По ком звонят колокола...

Я был погружен в раздумья — все никак не мог выкинуть из головы того самого признания. Честно говоря, я и раньше думал, что здесь творилась та еще чертовщина, но слова Виктора о том, как они резали Гренделя заживо, убивая десятки, сотни раз, после которых он все восставал из мертвых… Кто вообще смог бы сохранить рассудок после этого? В любом бою важно не иметь сомнений. Если промедлишь долю секунды перед тем, как нажать на курок, то все, пиши пропало — враг сможет и скорее всего его рука не дрогнет... Только вот теперь я не понимаю, как нам бороться с Гренделем, зная при этом, что ему пришлось пережить. Благо, имелся отличный мотиватор в лице Ульяны. Мы должны сделать все, чтобы спасти ее, даже несмотря на то, что с Гренделем нас развела сама госпожа Судьба. Учитывая то, что мы вполне могли бы договориться с ним, если бы он сохранил рассудок… Я лишний раз убеждаюсь в том, какая же она все-таки сука. Перед тем, как лезть дальше, я наконец смог снять уже осточертевший противогаз — казалось, будто даже он пропитался той ужасной вонью. И все же, вопреки нашим ожиданиям, четвертый ярус не был чем-то из ряда вон, хоть и не обошлось без сюрпризов. Приятных, что было удивительно. Лезть пришлось все через ту же шахту, но мы наконец смогли увидеть лифт, упавший на ее дно. Благо, так, что он не мешал нам пробраться глубже в бункер. Больше мертвых тел мы не встречали, только признаки возни. За то мы нашли склад продовольствия, и было его там столько, что — цитата Грома — хоть жопой жуй. Причем это не какие-то скудные гражданские запасы — там были и консервы, и хлеб, и мясо, и сладкое, различные растворимые напитки всех сортов и мастей, целые ящики их — все, что сравнительно быстро портится, ждало своего часа в вакуумной упаковке и так далее. Жители бункера явно не употребили и половины того, что тут имелось. Алиса с Элом не упустили возможности и схомячили пару пирожков под наши осуждающие взгляды. Я же вообще диву давался — увиденное ранее убило напрочь весь аппетит на сутки вперед. — Когда выберемся… — Прервал молчание Капитан, освещая фонариком дальнейший путь. — Провизией на этом складе можно было бы весь лагерь прокормить одному Богу известно на сколько. — Распотрошим? — Оживилась Алиса. — Пирожки просто вкуснейшие, к слову. — Обязательно. — Кивнул Саша, сворачивая в очередное помещение, более просторное, чем те, что мы видели ранее. Мы замерли на пороге, рассматривая то, что открывал свет фонарей. Куча столов, скамьи, недоеденная, уже сгнившая и покрывшаяся плесенью еда и стаканы, на дне которых виднелись следы от напитков. Кое-где даже был мутный остаток. Беспорядка тут не наблюдалось вообще, если не брать в расчет пару опрокинутых скамеек и столов, которые, тем не менее, не разнесли в щепки. Стало быть, это сделал не Грендель, а персонал, в спешке пытающийся сбежать и тем самым спасти свои жизни. Мы начали осторожно продвигаться по помещению, как вдруг… — Вы задержались дольше, чем я думал... — ОГОНЬ! — Скомандовал Капитан, как только его фонарь выхватил фигуру Гренделя, направленный на звук. — Ты уверен в этом? Окончание его фразы потонуло в грохоте выстрелов, но он оказался быстрее — легким движением поднял стол и укрылся за ним, судя по всему пригнувшись — пули его не достали. Когда мы расстреляли почти весь боезапас, Капитан, вскинув кулак, отдал нам приказ остановить стрельбу и я понял, что причина тому — далеко не необходимость в перезарядке. Если бы Грендель хотел убить нас, мы все уже были бы мертвы. Он медленно покинул свое укрытие, держа руки у нас на виду в знак отсутствия враждебности и наконец я смог его рассмотреть. Без верхней одежды, в местами рваных и заляпанных кровью и ихором обрывках штанов, кои выдавали подопытным — на вид ему было больше сорока. По всему его телу виднелись гематомы, однако признаков разложения не наблюдалось. Всего скорее, он сожрал кого-то из напавших на Эла, Алексея и Ульяну мародеров, тем самым восстановившись… Или же ему для регенерации не нужно было даже это, если верить рассказам разведчика и Виктора. Все точно так, как и рассказывал Алексей — вместо ушей аморфная масса пульсирующей плоти, а глаза… Красные. В точности как у Пионера. — Что. Ты. Такое. — Шокировано прошептала Славя. Грендель же вздохнул, судя по всему, прекрасно все расслышав. — Монстр. То, чего не должно было быть. — Как ни в чем не бывало продолжил он, садясь за другой стол. — Прошу, не надо больше выстрелов, этот грохот… У меня от него голова раскалывается. К слову, советую вам ценить тот факт, что сейчас я отдаю отчет своим словам и действиям и могу поговорить с вами. Такие вспышки озарения случаются все реже, а другой я скорее всего просто убил бы вас на подступах к бункеру. — Грендель помотал головой, будто прогоняя ненужные мысли. — Это место проклято. Вам не нужно было сюда приходить. Краем глаза я посмотрел на Капитана и увидел, что он… Дрожит. Человек, который в моих глазах воплощал идеальный образ солдата, сейчас дрожал, еле держа в руках дробовик, в то время как в глазах его читалась только одна вещь — страх. Животный, первобытный ужас, который не понять тому, кто… А что, собственно? Ничего не происходит без причины, однако я не мог взять в толк, почему Кэпа переклинило настолько. Когда его оцепенение стали замечать другие рейдеры, отчасти перенимая, Грендель тихим смешком вывел нас из размышлений. — Не стоит бояться. Пока я не собираюсь причинять вам вреда. — Он повел рукой. — Прошу, присаживайтесь. Нам о многом нужно успеть переговорить, к тому же вы в моем доме… Каким бы он ни был. — Ты… — Прошептал Капитан. — Вы… Вы все… — Ребят… — Обратился я к ним. — Проследите за Сашей. Я буду говорить. — Ты уверен, что это хорошая идея? — Покосилась на меня Славя, судя по всему удивляясь такому внезапному порыву лидерства. Я прекрасно понимал, что в этом плане я никто по сравнению с Сашей, но сейчас он был напуган. И явно не воцарившейся атмосферой и угрозой гибели — дело было в чем-то, что мне неизвестно. — Саш. Саша! — Славя отвесила Капитану легкую пощечину, которая слегка привела его в чувства, но… В целом состояние не особо изменилось. — Охренеть ты время нашел! Ты нас отчитывал за боязнь упырей, а при виде еще одного сам… — Я вам не мешаю? — Прорычал Грендель, вновь обращая внимание на себя. — Твой друг испугался отнюдь не моего внешнего вида. — А ты откуда знаешь? — Фыркнув, но все же не без опаски спросила она. В ответ на это существо усмехнулось. — Я читаю вас как открытые книги. Вы, все вы… — Он обвел рукой собравшихся и я заметил, как каждый заметно напрягся, стоило ему встретиться со взглядом кроваво-красных глаз. — Никто из вас не видел раньше таких как я… — Грендель посерьезнел, посмотрев на нас с Капитаном. — Кроме вас двоих. Этот… — Его палец указал на Сашу. — Он помнит таких как я, но других. И самого Его во главе… Да, я чувствую это. На нем следы Создателя. Он отнял у него все, что было ему дорого и встреча с ним выжжена огнем безумия в его разуме. Впрочем, немудрено. Просто находиться рядом с Ним обычному человеку должно быть невыносимо, а последствия… Они и того страшнее. И они убили бы его, если бы не вы. Цените то, чем являетесь для этого человека, ведь за каждого из вас он без колебаний отдаст свою жизнь. Думается, такое дорого стоит в ваши дни. А вот ты… — Когда его палец указал на меня, Грендель резко переменился в лице и я увидел в нем… Сочувствие? — Ох… Как же… Несколько секунд он молча смотрел на меня, не в силах выговорить ни слова. Впрочем, как и все мы и я в особенности, когда он прикрыл рот ладонью. — Бедный, бедный парниша… Ты думал, что он друг тебе, да? Меня будто током пронзило, когда я понял, что он действительно знает, о чем говорит. Шок от внезапного осознания и навалившихся воспоминаний был таким, что я почувствовал — мне нужно присесть. Это и сделал, устроившись за ближайшим столом. — Как тебя зовут? — Семен. — Не верь им, Семен. Они живут лишь для того, чтобы служить своему Создателю и выполняют его волю беспрекословно. Почти все… Но тот, кого ты встретил — один из них. Мертвый живому не друг, запомни это как следует. Я кивнул. — Хорошо. Но ты ведь понимаешь, что просто так сидеть и говорить с тобой после того, что ты сделал… — Понимаю, но скажу честно — я не собираюсь давать вам выбора. Вы выслушаете меня, так или иначе. Лишь потом мы с вами решим, как поступать дальше. Посему предлагаю с пользой провести это время, так как я готов ответить на почти любой ваш вопрос. Поверь мне, Семен, я никогда не лгу. И никуда не тороплюсь. Садитесь. И коли ты единственный, кто решился заговорить со мной как с нормальным человеком, предлагаю тебе и говорить от лица всех своих друзей. Ты ведь можешь их так назвать? Я оглянулся на ребят, смотрящих на меня с немым вопросом. Не связанным с тем, что только что озвучил Грендель, но все же. Сейчас они явно не готовы к бою, я сам помню свой шок, когда увидел Пионера в действии. Они же лицезрели масштабы учиненной им бойни и тут — бац — встретились с ним лицом к лицу. Вот так, без всякой подготовки. Причем разумность и прямолинейность Гренделя буквально обескураживали. Думаю, надо тянуть время до момента, пока все они мало-мальски придут в себя. К тому же возможно, что у нас будет шанс уладить все это дело мирно. — Да. Они мои друзья. Окончательно убедившись в том, что пока Грендель не представляет опасности, ребята расселись близко друг к другу. Я же сидел за столом фактически напротив монстра, между нами было метров шесть-семь и этот факт не придавал мне особой уверенности. Если учитывать силы Пионера, то Грендель и подавно в мгновение ока сможет приблизиться ко мне и просто-напросто снести голову, посему обойдемся пока без резких движений. Время от времени я поглядывал на Капитана, который, судя по всему, всеми силами старался держать себя в руках и унял дрожь, но не сводил с Гренделя глаз. Что-то в нем пугало его так, что он не знал, как с этим справиться. И самое паршивое — у нас даже нет времени понять, что именно. Так как до сих пор только я разговаривал с Гренделем, мне и пришлось снова принять его правила начать проявлять инициативу. — Грендель, скажите… Он тихо усмехнулся и повел бровью. — Грендель? Это так вы меня прозвали? — Да. Без обид, но вы похожи, к тому же мы не знали, что ваш номер… — Не надо о номере. — Отрезал он. — Они… Забрали у меня мое настоящее имя. Я даже сейчас не помню его, его будто вырвали из моей памяти. Уж лучше Грендель. Я. Больше. Не их раб. И давай без «вы» - я ценю твои манеры, но не надо фамильярничать. Тон его, особенно в конце, мне вообще не понравился. — Хорошо, не имею ничего против. Тогда… Полагаю, ты знал, что мы идем? — О, конечно. — Он показал на пульсирующую плоть в районе ушей. — Благодаря этому… Уродству, я слышу очень хорошо. Слышу ваше дыхание, звук биения ваших сердец, то, как они гонят кровь по вашим телам. Слышу, как перебирает лапками насекомое в вентиляции, как шелестит трава на поверхности и как через нее прямо сейчас пробирается полевая мышка. Думаю, ты понял принцип, но ты ведь не это хотел узнать, не так ли? Давай я спрошу за тебя, а ты скажешь мне, прав я или нет. «Почему ты не разорвал нас на куски как обитателей бункера»? — Я молча кивнул, в то время как Грендель усмехнулся, обнажив… Нет, не наточенные. Вполне обычные, человеческие зубы. — Что-ж, именно в этой точке переплетаются наши с вами интересы. Скажи мне, Семен… То, как ты относился ко мне ранее и то, как ты относишься сейчас… Есть ли разница? Понимая, к чему он клонит, я хмыкнул. — Определенно. И я хочу, чтобы она не исчезла, но… Это все просто не укладывается у меня в голове. И мне кажется, что я знаю только часть правды. — А ты хотел бы узнать всю? Взвесив все «за» и «против», я решился. — Да. Что здесь произошло? А самое главное — что произошло с тобой? Видимо, этого вопроса он и ждал от меня. Впрочем, пока что можно позволить себе играть в его игру и по его правилам. Мне было откровенно интересно, к тому же таким образом я смогу дать ребятам время прийти в себя, а в идеале… Мы сможем спасти и Ульяну. Без единого выстрела. Он закашлялся, прикрываясь ладонью, и я увидел, как с нее начала течь кровь. Как-то странно посмотрев на нее и вытерев, Грендель поднял на нас свой взгляд. — Думаю, глядя на меня сейчас, в это будет трудно поверить, но когда-то я был точно таким же человеком, как ты или твои друзья. Еще до того, как появился Солланум. Сейчас я очень мало помню о своей прошлой жизни… Помню, что у меня была работа. Какие-то смутные обрывки, ритмичный звук и… Будто я маршировал. — Он усмехнулся. — Вполне может быть, что я был солдатом. Это бы объяснило то, как я сюда попал. Помню девушку, красивую, ее волосы так прекрасно пахли… Раньше, когда я вспоминал о ней, на душе становилось тепло и это давало мне силы продолжать. Теперь же я лишился даже этого. И еще… Сашенька. Моя любимая дочка… Я помню даже сейчас тот день, когда взял ее на руки и не поверил тому, насколько я счастлив… У тебя были дети, Семен? Я отрицательно помотал головой. — Жаль. Тогда бы ты проще смог меня понять. Но все это — прошлое, которое давно истлело. «Настоящее» началось тогда, когда я бежал. И это я помню хорошо… Чувство горечи и утраты. Той девушки со мной не было. За то была моя дочь и я точно знал, что в месте, куда я направляюсь, будет безопасно. Я не был одним таким, у этого треклятого бункера собралась целая толпа народа, на входе был лагерь… Уверен, вы видели его. Точнее — то, что я от него оставил. Я начал что-то подозревать когда ворота захлопнулись, стоило потоку спасшихся людей прекратиться. Там было много людей с оружием, все в форме и с потаенным огнем в глазах. Они знали, что произойдет, были хорошо готовы к этому. Слишком хорошо, чтобы у осознавших весь ужас ситуации людей остался хоть шанс на спасение. — Грендель дернул головой, раздался хруст. — Они обращались с нами как с животными. Проверка предназначалась для того, чтобы понять, подходит ли человек для их опытов или нет. Тех же, кто не подходил, они убивали на месте. Видимо, их деятельность тут не терпела никаких свидетелей. Когда очередь дошла до нас, они решили взять меня… Но дети им были не нужны. Когда я понял, к чему он клонит, то мое отвращение к «хозяевам» этого бункера перешло буквально на новый уровень. В то же время Грендель переменился в лице, его взгляд будто миновал всех нас и был направлен куда-то вдаль. — Я помню, как она прижималась ко мне, как солдат ударил ее по голове и буквально отодрал от меня. Я пытался что-то сделать, о, я пытался — мало вещей на свете сравнятся по силе с отцом, желающим спасти своего ребенка, но… Их было слишком много. И это проклятое электричество… Я мог лишь смотреть. Как ее уводят в сторону, как ставят на колени, как двери бункера закрываются и звучит выстрел… Я думал, она умерла. И в тот момент умер я сам, хоть и не осознавал еще в полной мере… — Мы обнаружили на втором ярусе камеры. — Я решил отвлечь его от дурных размышлений и лишь потом понял, что сделал это далеко не самым лучшим образом. — Вас всех… Там держали? Грендель кивнул. — Да. Нам ничего не объясняли, ничего не говорили. Лишь дали номер. Имя, фамилия, отчество — запрещено. Для сна выделялись четыре часа. Вне этих часов спать запрещено. Иметь что-либо кроме одежды — запрещено. Разговаривать с персоналом, задавать вопросы — запрещено. Шуметь, издавать какие-либо звуки, пытаться переговариваться с другими «субъектами» — запрещено. Но даже когда нас рассовали по камерам, которые так назвать язык не поворачивался, мы еще не понимали, что нас всех ждет. Все люди, которых там заперли со мной… Во всех тюрьмах города бушевал вирус, планы пришлось менять на ходу. Никто из них не был виновен, Семен. Я подслушал разговоры охраны. — Я понимаю, но что они с вами делали? — Я слышал, как вы пробрались на третий ярус. Скажи, каково было твое первое впечатление? Задумавшись, я выдал ту версию, которой придерживались, наверное, все в отряде. — Нам казалось, что они… Сводили вас с ума. Грендель щелкнул пальцами. — Бинго. — Но зачем? — Я всплеснул руками. — Я бы понял, если бы в бункере сидела шайка мародеров, но это были последние люди науки… Даже более того — они помнили прошлый мир, хотели к нему вернуться, но я не вижу между этим кошмаром и тем, что было раньше, никакой связи. Усмехнувшись, он сложил руки на груди. — И тем не менее, она есть и ученые этого бункера видели ее. Закономерность, которая заставляла вирус вести себя по-другому. Обращенные с соблюдением этой закономерности люди не могли шевелить руками или ногами, когда восставали, некоторые лишались всех органов чувств, становясь неспособными причинить кому-либо вред - преображенный мозг оказывался поврежденным… А некоторые попросту не восставали. Вирус в их телах убивал самого себя и исчезал бесследно. Это разожгло надежду в их сердцах и они принялись за работу… — Он заметно помрачнел. — Я помню, как они лишали человека, которым я когда-то был, рассудка. Тогда, рассовав нас по камерам и дав номера, они лишили нас имен и прошлого. Затем они принялись уничтожать в нас все человеческое. Прорычав и помассировав виски, он продолжил. — Я не знаю, почему из всех подопытных только я дал близкий к нужному им результат. Возможно потому, что в моем случае они четко знали, на что надо давить. «Первичная обработка», как они называли это, представляла из себя лишь физическое насилие. День ото дня нас унижали, избивали, макали головой в помои и заставляли ими же питаться. Я начал ломаться тогда, когда передо мной поставили трех девушек-подопытных и заставили выбирать, над какой из них они надругаются. Каждая так кричала, просила выбрать не ее… Но я не смог. Не сделал выбор. И тогда они изнасиловали всех троих, пока один охранник заставлял меня смотреть на это и все приговаривал — твоя вина, это твоя вина... Если я отворачивался, то он бил меня электричеством, пока снова не начну смотреть. В конце, когда одна из них умерла, они бросили ее оскверненное и искалеченное тело гнить в моей камере на неделю и ушли. И это было последней каплей. Когда они вернулись и забрали ее разлагающийся труп, я был забившейся в угол, дрожащей, кричащей от ужаса тенью самого себя. — Но… — Подал голос Электроник. — Мы читали протоколы, им было запрещено убивать подопытных без разрешения. Грендель расхохотался, и я готов был поклясться, что смех здорового человека не может звучать так. — Молодой человек, с чего ты взял, что у них не было разрешения? — Глядя на парализованных шоком ребят, он продолжил. — Было. О, оно было — они знали свою работу и подходили к ней со всей ответственностью. И мной дело не ограничивалось. Примерно так же поступали с каждым, в зависимости от того, как на него надо было давить. А когда мы были в нужном им состоянии, они переходили к другим методам. Это — предпоследнее, что я помню о своей прошлой жизни. Как меня ведут на третий ярус, снимают мешок с головы, сажают в кресло, вкалывают что-то, а затем… Все как в тумане. Боль… Одна сплошная боль, но на этот раз та, что терзает душу, а не тело. Я не знаю, чем они пичкали нас, что делали с нами и что показывали лично мне, пока мой разум был наиболее уязвим. Но я помню, что это как-то было связано с моей дочерью и то, что после каждого сеанса меня оставляли в камере связанным, чтобы я не покончил с собой. Это был тот момент, когда страх продолжения пыток начал перевешивать страх смерти и в этом плане я отличался от всех прочих подопытных. - Грендель горько усмехнулся. — Тем, что сошел с ума «лучше» остальных. Именно тогда они и приступили к заключительной части своего плана. Меня снова отвели на третий ярус, зафиксировали и заразили, а потом… Вирус начал действовать. Он сидел молча примерно с минуту, не решаясь сказать ни слова. И я даже не представляю, какие усилия ему пришлось приложить для того, чтобы вновь обратиться к, пожалуй, самым болезненным своим воспоминаниям. — Когда вирус убивает тело человека и принимается за разум… — Продолжил он. — Человек в каком-то роде еще осознает себя. Не знаю, индивидуален ли этот эффект, но я видел… Свою жизнь, как ни странно. Она пролетает перед глазами вырванными страницами, ты смотришь на весь свой путь и понимаешь, что видишь это все в последний раз, воспоминания сгорают у тебя на глазах… А затем приходит Он. — Кто «Он»? — Спросил я, силясь, чтобы не выдать свое раздражение. Метафоричность его речи уже начинала действовать на нервы. — А ты уверен в том, что хочешь знать это, Семен? — Спросил Грендель, ухмыльнувшись и сложив руки на груди. — Не прячь от меня свои эмоции, если бы ты видел себя моими глазами, то понял бы, что это бессмысленно. Я безумец, но пока я в «стабильном» состоянии, тебе нечего бояться. Говори прямо. Я почувствовал на себе взгляды ребят, будто говорящих: «не надо, одному Богу известно, как он отреагирует на твои слова». По правде говоря, за это время я даже забыл о том, что позади меня сидят еще пять человек. Ощущение опасности, того, что существо, сидящее напротив меня, за одну секунду может разорвать меня на куски, заставило весь мир сжаться до размеров расстояния между мной и ним, все остальное просто перестало иметь какое-либо значение. Но за все это время он так и не проявил агрессии. Черт, Семен… Ты определенно пожалеешь об этом. — Хочешь прямо? Хорошо. Меня затрахала уже эта неизвестность. Ты, тот ублюдок с пионерским галстуком — вопросы, вопросы, вопросы, но ответов ни хрена. Вы играете здесь в незнамо кого, рвете людей на куски голыми руками, вот только я такой обычный человек и за спиной у меня мои друзья. Вроде как ты хотел объяснить нам что-то, но ты постоянно упоминаешь о «Нем», причем так, будто он является далеко не последним звеном в этой цепочке — и все же ты очень хорошо уходишь от конкретики. Кто. Это. Грендель торжествующе улыбнулся. — Такой разговор мне больше по душе. Я. Тот «ублюдок с галстуком», как ты выразился — не будем о его имени. Вопросы, вопросы, вопросы… Ответы лежат прямо у тебя перед глазами, но все же ты либо слишком глуп, в чем я очень сомневаюсь, либо ты сознательно отвергаешь правду, чтобы сохранить привычную тебе картину мира. Или ты просто еще не готов ее принять. Когда настал мой черед, я был безумцем, у меня не осталось ничего кроме моего сумасшествия. Именно благодаря ему на своем смертном одре я всем своим существом восстал против Него, одержал победу и на мгновение, всего лишь на мгновение заглянул в его разум… — Он развел руками. — А теперь посмотри, чего это стоило мне. Посмотри внимательно, Семен, и я еще раз задам свой вопрос — ты действительно хочешь знать, кто Он? Ведь я могу показать тебе то, что увидел. Способом, с которым ты, я и твой друг из Рязани хорошо знакомы. И тут я внезапно все осознал. Там, на трассе и в церкви… Головная боль. Настолько сильная, что я мог лишь упасть на землю и хрипеть, молясь всем богам о том, чтобы это прекратилось. Если они могут сделать со мной подобное, если Пионер связался со мной так, что время будто бы остановилось… Грендель определенно может показать мне то, через что он прошел. И если простое знание так искалечило его разум, то… — Нет. — Выдал я без тени сомнения и Грендель довольно кивнул. — Молодец. Значит, ты точно не глуп. Есть вещи, которых лучше не знать, Семен, до тех пор, пока ты не готов к этому. Молись о том, чтобы этого не произошло. Ничто хорошее не способно подготовить человека к такому. — И все же… Что было дальше? Он усмехнулся. — А дальше я пришел в себя. Вернее, мое безумие и, честно говоря, я не могу его винить. В конце концов оно — часть меня… Оно ненавидит саму жизнь, Семен, само существование доставляет ему боль, но оно — как и я — знает, что нам никогда не избавиться от этой пытки. Может быть, есть способы, но нам до них никак не добраться. И когда оно поняло, что не сможет покончить с собой, то решило найти другой выход своей ненависти. Я… Смутно помню то, что оно совершает. Те люди, что пытались удержать нас, когда мы вырвались из оков — они просто превращались в красноватый туман. Мы рвали их на куски, вгрызались в их внутренности, смотрели им в глаза, когда вырывали надежду из их сердец… Но эти мрази хорошо подготовились. Они знали наши слабости и использовали их для того, чтобы сковать нас. Настолько надежно, что ни я, ни тем более подобные мне, которые намного слабее, не смогли бы выбраться. Да, Семен — ничто в этом мире не способно противостоять зловещему человеческому гению. Безумие мое оказалось неспособно причинить кому-либо вред и в последний раз, когда они убили его, я вернул себе контроль. — Виктор рассказывал об этом… Он кивнул. — Да. Он был там тогда, когда я в первый раз пришел в себя. То, что я увидел, Семен… Я знал, как противостоять Ему. Я пытался рассказать им, объяснить, но они не слушали. Они думали, что я — лекарство, а Виктор… — Он расхохотался. — Ох, Семен… Все эти люди из стали, имеющие власть, управляющие другими… Стоит хоть одной переменной в их планах измениться, и они за одно мгновение теряют контроль. Виктор познал это на себе. Что же до его подчиненных… Когда они пытали меня — меня, не мое безумие — я часто задумывался, кто из нас на самом деле сумасшедший. Знаешь, что самое смешное в этой ситуации, Семен? Я даже не способен никого заразить. Если я укушу тебя, то ты умрешь от чего угодно, да хоть от заражения крови, но не Солланума. Однако это не останавливало их. Они рвали меня на куски, кромсали, брали образцы, чуть позже уже просто издевались, пока я умолял их одуматься, говорил, что еще не поздно все исправить, все изменить… Черт возьми, я же мог и хотел тогда сделать то, о чем они мечтали — спасти человечество… Но их безумие и несбыточные мечты оказались им дороже судьбы собственного рода. Когда я понял, что кричать больше нет смысла, мое безумие снова обрело форму и взяло верх. — Полагаю, тогда Виктор и освободил вас? — Ну, не прямо тогда. Чуть позже. Другой я успел достаточно поиздеваться над ними. Честно говоря, пока вы не вошли в его кабинет и не прослушали ту запись, я сам не знал, как относиться к этому человеку. Дверь даже я не мог снести, а замок… — Он усмехнулся. — Больше не определял меня как представителя хомо сапиенс. Здесь я должен сказать вам спасибо и извиниться за то, что использовал вас. Происходящее здесь и для меня было разломанным паззлом, с разницей лишь в том, что у меня было банально больше времени для того, чтобы его собрать. Всего… За исключением последней, маленькой частицы. Благодаря вам он теперь цел и я могу рассказать вам эту историю. — Что-ж… — Я замялся, не зная, как и реагировать на подобное признание. — Полагаю, это был выгодный обоим обмен. Мы тоже хотели разобраться, что за чертовщина здесь творилась. И все же, Виктор вас освободил. — О да. Он освободил. Виктор вообще был единственным из них, кто понял, что они творят, но как назло — лишь тогда, когда поздно уже было что-то менять. Какое-то время мнения обоих версий меня на его счет сходились, но лишь послушав его слова я понял, что из всех ублюдков, живших здесь, лишь для него еще не все было потеряно. Но он сделал свой выбор, я не вправе его судить… И я все думал, что он жив, но не мог понять, почему же не слышу его. Тогда он одному Богу известно каким образом смог прорваться ко мне и предупредить о своих планах, на что другой «я» плюнул ему в лицо и расхохотался. Он знал, что Виктор не лжет, знал, куда надо давить и как заставить его чувствовать себя хуже, хотя казалось, куда еще. Затем он убежал, за ним гнались, но, видимо, не успели. Пришли другие, начали вновь проводить на мне опыты… Но когда мои оковы разомкнулись, другой я уже был готов. — Мы… Видели. — Нет, вы видели лишь последствия. Сам процесс… Знаешь, Семен, что самое страшное? Что это был первый и последний раз, когда обе версии меня действовали сообща. Мы убили здесь все живое, все, что движется и дышит, настолько жестоко, насколько наш искалеченный разум вообще позволял. И мы оба наслаждались этим. Я провел у кабинета Виктора примерно половину минуты, пытаясь ворваться в него, но не сумел и переключился на подоспевших солдат… Моих мучителей. Их крики… О, я наслаждался ими. Я вырывал им руки и ноги словно насекомым, терзал их так же, как они терзали меня, забивал их же проклятыми электрошокерами до смерти, заставлял жрать собственное мясо, как они забивали на моих глазах других подопытных и пихали их ошметки мне в рот, чтобы я регенерировал… Знаешь ли ты, что такое злоба? Нет, ты не знаешь. И не узнаешь до тех пор, пока не поменяешься местами с теми, кто тебя пытал. Вычищая ярус за ярусом, я ворвался в тюрьму и убил всех других подопытных — единственных обитателей бункера, которым я сочувствовал тогда. Не потому, что хотел — их искалеченные тела, разумы… В их случаях смерть был милосердием. И я лишал их жизни быстро, ни один из них не мучился. Украдкой я посмотрел на остальных членов отряда, которых рассказы о его кровавой расправе над обитателями бункера не на шутку напрягли. Я, если честно, тоже немного занервничал, глядя на огонь в его глазах, когда он говорил о своем буйстве, что вкупе с останками, которые мы видели, обескураживали не хуже демонстрации его способностей. Грендель тоже заметил это, судя по его ухмылке, и я понял одно — если мы станем врагами для этого… Существа, то он поступит с нами так же. Не моргнув и глазом. — Я понимаю ваши чувства — к результатам того, что я устроил тут, нельзя быть готовым. Но скажи мне ты, Семен… И все вы тоже подумайте. Если бы вы оказались на моем месте, то как бы вы поступили? Я до конца медлил с ответом, однако всех опередила Алиса. — Убила бы всех мразей до единого. Ты все сделал правильно. Грендель кивнул, усмехнувшись. — Решительная особа, не так ли, Семен? И я говорю это не потому, что она согласилась со мной. Тебе многому стоит у нее поучиться. — Он подмигнул, что меня окончательно поставило в тупик. — Мы отошли от темы. — Я решил дальше гнуть свою линию. Этот диалог пора было заканчивать. — Что случилось, когда вы убили тут всех? — Вышел на поверхность и разрушил там все, а затем… — Грендель вздохнул. — Начал думать. Второй «Я» знает даже больше моего, ибо сформировался тогда, когда мой разум соприкоснулся с чем-то… Более ужасным. Ты можешь представить себе груз этих знаний, которые ломают меня каждый раз, когда наполняют мою голову и возвращают трезвый рассудок, стоит им померкнуть? В тот момент единения со своей «второй половинкой» я помнил все. Тот, о ком ты не захотел знать… — Грендель развел руками. — Все вокруг, абсолютно все, включая происходящее — его рук дело. И мы приняли единственное решение, которое казалось нам логичным. Если ты встретил на улице шулера, предлагающего тебе сыграть в карты… Ты никогда не сможешь победить его, Семен. И единственный выигрышный путь в такой ситуации — отказаться от игры. — И поэтому ты сидел здесь год с лишним? — Да. Мы не станем пешками в его игре. Однако это было последнее, на чем мы сошлись. Видишь ли, наши взгляды прямо противоположны. Я считаю, что люди сами в праве решать, стоит ли им жить в этом проклятом мире, который они сами создали, или нет. Второй «я» же считает своим священным долгом освободить всех и каждого от Его гнета… Способом, о котором, думаю, ты догадываешься. Но, как оказалось, я намного слабее него. Каждый раз, когда кто-то подступает к бункеру и мы его слышим, я пытаюсь дать своему безумию отпор, но оно сильнее меня. Оно вырывается наружу и делает единственную вещь, которую считает правильной. Так было до тех пор, пока не пришли твои друзья. — Но ты… Не убил их. Грендель кивнул. — Как я уже говорил, я слабее своего безумия. Но победить его все же можно. В редкие моменты, когда его решимость ослабевает, я могу захватить контроль. И так получилось, что в тот день он чуть не прикончил мою дочь… Но он такая же часть меня, как и я — его. Как только он усомнился, я не мог позволить ему лишить меня единственного родного человека, оставшегося в этом проклятом мире. Мысль о том, что она все же жива, не дает безумию взять верх. Впрочем, уверен, что это уже неважно. Скоро все мои мучения подойдут к концу и я смогу уйти спокойно, зная, что моя дочь находится в безопасности. Вдали от… Всего, что происходит наверху. — То есть она здесь? Где именно? — Здесь ли она? Да. Где именно — не скажу. Вам это знать больше не нужно. Видимо, для Алисы, как ближайшей подруги Ульяны, беззлобное и спокойное выражение лица Гренделя стало последней каплей. Она встала с места и поравнялась со мной. — Послушай, ты… Я понимаю, что тебе пришлось испытать, но боюсь, что у меня для тебя плохие новости. Ее зовут Ульяна и она не твоя дочь, а наша подруга. И мы пришли сюда за ней. Грендель рассмеялся. — Что, прости? — Я сказала, что она не твоя дочь. Мне жаль. — О, дорогая моя… Ты говоришь отцу, что он не сможет узнать свою дочь, которую сам и растил? — Я знаю Ульяну уже очень долго, дружище. Ее отец был не военным, а запойным алкашом, от жизни с которым она сбежала на улицу. Посему отпусти ее, или мы… — Что? — Он встал из-за стола с ухмылкой. В ответ мы также вскочили и наставили на него оружие. — Что «вы», девочка? Убьете меня? Вы хоть знаете, сколько раз мы бросались на пришедших сделать это, в надежде, что им удастся? Сколько пуль они высадили в меня, сколько раз отправляли меня на тот свет лишь для того, чтобы я вернулся обратно? Воцарилось недолгое молчание. Мы стояли, смотря друг на друга, готовые к бою в любой момент и заранее знали, как он всего скорее закончится. Однако, пока остальные ребята с трудом держали свой испуг, я почему-то оставался совершенно спокоен. Ибо я все понимал. Весь ужас и всю трагичность ситуации, в которую мы попали — дойти до самого нижнего яруса этого треклятого бункера, встретиться с врагом, способным нас разорвать за считанные секунды — но при этом он находился в спокойном состоянии, говорил с нами, хотел избежать столкновения… Лишь для того, чтобы мы вновь перешли точку невозврата. Наверное, даже Грендель отказывался признаваться в себе в том, что я сейчас вижу насквозь. Безумна не только его другая личность — он и сам сошел с ума от боли и… Надежды. Прямо как пытавшие его ученые, как бы то ни было иронично. Когда жизнь человека состоит целиком и полностью из страданий, то их ощущение постепенно притупляется, становится практически переносимым… Но стоит хоть чему-то напомнить о том, что можно жить без постоянной боли и страха, и все это навалится вновь с сокрушительной силой. Грендель не просто думал, что Ульяна — его дочь. Кажется, я даже могу отследить течение его мыслей. Сначала — краткое совпадение, затем… Его разум ухватился за единственную вещь, которая напоминала ему о мире без бесконечной агонии. И он поверил в ложь, которую сам для себя и придумал. Поверил настолько, что ни одно наше оружие и довод не смогут его переубедить. — Послушай меня… — Начал он, обратившись ко мне и печально вздохнув. — Я правда ценю то, что вы сделали для моей дочери. Она жива благодаря вам и я вечно буду за это благодарен. По этой причине я не хочу биться с вами и убивать вас. Клянусь, я сделал все, чтобы Саша прожила остаток жизни, не зная ни в чем нужды и не испытывая того, чего испытывают люди наверху… Однако я решил изменить свое решение. В последний раз я сыграю в Его игру и по Его правилам, зная, что не смогу победить. Они придут за мной, Семен, причем скоро. И если они увидят вас, то не найдется в этом мире такой дыры, в которой вы сможете спастись от их гнева. Посему все вы, послушайте моего совета. Уходите. Забирайте из этого бункера все, что душе угодно - тут много чего полезного - поднимайтесь обратно наверх, убегайте так далеко, как только сможете, гордитесь тем, что вошли сюда и остались живы. Здесь время людей прошло — настал час греметь оружием тем, кого породила Его злоба. — Семен, он говорит о… — Я обернулся, выяснив, что слова принадлежали Капитану. И сразу понял, о чем он. — Что ты имеешь в виду? — Спросил я Гренделя. — Зачем им являться сюда? — На этот вопрос тебе ответил бы твой знакомый, зовущий себя Пионером. — Ты знаешь его?! Он здесь?! — Злость, которая наполнила меня, когда я услышал одно лишь его имя, заставила крепче сжать оружие. На лице Гренделя же не дрогнул ни один мускул. — Да. Я понимаю твои чувства, но и ты пойми - он был обманут так же, как и я, и ты, и все здесь. — Существо рассмеялось, протерев лоб тыльной стороной ладони. — Он даже пришел ко мне, свято веря, что я — его потерянный брат, которого он обязан вернуть к свету… Если бы он был так же сговорчив, как и ты... — Подожди, хочешь сказать, что ты… — Я правда надеялся, что он победил. Что этот ублюдок испустил дух, разорванный, как и все мрази, жившие в этом бункере, но… — Нет. Не убил. Это не то, чего я хотел. — Он недобро улыбнулся, ударив кулаком по ладони. — Я прекрасно знаю то, как работает мое - и его - тело. Я прибил его к этому месту, как ученый - бабочку к своей коллекции. Для него теперь единственный выход - воззвать к помощи своих сородичей. Скоро они придут сюда… И если у них не получится меня прикончить, то я оправлюсь к Нему и буду биться до тех пор, пока даже Он не покинет этот мир. Поэтому я говорю, что в грядущем бою нет места для вас. Уходите. Это мое последнее предупрежд… Прогремел выстрел. Грендель упал на пол с ужасной раной на голове, из которой струилась кровь и ихор. Ребята не сразу поняли, что произошло, они стали искать глазами того, кто открыл огонь… И я буквально почувствовал, как их взгляды остановились на мне. Дымок еще исходил от дула ружья, в то время как я тщетно пытался нормализовать дыхание. Если страх имеет форму, то сейчас он струится по моим венам, стальной хваткой сжимает сердце и горло, заставляя думать о том, что же я сейчас, черт возьми, натворил. Однако даже он не может внушить мне какие-либо сомнения. Как бы странно то ни было. Это был единственный выход. Единственное логическое завершение этой ситуации, мы бы дошли до него так или иначе. В его словах я все меньше видел того рассудительного — в какой-то степени — человека, с которым мы начали здесь диалог. Это был зверь. И он требовал высвобождения. Посему, осознав, что конфронтация неизбежна, я принял единственное верное решение в такой ситуации. Сделал первый ход и выиграл время. Капитан перехватил оружие, на секунду я увидел проблеск сомнения в его глазах, но он все же смог справиться с ним и без лишних слов скомандовал: — БЕЖИМ! Это было точкой невозврата. Весь страх, весь стресс, что мы испытали, оказавшись здесь, вырвался на волю и дал нам сил рвануть с места со скоростью, которой ни один из нас не мог от себя ожидать. Покидая столовую, я краем глаза уловил, как Грендель шевелит рукой, упираясь кулаком в пол и помогая себе встать… Что бы ни задумал Кэп, времени было очень мало. На середине коридора мы остановились, начав судорожно озираться по сторонам. Мы не уйдем отсюда без Ульяны, но где эта тварь спрятала ее? Вторя нашим мыслям и бешенному ритму сердец, послышался раскатистый рев, не предвещающий ничего хорошего. За ним проследовали тяжелые, но быстрые шаги, звук того, как что-то очень тяжелое швыряют словно тряпичную куклу — это Грендель мчался к нам, раскидывая столы. Саша оскалился, что-то прорычав, Алиса и Славя приготовили оружие, Электроник до последнего пытался понять, есть ли какие-то еще пути отхода, Гром же перекрестился, едва справляясь с шоком и понимая, во что он все-таки вляпался. Наверное, смерть, которой он так желал, была очень близка. Я же заметил вдалеке крайне странный проход — если стены бункера были идеально ровными, будто только что это место сдали в эксплуатацию, то там они выглядели… Обшарпанными что-ли? Словно то помещение не должно было использоваться, по крайней мере пока в бункере все хорошо. Однако я также увидел, что там есть спуск. Какие-то незавершенные механизмы указывали на то, что там должен был находиться лифт, однако ни кабинки, ни троса не было видно. Но если лифта нет, то спуститься туда так быстро, чтобы эта тварь не порвала нас в клочья, мы не сможем. — Он идет! — Прокричала Славя, целясь во врага и тут же поймав себя на мысли о том, что из-за его скорости сделать это довольно проблематично. В действительности Грендель метался с места на место так быстро, что глаз не успевал следить. — Огонь! — скомандовал Капитан, и мы все начали палить, ориентируясь каждый на что-то свое. Какие-то выстрелы улетали "в молоко", какие-то попадали в цель, но ясно было одно — попасть ему в голову мы пока что не сможем. Тем временем, Грендель неумолимо приближался и замедлился, как только у большинства из нас кончился боезапас. — Я впустил вас в свой дом… Славя еле успела увернуться, в то время как кулак Гренделя обрушился на стену, которая от чудовищной силы удара покрылась трещинами. На месте удара образовалась вмятина. — Я позволил вам докопаться до сути… Алиса закончила перезаряжаться и уже собиралась выстрелить, как вдруг Грендель в мгновение ока оказался рядом и, схватившись за дуло дробовика, искривил его, словно тоненький лист металла. Понимая, что из оружия в таком состоянии палить себе дороже, Двачевская дернула его на себя и собралась ударить врага прикладом, но он без проблем обезоружил ее и ударил по ноге с такой силой, что девушка закричала и упала наземь. — Я поговорил с вами, попытался дать вам понять, что мною двигало… Он вознес ногу и собирался размозжить Алисе череп, но подоспел я, выстрелив ему в спину. Дробинки прошили его насквозь, некоторые вылетели из другой части тела, но он остановился лишь на секунду. — Я хотел позволить вам уйти живыми, остаться пленниками кошмара, за который вы так цепляетесь… Что было дальше, никто из нас не смог понять в полной мере. Грендель метался от одного к другому, обезоруживая и легкими толчками отправляя чуть ли не в нокаут. Кто мог — вставал и пытался добраться до стволов, но он снова опрокидывал их. Лишь потом до меня начало доходить. Это раньше Грендель считал, что проявляет милосердие, убивая людей. Мы же в его глазах не простые люди, а те, кто обманул его. И никакого милосердия нас не ждет. Он пришел, чтобы разорвать нас на куски, прикончить самым жестоким способом, на который только будет способен, и он сделает это, если мы не... Хрипя, я поднялся, став судорожно озираться по сторонам. Так как фонарики в основном были прикреплены к оружию, мы фактически лишились источников освещения — видеть помогали лишь те стволы, что упали достаточно удачно для этого. Но в игре полумрака я заметил отражение хищных, кроваво-красных глаз, буравящих меня так, что это было практически осязаемо. Предчувствуя, что сейчас произойдет, я попытался развернуться, чтобы добежать до дробовика, но Грендель нагнал меня и схватил за ворот. Смрад гнилого мяса и крови ударил в нос, заставляя дрожать от страха и отвращения, в то время как я чувствовал, что земля уходит из-под моих ног. Не потому, что я теряю сознание, а потому, что он поднимает меня вверх. — И за все это вы отплатили мне ножом в спину… За это вероломство вы ответите. Тысячекратно. И ты… В первую очередь. Хватка переместилась на мое горло и начала сжиматься, отчего дышать становилось все труднее. Все время, проведенное в этом треклятом рейде… Я уже успел несколько раз посмотреть в глаза смерти. Но в этот раз я не просто смотрел на нее — я чувствовал, что мое время настало. Ощущал ее зловонное дыхание на своей коже, страх, стягивающий живот, ее когти, впивающиеся в душу и будто прошивающие разум своими приторно-сладкими речами. Она говорила, что это — гиблый номер, что все мы были обречены еще в тот момент, когда решили пересечь порог этого сраного бункера, призывала сдаться, отпустить, провалиться в блаженное небытие… Но когда мои глаза полезли из орбит, а дыхание не было перекрыто окончательно, я всем своим существом почувствовал, что не хочу умирать. Не сейчас, не здесь, не посреди гниющих трупов и с этой тварью, сжимающей мою глотку. Мои руки накрыли его и со всей силой отказывающегося смириться со своей участью человека начали пытаться разжать хватку. В какой-то момент мне даже удалось ее ослабить, что у Гренделя вызвало только смешок. — Даже сейчас ты так отчаянно пытается остаться здесь… Зачем? Неужели этот кошмар успел стать тебе домом? Или ты уже стал получать удовольствие от пляски под Его дудку?! С последними словами он усилил хватку настолько, что все надежды ее разжать моментально пошли прахом… Но в момент, когда я уже практически сдался и мертвым грузом обмяк в его руках, я услышал окрик. — Семен! Это был Капитан. Сквозь пелену застилающих глаза слез я заметил, как он замахнулся чем-то и кинул его в мою сторону, чего Грендель не заметил, по-видимому, будучи слишком увлеченным процессом моего умерщвления. Выставив руку, я чудом поймал неизвестный предмет и, нащупав что-то вроде переключателя, надавил на него… Услышав шипящий треск электрических разрядов. Они пронизывали наконечник дубинки-электрошокера, но в этот момент мне показалось, что я сам почувствовал их. И они принесли мне осознание. Там, в столовой, каждый раз, когда Грендель говорил об электричестве, он как-то подозрительно морщился… Будто оно вызывало у него наибольший дискомфорт. Повинуясь внутреннему порыву и внезапно возникшей надежде, я снова вдавил переключатель и прислонил шокер к пульсирующей массе плоти, которая заменяла ему правое ухо. Я не сразу понял, что произошло тогда. Что-то теплое, отвратительно-вязкое брызнуло мне в лицо, в то время как хватка внезапно разжалась и я упал наземь, разрываясь между попытками встать и откашляться. Затем послышался рев, настолько громкий, что и у меня, и у всех ребят заложило уши. Подняв взгляд, я увидел, как один из заменяющих уши органов Гренделя лопнул и он упал на пол, корчась в агонии и прикрывая новую рану рукой. Что характерно — он восстанавливался, да… Но крайне медленно. Вернее, это не шло ни в какое сравнение с тем, что рассказывал Алексей и с тем, как буквально пару минут назад он в считанные секунды регенерировал прямое повреждение мозга. — Электричество! — Воскликнул я, тут же снова зайдясь в кашле. Однако слова мои достигли нужных ушей. Наверное, никто из нас не ожидал от Электроника такого. И тем не менее, в настолько отчаянных ситуациях человек демонстрирует то, что на самом деле находится у него внутри. И я даже не ожидал, что в этом тихом на вид пареньке, отвечающем за все, что касается технической части, таится настолько сильная отвага. Не сомневаясь ни секунды, он, стиснув зубы и сжав дубинку-электрошокер в руке, ринулся к Гренделю и всадил ее в его второй слуховой орган. Тот лопнул на моих глазах и крик монстра достиг самого пика крещендо, заставив всех нас закрыть уши руками, а стены, казалось, трястись в ужасающем резонансе. Из его глаз, ноздрей, рта сочилась кровь, он схватился за свое лицо, срывая полоски кожи, после чего резко замолк и упал замертво. Не в силах осознать произошедшее, мы застыли на месте, все еще не взяв в толк тот факт, что от такого повреждения самых чувствительных органов Грендель просто-напросто умер. Был ли причиной тому болевой шок - если он, конечно, мог чувствовать боль - или же мы задели что-то жизненно-важное в его преобразившемся теле, но факт оставался фактом - оно не сумело выдержать такого ущерба и перестало подавать признаки жизни… По крайней мере, сейчас. Наша радость не длилась долго. Судорожный вздох твари и ее руки, упирающиеся в пол, напомнили нам о том, что смерть для него — далеко не конец. — Что… Что это? Почему… Такая боль… Звуки… Где они… Где все… Вокруг лишь… Тишина? — Он ударил об пол с такой силой, что рука его на мгновение застряла, раскрошившись и буквально у нас на глазах регенерировав до изначального вида. С ненавистью во взгляде он посмотрел на меня, а затем… Я не знаю, как он делал это. Возможно, остальные органы чувств у него не просто остались, а еще и обострились после потери слуха, но Электроника рядом он буквально почувствовал. Взвыв, Грендель ударом наотмашь отбросил его и парень ударился о стену так сильно, что тут же потерял сознание. К нему подбежал Кэп и начал оттаскивать, в то время как я понял, что избежать столкновения не получится. Вскочив на ноги, развернувшись и рванув к ружью, я взял его и собирался начать перезаряжать, когда увидел, что Грендель буквально мчится ко мне, занося руку для удара. Если он попадет, мне конец. Он просто пробьет мою грудную клетку и вытащит еще бьющееся сердце, если его не подстегнет на большее больная фантазия, особенно после того, что мы с Электроником сделали с ним. В отчаянии я схватился за дуло ружья и приклад, выставив его перед собой как последнюю преграду, а затем… Наверное, надо благодарить судьбу за то, что оно не было заряжено — черт знает, что произошло бы с патронами при том, какой силой обладал Грендель. Он разломал ее напополам и от этого удар потерял значительную часть силы, но все равно достиг моей груди и вызвал такие болевые ощущения, что на секунду я явно отключился, придя в себя только тогда, когда меня отбросило, словно тряпичную куклу, заставляя упасть на пол и по инерции буквально катиться по нему вплоть до того момента, как я долетел до замеченного мною ранее прохода и упал прямо в шахту. В последнюю секунду я успел схватиться за порог и повиснуть, всеми силами стараясь забраться обратно наверх. Смог лишь опереться на руку и вытащить половину тела, но как раз в тот момент, когда забывший обо мне Грендель принялся за ребят. — Уходите! Спасайтесь и валите отсюда нахрен! — Крикнул Алисе и Славе Кэп, в то время как Гром подбежал к нему и подхватил Электроника, чтобы дать более опытному бойцу свободу действий. Алиса лишь на мгновение замерла перед тем, как Славя одернула ее и потащила к шахте лифта, чтобы выбраться на первый ярус и покинуть бункер или хотя-бы попытаться скрыться от него. Кэп, Электроник и Гром смотались в другую сторону, глубже во внутренние помещения - судя по всему, чтобы отвлечь внимание на себя… Вот только это не сработало. Грендель просто замер на месте, держась за голову и, судя по всему, прислушиваясь к ощущениям. Прошло несколько секунд перед тем, как он пришел в себя и выпрямился, осмотревшись. Его слуховые органы восстанавливались все еще крайне медленно и он избрал другую стратегию. Даже отсюда я услышал, как он с шумом втягивает ноздрями воздух, после чего хищно ухмыляется и с рывка мечет к шахте лифта. Той, через которую ушли Славя и Алиса. — Нет! — Кричу я, всеми силами пытаясь подтянуться и вылезти, однако удар твари лишил организм последних резервов. К своему ужасу я обнаружил, что вот-вот упаду. Я и так провисел слишком долго, руки начинали дрожать от напряжения. В такой позиции я даже не мог посмотреть вниз, чтобы понять, сколько пролечу и будет ли у меня вообще шанс выжить после такого падения. Когда одна рука сорвалась, я буквально на секунду смог заглянуть вниз, чтобы увидеть там… Свет. Это явно был свет. Но уже спустя секунду сорвалась вторая рука и я, крича, рухнул в пропасть. Последнее, что я почувствовал — парализующая боль во всем теле и обволакивающую, спасительную тьму, приносящую избавление от нее.