, по всему периметру расхаживал ещё десяток человек. Ближе всего к забору стояли два совсем юных солдата. Они громко смеялись, потешались над чем-то, что скрывали ветви кустов. Стараясь не выдавать себя, Америка перелез через забор и скатился прямиком в кустарник. К счастью, мальчишки были слишком увлечены забавой и ничего не заметили. Немного подождав, Джонс медленно, задвигался в кустах, стараясь при этом не взвыть от цепких и колючих веток, которые, судя по длинным и острым шипам, принадлежали розовому кусту. Вскоре двое солдат оказались всего в паре ярдах от Альфреда — теперь он мог не просто услышать их разговоры, но и рассмотреть их совсем юные безбородые лица. И то самое нечто, с которым они увлечённо играли. «Малыш Кума!» — глаза Альфреда расширились от удивления. Странно, почему это любимый питомец Канады находится не рядом со своим хозяином? А двое парней продолжали неустанно потешаться над медведем, совершенно не беря в расчёт габариты своей живой игрушки. Судя по помрачневшей морде, Кума-младший не был рад затеянной игре, но как бы он ни старался уйти от мальчишек, те проворно загораживали ему путь. «Надо бы их отвлечь», — Альфред подобрал с земли круглый камушек и метнул его в сторону юных британцев. Меткость не подвела — камень ударился об плечо одного из мальчишек, и тот, вздрогнув, резко развернулся на каблуках. — Кто это тут швыряется?! — закричал он. Чтобы оставаться незамеченным, Альфреду пришлось отползти назад. — Наверное, это за забором стреляют, — догадался второй мальчишка и с умным видом вытер кулаком кончик вздёрнутого носа. — Небось работёнка краснолицых. Пойдём-ка отметелим их, а? — Нельзя! — покачал головой его товарищ. — Помнишь, что командир нам сказал за завтраком? Покинуть пост мы можем только в самом крайнем случае. — А это что, по-твоему, не крайний случай? Вообще-то на нас ведётся прямое нападение со стороны аборигенов! И это на нас — солдат короля! — Но ведь не было никакого нападения… — Давай для начала в этом убедимся! Пошли разведаем территорию. — Эх… ну хорошо. Только не долго, ясно? Если командир узнает… Очень скоро два молодых незадачливых британца скрылись из виду. Путь освободился, можно было идти дальше. Но стоило Альфреду сделать шаг вперёд, как вдруг он почувствовал, будто что-то влажное и прохладное настойчиво уткнулось ему в ладонь. — Кума-младший! Ему показалось, что тёмные глаза-бусинки медведя смотрели на него с радостью, а на здоровой пасти появилось некое подобие улыбки. Забавно, что за десятилетия этот зверь не постарел ни на йоту, хотя должен был. — Так, парень, слушай меня, — сказал шёпотом ему Альфред, тряхнув головой и отогнав от себя странные мысли. — Мне необходимо встретиться с Мэттью, но так, чтобы англичане этого не узнали. Как мне это сделать? Взгляд Кумы-младшего быстро погрустнел, хотя, возможно, Альфреду это могло и привидеться. Слишком много людских качеств он пытался неосознанно вплести в сознание обыкновенного белого медведя. — Ладно, извини, — сказал он и робко высунул голову из пышных колючих кустов. Ему нужно было быстро оценить обстановку и прикинуть самый безопасный маршрут до окна канадской спальни. За минувшие годы тут многое изменилось, даже садовые деревья как будто поменяли рокировку, но это не должно было помешать добраться до Мэттью… — Его… здесь… нет. Альфред почувствовал, как по его спине пробежали мурашки. Он резко опустился обратно в кусты и с ужасом начал озираться по сторонам. Голос прозвучал где-то поблизости. Неужели его вычислили? — К-кто это сейчас сказал?! — прошептал он, с трудом сглатывая икоту. Он с надеждой посмотрел на Куму-младшего, но тот ответил ему совершенно спокойным медвежьим взором. Тогда Альфред вернулся к поискам незнакомца. — Канады… нет в этом доме, — снова прозвучал мягкий и низкий голос. — Северное… си…сия…ние. Альфред снова обернулся к медведю. Догадка, пришедшая на ум, показалась ему слишком безумной, и всё-таки где-то в глубине разума воцарилась надежда. «А вдруг?» — Кума… ты сейчас…? — договорить свою безумную мысль он не успел, его прервал раздавшийся со стороны поместья гневный командирский клич. — Кто-нибудь видел господина Уильямса?! Проклятье! Куда же он опять запропастился? Кёркленд с меня шкуру сдерёт, если узнает! Значит, Канады действительно здесь не было. Все риски оказались напрасными. Прежде чем покинуть вражескую территорию, Альфред посмотрел в глаза медведю и, невзирая на то, что чувствовал себя дураком, спросил: — Кума… это же ты говорил сейчас, да? Прошу… я… это… я и так себя дураком чувствую. Внезапно, медведь оглянулся и из его горла донеслось неприятное на слух клокотание. Похоже, к кустам кто-то приближался. Поняв намёк, Альфред пополз вдоль стены по направлению к воротам. «Это безумие, — сказал он себе. — Животные не способны говорить на человеческом языке. Ни одна из моих собак никогда не говорила, а уж медведи… уж медведи и подавно!» А вот и свобода. Где же теперь искать Мэттью? «Северное сияние» — эхом прозвучал голос незнакомца. Да, именно незнакомца, а не медведя. Альфред готов был поверить во что угодно, хоть в существование ангела-хранителя, но только не в говорящего Куму-младшего. Тем не менее, ответ на вопрос был как на ладони. Горы, украшенные белоснежными платьями, и над ними колышущееся радужное пламя. Путь к этому месту пролегал через густую заснеженную чащу, полную опасности. Альфред уверенно отправился туда.