***
Когда Канда добрался до дома Аллена, где их встретил обеспокоенный Мана, тот уже был почти при смерти. Все простреленное плечо было в крови, которая уже стекла к бедру и вот-вот норовила оставить за парнями алую дорожку. Без лишних вопросов Мана указал японцу, куда положить раненого, а самому ему приказал сидеть на кухне и ждать, когда приедет Лави. Через пару часов, когда рыжий уже приехал и снова зафиксировал руку Юу, мужчина вышел из комнаты весь в чужой крови, с мокрыми полотенцами и хирургической нитью. Сказав не беспокоить Аллена, Уолкер-старший ушел отмывать и себя, и полотенца от крови, оставляя Лави и Канду наедине. От Лави Канда узнал, что когда Аллен исчез, Неа сразу же поднял свои старые связи в мире мафии, пытаясь по максимуму быстро отыскать своего племянника без привлечения внимания. Так он и его брат узнали, что волей случая их сынишку втянули в разборки между ЧО и Семьей Ноя. Неа, давно вышедший из Семьи, попросил своих бывших информаторов ввести его в курс дела, даже не смотря на отговорки Маны. Долго отслеживая перемещения Канды и Аллена, Неа в один прекрасный (или не очень) момент снова объявился перед двумя противостоящими организациями и отвлек внимание обеих на себя, давая возможность двум непутевым парням скрыться. Мана, будучи в курсе всех криминальных и нелегальных дел брата, безотказно согласился принять их и укрыть до разрешения всех проблем. Так же Лави пояснил, что на тот момент Неа пытался перевести внимание Семьи Ноя на ЧО, убеждая их, что вся нужная им информация находится у загадочной организации. На удивление Канды, рыжий посмеялся, огреб по голове и сказал, что, оказывается, 14-ый поддерживал связь с двумя членами Семьи, мнение которых слушают одним из первых. Когда Мана вышел из ванны, умывшийся и переодевшийся в чистую одежду, на нем лица не было: он был опустошен. На вопросы двух молодых парней он лишь вздохнул, сел рядом с ними на диван и тихо проговорил, что Аллен может сейчас может легко умереть: потеря крови, недосыпание, недоедание и такой длительный стресс способствовали ухудшению его и так никудышного состояния. Перечислив все обстоятельства, которые довели седовласого до такого состояния, Мана вытер выступившие в уголках глаз слезы и снова вздохнул. «Не умрет», - эти слова Канды прозвучали как гром средь ясного неба, заставив двух собеседников поднять головы и удивленно уставиться на доселе молчавшего японца. «Он не умрет. Не посмеет». Мана позволил Канде остаться у него дома пока его рука полностью не восстановиться. Мужчина сделал вид, что не заметил того, что Канда соврал о причине своего пребывания в чужом доме. Он видел, что Юу просто волновался за состояние его сына и не хотел оставлять его. Пока Канда снова орал на Лави за то, что тот снова назвал его по имени, Мана не удержался и улыбнулся краешком губ. У Аллена никогда не было тех друзей, которые бы волновались за него. У седовласого была куча знакомых, но они были лишь одноклассниками или партнерами по танцам. Никто не оставался рядом с Уолкером надолго: им либо наскучивало, либо они просто «наигрались» с ним, а кто-то находил в парне нечто отвратительное. Мана это прекрасно знал, ведь именно он выслушивал все переживания своего сына, и именно он давал ему полезные, на некоторое время, советы. Но он не мог излечить Аллена от глупой привычки считать всех знакомых друзьями. Принимая каждого нового человека близко к сердцу, седовласому всегда было тяжело их терять. Поэтому Мана был в какой-то мере счастлив видеть человека, который, хоть и обманывая, но хочет остаться рядом с его Алленом. Почему-то он считал, что хоть этот парень и выполнял приказы ЧО, которые, по словам его любимого братика, не всегда были безобидны и невинны, будет хорошей опорой и поддержкой Аллену.***
Выздоровление Аллена проходило очень тяжело. Еще с того момента, как Канда его принес, его начало лихорадить. Температура скакала как полоумная, заставляя Ману и Канду дежурить около Аллена по очереди. Под конец третьей ночи, как раз в «дежурство» Канды, седовласый начал бредить, метаясь по подушке и выкрикивая нечто нечленораздельное. И тогда Канда не сдержался и осторожно взял его за руку, поглаживая ладонь большим пальцем. Рука Уолкера оказалась ничуть не прохладнее его лба, как и всего тела в принципе, сразу ощущался контраст температур двух тел. Юу так и не понял, что именно способствовало тому, что постепенно Аллен успокоился. Зато его здорово смутило, когда седовласый нежно улыбнулся, сжимая руку в ответ. Канда предпочел не рассказывать об этой смене состояния отцу Аллена, во избежание кучи вопросов с его стороны. А Мана, вследствие этого, искренне не понимал, почему его сын днями бредит, и его температура достигает немыслимых высот, а ночью он успокаивается. Тем не менее, через неделю упорной борьбы за жизнь, Аллену стало лучше. Температура установилась в пределах нормы, дыхание стало ровным, правда иногда все равно сбивалось на частое и сбивчивое. Восстановив относительный кровяной баланс, тело обратило внимание на дырку в плече, и рана начала быстро затягиваться. В ту же ночь в дом ввалился пьяный в стельку Неа, который тут же повис на своем брате, ноя что-то про дурацкую Семью. Извинившись перед проснувшимся от пьяных воплей Кандой, Мана затащил Неа в комнату, и наступила тишина, прерываемая одиночными пьяными всхлипами из-за двери братьев. Как объяснил на следующее утро Мана, Неа всегда остро реагирует на нечто, что прерывает его размеренный темп жизни. Так и теперь, получив стресс от нового общения со своей «семейкой», Неа пошел успокаиваться к своему лучшему другу Кроссу, который умеет успокаивать только бутылкой дорогого коньяка. Зато теперь внимание ЧО и Семьи Ноя перешло друг на друга и теперь врятли они в ближайшее время вспомнят о двух взбунтовавшихся беглецах. Когда Неа протрезвел и получил на щи от своего старшего брата, жизнь их семьи втянулась в привычное русло, только Мана теперь заботился об Аллене, находящемся без сознания, и Канде. Наблюдая за двумя братьями и слушая их рассказы за ужином, Канда невольно начинал чувствовать себя частью этой семьи. Иногда он невольно представлял, что бы было, если бы с ними сидел еще и Аллен. Он сам перестал замечать, как приходил и садился в кресло рядом со спящим седовласым, брал по привычке его за руку и долго смотрел на его умиротворенное лицо. В такие моменты Юу как никогда осознавал, что привязался к этому мальчишке. Возможно, это было нечто большее, чем привязанность, но сам факт давил на японца. С одной стороны, ему нравилось это чувство: когда есть кто-то, кто тебе нужен, и ты тоже этому кому-то нужен. Но с другой, старые принципы и закалка многих лет дали свои плоды: ему безумно хотелось убежать, забыть, заставить память всех этих людей стереться и забыть его. Эти мысли не давали Канде покоя. Он постоянно размышлял об этом, пока ему не сняли гипс и разрешили использовать руку. Тогда он принял окончательное решение. Только вот реализация этого решения совпала с моментом, когда Аллен очнулся.***
Первым фактом, который Аллен узнал, когда проснулся, это то, что Канда исчез. Мана вышел в магазин за продуктами, оставив сына на японца, а по возвращению не обнаружил ни его, ни его вещей. Аллен, пробуждения которого еще не заметили, испытывал смешанные чувства. Он ужасно расстроился, что Канда все же ушел, - Аллен очень ярко запомнил тот момент, когда Канда пообещал не исчезать - но в то же время ему было приятно, что он оставался здесь, рядом с ним. Все эти мысли были хорошо приправлены вялым мозгом и общей слабостью, что притормаживало переваривание информации. Следующие две недели Аллену не позволяли вставать с кровати, пичкая разными антибиотиками и витаминами. Плечо первую неделю сильно болело, а потом постепенно прошло. Все это время Аллен не переставал думать о пропавшем Канде. Он часто по привычке думал, что он скоро придет и отчитает его за безделье. Как-то Неа сказал, что Канду видели далеко от и города: он заехал заправить свой мотоцикл на заправку, на которой в то время находился один из информаторов мужчины. Весь тот день Аллен места себе не находил. Тогда он понял, что Юу не обстановку поехал разведать и не в магазин за яблоками. Канда оставил его.