Бар сук и конченых предателей

Влад -30w- — Купер… Срывающийся на хрип, дрожащий от глухих рыданий голос был до боли знаком. Я резко сел и спустил ноги на пол, забывая про ушибленную спину, про то, что спал за прошедшие двое суток всего пару часов, забывая про все на свете. Все мое внимание сконцентрировалось на другом конце провода. — Жасмин? Жасмин, что случилось? — Мне плохо, — признался мальчик. Замолк на пару секунд, прикуривая, и, уже выдыхая дым, попросил: — ты приедешь? — Ты в борделе? — Нет. Я… на выезде. Был. Хватаюсь за голову, сжимая волосы с силой, достаточной, чтобы отрезвиться болью. Монстры из моих кошмаров выбрались наружу и напали на тех, кто мне дорог. Хотя и во сне они мучили любимых мною людей. Кажется, мне снился Макс, лежащий на сыром асфальте с разорванным горлом… Я схватил сброшенные на кресло джинсы и, прижав телефон к уху плечом, попытался надеть их, не слишком сгибая ноющую поясницу. — Ты сейчас в безопасном месте? — Не знаю, — честно признался мальчик, и по тому, насколько заледенел его голос, я понял, что он шокирован. — Я на улицу вышел, дошел до магазина. Тут… круглосуточный. Но меня выгнали, как… бродягу. — Бродягу?! — Блять, да! — заорал Жасмин, и я ясно услышал, что истерика все же пробилась наружу. — У меня вся одежда в крови, они меня отпиздили, нос, кажется, сломали! Приедь сюда, Влад! Сейчас! За… — он вдруг всхлипнул и в то время, как я пытался судорожно отыскать на рабочем телефоне приложение такси, умоляюще забормотал. — Забери меня, Купер! Ты же обещал! Ты же обещал, что приедешь, если я попаду в беду! — Ты знаешь адрес? — Я нашел его. Вот стою под табличкой Екатерининская 40. — Пятнадцать минут, Жасмин! Никуда не уходи. — Хорошо, я буду тут… — И еще! — закричал я вдогонку, направляясь в коридор. — Что? — Ты молодец, что позвонил мне. — Но идиот, что поехал. Все, я… — мальчишка затянулся сигаретным дымом и горько выдохнул: — жду тебя. К счастью, машина такси оказалась совсем недалеко. Я на месте был через двенадцать минут. Одинокую, изломанную фигурку в старом бомбере узнать не составляло труда, но вот о его состоянии сказать было сложно с такого расстояния. — Подождите пять минут, пожалуйста, — попросил я, потому что был уверен, что мальчика надо увезти в тепло как можно скорее. Возможно, даже в больницу. — Заявку надо бы бросить, — неловко протянул водила, но двигатель заглушил. Жасмин двинулся ко мне сам. Хромал, курил уже черт знает какую и глаза прятал, как нашкодивший шестиклассник. — В больницу? — осторожно спросил я, придерживая его за плечо. Поднял голову за острый подбородок, пытаясь в свете фонаря рассмотреть масштаб катастрофы. Конечно же, и расширенные зрачки тоже заметил. Но он только раздраженно дернулся и зашипел: — Там Людка осталась. Одна. И шмотки мои. Платье порвали, пидоры! Они меня выставили за дверь, а ее… — Полицию вызвать? — Не надо, — процедил он, сплевывая кровавую слюну на землю. — Ей такое дерьмо нравится. Я просто… не знаю, что делать. Смотреть на него было больно и гадко, а еще страшно до чертиков. Кивнул в сторону такси, и он, пожимая плечами, нырнул в машину. — Эй-эй, это еще что такое?! — возмущенно закричал водитель, оборачиваясь, рассматривая его заляпанное кровью лицо и одежду. — На клининг докину, — пообещал я, доставая телефон. — На тот же адрес делаю заявку, а за чистку кидаю на карту. Идет? — Ладно уж, — пробухтел таксист, сморщив нос. От мальчишки пахло алкоголем, сигаретами, дешевыми духами, кровью и сексом. Даже меня, уже казалось бы давно привыкшего к подобному смраду, замутило. — Ты уверен, что не надо в больницу? — украдкой рассматривая его профиль, спросил я шепотом. — Не надо, — зарычал Жасмин, пытаясь сильнее закутаться в куртку и закрыть лицо спутанными волосами. — И не такое бывало. Я сам дурак, надо было дать им, а не выебываться. — Им? Они… вдвоем пытались? — Если бы вдвоем! — воскликнул он так, что таксист обернулся и недовольно цокнул языком. — Втроем! «Блять» — беспомощно подумал я, отворачиваясь к окну, — «сука-сука-сука!» Даже не заметил, как мы доехали до дома. Скинул столько, сколько водила попросил, на карту, я заплатил за саму поездку и выбрался из протопленного салона. С кряхтеньем и стонами, Жасмин вылез следом, отказавшись от помощи, и, не оборачиваясь, направился к моему подъезду. В квартире окинув безразличным взглядом плоды моего морального разложения, выраженные в немытой посуде, слое пыли на мебели и раскиданных вещах, он направился в ванную, куда я, конечно же, последовал за ним. А дальше все по сценарию. Я его раздел, помог забраться в ванную, отмыл от крови и прочего, прошелся заживляющей мазью по ссадинам и только уже в самом конце осторожно надавил на плечо, заставляя нагнуться, упереться ладонями в бортик ванны. Да он и сам это сделал, уговаривать не пришлось. Увы, он привык к постоянному нарушению личных границ, особенно в интимном плане. Я осторожно присел на корточки и мягко коснулся внутренней стороны бедра, молча прося шире расставить ноги, а потом пальцами раздвинул его ягодицы, открывая истерзанный, покрасневший вход. Хуже, чем я думал. Ватой стер выступившую каплю мутно-розовой спермы, и задал вопрос, который можно было бы и не задавать. — Было без защиты? — Да, — буркнул он, устало роняя голову. — Но я пью АРТ. — Молодец, мальчик, — похвалил его шепотом, откупоривая заживляющие свечи. — Потерпи. Он даже не шипел, когда я протолкнул одну, а потом смазывал анус мазью, только сильнее сжал руками края ванной. — Умница, — снова произнес я мягким голосом, поднимаясь на ноги. — Теперь иди ложись в кровать. Я принесу тебе обезболивающие. Выпив таблетки, он почти сразу провалился в глубокий, почти детский сон, а я осторожно присел рядом, убирая влажные пряди волос с его красивого молодого лица.

***

Влад -30w- — Вот, блять, интересно, почему кардиотренировки полезны для сердца, а наебнуть кофейку после бодрящих трех часов сна — вредно? Хотя пульс в обоих случаях одинаковый, — недовольно буркнул Жасмин, наблюдая, как я шнурую кроссовки для утренней пробежки, а сам с выражением вселенской скорби на лице цедил зеленый чай. — Это лицемерие сердечной мышцы, — дернул я плечом, потянулся всем телом, пытаясь уменьшить боль в спине, и еще раз взглянул на мальчишку испытывающе. — Уверен, что один справишься? Он только глаза закатил и толкнул меня в грудь, вынуждая идти к двери. Да, я должен был скинуть напряжение, побегать, проветрить голову, подумать хорошенько, прежде чем снова отправлять пацана в его бордель. Хотя о чем тут думать? Он взрослый, он сам каждый раз принимает решение вернуться туда. А я каждый раз позволяю. И каждый раз это пиздец как сложно. Сунув наушники в уши, я направился в сторону парка, выискивая нужную музыку. «Арктические обезьяны» всегда были лучшими в этом деле, но сейчас я выбрал более жесткий скандинавский блэк метал. Не самая подходящая музыка для пробежек, но зато по настроению самое то. Мне тоже хотелось убить себя и всех вокруг. Мысли постоянно возвращались к Максу. Моему нежному, сладкому Максу, которого я упрямо вытравливал из памяти. Максу, который еще раз подтвердил мою теорию о том, что мир прогнил до основания, утонул в грязи, захлебнулся в пороке. И я не ебаный мессия, чтобы стоять и орать на центральной площади «покайтесь, грешники!», я просто ничтожество, которое никого не может спасти, никому не может помочь. Сделав четвертый круг, я вернулся домой, где застал поглощающего еду из моего холодильника мальчишку. Тот уже умял все и теперь принялся за моцареллу. — Может, тебе доставку заказать? — спросил я ради приличия, наливая в стакан воду из фильтра. — Не, дома поем. Меня передернуло от того, что он называет ебаный бордель домом, но я как обычно промолчал. — Не смотри на меня так, — прорычал он вдруг, отрываясь от поедания сыра. — Будто на котенка, которого фура по асфальту размазала. Мне твоя жалость нахуй не уперлась. Я свои деньги зарабатываю! Я сел на стул напротив и отвел взгляд, чувствуя обреченность, как крыса, попавшая в лабиринт сумасшедшего ученого, из которого нет выхода. Кто-то явно проверял границы моего терпения. — Ты звонил Людке? — А то! Отсыпается дура. Говорит, вытрахали из нее душу. Мне еще повезло. Хотя тут как посмотреть. Может, если бы у меня дырка растягивалась так, как ее манда, я бы тоже пищал от восторга. — Людка твоя психически не здорова, — произнес я не с целью оскорбить, а просто цитируя официальное заключение психиатра. — Не заливай! Знаю я, как выглядят психи. Она еще ничего… Устало откинув голову, разминая шею, я уставился невидящим взглядом в равнодушный потолок. А потом все же заставил себя посмотреть на мальчика и спросить: — Может, ты сегодня еще у меня побудешь? У тебя все лицо, будто ты его об асфальт почесал. — Ага, с разбегу! — съязвил Жасмин, закидывая в рот последний кружочек моцареллы. — Не неси хуйню, Влад. Мне работать надо. Отпуск и соцпакет, увы, не предусмотрен. Я сжал кулаки от злости. Ничего, блять, не меняется в этом ебаном борделе. Ненавижу. Просто ненавижу! — Эй… — Жасмин протянул руку, накрывая своей ладонью мою, и взглянул в глаза проникновенно, сладко, как умеют только мужчины проститутки, как смотрел… Макс, — не нужно, Влад. Все в порядке. — Не в порядке, — хрипло отозвался я, сжимая его тонкие пальцы в ответ. — Я хочу вытянуть тебя оттуда. — Я не хочу, — покачал он головой, грустно улыбаясь. — Это все, что я умею делать хорошо. Вздохнув, я высвободил руку и отправился в душ. Тело ныло после работы и тренировок, совсем не успев восстановиться после ночных свистоплясок, а теперь снова на службу, и сил никаких нет передвигать ноги, мотивация, жажда справедливости куда-то испарились, а в голове крутились слова, однажды сказанные мне бордельным папкой, Олегом Геннадьевичем: ты уверен, что помощь нужна тем, кого ты пытаешься спасти? Я не был уверен. Если посмотреть на того же Жасмин или Барби, или Оксанку, или, блять, Макса… — …кто? — расслышал я голос в коридоре. Знакомый голос. Я быстро ополоснулся, вытер себя кое-как полотенцем, и, успев только натянуть штаны, выскочил из ванной, наталкиваясь взглядом на ошарашенного, бледного как мел Макса. И такого же недоумевающего Жасмин. В моей домашней одежде, встрепанного, с разбитым лицом… зацелованными губами и засосом на шее. — Э-э, я, наверное, пойду, — прошептал Макс, отступая на шаг назад и наталкиваясь спиной на захлопнувшуюся дверь с хитрым механизмом, который просто так изнутри не открыть. — Послушайте, я… — начал представляться Жасмин, протягивая руку и мягко улыбаясь, но парень его и слушать не хотел. Взгляд его стал совершенно дикий, как у затравленного собаками кота. Он прижался к двери, испуганно глядя на мальчика, и, кажется, я понимал причину его ужаса. Жасмин выглядел младше своих лет, явно не на девятнадцать, на этом и выезжал, играя девочек, но Макс об этом знать не мог. — Влад? — нервно пробормотал мальчишка, покосившись на меня с тревогой. Видимо, реакция гостя его пугала. Потому как тот вдруг схватился за живот, который даже дутая куртка уже скрывала с трудом, и, заскулив, сполз на пол. Я кинулся к нему, без лишних слов расстегивая змейку, чтобы дать ему немного воздуха, и Макс тут же вцепился в мои руки, как утопающий, и хрипло прошептал: — Я не специально, Влад! Честное слово, я не специально! — Детка, тише-тише! — умоляюще забормотал я, пытаясь снять с него верхнюю одежду. — Жасмин, принеси воды! Мальчик послушно метнулся на кухню, а, когда вернулся, застыл, недоуменно глядя на круглый живот в целом худого парня. За неделю Макс действительно сильно похудел, а вот малыш в его животе вырос… — Вот, попей, — попросил я, подставляя стакан к его бледным губам. — В-влад, ты мне не веришь? — всхлипнул Макс, глядя на меня влажными глазами. — Т-ш-ш, не нервничай! Тебе нельзя нервничать! Рот парня скривился, между бровей появилась морщинка. Он крепко зажмурился и покачал головой, а потом ойкнул и снова схватился за живот. — Что?! Что такое? — я тоже положил руку поверх его ладони, чувствуя шевеление ребенка. — Толкается? — Переворачивается, — устало прохрипел Макс, нахмурив брови. — Что-то не так. Он… ой, блять! — он снова схватился за живот. — Крутится, пинается, еще и… черт, мне надо в туалет! Срочно! Я помог ему подняться и провел мимо охуевшего от увиденного Жасмина к туалету. — Это женщина? — осторожно спросил тот, когда дверь за Максом закрылась. Вопрос был правильным и логичным, но ответ был очевидным. — Нет, он мужчина. Так бывает. — Так не бывает! — зашипел Жасмин. — Я не вчера родился! Я знаю, что так не бывает! — Что ты хочешь услышать? — устало спросил я, направившись на кухню. — Правду! — зло бросил парень, следуя за мной по пятам. — Кто он? Твой любовник? Он носит твоего ребенка?! — Да, — ответил я сразу на оба вопроса, привалившись спиной к стене и сложив руки на груди. В глазах Жасмин мгновенно, как по щелчку пальцев, задрожали слезы. Ну начина-ается! И если Максу я мог простить плаксивость из-за бушующих гормонов, то Жасмин был обязан взять себя в руки. — Я обещал тебе покровительство, — напомнил я ему ледяным голосом. — И еще тогда, шесть лет назад, я сказал тебе, что никогда не буду с тобой. Что никогда тебя и пальцем не трону. Было это? — Было! — резко ответил парень, гордо вскинув голову. — Потому я и не ухожу из борделя. Зачем, если все равно надежды, что ты обратишь на меня внимание, нет. Так хоть трахаюсь вдоволь! — Трахайся на здоровье, главное предохраняйся, — жестко бросил я, глядя в пылающие обидой глаза. — И еще… Договорить я не успел. Из ванной послышалось паническое «Бля-я, Влад, иди сюда!», и я пошел проверить, что случилось. Макс стоял посреди ванной комнаты в луже мутной воды. Его светлые джинсы, видимо, специально перешитые под его новую фигуру чьими-то заботливыми руками, были насквозь мокрые. Сам парень держался за умывальник одной рукой, а второй за живот, и при виде меня, облегченно выдохнул. Не надо было быть гением, чтобы понять, что к чему. — Воды отошли, — прохрипел он испуганно, а я явно услышал в его голосе подступающую истерику. Я шагнул к нему ближе и как раз вовремя, потому что он бы рухнул, как подкошенный, вскрикнув от боли, если бы я не подхватил его. — Тише-тише, милый, идем-ка на кровать, — мгновенно собравшись с мыслями, я мобилизовал все свои силы и, забив болт на ноющую поясницу, схватил его на руки и понес в спальню. Жасмин тоже прибежал, позабыв обиды, видимо, заинтересованный сложившейся ситуацией. — Он рожает?! — охнул мальчишка, кусая себя за кулак от нервов. — Да, — буркнул я и бросил ему свой мобильный телефон. — Найди в контактах Сергеича и скажи, что воды отошли. — Я не смогу! — пискнул Макс, пытаясь отползти от меня к изголовью, но я был неумолим. Расстегнул его джинсы и аккуратно снял, откидывая в сторону. — Не надо! Поехали в больницу! Мне нужно… я не смогу сам! Влад, пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста, поехали в больницу! Он бормотал и бормотал, проваливаясь в свой кошмар, а я искренне не знал, чем ему прямо сейчас помочь. Сделать кесарево у меня дома они не смогут, а везти Макса в дом Сергеича, где он штопает всякий сброд? В ту антисанитарию? В тот ссаный подвал?.. А если действительно в больницу? Заплатить хирургу, в крайнем случае запугать? Да и, еб твою мать, это только тридцатая неделя! Малыша надо в барокамеру! Нужна кормилица или хотя бы смеси, нужно, чтобы его обследовал врач, нужно… — Влад, — Жасмин тронул меня за плечо и, наклонившись к самому уху, прошептал: — они выезжают. Будут через полчаса. Все необходимое привезут еще через час, но за срочность надо будет доплатить. Я тупо кивнул, давая понять, что деньги — это последнее, что меня сейчас волнует, и снова вернул все внимание Максу. Бледному, испуганному и, кажется, не рискующему даже дышать полной грудью. — Родной, посмотри на меня, — попросил я, подсаживаясь ближе к нему. — Врачи скоро будут. Он перевел на меня полный ужаса и боли взгляд и умоляюще забормотал: — Я не вынесу этого. Я думал, что готов, но это не так. Мне так страшно, Влад, так страшно! — Я знаю, — ласково прошептал я, сжимая его ладонь. — Но ты должен прямо сейчас сказать мне, что с тобой происходит. — Живот хватает, — признался он, ощупывая область над лобком, — я чувствую схватки, но слабые. Будто ток пропускают. — А что с малышкой? — Она затихла. Она перевернулась и затихла. Влад, — он подался вперед, упираясь лбом мне в плечо и снова завел свою шарманку: — Я не знал про видео. Я не знал, что их трое. Я не… Боже, пожалуйста, поверь мне. Это твой ребенок. Я погладил его по голове, пропуская пряди волос сквозь пальцы, и обнял, помогая пережить следующую схватку. Потом еще одну. И еще одну. Схватки все усиливались и усиливались, накатывая волнами, накрывая его с головой и лишая кислорода, и вскоре Макс обессиленно повалился на кровать, сжимаясь в комочек и скуля от боли, прижимая руку к низу живота. Я беспомощно покосился на растерянного Жасмин, сидящего в кресле, и попросил: — Накипяти воды и принеси из ванной чистые полотенца. — Что, уже? — охнул мальчик, вскочив на ноги. — Я не знаю, но все слишком стремительно. Следующие десять минут Макс просто подвывал на одной ноте, пялясь пустым взглядом в стену. А потом перевернулся на спину и, расставив колени, попросил: — Посмотри раскрытие. Я должен знать. — Как я тебе его посмотрю? — Пальцами, конечно же! Но я только руки помыть успел, как пришли Сергеич и Василий. Жасмин выгнали в гостиную, стол с кухни перенесли в спальню и начали процесс подготовки к операции. Ни о каком общем наркозе и речи не шло, как и об эпидуралке. Но спросить, как все произойдет, я не успел. — Кесарить поздно. Раскрытие полное, ребенок опускается в родовые пути, — сообщил Василий, сидя между раздвинутых ног Макса. — Что, блять?! — охнул я, а Макс только истерически засмеялся, закрывая лицо руками. Я сжал с силой его плечо и категорично произнес: — Он не родит сам. — Родит, но с серьезными повреждениями, — отозвался Василий, открывая свой чемоданчик. — У меня есть синтетический наркотик. Дрянь та еще, привыкание может быть с первого раза, но это единственное, что можно было достать за это время. Чтобы не загнулся от болевого шока, когда ребенок пойдет. Истерический смех Макса превратился в надрывное рыдание. Я склонился к нему и поцеловал влажный лоб, убрал волосы с лица и тихо прошептал: — Все будет хорошо, детка, я рядом с тобой. Весь следующий час для меня превратился в кровавый кошмар. Для Макса — неизвестно. Сразу после укола он оказался где-то далеко, не здесь. Отлетел в лучший мир, стал призраком с пустым взглядом и зрачками с игольное ушко. Он реагировал на слова, смотрел на все широко открытыми глазами и поверхностно дышал, медленно моргая, пока врачи колдовали над ним, переложив снова со стола на кровать. Я не знал, все ли они делают правильно, я вообще нихуя не понимал, машинально выполняя команды, которые мне давали. Поставить его на ноги, чтобы сместить центр тяжести и помочь ребенку продвинуться вниз, массировать поясницу, перевернуть на бок, потрогать пульс, стереть пот с лица. Я так же постоянно следил, чтобы он не выдернул иглу капельницы с вены, потому как ему начали переливать кровь из пакета, установленного на штатив. Кровь. Кровь была везде. Мой матрас пропитался кровью. Мне казалось, она просочилась и капала на пол. Я отлучился от Макса всего на пять минут, когда приехал кювез, и надо было поднять его в квартиру. Жасмин помогал мне, бледный и шокированный происходящим. Потом приехала пожилая женщина с объемной сумкой. Где Сергеич нашел ее, я не знал, но она деловито принялась подключать кювез и расставлять прямо на придвинутом к стене кухонном столе еще какую-то аппаратуру, готовясь встречать ребенка и совсем ничему не удивляясь. — Маша, иди сюда, тут разгибание головки. Нужны тонкие женские пальчики, — позвал Василий. Та подошла ближе, взглянула на кровавое месиво, в которое превратилась промежность Макса, и деловито произнесла: — Отойдите. Я затаил дыхание, наблюдая, как она обрабатывает руки, натягивает перчатки и при помощи Сергеича надевает стерильный халат и маску. Уверенно сев между раздвинутых ног совершенно ничего не соображающего парня, она проникла пальцами в перерастянутую дырку, ослабляя натяжение, и я понял… блять, я понял, что вот это темное и кровавое — это не что иное, как голова! Макушка моей дочери. Ноги подкосились, и я обессиленно сполз по стеночке на пол, наблюдая, как Мария аккуратно пальцем проникает в тело Макса, натягивая края ануса, ослабляя давление, помогая головке пройти, пока Василий медленно давит на живот протестующе мычащего парня. Видимо, наркотик переставал действовать… — Ну же, давай! — пробормотала женщина, прощупывая второй рукой область над лобком, направляя ребенка. — Выходи, малышка, не мучай папу. Я на секунду зажмурился, закрывая уши руками, не в силах слышать болезненные стоны Макса, а потом поднялся на дрожащие ноги и пошел к кровати, сел в изголовье. — Надо резать, — произнесла Мария, зыркнув на коллег. — Маленький надрез. Иначе порвется, только хуже будет. Головка спокойно прошла по родовым путям, но сфинктер так легко не пройдет. Узко. Ему бы тужиться, но болевой шок неизбежен. — На стол, — решительно скомандовал Василий, и Макса переложили на заранее перенесенный с кухни стол. А потом все случилось как будто за пару мгновений: звон металла, тихий вскрик новоиспеченного отца и мяукающий плач ребенка. Нашей дочери. Перед глазами все расплылось. Я с силой сжал ладонь все еще ничего не соображающего парня, неотрывно наблюдая то за манипуляциями с ребенком, то за процессом зашивания Макса. — Порвался не сильно, — сообщил Василий, орудуя иглой. — Плацента целая, отделилась хорошо. — Девочка третьей степени недоношенности, — отозвалась женщина. — Вес один килограмм четыреста двадцать грамм, длина тридцать три сантиметра. Я настоятельно рекомендую госпитализацию. — Что? — я непонимающе уставился на нее. — Она дышит слабо. Может понадобиться искусственная вентиляция легких, — терпеливо пояснила Мария, укладывая малышку в инкубатор. — В кювезе искусственно создан оптимальный микроклимат, но, если что-то пойдет не так, у вас будут считанные минуты, чтобы доставить ребенка в реанимацию. Вы можете просто не успеть. Я застыл, пораженный этой информацией. Нет, я понимал, что она родилась слишком рано, но и предположить не мог, что все настолько серьезно. — Влад, Мария права. Она вряд ли способна сама есть. Нужен зонд. Я могу связаться со знакомыми. Примут как сироту, потом ты сможешь ее удочерить, — произнес Сергеич, стягивая маску. — Но… — Два месяца проведет в больнице минимум, тут уже ничего не поделаешь. Надо решать, Купер, — он посмотрел на меня сочувствующим, но твердым взглядом, и добавил: — и за него тоже.