Сутками ранее, вскоре после отъезда Мэгги (день четвертый).
Расставшись с Мэгги, Карл не меньше двух часов просидел на чердаке, добросовестно выполняя обязанности дозорного — скорее из-за тайного желания раньше всех увидеть возвращающуюся компанию во главе с отцом, чем из-за соображений безопасности (он сильно сомневался, что Габриэль и Синтия самостоятельно справятся с ходячим, не говоря уже о живом противнике). Особых успехов на этом посту мальчишка не добился — делать тут было нечего. Как и утром, окрестности кладбища оставались такими же пустынными, в осеннем холодном воздухе стояла зловещая тишина, а густые тучи на небе и не думали расходиться. Всё это наводило на тягостные размышления: задумавшийся на пару мгновений Карл даже ощутил себя последним человеком на планете (не испытав при этом особой радости или душевного подъема — скорее, какую-то страдальческую обреченность); тяжело вздохнув, он отложил в сторону тяжелую и длинную (едва ли не выше его самого) снайперскую винтовку и отправился вниз, чтобы проверить остальных. Отыскав в гостиной Синтию, Карл понял, что ещё неплохо держится — сидевшая на старинном диване девочка беззвучно плакала, прикрыв лицо ладошками, а вокруг в беспорядке были разбросаны ее книжки и блокноты с рисунками. Чувствуя себя неловко, Карл думал потихоньку ретироваться (кто их, девчонок, разберет?), но в последний момент притормозил, решив все же поговорить с Синтией. — Эй, чего с тобой? — опаской присаживаясь на край дивана, негромко спросил у нее Карл, а потом протянул руку, чтобы легонько потрясти девочку за плечо. — Всё нормально? От едва ощутимого прикосновения ту словно током шарахнуло — испуганно вскрикнув, Синтия отскочила к противоположному концу дивана и там съежилась в комочек, прижав голову к коленкам. Карл, ошеломленный такой нервной реакцией на свои действия, первые несколько секунд сконфуженно помалкивал; лишь когда девочка наконец осмелилась чуть опустить ладони и взглянуть на него покрасневшими от слез несчастными глазами, парень глухо промолвил: — Извини. Я не хотел тебя напугать, честно… Немного успокоившись и отдышавшись, Синтия понимающе кивнула и тихо призналась, отводя взор: — Нет, ты здесь ни при чем, Карл — это всё мои страхи. Из-за того, что со мной было… тех плохих людей и мертвецов… я иногда начинаю плакать и кричать, словно сумасшедшая. Кэрол помогала мне справиться с этим — но теперь ее нет, и я начинаю бояться, что во второй раз она уже не вернется… Побледневший Карл с большим усилием сглотнул удушающий ком в горле, после чего выдохнул, с трудом подобрав слова: — Я тебя понимаю. Это больно, и страшно, и обидно — всё, что с тобой было. Я говорю это не просто потому, что хочу тебя приободрить… просто со мной едва не сделали то же самое этим летом. Папа убил их всех, но мне еще несколько недель в кошмарах снился хохот того мужика, что связывал мои руки своим ремнем… — Я… я даже не знала… Почему ты решил вдруг рассказать…?! — потрясенно прошептала девочка, в ужасе закрывая ладошками рот — но покрасневший Карл смог лишь сокрушенно потрясти своей вихрастой головой, сам не понимая до конца причины такого смелого поступка. Синтия сочувственно посмотрела на собеседника — в эти секунды покрывшееся мелкими капельками пота лицо Карла исказила гримаса отчаяния и стыда, скрюченные пальцы рук намертво вцепились в бархатную обшивку дивана, а все тело униженно сгорбилось. — Но я не собираюсь из-за этого сдаваться, Синтия, — упрямо вымолвил Карл, подавляя в себе чувства и вновь с гордостью поднимая голову. — Что бы ни случилось, я буду продожать борьбу с этим миром в одиночку. Пускай я всего лишь ребенок, у которого отняли детство — но, в отличие от многих других, я до сих пор жив! Как и ты. Не вполне убежденная Синтия ненадолго задумалась, а потом вручила парню подобранную с пола книжку, кивком головы приглашая ознакомиться с содержимым: — Если честно, я расстроилась из-за этого. Вот, взгляни… Карл, бросив на нее сомневающийся взгляд, ткнул указательным пальцем в начало странички и медленно зачитал вслух небольшое стихотворение: Будет ласковый дождь, будет запах земли, Щебет юрких стрижей от зари до зари, И ночные рулады лягушек в прудах, И цветение слив в белопенных садах. Огнегрудый комочек слетит на забор, И малиновки трель выткет звонкий узор. И никто, и никто не вспомянет войну — Пережито-забыто, ворошить ни к чему. И ни птица, ни ива слезы не прольёт, Если сгинет с Земли человеческий род. И весна… и весна встретит новый рассвет, Не заметив, что нас уже нет. Последние строчки Карл произносил уже через силу, с трудом сдерживая подступившие слезы — слишком много взрослых вопросов поднимал этот короткий стишок, ставший таким актуальным в их нелегкое время. Теперь понятна ему стала и причина грусти девочки, задумавшейся о вполне вероятной смерти (которая обещала быть очень скорой, если никто из ушедших не вернется домой). Переведя дух, Карл дрожащим голосом выговорил, стараясь своими словами убедить не только Синтию, но и себя самого: — Папа… он всегда держит свое слово. Он обещал вернуться — и он придет, я знаю. Думаю, он просто хочет спасти всех, поэтому и задерживается с остальными. Он не знал, где держали в плену Кэрол — но все же нашел это место и освободил тебя и ее. А еще до этого, когда мы жили в заброшенной тюрьме, он с Дэрилом и Мишонн отправились в место под названием Вудбери — чтобы вытащить оттуда Гленна и Мэгги… Так вот, их удалось спасти, но одновременно Дэрил попал в плен — и тогда мой отец опять отправился в этот Вудбери, чтобы освободить друга. Видишь, какой он упорный, мой папа? И в конце концов он это смог сделать! Поэтому не верь стихам, Синтия — отец, Кэрол и все остальные обязательно придут домой, чтобы ни случилось в городе. Скрыв в своем рассказе часть правды (например, о потерях во время этих спасательных операций), Карл попытался принять уверенный вид — и встретился с взволнованно-восхищенным взглядом девочки. — Наверное, ты прав — не надо расстраиваться раньше времени, — вздохнув, согласилась с ним Синтия, а потом присела поближе. — Что тогда будем делать? — Ну… судя по запахам снизу, Габриэль готовит что-то вкусное из пойманной вчера рыбы — так что можно будет скоро поесть, — предложил Карл, откидываясь на спинку дивана. — Фу, у меня на нее уже аллергия! — поморщилась Синтия, принюхавшись. — Ну, я тоже рыбу недолюбливаю, — усмехнулся он, почесав затылок. — Знаешь, тогда можем поиграть в мяч прямо в гостиной, пока взрослые не вернулись, — заговорщически подмигнув ей, высказал идею парень. — Давай, — улыбнулась девочка, подняв руку в знак согласия. Ударив по ладошкам, приободрившиеся дети собрались идти вниз, чтобы захватить в чулане все необходимое для игры — и вдруг услыхали негромкие шаги многих ног на крыльце дома. Быстро переглянувшись, они стремглав помчались к выходу с радостными восклицаниями (за трое суток Карл и Синтия страшно соскучились по близким)… и были совершенно потрясены, когда увидели в дверях внушительные фигуры незнакомцев. — Привет, детишки. Родители дома? — с жесткой усмешкой промолвил один из них, гладко выбритый мужчина лет сорока в поношенной кожанке и плоской шерстяной кепке на голове, держа детей на мушке пистолета.***
Чуть едва оправившись от начального шока, Карл попытался оказать сопротивление — и потянулся к револьверу отца в кобуре. Реакция чужаков была незамедлительной: — Руки вверх подняли оба, мать вашу! — живо позабыв о любезности, заорал на детей поздоровавшийся с ними темноволосый мужик. — Лучше не делай этого, пацан, — угрожающим низким голосом добавил второй бородатый незнакомец примерно такого же возраста, направив в грудь мальчишке охотничье ружье. — Не заставляй меня и брата стрелять, ну! — Не надо. Просто уходите, пока не поздно, — тихо процедил Карл, нехотя выполняя требования нападавших (побледневшая Синтия уже вскинула руки вверх, от страха дрожа словно осиновый лист). — Чё? Чё ты там еще вякаешь?! — раздраженно воскликнул первый мужчина, вызывая у детей оторопь своим пугающим волчьим оскалом. Синтия, не сдержавшись, громко всхлипнула — из ее несчастных глаз уже катились слезы. — Спокойней, Донован — это всего лишь дети, — сочувствующе глянув на девчонку, гудящим басом обратился к брату бородач. — Я вижу, Шон, — с плохо скрываемой злостью отозвался первый. — Забери тогда у них оружие, пока я им по лишней дырке в голове не сделал! Ни Карл, ни Синтия не посмели шевельнуться, когда могучий бородач спокойно отобрал у них пистолеты, переложив их в огромные карманы своего клетчатого пальто, а после неспешно похлопал ребят по бокам и бедрам чуть одутловатыми ладонями с толстыми пальцам и позволил им наконец опустить руки. — Чисто, — сообщил Шон брату, который всё это время неотступно наблюдал за Карлом, справедливо ожидая от пацана какой-нибудь выходки. — Что теперь? В это время сзади тихо скрипнула дверь черного входа; собравшиеся в прихожей замерли, прислушиваясь к неудачной попытке кого-то скрыть свои шаги по коридору. Полминуты спустя появились и «виновники торжества»: двое мужчин помладше (обоим можно было дать от силы лет тридцать), вооруженные малокалиберными револьверами, с грозным видом высунулись из-за угла — и тут же разочарованно сникли, признав «своих». — Салют, парни! — с заискивающей улыбочкой пискнул тот, что поменьше — выпученные карие глазенки, прилизанные длинные волосы и крысиные усики над верхней губой с первого взгляда внушали какое-то брезгливое отношение к этому мелкому человечку. — Ты издеваешься?! Трус ебаный, опять медлишь! В курсе, что нас пацан этот грохнуть мог?! — отчитал плюгавого мужичка еще не отошедший от вспышки гнева Донован. — Поверить не могу, что у нас один и тот же отец! — Дон — ну успокойся, пжалста, — промямлил бедолага, инстинктивно вжав голову в плечи, словно ожидая оплеухи от старшего брата. — Все ведь живы, верно? — Не «донкай» мне тут, говножуй, — сердито проворчал Дон, подступив к тщедушному родственнику. — Просто научись делать свою работу нормально, Майкл — потому что второй ошибки мы с братом тебе уже не простим. — Ещё кто в доме есть? Только честно отвечать, сразу предупреждаю, — спокойно спросил у детей возвышавшийся над ними горой бородач, пока его брат тихо разносил новоприбывших. — Один священник, в подвале. Он совершенно безвредный — не убивайте его, прошу, — ответил за обоих пленников насупившийся Карл (бедную Синтию практически парализовало от панического страха). — Рай, проверь подвал, — краем уха уловив ответ Карла, тихо скомандовал Донован четвертому участнику незнакомой группы — весьма миловидному высокому молодому человеку с короткими вьющимися каштановыми волосами (сильно отличавшегося внешне от остальных троих); понятливо кивнув, тот мигом бросился к лестнице вниз. Из подвала донеслись какие-то приглушенные выкрики и грохот посуды, а чуть позже в сопровождении ухмылявшегося Райана наверх поднялся тяжело припадавший на протез Габриэль в своей строгой церковной одежде — потрясенный, но невредимый. — Братья мои во Христе! Я готов оказать вам любую помощь и прошу взамен лишь одно — сохраните мне и этим невинным созданиям жизнь и достоинство! — обратился с горячей проповедью к незнакомцам мирный священник. — Вложите же свой меч в ножны! — Чё сказал?! — недоверчиво прищурившись, грубо переспросил его самый нахальный и грубый из четверки, Донован. — Это из Библии, брат, — промолвил бородатый Шон. — Я понял, — раздраженно заметил Донован. — Меня удивляет другое — какого черта этот калека решил, что может ставить мне условия?! — Да он блаженный, похоже, — ухмыльнулся за спиной Габриэля кучерявый Райан (по сравнению с остальными мужчина казался настоящим франтом — стильная молодежная одежда весельчака дополнялась парой перстней на пальцах, массивной золотой цепью на груди и не очень уместными сейчас солнцезащитными очками). — Без оружия ходил, представьте? Я проверил на всякий случай, конечно же. — Берите всё, что вам нравится — я могу показать, где что лежит, — примирительно предложил Габриэль. — Отдыхайте, здесь вам ничто не угрожает…, но поспешите. Потому что скоро домой могут вернуться многочисленнее взрослые обитатели этого дома, и вот они вряд ли будут столь же миролюбивы. Старшие братья озадаченно переглянулись. — Нужно поговорить с отцом, — промолвил угрюмый Шон. — Ага… — только и выдохнул Донован — тихая угроза священника сбила с него большую часть спеси. — Майкл, живо беги… Майкл!!!***
Даже в таком безнадежном положении Карл ни на секунду не прекращал искать пути спасения для себя и Синтии, постепенно подмечая все новые детали портретов чужаков. Он понял, что эта четверка оказалась родственниками — во всяком случае, трое из них точно, называвших друг друга «братьями» (и к тому же весьма похожих внешне); что старшие мужчины, Донован и Шон, не очень-то уважают младших, особенно Майкла — да и между ними самими далеко не всё гладко; что это лишь передовой отряд группы незнакомцы, и совсем недалеко есть еще кто-то… Осталось лишь понять, как собрать воедино эти кусочки головоломки, чтобы найти ключ к победе над этими опасными людьми. Особенно Карлу не понравился вспыльчивый Донован — похоже, он тут был самым главным и старшим, раз так спокойно командовал остальными. «Ну ничего, папа и с тобой справится!» — мстительно подумал мальчик, с ненавистью смотря на самоуверенного мужика. Тут Карл почувствовал, как в его ладонь легла взмокшая от пота ладошка Синтии; он взглянул на друга — и обомлел. Смертельно побледневшую девочку буквально лихорадило — челюсти ее были крепко сжаты, лицо исказила гримаса ужаса и боли, а затравленный взгляд расширенных глаз был направлен в одну точку, словно бы Синтию загипнотизировали. Карл перевел свой взор туда же — и встретился глазами с Майклом, неотступно следившим за девочкой. И что-то было такое нехорошее во взгляде его карих глаз, что у мальчика по спине пробежал липкой волной страх. Ответ, как всегда это и бывает, пришел к Карлу неожиданно — именно такой взгляд был у того бандита из банды Джо, что навалился на него той страшной ночью! Значит, вот почему этот забитый братьями мстительный мужичок буквально раздевает Синтию взглядом! Девочка под взглядом Майкла медленно пятилась, отступая за спину более высокого Карла — и теперь с опаской выглядывала из-за его плеча, надеясь обрести в нем последнюю защиту (его ладонь она так и не выпустила из своих пальцев). Её горячее частое дыхание в затылок Карлу придало парню дополнительной смелости и злости — будь у него сейчас «Кольт Питон», он бы без раздумий рискнул, застрелив хотя бы этого трусливого мерзавца с крысиными усиками. А теперь они могли лишь одно — держаться вместе и не отчаиваться. — Майкл, ёбаный в рот! Оглох, что ли? — Донован, сграбастав младшего брата за полы куртки, одним рывком поставил того рядом с собой. — Бегом на берег — зови отца и остальных; передай, что это очень важно! Посмотрев на грозного старшего брата, Майкл вынужденно подчинился — бросив на детей прощальный мстительный взгляд, понурившийся мужчина неспешно побрел к выходу. — Быстрее давай, пока я тебя электрошокером не шарахнул! — рявкнул Донован, заставив-таки братца шевелиться. — Я присмотрю за ними, брат, — невозмутимо предложил свои услуги бородатый Шон, кивком головы указывая троим пленным их угол в соседнем зале. — Ладно. Смотри только, чтобы дел не натворили до прихода отца — иначе я за свой пистолет не отвечаю, — махнул рукой Донован, соглашаясь с ним на этот раз. — Рай — проверь оставшиеся помещения, а потом мне лично доклад! — Понял, — коротко кивнул он, отправляясь на второй этаж. — Что ж, давайте поглядим, куда же нас занесло, — Донован позволил себе наконец ухмыльнуться (но эта усмешка скорее походила на волчий оскал хищника, чем на улыбку человека), а затем, убедившись надежной охране заложников, двинулся на экскурсию по богатым комнатам Арлингтонского дома-музея…***
— Я не дам тебя в обиду, — успел шепнуть Карл Синтии, пока они брели в соседний зал. — Не бойся. — Сюда, — немногословный бородач Шон указал троим пленникам на старинный диванчик у окна, а сам уселся в кресло напротив, положив на себе колени помповое ружье. — Мы не причиним вам вреда, можете делать всё… — начал было Габриэль, но суровый мужик лишь предостерегающе поднял ладонь, призывая священника заткнуться. — Батя с мамой это будут решать — а пока что сидите тихо, — невозмутимым тоном промолвил Шон. Карл, покрепче сжав пальцами ладошку Синтии (кажется, та чуточку успокоилась), продолжал изучать незнакомца, пытаясь понять, насколько он опасен. Бородатый чуть расслабился, откинувшись назад в кресле, но в то же время продолжал неотступно следить за порученной ему троицей — пытаться бежать явно не стоило, особенно принимая во внимание силу и вооружение мужчины. Незнакомец вообще казался сосредоточием спокойствия и уверенности: никаких эмоций на лице, никаких лишних движений, никаких вычурных деталей гардероба. Особенно Карла привлек взгляд чужака: в глазах Шона не виделось грубости и агрессии его старшего брата или затаенной злобы и подлости младшего; впрочем, никакого тепла или сочувствия по отношению к несчастным обитателям Арлингтона тоже не читалось. Таких «обычных», нейтрально настроенных к незнакомцам людей в прежнем мире было большинство — но теперь Карл был невольно рад уже тому, что его сторожит именно такой человек. Кто знает, чтобы бы предпринял на его месте тот, с мерзкими усишками… В молчаливом ожидании прошло около получаса. Двое других чужаков, хорошенько обыскав дом, вскоре присоединились к Шону — Донован, вальяжно развалившись в соседнем с братом кресле, принялся щелкать переключателем карманного электрошокера (заставляя заложников лишний раз задуматься о последствиях какой-либо неосторожной выходки), а Райан встал у окна, наблюдая за окрестностями кладбища (Карл заметил свисавшую из кармана мужчины золотую цепочку бриллианта Розиты). — Идут! — наконец провозгласил он, обернувшись к сообщникам. Снаружи послышались многочисленные голоса, и очень скоро в дом зашла целая компания, ведомая Майклом: пожилая статная пара лет шестидесяти, горделивая красивая девушка с распущенными длинными волосами, худой парень с пугливым взглядом чуть младше ее (правый рукав его синей куртки был завязан тугим узлом вокруг короткой культи на месте руки) и еще более юная жизнерадостная курносая девочка — ровесница Карла и Синтии. Пока взрослые в удивлении разглядывали шикарное убранство аристократического дома, юная темноволосая особа облегченно улыбнулась, а потом кинулась к бородачу и, встав позади низкого кресла, обвилась руками вокруг толстой шеи мужика: — Папа! — воскликнула она, а после обратила внимание на замерших в тревожном ожидании пленников. — Привет, ребята! Почему грустите? Не бойтесь, моя семья семья вас не обидит — правда, пап? — Солнышко, у взрослых сейчас будет важный разговор… — чуть теплее промолвил Шон, стараясь не отвлекаться на ласки болтушки-дочери. — Хорошо, я поняла. Можно, я поиграю с ними в соседней комнате? Пожалуйста-пожалуйста! — не отставала от отца девочка, лицо которой было усыпано мелкими веснушками. Бородач в сомнениях посмотрел на низенькую строгую даму (видимо, свою мать) — та утвердительно кивнула, после чего мужик нехотя согласился: — Хорошо, дорогая. Вы двое — вставайте, идем со мной, — скомандовал он Карлу и Синтии, наведя на них ружье. — Луис? — Да, сэр? — чуть дрогнувшим голосом отозвался искалеченный юноша, прекратив разглядывать картины на стенах. — Ты тоже со мной — поможешь приглядеть за сестрой, — повелительно сообщил ему Шон, следуя за детьми. У Карла чуть полегчало на сердце — этот плен пока что совсем не походил на тот, что ему пришлось пережить у каннибалов. Относительно нормальная группа-семья, перспектива узнать побольше информации у общительной девочки за игрой, отсутствие пыток и насилия, мирные намерения чужаков — всё это внушало надежды на благополучный исход встречи. Однако, эти мечты были практически тут же похоронены одной фразой: уже в дверях мальчик услышал каркающий полушепот усатого старика, выговаривавшего старшему сыну, Доновану: — Надо было посадить их в подвале, болваны… По пути в учебный класс Карл быстро обернулся — за конвоировавшими детей бородачом и юношей-калекой увязался третий. Тот самый, что испугал Синтию при первой встрече. «Совсем плохи дела», — промелькнуло в сознании Граймса-младшего.***
Оставшийся в окружении стольких незнакомых лиц Габриэль поначалу совсем растерялся — казалось, никому из собравшихся не было дела до бедняги священника. Только что подошедшая красивая девушка, едва окинув Габриэля безразличным взглядом, подошла к стоявшему у окна франтоватому Райану и принялась что-то ворковать тому на ухо, косясь в сторону старших. Еще крепкий седой старик с обширной залысиной, мясистым вторым подбородком и жесткой щеткой усов что-то выговаривал вполголоса нахмурившемуся Доновану. Низкорослая худощавая пожилая женщина, отослав прочь маленьких детей, невозмутимо повесила свое пальто и шапочку на вешалку у дверей — ее вьющиеся коротко стриженые волосы едва тронула седина, а гладкая кожа лица практически не имела старческих морщин; одного строгого взгляда ее проницательных глаз хватило, чтобы устыдившаяся девушка немедленно прекратила затянувшийся поцелуй с Райаном и чуть отступила. — Займись делом, Лайла, — строго сказала ей властная женщина. — Растопи камины и принеси, если нужно, воды в дом. — Ну бабу… — разочарованно вздохнула девушка — но подчинилась, не выдержав требовательного взгляда. — Да, мэм. — Парень, возьми на себя наблюдение за периметром — с чердака всё хорошо видно, — не преминул показать свое влияние Донован, обратившись с приказом к Райану. — Понял, — виновато улыбнулся ему тот, мигом последовав на пост. После этого оставшиеся, видимо, наконец-то собрались решить участь священника: пожилая пара уселась в кресла напротив Габриэля, а недовольный Донован встал позади старика, скрестив руки на груди. — Ну, слушаю тебя, — хрипло промолвил усатый старик, не слишком-то дружелюбно глядя на пленника. Священник собрался с духом, после чего сообщил, надеясь на порядочность умудренных жизнью стариков: — Я преподобный Габриэль Стокс, и мне кажется, ваша семья — хорошие люди, которые заботятся друг о друге. Поверьте, здесь обитают тоже порядочные мужчины и женщины — пока они отсутствуют, вы можете пользоваться всеми благами и дарами этого места. Берите всё, что вашей душе угодно, ведь Бог наказал нам делиться с нуждающимися, и я не могу противиться его законам. Только об одном умоляю — пощадите нас, слабых обитателей этого дома. Мы не причиним вам вреда — а вы худыми мыслями и и поступками лишь восстановите против себя моих товарищей, искусных в обращении с оружием. Еще Иисус сказал: «вложите меч свой в ножны; ибо все, взявшие меч, от меча и погибнут»… — Ты чё, пытаешься нас запугать, говножуй? — не сдержавшись, презрительно бросил Донован. — Следи за языком, сын! — строго заявила ему пожилая женщина, окинув его грозным взглядом. — Тихо! — прикрикнул на обоих старик, топнув ногой. — Я тебя понял, священник. Теперь и ты выслушай нас: моя семья, вместе со мной девять человек, не так давно пережила большие испытания и нуждается в отдыхе — и мне кажется, ваш дом может послужить этой цели. Но где гарантии, что твои друзья не откроют по нам пальбу, когда вернутся? — Я договорюсь с ними… и, кроме того, здесь их дети — они не посмеют подвергать риску их жизни, — выдавил Габриэль под требовательными взглядами собравшихся. — С чего бы тебе помогать нам против своих? — недоверчиво фыркнул Донован. — Я просто желаю, чтобы всё закончилось мирно, без кровопролития, — ответил священник. — Мы вполне может поделиться некоторыми запасами, и вы продолжите свой путь дальше. Пожилая женщина чуть пододвинула кресло к супругу, после чего принялась что-то приглушенно шептать тому на ухо (к явному неодобрению их старшего сына); выслушав ее, старик повелительно промолвил: — Я тоже так думаю, Роуз… Габриэль, вот что мы решили: моя семья побудет здесь до завтра, после чего мы покинем это место, взяв столько вещей, сколько сочтем нужным. Если к этому моменту вернутся твои воинственные друзья — нам придется применить другие методы… но очень надеюсь, что до этого не дойдет. Это понятно? — Конечно. Сделаю всё возможное, чтобы вам помочь, — немедленно согласился священник, сложив перед грудью ладони. — Это хорошо, — переглянувшись с мужем, одобрительно заметила Роуз. — Не сомневаюсь, ты проявишь себя лучшим образом…, а пока что, Габриэль — покажи, где тут у вас кухня? Мои дети и внуки изрядно проголодались. — Ма, не стоит с ним цацкаться… — сквозь зубы процедил хмурый Донован, положив руку на кобуру с пистолетом. — Успокойся, сын — я смогу за себя постоять, — строгим тоном ответила женщина, а после обернулась к мужу. — Ты не против, Гарри? — Иди, дорогая, — кивнул старик, а потом властно посмотрел на старшего. — Ты тоже не бездельничай — посмотри, что взять с собой на лодку… или займись своей дочерью — а то ведет себя на людях, как продажная девка! Донован побагровел от столь резких слов, но всё же стерпел: — Да, батя. Увидимся за обедом, — после чего вышел из комнаты, бормоча себе под нос проклятия. — Не обращай на него внимания, Габриэль — его, как и остальных детей и внуков, мы привыкли держать в «ежовых рукавицах», — спокойно заметила Роуз. — Ну что, покажешь местную кухню? — Да-да, идемте, — торопливо пробормотал священник, у которого в душе всё же остался неприятный осадок после разговора. Слишком неестественно хорошо шли пока что дела.***
Карл чувствовал себя неуютно, постоянно ловя на себе хмурые взгляды Шона — и потому безразлично делал ходы в настольной игре, позволяя соперницам выигрывать. Мальчик ни на миг не обманывался — он по-прежнему заложник, которого заставили отыгрывать его роль в театре. Что ж, он и здесь попробует узнать что-то полезное! — А давно вы здесь живете? — беззаботно осведомилась у них с Синтией новая знакомия, которую звали Нэнси. — Уже скоро как месяц, — неохотно призналась Синтия, стараясь не смотреть в сторону Майкла (тот время от времени отвлекался от разглядывания журнала, бросая на девочку недобрые взгляды). — Ух ты, как долго. А мы уже три месяца постоянно перемещаемся с места на место, — сообщила Нэнси. — Теперь, наверное, поплывем на Кубу — дедушка думает, что там нет этих чудовищ…, а вы как думаете? — Поплывем? У вас что, есть лодка? — недоверчиво повторил за ней Карл, бросая кубик. — Еще бы! Настоящая парусная яхта у берега, вот так! — похвасталась девочка, свысока поглядев на собеседника. «Вот и проваливай на ней вместе с остальными!» — зло подумал про себя Карл, а вслух сказал другое: — Значит, вы прибыли издалека? — Ну да. Раньше мы жили на окраине Бостона, а потом появились мертвецы. Из-за них умерли тетя Сара и мама, а Луис остался без руки. С тех пор мы постоянно путешествуем, — печально промолвила Нэнси, заново переживая неприятные воспоминания. — Мои настоящие папа и мама тоже погибли из-за этих чудищ, а приемные родители уже четверо суток как ушли в город — и с тех пор не возвращались, — поделилась с ней своими опасениями Синтия. — Даже не знаю, что и думать… Потрясенный откровенностью подруги Карл аж поперхнулся — как можно сообщать такое, когда рядом сидят трое вооруженных незнакомцев с неясными намерениями (даже один из них — искалеченный парень, лишь на несколько лет старше его самого!). Впрочем, те никак не отреагировали на внезапное заявление (или просто не подали вида); чтобы быстренько сменить тему, Карл ляпнул первую пришедшую в голову мысль: — А вон с ним всё в порядке? Мне не нравится, как он на нас смотрит… — вполголоса заметил мальчик, легким кивком головы указывая на лежавшего на диване Майкла (как назло, мужчина в тот миг обратил на троицу внимание — и странно улыбнулся детям). — А мне его жаль, — простодушно призналась Нэнси. — Тетя Сара была его невестой, и поэтому после ее гибели дядя Майкл немного не в себе; папа не разрешает мне с ним разговаривать, чтобы я случайно его расстроила своими глупыми расспросами… — Ааа, тогда всё понятно, — протянул Карл (на самом деле окончательно запутавшись), устремив сердитый взор на усатого мужичка, что опять уставился на Синтию. Майкл поймал на себе этот взгляд и нахмурился: — Чего уставился, мелюзга? — презрительно протянул он. — Ничего, — не сводя с того глаз, угрюмо отозвался Карл, решивший перетянуть всё внимание на себя. — Поговорить со мной хочешь, ковбой?! — потихоньку злился Майкл, бросая в сторону журнал и чуть приподымаясь. — Спокойней, брат, — предостерегающе заметил бородатый Шон, занимаясь чисткой своего пистолета. — Не надо, Карл… — едва слышно шепнула другу взволнованная Синтия, но Граймса-младшего уже было сложно остановить. — Мой отец с тобой поговорит, когда вернется, — сквозь зубы процедил ему Карл. — Чё ты там сказал, сопляк? — взвизгнул Майкл, выхватывая из кобуры револьвер и целясь в своего «обидчика». Сидевшая подле Карла Нэнси испуганно ахнула, а Синтия закрыла лицо ладонями — но Граймс даже не мускулом не повёл; конфликт же быстро разрешил Шон, всерьёз обеспокоенный безопасностью собственной дочери: — Немедленно убрал пушку в кобуру, Майкл! — вскричал рассвирипевший бородач, рывком подскочив к брату. — Ну-ка выйдем из комнаты — есть серьезный разговор! — Может, не надо…? — мигом растеряв храбрость, залепетал Майкл (в объятиях старшего брата он казался котёнком). — Надо, — сурово отрезал Шон. — Луис, пригляди за порядком! — Д-да, сэр, — с запинкой пообещал отцу однорукий парень, оторвавшись от чтения какого-то фантастического романа. Впрочем, тот вместе с дядей уже исчез за дверью — спустя пару мгновений та стена содрогнулась от тяжелого удара-броска, послышались приглушенные ругательства и извинения, после чего до ушей детей донеслись удалявшиеся шаги. Карл с Синтией облегченно выдохнули, а смущенная поведением своих родственников Нэнси чуть погодя предложила: — Ну что, продолжим игру? Никто не возражал — делать-то всё равно было особо нечего (да и нельзя).***
Пока чужаки хозяйничали в Арлингтоне как у себя дома, Габриэль проводил время с почтенной Роуз — женщина между работой на кухне (расположенной в полуподвале) рассказывала священнику о жизни их семьи, исподволь узнавая его собственную историю. Понемногу Габриэль проникался уважением к этой спокойной, но властной матери и бабушке, контролировавшей едва ли не всех членов большой семьи. — Гарри, иммигрировав в Америку из Ирландии, построил здесь состояние фактически с нуля — за сорок четыре года брака мы с мужем стали хозяевами автомойки, продуктового магазинчика и мастерской по ремонту обуви в Бостоне, которыми управляли друзья семьи и дети. Жаль, что конец света обратил наши доходы в пыль… — тяжко вздохнув, задумчиво промолвила Роуз. — А какова ваша история, святой отец? — У меня был небольшой приход в сельской глуши Северной Каролины. В час нужды я отказал им в убежище, они все погибли…, а потом Бог наказал меня за малодушие — группа странствовавших каннибалов отрезала мою ногу, чтобы утолить свой голод. — Боже, как это мерзко и противоестественно! — отложив разделочный нож и недавно пойманную рыбину, высказала свою позицию Роуз. — Надеюсь, они за это получили по заслугам? — Да. С людьми, которые меня от них спасли, я в конечном итоге и оказался здесь… — кратенько подвел итог Габриэль, подбрасывая дров в кухонный очаг. — Господь со мной — надеюсь, он не покинет меня и в эти сложные времена… — Всё зависит от тебя, Габриэль, — твёрдым голосом заметила женщина, помешивая закипавшую в кастрюле воду для супа. — Никаких проблем с твоей группой — и завтра мы уйдем тихо отсюда с частью ваших припасов. Если нет… что ж, плохо будет всем. Священнику стало нехорошо от таких слов — с мольбой взглянув на хозяйку, Габриэль забросил оставшиеся поленья в печь и с трудом поднялся на ноги; видя, как он растерянно глядит по сторонам в раздумьях, что делать теперь, Роуз чуть теплее обычного попросила: — Я уверена, мы сможем договориться… Кстати, у вас закончились пряности — ты не мог бы принести мне черный перец и лавровый лист с вашего склада? Боюсь, я сама буду там не один час их там искать — столько у вас всего запасено… — Да, мэм — разумеется, — с готовностью согласился Габриэль, немедленно отправляясь за требуемым. В такой сложной ситуации священник избрал для себя путь абсолютной покорности и услужливости — только так можно было заработать хоть какое-то доверие и защиту у новой группы. И даже сейчас Габриэль верил, что у него получится как-то договориться с чужаками — пускай хоть все вещи из дома унесут к себе на лодку, лишь бы оставили целыми обитателей Арлингтона. И если перец и лавровый лист помогут ему в этом, Габриэль был рад добыть их для Роуз. Быстро отыскав нужное в продуктовом стеллаже, Габриэль едва развернулся, чтобы вернуться к хозяйке (небольшая кладовка была заставлена всевозможными припасами и снаряжением) — и тут через небольшое полуподвальное окошко под потолком услышал приглушенные голоса сверху, на улице. Серьезный разговор вели старшие сыновья Роуз, Донован и Шон: — … Мы будем последними ослами, если так просто уйдем отсюда. Черт подери, в этом доме даже электричество свое есть! И вот после этого нам возвращаться на лодку, плыть хрен знает куда и голодать? — недовольно выругался старший, Донован. — Отец с матерью так решили, чтобы не рисковать, — глухо отозвался его немногословный бородатый брат. — Кто знает, на что способны хозяева этого дома? — Сдается мне — уже ни на что, — жестко промолвил Донован. — Даже если кто и вернется из города, мы легко можем устроить засаду у дома и положить их всех, братец. — А как же дети и священник? — посопев, напомнил ему Шон. — Сначала спроси себя: «А как же Луис и Нэнси?» — раздраженно ответил старший. — Ты хочешь, чтобы они отправились вслед за своей погибшей матерью? Этого ты желаешь для своих детей?! — Нет, — после коротких раздумий отрезал Шон. — Как и я, — немедленно поддержал брата Донован. — Мне все еще не плевать на Лайлу, хоть она уже давно выросла из пеленок… да и на твою семью тоже, брат! А что касается остальных… мы должны зарубить себе на носу простую истину: это не наши дети. Габриэль, затаив дыхание, ловил каждое слово сверху — сейчас он с горечью чувствовал, как прахом идет вся его миротворческая деятельность. Священник, «прозевав» появление незнакомцев, всячески старался добиться компромисса в неизбежном конфликте, выторговать безопасность хотя бы для Карла и Синтии — но оказалось, что что всё бесполезно. Один из главных пороков человечестве — зависть — и тут понемногу находил лазейку в сердцах людей… — Ты как библейский змей-искуситель — пытаешься склонить меня на сторону зла… — поразмыслив, хриплым голосом ответил Шон (Габриэль услыхал жалобный треск кожаной куртки — похоже, братья были готовы сцепиться друг с другом). — Мать и отец этого не одобрят. — Видно, ты слишком долго работал под началом родителей на автомойке, чтобы перестать наконец плясать под их дудку! — прорычал Донован, не теряя твердости в голосе. — Тогда они владели семейным делом — а сейчас они всего лишь дряхлые старики, которых мы с тобой кормим. Если ты теперь меня поддержишь — они будут вынуждены к нам прислушаться. Райан сделает всё, что я ему прикажу, потому что он спит с моей дочерью; Майкл уже усвоил, что будет с ним в случае неподчинения мне… остаешься только ты, брат! Похоже, бородатый наконец поддался на уговоры — до ушей Габриэля донеслись частое дыхание мужика, который чуть позже объявил: — Хорошо, я с тобой. Но только ради семьи. Судя по голосу, Донован остался доволен таким исходом: — Правильное решение. Будь тверже, брат — мы уже раньше так поступали, сделаем и на этот раз. Родители… они просто перестраховываются, причем напрасно. — Да, мы так уже делали, — мрачным тоном отозвался Шон. — Но не с такими большими группами, и в них не было детей. — Ну, всё когда-то приходится делать впервые, — хмыкнул старший (Габриэль услышал глухие шлепки — видно, Донован ободряюще похлопал бородача по плечу). — Ладно, брат — пойдём, порадуем отца новостями. Ха-ха, ну и рожа у бати будет, когда он наконец поймет, что его сыновья наконец-то выросли! Замышлявшие «переворот» братья скоро ушли, а ошарашенный Габриэль по-прежнему стоял с перечницей в руке, подавленный грядущими бедами (в том, что взрослые дети сумеют переубедить старомодных родителей, у него практически не было сомнений). Очевидно, ему не под силу остановить набирающее силу зло — в чужой группе его слово ничего не значило. Но что же дальше? Покориться мерзавцам, позволить им перебить возвращающуюся домой группу Рика (если они еще живы, конечно) — и прикончить детей? Как он может остановить чужаков, беспомощный калека?! Невольно в голове священника возникла параллель с пленом у каннибалов: тогда он не сопротивлялся озверевшим от голода бандитам, и те убили Джудит, отрезали мизинец Карлу и лишили его самого ноги… А теперь, видно, всё повторяется вновь — и не по его ли, Габриэля, вине? — Габриэль — с тобой все в порядке? — до священника донесся немного встревоженный голос Роуз. — Надеюсь, ты не решил сделать глупость? Сглотнув комок в горле, одноногий калека собрался с духом и отозвался: — Прошу прощения, мэм — сейчас подойду! В отчаянной просьбе о помощи к Господу Габриэль обратил свои глаза к потолку — и там его взор остановился на небольшой сплющенной стеклянной бутылочке с белым порошком внутри и надписью «Стрихнин». — Благодарю тебя, Отец Небесный… — благоговейным шепотом выдохнул Габриэль, ухватившись за спасительную мысль.***
Вернувшись к хозяйничавшей у печи Роуз с пряностями, Габриэль сумел убедить женщину, что его отвлекли боли в укороченной ноге и поиски требуемого среди остального снаряжения. Роуз закинула все необходимые для супа ингредиенты в кастрюлю с водой (Габриэль как бы между делом сообщил о паре кулинарных секретов, чтобы не вызывать подозрений), после чего они присели на кухне, дожидаясь приготовления обеда. За следующие полчаса у Габриэля было достаточно времени, чтобы задуматься о плане действий (меры нужно было принимать как можно скорее) — эти размышления были прерваны внезапным появлением младшего сына Роуз: — Ма, отец зовет тебя наверх к себе, — пряча от матери взор, обратился к ней Майкл. — Он же знает, что я занята? — недовольно проворчала та, хмуро взирая на сына. — Да. Это срочно — отец сказал, чтобы я тебя подменил, если потребуется. — Вот ещё чего не хватало! — возмутилась Роуз. — Ладно, раз такое дело… Но даже не думай что-то тут трогать, понял? Просто иногда помешивай суп, чтобы ничего подгорело — справишься с этим, надеюсь? — Да, мама, — слегка обидевшись, подтвердил Майкл. — За калекой тоже пригляжу, если что. — В этом нет необходимости, сын — он порядочный человек, — строго заметила женщина. — Не испорти обед для всей семьи, Майкл. — Обещаю, ма, — со вздохом подтвердил тот, в знак привязанности чмокнув мать в щеку. — Молодец, — улыбнулась Роуз, после чего оставила Габриэля наедине с младшим сыном. Как только женщина поднялась наверх, Майкл мигом позабыл о благовоспитанности — окинув священника презрительным взглядом, он принялся рыться в шкафчиках в поисках еды. Отыскав наконец пакетик сухой вермишели быстрого приготовления, он с помощью револьвера согнал Габриэля со стула, сам туда уселся и вальяжно приказал, тыча в пленника револьвером: — Давай, помешивай суп. — Х-хорошо, — дрожа от волнения, пролепетал Габриэль, приступая к рутинному занятию. Опьяневший от чувства собственного превосходства Майкл захрустел вермишелью — похоже, по сравнению с робким священником он чувствовал себя настоящим героем; в очередной раз облизнув пальцы, усатый поинтересовался у Габриэля: — Эй, мужик — я подумал, ты сможешь помочь… Как вы там у себя в церкви общий язык с детьми находите? — Ч-чего? — переспросил ничего не понимавший Габриэль. — Ну, как вы их уговариваете на то, чтобы… ну, поиметь их? — активно жестикулируя, выразил свою мысль Майкл. — Вы же только и этим занимаетесь после своих молитв — раньше постоянно скандалы с вами по телевизору крутили. Я это говорю потому, что все равно ведь добьюсь своего, когда наступит вечер — просто хочу, чтобы эта соплячка поменьше дергалась… Ну так что — какие там у вас, церковников, есть волшебные словечки на этот счет? — Я… но… истинная церковь запрещает такие греховные связи своим служителям, а суды небесный и земной обещают вечные муки тем, кто нарушит законы природы и Бога… — пробормотал Габриэль, дрожа от страха за Синтию и потихоньку охватывавшего его гнева. — Вот дерьмо! — с досады выругался Майкл, скомкав опустевшую упаковку. — Ну ладно, сам что-нибудь придумаю к вечеру… Эй, и чтобы не смел кому сказать, монах — ты понял?! Или прикончу вас обоих нахрен! — Понял, — тяжело дыша, пообещал Габриэль, опустив левую руку в просторный карман своего черного костюма. — Вот и хорошо, — усмехнулся Майкл, выбрасывая в огонь полиэтиленовый комок, а потом продолжил рыться по ящикам в поисках нормальных продуктов. Этого момента и ждал священник — дождавшись, пока его конвоир отвлечется на новое занятие, Габриэль резко высыпал весь белый порошок из баночки в кастрюлю с супом, а потом тщательно перемешал варево. О последствиях он в тот миг и не думал — уж если на то пошло, лучше умертвить детей ядом на обеде, чем позволить им медленно умирать в лапах таких насильников! Минут через пять вернулась чем-то опечаленная Роуз — сочувственно глянув на Габриэля, она тихо, но твердо приказала Майклу: — Накрой суп крышкой и дай ему немного настояться, а потом неси кастрюлю наверх, в столовую. Габриэль — надеюсь, вы разделите с нами обед? — Разумеется, — собравшись с духом, кивнул священник. — Вы позволите мне лишь взять Библию из моей комнаты? — Конечно, — кивнула хмурая женщина. — Я провожу вас до нее, преподобный.***
По пути в свою скромную комнатку (которую ему приходилось делить с Юджином) священник обратил внимание на то, как переменился настрой чужаков: нахальный Донован чуть не сшиб его плечом в коридоре, угрюмый Шон проворчал что-то нехорошее себе под нос, разодетая в чужие вещи красавица Лайла (на шее у девушки сиял бриллиант Розиты) за спиной бабушки делала ему вызывающие жесты. Габриэль понимал — развязка близка. — Подходите к столу, как будете готовы, — сухо промолвила Роуз, а после тихо прикрыла за собой дверь. Оставшись в одиночестве, Габриэль приковылял к висевшему на стене распятию — и бухнулся перед ним на колени, заливаясь горькими слезами от всех несправедливостей и обид, что ему пришлось (и придется) сегодня вынести. Но эта телесная слабость продолжалась недолго — священник вспомнил о всех обещаниях, что он дал Рику и остальным членам группы, а также о всех случаях его малодушия и трусости, из-за которых пострадало так много порядочных людей. Именно в этот момент Габриэлю открылась истинная причина его теперешних заключений — утерев рукавом слезы, он вознес глаза к распятию и горячо зашептал, сложив ладони в молитве: — Всемогущий Отец, я зря тратил своё время, вынашивая пустые замыслы. Сейчас я прошу об одном: чтобы ты, невзирая на великий грех, позволил мне прожить еще несколько минут достойно. За всё, о чем я не подумал, когда было нужно; что должен был сказать — но не сказал; за всё, что должен был сделать — но не сделал… всемилостливый Господь, прости меня. Побыв наедине с Богом минут десять, ободрившийся Габриэль не без труда поднялся на ноги, взял со стола старинную Библию XIX века и отправился на встречу своей судьбе.***
Мрачные предположения Габриэля лишь получили дальнейшее подтверждения за обеденным столом — там он увидел одних взрослых, бросавших на священника хмурые недобрые взгляды. — Где Карл и Синтия? — дрогнувшим голосом спросил он у собравшихся, боясь услышать ответ. — Заигрались с моей дочерью — Луис присмотрит за ними, пока мы решаем здесь важные дела, — недальновидно ляпнул угрюмый Шон. — А там и с ними разберемся. — Что всё это значит? — выдохнул Габриэль, прекрасно зная ответ. — Мы пересмотрели условия нашего договора, Габриэль, — приняв облик суровой матери, промолвила Роуз. — Дом отныне принадлежит нам. — Вернутся твои друзья или нет — но ты с мелкими посидишь какое-то время в подвале под замком. А там видно будет, что делать, — сообщил священнику Донован, удостоив его презрительным взглядом. — Вы совершаете огромную ошибку… — качая головой, тихо прошептал Габриэль. Со стула поднялся глава семьи — Гарри, усатый седой муж Роуз: — Хватит испытывать мое терпение, священник! Окажи нам и миру последнюю услугу — порадуй семью католиков-ирландцев хорошей молитвой перед обедом, а потом уже выбирай себе дорогу — в подвал или сразу в преисподнюю! Осмелевший от понимания неизбежности смерти Габриэль несколько минут вызывающе глядел полноватому деду в глаза, а затем спокойно вымолвил: — Хорошо. В Библии есть подходящий стих на этот случай… Бесстрастно полистав в зловещей тишине Библию, священник хорошенько откашлялся и начал громко читать вслух: — Путь праведника труден, ибо препятствуют ему себялюбивые и тираны из злых людей. Блажен тот пастырь, кто во имя милосердия и доброты ведёт слабых за собой сквозь долину тьмы. Ибо именно он и есть тот, кто воистину печётся о ближнем своём и возвращает детей заблудших… Торжественную речь Габриэля неожиданно прервал натужный кашель Майкла. Сидевший рядом с ним Донован уже поднял кулак для крепкой затрещины брату — и замер, потрясенный зрелищем: на лице молодого человека застыла страшная натянутая улыбка (как будто ему стянули всю кожу лица на затылок), его челюсти плотно сжались, глаза налились кровью, а обычно сгорбленная спина неестественно выгнулась дугой назад. — Майкл? — с тревогой переспросила Роуз, чуть привставая из-за стола. Габриэль с досадой и горечью понял, что Майкл только что сорвал его спонтанный план по уничтожению угрозы для детей и всей группы Рика. Проклятый педофил не выдержал, попробовал отравленного стрихнином супа раньше времени! Впрочем, Габриэлю было уже все равно — пускай минуты его собственной жизни сочтены, Синтии теперь не придется принять мучения от этого мерзавца! И поэтому священник с упоением и истиной верой в правоту своего дела продолжил, чеканя каждый слог и с наслаждением глядя в каждое потрясенное лицо: — И совершу над ними великое мщение наказаниями яростными, над теми, кто замыслит отравить и повредить братьям моим. И узнаешь ты, что имя моё Господь, когда мщение моё падёт на тебя. В эти самые секунды сотрясаемый ужасными судорогами Майкл рухнул со стула и забился в агонии — а вокруг принявшего величественный облик священника поднялся всеобщий визг, проклятия и крики ужаса. Музыка для ушей торжествовавшего Габриэля.