Карма вторников

В прогнозе реальности на сегодня значились непроницаемая туманность и сокрушительная дрожь сознания. Мысли были вялы, обрывисты и многослойны. И это не было похоже ни на обморок, ни на привычный вырубон от удара по голове (головой-то он как раз не бился. Или было дело?... Ладно, добавим в прогноз предательскую недостаточность памяти). Ужасно хотелось покоя - то ли от того, что добрые врачи вкололи что-то седативное - зачем, собственно? - то ли от банальной человеческой усталости. Жизнь на колёсах и охота за монстрами обходятся дорого, если тебе уже за пятьдесят. "Доживу ли я до завтра?" - вопрос дня. Тишина, которую время от времени нарушал чей-то гулкий кашель, казалась враждебной. Сквозняк из невидимого окна вонял дешёвыми сигаретами, а из коридора несло дезраствором. Лампа под потолком светила слишком ярко. В утешительно-ровном ритме пищали и гудели больничные агрегаты, в которых Сэм так и не научился толком разбираться. Антураж провинциальной клиники. Но, судя по тяжким вздохам и покашливанию соседа справа, вроде бы не морг. И на том спасибо. Второй вопрос дня - хотя, на самом деле, вечный ежедневный вопрос - "Куда девался Дин?" Сэм пошевелил озябшими пальцами ног под одеялом и мутно огляделся. Слева увидел задвинутую шторку умиротворяющего синего цвета и стойку капельницы, справа - больничную кровать с поднятыми бортиками, а на ней - незнакомую живую глыбу, укрытую до мясистого подбородка. Ничего интересного. Сосед снова заколыхался по-тюленьи, надрывно закашлялся, будто пытаясь выхаркать собственные лёгкие, потом разразился жалобами. На стенания явилась суровая больничная валькирия с брезгливым лицом человека, не видавшего в жизни ни одного светлого дня, поправила ему капельницу и подошла к Сэму, который всё пытался собрать воедино свои расслабленные мысли, чтобы сформулировать оба вопроса, но сегодня в его голове вместо мозгов болтался какой-то кисель, неспособный родить ничего мало-мальски связного. - Мальчик... Со мной был... Где? Валькирия снизошла до малоинформативного бурчания: - А я откуда знаю? - Но... - Придёт доктор - всё скажет. И про мальчиков, и про девочек. Отдыхайте пока. И уковыляла прочь, в холодный кафельный мир. Разочаровавшись в собственных коммуникативных способностях, Сэм покорно принялся отдыхать. Сквозь наползающую дремоту ему слышался далёкий шум в коридоре, поскрипывание резиновых колёсиков и плач младенца. "Надо же, как быстро..." - поразился он с усталым удивлением. Он подумал, что, возможно, когда он окончательно придёт в себя, его уведомят казёнными фразами, что мальчик, который был вместе с ним, пропал неизвестно куда, и это будет означать, что Дин Винчестер завершил свой странный жизненный путь и сгинул в такие бездны изначального небытия, откуда его уже не вытащат ни ангелы, ни демоны, ни лояльно настроенные вампиры, потому что все знают, куда уходят души, но никто не знает, откуда они берутся, кроме, быть может, Бога и Смерти - но второго они уже достали просьбами об одолжениях, а первый и вовсе куда-то запропастился... Под угасающий аккомпанемент этих неповоротливых сентенций Сэм прикрыл глаза и снова, не удержавшись, соскользнул за край сознания. Во второй раз его разбудил молодой внимательный врач, сопровождаемый давешней валькирией. Тюленистый Сэмов сосед куда-то исчез - вероятно, всё-таки передислоцировался в морг. Младенца в коридоре тоже не было слышно. - Как дела, мистер Джонсон? - осведомился врач. Мучительно пытаясь сообразить, что за страховку подсунул медикам Дин или он сам (на этот момент как раз приходилось одно из белых пятен памяти), Сэм уставился на нагрудный карман его халата с тремя торчащими оттуда разноцветными ручками и неразборчиво вышитым вензелем и, со старательной чёткостью выговаривая слова, словно на конкурсе по орфографии, спросил: - Что с моим братом? Доктор вопросительно дёрнул бровью, и валькирия немедленно разрешила его недоумение: - Говорит, мальчик с ним был. Наверное, один из тех. - Она ткнула пальцем куда-то вверх, и Сэм на мгновение решил, что она имеет в виду Рай, отмёл эту мысль как абсурдную, потом пришёл к выводу, что в его жизни мало что может оказаться достаточно абсурдным, чтобы не существовать в действительности, и слегка встревожился. - А, из тех, которые...? - Доктор тоже сделал невразумительный жест в направлении Рая и опять повернулся к Сэму. - Не извольте беспокоиться. Все дети в полном порядке. И братец ваш, значит, тоже. Педиатр их уже осмотрел, теперь работает полиция. Вам, кстати, шериф тоже хотел задать пару вопросов насчёт того горящего поля... - Горящего? - Ну да. Его, кажется, до сих пор тушат, часа три уже. Сначала думали, огонь и до ферм доберётся, но вроде обошлось... Ну и натворили вы дел, мистер! Док обезоруживающе улыбнулся, а Сэм почему-то покраснел - как будто ему снова было двенадцать и ему вот-вот должны были устроить разнос за порчу чужого имущества. Хотя в тот раз, когда они с братом сожгли поле на Четвёртое июля, Дин просто сказал: "Чёрт, Сэмми, кажется, мы влипли!", и они свалили оттуда по-тихому, остановили Импалу только через полмили, на заправке, и Дин позвонил куда надо из телефонной будки: "Да, сэр, мы проезжали мимо и увидели дым..." Так что, в конечном счёте, никто ничего не узнал. - Вы вроде как местный герой, - сообщил доктор, к вящему Сэмову удивлению. - Вы нашли всех этих детишек... - Или он маньяк, который похитил всех этих детишек, - с неприятной уверенностью возразила валькирия. - Эдит... - А что? Как бы он их нашёл, если бы сам и не спрятал? Поле-то за три дня прочесали вдоль и поперёк - и ничего. А этот явился - и сразу все нашлись. И кукуруза полыхает. Подозрительно! - Согласен, - рассеянно кивнул Сэм. - А зачем же я их отпустил? - Испугался, наверное. Сэм нахмурился. Его вялые мысли пришли в беспорядочное движение, но легче от этого не стало. - Нет, тогда бы я смылся куда-нибудь в Мексику. Да и зачем мне похищать детей? Я совершенно не умею с ними обращаться. И вообще как-то не очень люблю... - Псих, - категорически заключила Эдит. - Шериф разберётся, кто псих, а кто нет, - сказал доктор. - Человек только что инфаркт перенёс, не заставляй его нервничать. - Я и не нервничаю, - покорно ответил Сэм, хотя его никто не спрашивал. Эдит хмыкнула и отвернулась к окну, но не ушла. "Ты мне чертовски не нравишься, приятель, - говорил весь вид её толстой спины. - И я была бы рада видеть тебя скорее на электрическом стуле, чем в этой уютной кроватке, но что поделаешь!" Сэм вздохнул. Его всегда огорчало, когда выяснялось, что незнакомцы не испытывают к нему безоговорочной симпатии. Он хотел нравиться всем. - У меня проблемы, док? - спросил он, и доктор быстро перелистал его тоненькую, в три странички, карту. - Я был бы рад сказать, что вы будете жить долго и счастливо, мистер Джонсон, но придётся вас огорчить... Минут пять док разворачивал перед Сэмом его нерадужные перспективы, но тот не особо вслушивался в термины. Его отвлекала мстительная ухмылка валькирии в бледном отражении оконного стекла. *** Дин цеплялся за брата, как клещ, до последнего отбрыкиваясь от полицейских и шокируя парамедиков не характерными для восьмилетки выражениями - но что он мог поделать против взрослых? Первая "скорая" умчала бессознательного Сэма в неведомые дали, а Дина вместе с остальными детьми забрала вторая машина, чуть припозднившаяся, и в ней он внезапно и крепко уснул, а проснулся уже в другом месте - на уютном диванчике в незнакомой комнате, заботливо укрытый пледом. Над ним мягко светился абажур торшера, но потолок прятался во мраке. На противоположной стене висели постер с мультяшными Симпсонами и пробковая доска для объявлений, усеянная разноцветными листками. Рядом бормотал телевизор, за дверью шаркали неторопливые шаги, доносились неясные голоса, но в остальном стояла та особая потусторонняя тишина, какая бывает только перед самым рассветом, в четыре-пять утра. Дин сбросил плед на пол и сел, насторожённо оглядываясь. Неподалёку перед включенным телевизором стояло кресло, в котором внаглую развалился тот самый парень в драных шортах и одном ботинке, который пытался убежать от призрака на кукурузном поле. Нашёлся, значит... Теперь вместо шортов на нём была больничная пижама в цветочек, а ноги в войлочных тапках он положил на кофейный столик перед собой. Не поворачивая головы, он спросил: - Выспался, мелюзга? - Не-а, - ответил Дин сквозь зевок и потёр лицо. Ему хотелось найти зеркало, чтобы узнать, сколько лет ему сегодня. Судя по голосу - не больше шести. Плохо дело. - Ну и дрыхни дальше, - безразлично посоветовал парень, лениво перещёлкивая каналы. - Они только что увели Элли, а такое трепло, как она, ещё поискать... В общем, до нас очередь дойдёт нескоро. - Куда увели? Какая очередь? - На допрос, куда ж ещё. Тут такой шум поднялся, когда мы приехали! Несмотря на то, что ночь. Полиция, врачи, телевидение, служба опеки... Только недавно всё устаканилось, посторонних разогнали, и теперь нас дёргают по одному на задушевные разговоры. - А мы где? - В больничке. Пока что. Они вызвали родителей. Хорошо бы поскорее попасть домой, а то мне уже осточертела эта беготня. - Парень широко зевнул и помотал головой. - Не спать, Бретт Хадсон, не спать, сукин ты сын... - А Сэм? Ты не знаешь, где Сэм? - Это тот тип, что ли, который нас вытащил? А фиг знает. Тоже где-то тут, наверное. А он тебе кто? Папаша? Отчим? Может, дед? Это он тебе клеймо поставил? Копы очень интересовались этой штукой. - Нет. Это долгая история. Он хоть живой? - Я тебе Гугл, что ли? Иди у копов спроси. Мило побеседовали... Дин встал, обнаружив себя облачённым в такую же цветастую пижамку, мельком удивился - крепко же он дрых, если не заметил, как его умыли и переодели! - и осторожно выглянул в коридор - длиннющий, со множеством загадочных дверей и поручнями вдоль стен. Метрах в трёх виднелась стойка дежурного поста, но оттуда не доносилось ни звука, а свет в коридоре был по-ночному приглушён. Дин прикинул, что, пожалуй, смог бы мышкой проскочить мимо всех постов и сонных медсестёр, прокрасться по стеночке и обшарить проклятую больницу хоть сверху донизу, чтобы найти своего так некстати приболевшего братца, но появившаяся из-за угла тёмная фигура обломала ему все планы. Он шмыгнул обратно в комнату, с головой нырнул под плед и прикинулся спящим. Тихонько открылась и закрылась дверь. Незнакомый женский голос шепнул: - Твоя очередь, Бретт. - А чё я-то? Вон мелкого допрашивайте, он тоже там был! - Тише ты, разбудишь! - Да он не спит, только прикидывается. Эй, шибздик, вылезай! "Сукин ты сын, Бретт Хадсон", - скрипнул зубами Дин, откинул край пледа и сел. Призвав на помощь все свои драматические таланты, он выразительно пожмурился от света, потёр кулаками глаза, похлопал ресницами с разморенным видом. Потом мастерски скривил разнесчастную сиротскую физиономию, и сердце миловидной пухлой брюнеточки из службы опеки неслышно пало к его ногам. Она перепорхнула на диванчик и заново укутала Дина в плед. - Спи, детка, спи. Надо отдохнуть как следует. Дяди из полиции скоро найдут твоих папу и маму, и всё будет хорошо. Дин мысленно пожелал дядям удачи в поисках, кивнул и опять улёгся. Спросил якобы сквозь накатывающую сонную пелену: - А как там мой брат? У него что-то с сердцем... Но про Сэма брюнеточка тоже не знала ровным счётом ничего и ещё минут пять щебетала какую-то милую, но бессодержательную чушь, гладя Дина по макушке, пока он и вправду чуть не вырубился. Когда он затих, она увела возмущённого Бретта в коридор и закрыла комнату на ключ, но при наличии канцелярских скрепок замки никогда не были для Дина проблемой. Ему удалось без происшествий миновать боковой коридор, в котором, скучая, переминались с ноги на ногу несколько человек в униформе полиции штата. Потом он чуть не попался, замешкавшись у лифта. Двери вдруг раскрылись и выпустили троих энергичных молодых людей, нагруженных съёмочной аппаратурой, но Дин успел незамеченным проскочить на лестницу, пока всполошившиеся полицейские разбирались с пришельцами. На холодной и пустой лестничной площадке он перевёл дух и стал быстро спускаться, по слогам читая указатели на стенах. Смысл слов "администрация" и "оперблок" ускользнул от него, а "рентгенодиагностику" он и вовсе не осилил дальше первых трёх букв, но за "отделение интенсивной терапии" как-то инстинктивно зацепился - всплыло из памяти. Внутренний голос уверенно сказал: "Тебе сюда", и Дин подчинился. Дверь распахнулась ему навстречу так же неожиданно, как и лифт, - видимо, ночь сегодня выдалась особенная, щедрая на неприятные сюрпризы, - и он отскочил, извернулся, собираясь спрятаться за створкой, но его всё же заметили и сцапали за шиворот. Пришлось, нацепив невиннейшую мину, обернуться. Это была незнакомая красавица-медсестра. В правой руке она сжимала воротник Диновой пижамы, а в левой - зажигалку и тонкую дамскую сигарету. Она не выглядела удивлённой. - Ты что здесь делаешь? Из детского сбежал? Марш назад! Что у вас, сопляков, за привычка бродить по ночам? - Пустите, мне нужно к брату! - заныл Дин. Ему уже представлялось с отчаянной ясностью, как медсестричка сдаёт его прямиком в лапы ФБР, опеки или ещё какой-нибудь компетентной организации, приговаривая: "Не спускайте глаз с этого уголовника!", и он навеки исчезает в бюрократической преисподней, в бесчисленных учреждениях и кабинетах, где незнакомые, не имеющие к нему никакого отношения люди долго и нудно выясняют, кто он такой, откуда взялся и что с ним делать, где запросы, рапорты и докладные записки незримо путешествуют между письменными столами и электронными почтовыми ящиками, и на это уходят все оставшиеся ему часы и дни, и в конце концов он истаивает от проклятия прямо на каком-нибудь казённом стуле, где его посадили и забыли торопливые конторские тётки, а тем временем точно так же истаивающий Сэм мечется в поисках, теряя драгоценное время. Или гонит Детку обратно на север, чтобы в одиночку снять проклятие. Или, плюнув на всё, преспокойно умирает себе прямо здесь, на прохладных больничных простынях. Если уже не... Дин и сам не заметил, как горячие злые капли брызнули из глаз. Он быстро вытер лицо рукавом пижамы, но дурацкие слёзы текли водопадом, застилая и без того тусклый мир, и с этим ничего нельзя было поделать. Медсестричка нерешительно выпустила его воротник и переместила ладонь на вздрагивающее плечо. - Ну перестань. Такой большой мальчик, а ревёшь... Ну пойдём, поищем твоего брата. Я уверена, с ним всё хорошо... Как его зовут? - Брайан Джонсон, - ответил Дин ясным голосом, всхлипнул в последний раз и широко улыбнулся. - А вас? Он изо всех сил старался казаться очаровательнейшим малышом - чтобы, когда его побег будет обнаружен и заголосит громкая связь, его проводница заколебалась хоть на одну спасительную секунду. До палат реанимации было полторы минуты ходу, но к концу пути он уже знал, что медсестричку зовут Джулия, что она работает в соседнем отделении, родильном, и что она не медсестра, а акушерка ("Это такие люди, которые встречают деток, когда они только-только появляются на свет... Как? Подрастёшь - узнаешь..."), а Джулия знала, что его зовут Джуд ("Ага, мамочка была без ума от Битлов..."), что он угодил сюда после автомобильной аварии ("Но всё уже в порядке, меня обещали выписать утром...") и что, кроме брата, у него никого больше нет. - Кто же тебя утром заберёт? - встревожилась она. Дин запоздало понял, что в развесистой лапше, которой он её угощал, мелькнула опасная правда, и прикусил язык. К счастью, они уже пришли, и Джулия отвлеклась. Она заглянула в обширную тихую палату, в которой была занята только одна койка из шести, обернулась к Дину и сказала: - В жизни не поверю, что вы братья. - Сводные! - выпалил Дин и, оттеснив её, кинулся к этой единственной занятой койке. Джулия пожала плечом, предупредила, что вернётся через пару минут, и пошла обратно. Ей всё ещё невыносимо хотелось курить. Сэм смотрел сонно и хмуро - сперва Дин даже испугался, что брат его не узнаёт, - и выглядел таким бесконечно усталым, что хотелось извиниться, отойти на цыпочках, задёрнуть синюю шторку и оставить его в покое. Дин и оставил бы, хотя бы до утра, но, как слишком часто бывало в их жизни, время поджимало, на хвосте висели любопытные копы и проклятие, громкая связь готова была взорваться извещением о пропаже, и об отдыхе оставалось только мечтать. - Дин? - наконец сказал Сэм, и его лицо, неопрятно заросшее щетиной масти "соль с перцем", озарилось мягкой улыбкой. - Да, скорей всего, ты Дин. Больше некому. Ты в порядке? Дин вздохнул с облегчением и жалостью. - Я-то да, а вот ты какой-то варёный. Чем тебя накачали? - Понятия не имею. Тут был какой-то добрый доктор, который сказал, что я герой, и злющая сестра, которая сказала, что я маньяк. Думаю, она мне чего-то в капельницу добавила, сволочь... - Сэм, кажется, у тебя эта, как её... паранойя. И старческий маразм. - ...Знаю я этих врачей - одно лечат, другое калечат. Думают, они тут самые умные. Мне вообще сказали, что скоро помру, но это я и без них знаю. Лежу вот, размышляю о былом. - Нашёл время. - Да знаю, знаю. Как обычно - пора рвать когти и всё такое. Сейчас, только шмотки свои найду... Он медленно, с тяжёлым вздохом спустил ноги с кровати и принялся так же медленно сдирать с плеча манжету тонометра. Дин тем временем успел откопать в каком-то комоде его вещи, сгрузить их на кровать, не без затруднений открыть окно и, высунув голову наружу, провести беглую рекогносцировку местности. - Хорошие новости, Сэмми! Во-первых, на улице прекрасная погода. А во-вторых, здесь есть карниз и козырёк, и, возможно, мы не убьёмся, прыгая в кусты со второго этажа... *** На этом хорошие новости не закончились. "Должно же нам повезти ещё хотя бы раз на этой неделе. А сегодня суббота - самый везучий день!" - объяснил Дин, когда обнаружил ключи в замке зажигания самого неприметного седанчика на больничной парковке. С пепелища, проевшего громадную бахромчатую дыру в зелени кукурузного поля, разъезжались последние пожарные и полицейские машины, и никто не остановил старика и мальчишку, которые спокойно катили мимо на угнанном седане. - Сэмми, мы опять сожгли поле! - с непонятной гордостью сообщил Дин, тоже, видимо, припомнивший Четвёртое июля. - Давай почаще это делать? Сэм ужаснулся, но промолчал. Обогнув поле по широкой дуге, они нашли Импалу целой и невредимой - разве что слегка загаженной воронами - на одной из объездных грунтовок. Огонь до неё не добрался, а копам просто не пришло в голову её искать. Порывшись в багажнике, Сэм выдал брату одежду по размеру, посадил на заднее сиденье и велел переодеваться на ходу, а сам сел за руль и рванул с места так, словно за ним гнались все гончие Ада и Люцифер собственной персоной. От этого манёвра Дин с лихим воплем кувырнулся в просвет между сидениями, но благополучно выбрался. Когда Импала выруливала на федеральную трассу, он философски изрёк: "Прощай, попкорн!", высунулся в окно почти по пояс (у Сэма, глянувшего в зеркало, чуть снова не остановилось сердце) и на прощание помахал рукой дымящейся кукурузе. *** Это был долгий день. Дин терял последние остатки взрослого благоразумия с каждым часом и каждой милей. К полудню Сэм понял, что милые детские шалости выглядят милыми только со стороны и Джон Винчестер на самом деле был самым терпеливым человеком в мире, а к вечеру сам стал чувствовать себя Джоном Винчестером в наитерпеливейшей ипостаси. - Дин, не прыгай, ты же крышу башкой проломишь! - Дин, не лезь, всё равно я тебя за руль не пущу! - Не крути эту ручку! И вот это не дёргай! - Молодец, Дин. Ты сломал радио. Останешься без "Металлики"... Да брось, чувак, не надо плакать! - Я сказал, сиди сзади! Мало ли, вдруг нас всё-таки ищут? И вообще, тебе нельзя ехать впереди без детского кресла. Да и сзади тоже, по большому счёту... Сам зануда! - Опять в кусты? Мы же только что останавливались! Может, всё-таки доедем до заправки?.. Окей, я понял... - Дин, я понимаю, что ты в восторге от всего живого, что не пытается тебя сожрать, но это уже двухтысячная корова, мимо которой мы проезжаем. Мы можем миновать хоть одно пастбище без твоего вопля "Смотри, Сэм, корова!"? На всякий случай - лошади, овцы, ослы, верблюды и страусы меня тоже не особенно интересуют. Не надо каждый раз орать мне в ухо "Смотри!" Вот если увидишь дракона или, на худой конец, вендиго - тогда другое дело... - Оставайся в машине, я сам принесу еду. Я сказал, оста... А, ладно... - Хотеть ты можешь всё, что угодно, но есть будешь нормальную пищу. "М&М's" - это не еда... Почему? Потому что я так сказал! - Что значит "укачало"? Если бы ты не выпросил тот хот-дог, никого бы не укачало... Ладно, тут я сам дурак. Поддался. Но больше никаких хот-догов! - Дин, не высовывайся в окно! Ну и что, что собака? Она чужая, и ей разрешили!.. - Господи, Дин, это всего лишь оса, она немного покрутится по салону и улетит... Да, заблудилась... Нет, не укусит, если ты не будешь её доставать... Дин!.. У тебя же нет аллергии на ос, правда? Кстати, что мы обычно делаем в таких случаях?.. А реветь-то зачем? - Дин, оставь в покое пепельницу. И солдатика. Это же реликвия! Осторожно!.. Всё, улетел. Поздравляю. Надо было хоть окно закрыть, прежде чем играть... Боже, ну хватит хныкать! - Дин, если ты ещё хоть раз попытаешься перелезть на переднее сиденье, я не знаю, что я с тобой сделаю. В предыдущие три раза мне прилетело пяткой в ухо, и я не хочу выяснять, прилетит ли в четвёртый... Чёрт! Больно же!.. Всё, вали назад. Будешь там сидеть до самого Мэна. Ты наказан. Да, потому что я так сказал! - Дин, заплетать мне косички, когда я веду машину - это очень, очень плохая идея! Хорошо, что заплетать особо нечего... Да? А по ощущениям - уже нечего... - Господи... То есть... Кастиэль, мать твою, ангел Господень, сделай так, чтобы он утихомирился наконец! Очень тебя прошу!.. - Нет, Дин, кофе я тебе не куплю. По двум причинам. Во-первых, дети не пьют кофе. Во-вторых, ты и так гиперактивный. Если ещё и накофеинишься, у меня случится ещё один инфаркт... - М-да, кажется, колу тоже пить не стоило. Когда ж ты уснёшь-то уже?.. - Слава богу, мотель! Весёлый выдался денёк... Дин? Сэм не сразу понял, что на заднем сиденьи уже минут пять царит долгожданная тишина. Он обернулся, ещё не веря своему счастью и небеспричинно подозревая засаду в виде, например, фонтана газировки в физиономию или, если братец в великодушном настроении, всего лишь щелбана в лоб. Но Дин мирно дрых, свернувшись клубком и вцепившись в глухо булькающую бутылку колы. Наскоро вознеся молитву неведомым богам, ответственным за беспробудный детский сон, Сэм неслышно выбрался из машины - только бы не хлопнуть дверцей! - тенью метнулся на ресепшен, вернулся с ключами от номера и аккуратно, стараясь дышать потише и в сторону, поднял брата на руки. Он чувствовал себя самым старым и самым грустным в мире сапёром.