Выживай

      Несчастный мальчишка вцепился в него так, что побелели костяшки пальцев. Кожей Майк чувствовал его горячие слёзы. Что-то внутри болезненно сжималось, видимо, от жалости. Оторвать бы его лицо от своей груди и крикнуть в самые уши: "Беги, парень, беги от меня подальше! Вставай, собирай свои вещи и беги подальше от меня, подальше от всех... из города, к чёрту!" Но он не мог. Это было другое. Так было нужно. Всё, что ему оставалось – это разыгрывать испуг и ошеломление, поглаживая сотрясающуюся от всхлипов спину. – Майк, Майк, он снова пришёл, он был прямо в зеркале, он, наверное, убьёт меня рано или поздно, Майк! Майк, ты должен мне помочь! Майк отлично понимал, как его замучили эти картинки в зеркалах. Школа всегда трудна для новичков, и этот плакса был не исключением. Он всё ещё успокаивал свою совесть мыслями, что Джереми мучает вовсе не Майк Шмидт, тот самый охранник из "Freddy Fazbear's...". Его мучают фантомы. Потому что так нужно. – Кого конкретно ты увидел? – Это был Спрингтрап... кажется. – Хорошо. – Что? – покрасневшие от слёз глаза уставились на него с непониманием. – Что в этом хорошего?! Майк выглядел на редкость спокойным. Он ласково пригладил растрепавшиеся волосы Джереми, а затем наклонился к нему с нежной, но усталой улыбкой, мягко приобняв за талию. Фитцджеральд позволил ему поцеловать себя, медленно успокаиваясь и прикрывая глаза. Руки ослабили хватку и обвились вокруг чужой шеи. Этот жест был необходим Джереми, как воздух, чтобы почувствовать себя хотя бы в относительной безопасности подальше от кошмаров, поджидавших на каждом углу. Майк отстранился от него, чмокнув в щёку напоследок, а затем утыкаясь ему куда-то в плечо. Джер восстановил дыхание, всё ещё обнимая его и глядя в пространство перед собой. Такие вещи начинали казаться привычными. Словно так и должно было быть всегда, словно никогда не было никакой Долл... – Это никогда не прекратится, верно? – Если не научишься не пускать их к себе в голову. – Ты можешь научить меня? – в голосе Фитцджеральда прозвучало больше надежды, чем когда он просил научить его приёмам ближнего боя. Майк закусил губу и закрыл глаза, выводя бессмысленные узоры на чужой спине. Над ними повисла непозволительно долгая пауза. – Этому невозможно научить. Ты должен дойти до всего сам. Просто блокируй сознание, отгоняй их, ставь... стену, – Шмид так не хотел, чтобы дошло до этого, но вот они уже в одной постели, обнажённые и утыкающиеся друг другу в шею, разговаривают о проблеме, вероятно, их общей. И неизвестно, как всё пойдёт дальше. Джереми не казался простачком, который совсем не ориентируется в ситуации. Совсем напротив, он стал опасен. И Майк спал рядом с ним. Обнимал бомбу с часовым механизмом. А бомба могла рвануть в любой момент, стоило ему только проронить одно неосторожное слово... – Я, наверное, пойду, приготовлю завтрак или типа того, – Джер отстранился от него, слез с кровати и, стараясь не смотреть в зеркало, принялся поспешно натягивать на себя одежду. Майк остался сидеть среди ночного беспорядка в виде сбившейся простыни, подушек и одеяла. Вид бледной голой задницы, бродящей по комнате в поисках своих боксеров, немного забавлял его. "Он оставил мой совет без комментария. Могу я после этого считать, что вопрос закрыт? Господи, конечно нет, он же привяжется ко мне с этим на целый день! И какого чёрта он всё ещё такой очаровательный..."

***

Джереми Фитцджеральд никогда не считал себя очаровательным. Как и красивым, привлекательным, остроумным, способным... Иногда он вообще не считал себя. Как будто его просто не существует. Люди ходят вокруг, что-то говорят, возможно, даже обращаются к нему, а его просто нет. Но прямо сейчас Джереми существовал. Он был, пока собирал одежду, раскиданную по полу, пока возился на кухне возле плиты, пытаясь соорудить приличный завтрак, как какая-нибудь няня или домработница, ("как идеальная жена после брачной ночи, кого ты пытаешься обмануть...") желающая произвести впечатление. Джер постепенно появлялся, пока отправлял в очередной раз вилку с омлетом в рот, чувствуя на себе удовлетворённый взгляд Майка. Кажется, они оба должны были быть счастливыми после всего, что случилось. После всего, что случится после. – Вкусно? – Ты, наверное, удивишься, но да. Он поднял голову и посмотрел на Майка, замечая на его лице широкую улыбку, и сам невольно улыбнулся, не замечая, как краснеет. Лесть всегда заставляла его смущаться. Но похвалу он любил, особенно оттуда, откуда совсем её не ждал. И Шмидт умело давил на рычаги, заставляя плавиться под его взглядом. Джереми действительно нравилось быть. Эти живые вещи происходили здесь с ним сейчас, сбывались мечты, разум затуманивался сладкой пеленой, и невозможно было думать ни о чём, кроме этой красивой жизни, которой, быть может, кто-то просто грезит. Столько дней в напряжении, столько ночей без сна наедине со своими кошмарами... Джер был благодарен небу за то, что оно послало ему это спасение, пускай сомнительное, но способное затмить весь ужас, творившийся с ним до этого дня. И даже почти стереть из памяти образ Спрингтрапа.

***

После завтрака Майк предложил съездить куда-нибудь за пределы ("...хотя бы улицы, боже, Джереми!") и развеяться. И теперь Джер сидел рядом с ним и с нетерпеливостью маленького щенка ёрзал на сидении, переводя счастливый взгляд с окна на Майка и обратно. Они вылезли из машины напротив парка аттракционов. В любой другой день Фитцджеральд посмотрел бы на всё это веселье, творившееся за воротами, с огромной долей скептицизма и издевки. Но сейчас, уже ровно через минуту, парень радостно махал рукой Майку, ушедшему за мороженым, стоя около кассы и заказывая билеты на кучу различных аттракционов. Они прокатились на всём, начиная с американских горок и заканчивая колесом обозрения. Они даже успели пострелять в тире, и Джереми ещё никогда не чувствовал себя более счастливым, чем сейчас, идя по вымощенной камнем дорожке рядом с улыбающимся Майком и жуя попкорн. Всё было прекрасно! В самом деле, никто не посмел побеспокоить его самого и его голову, и так раскалывающуюся от вихря разноцветных эмоций. За сегодня всего было слишком много, жизни было слишком много, Джер почувствовал, как клокочущее внутри тепло со скоростью гоночной машины разливалось по венам. Никогда ещё ему не перепадало такой удачи.

***

– Адреналин! – прокричал он Майку сквозь грохочущую из колонок музыку, пока тот тянул его за собой поближе к барной стойке через танцующие тела. – Я сейчас взорвусь! Вечер подкрался незаметно. В городе довольно быстро стемнело, и ночные заведения осветились тысячами огней, манящих и завораживающих. Каким-то образом они оказались в одном из баров и теперь продирались сквозь толпу. Всё слилось в один сплошной комок: музыка, люди, выпивка и звон бокалов. Джереми показалось, что прошла вечность, перед тем, как на столик приземлился высокий бокал с какой-то жидкостью. – Попробуй! – Шмидт попытался перекричать музыку, пока Джер недоверчиво смотрел на пузырьки, поднимающиеся к поверхности его напитка. – Тебе должно понравиться! Не бойся, просто попробуй! "Просто попробуй? Как будто я никогда не пил!.." Он огляделся вокруг. Кто-то танцевал, кто-то сидел за барной стойкой и требовал "повтора", кто-то потягивал выпивку из своих бокалов за столиками. Одна тень бросилась в глаза, нечто, кто-то незнакомый. Джереми никак не мог понять, что было не так с тем типом. Потому что он смотрел прямо на него, вперив грустные глаза прямо в его собственные. Осуждающий взгляд сильно напоминал ему о чём-то, о ком-то... ("...о незавершённом деле.") И Джер внезапно подавился собственной слюной и закашлялся. Он забыл об этом напрочь. Но вдруг вспомнил... Он никогда не жил. Всё это время кто-то другой делал это за него, а сейчас была создана видимость. "Видимость веселья? Даже сейчас?!" Джереми решительно схватился за бокал и, отгоняя прочь предрассудки, почти залпом опрокинул в себя пузырящуюся жидкость, которая на вкус оказалась каким-то горьковатым коктейлем. Градус незаметно, но всё же ударил, взорвался меленькими фейерверками в голове. Немного погодя Джер причмокнул, окончательно распробовав алкоголь, и с довольным видом отодвинул бокал в сторону. Затем он воззрился на Майка: – Забавно... Последний раз я делал это на выпускном. – Пил? – Отрывался. Ну, как сейчас, знаешь... – его слова утонули в какофонии звуков, раздававшихся в баре. На секунду он повернулся и бросил взгляд на тот тёмный угол, где только что видел его, но там никого не оказалось. Никого, кроме незнакомой целующейся парочки. Майк заметил плескавшееся в нём удовлетворение и подумал, что теперь может расслабиться: часовой механизм приостановлен до поры до времени. "Пока ему не захочется..." – Майк, позволь мне продолжить, – несмотря на бокал коктейля средней крепости, глаза Джера всё ещё оставались внимательными и серьёзными, – разговор, который мы не закончили вчера. – Тебе не кажется, что сейчас... не слишком подходящее для этого время?.. – Майк издевательски (почти насмешливо) посмотрел на него, не скрывая того, как сильно он надоел ему с расспросами. И Джереми действительно начал сомневаться, что жил. Что жил всё это время, весь день. И Майк определённо что-то скрывал. "Даже больше. Он почти сломался. Мне необходим диктофон, как же мне необходим диктофон сейчас, чёрт возьми, ТЫ РАССКАЖЕШЬ МНЕ ВСЮ ПРАВДУ, ХОЧЕШЬ ТЫ ЭТОГО ИЛИ НЕТ!" Они сидели и болтали о всякой ерунде. Майк, отвлечённый музыкой, кажется, совсем забыл, что ему придётся быть за рулём, и теперь вливал в себя один бокал за другим, словно пил в последний раз. Джереми сдержанно потягивал некрепкий напиток из трубочки, стараясь не сбиться с мысли и быть в здравом уме. "На этот раз мне нужна вся информация от тебя."

***

– ...и тогда она сказала, чтобы я шёл нахер, потому что ей действительно не понравились эти грёбаные обои! – Шмидт хрипло рассмеялся, хлопнув ладонью по столу. Стеклянные бокалы тревожно звякнули об эмалированную поверхность. – Странно. Может быть, поэтому в пиццерии наклеены почти такие же?.. Ну, в отместку, – Джер старался выглядеть как можно заинтересованнее в вопросе с обоями, начиная терять терпение. Ведь Майк был не промах. Городил какую-то чушь в то время, пока в недрах памяти хранилась ужасающая правда. Как газетные вывески на стенах в старом доме, которые новые жильцы обклеили новенькими (но отвратительными на вид) обоями. И Фитцджеральду было необходимо содрать их. Стирая ногти в кровь, разбивая костяшки пальцев, но содрать. – Пиццерия в то время была ещё на плаву... – неожиданно начал Майк, задумчиво глядя на свой наполовину опустошённый стакан. – В самом деле, там даже пицца была вкуснее, чем... сейчас. – Неужели сейчас бизнес растерял прежнюю хватку? – Почти. Эти аниматроники... Они... – Майк устало протёр глаза и уткнулся носом в ладони, глубоко вдыхая, – они тогда ещё были более-менее... живыми. – В каком смысле? – сердце Джера ёкнуло где-то в районе желудка, когда он вспомнил спящих в шкафу детей. – Мы тогда были совсем зелёными и творили всякие вещи, которые сейчас каждый назовёт живодёрством. Но ребята были заинтересованы в этом, и тогда директор сказал нам: "Если присоединитесь сейчас, больше никогда не сможете уйти от этого." То, что мы делали тогда... "...было поистине зверством! Ты чудовище, Майк, если продолжаешь говорить о таких вещах сейчас, здесь, в баре, полном людей, посреди этого веселья... Ещё и бухой!" – Ты можешь сказать мне, – Джер взял себя в руки и открыто посмотрел в глаза Шмидту. – Ты можешь доверить мне это. Излей душу, Майк. – А ты всегда хочешь добиться своего, – на секунду ему показалось, что Майк лишь притворялся пьяным, но от него несло виски, и Джереми практически удалось перевесить в этом разговоре. – Говори. Говори мне всё, что считаешь нужным сказать, – он был нетерпелив. Рука незаметно опустилась под стол, стараясь нащупать в кармане телефон. – Их было четверо. Сначала четверо детей, а затем и эти двое... Подростки, господи, им всегда неймётся, будто шило в заднице застряло! Но мы заманили их к себе и усыпили с помощью снотворного. Винсент усыпил их и запер в шкафу. Так было необходимо. Это было... топливо? Начальник сказал, что дети нужны аниматроникам, чтобы те работали, как ему было нужно. С этого началась наша операция. Скотт и Винсент занимались детьми, мы с Фритцем защищали пиццерию от копов и слишком любопытных посетителей. Но однажды дело застряло. Один из двух подростков был... испорчен. В тот день Винс и Скотти подрались и чуть не прикончили друг друга. И Спрингтрап остался без... без души. Джер крепко сжимал телефон в руке под столом, жалея, что в баре всё ещё звучала музыка. Эти ужасающие признания потрясли его сознание. Пьяный в хлам Майк наверное, не сильно догадывался о том, что делал в этот самый момент. – Получается, ты не... – Я не убивал их, Джер, – Шмидт печальными пьяными глазами посмотрел на него. Парней разделяли только бокалы, стоящие на гладкой поверхности стола. – То есть, ты... – Я помогал им убивать их! – и Майк вдруг уткнулся лицом в ладони. Сквозь них пробился его первый страдальческий всхлип. – Я пр... пре... преступник, Джер! Я творил ужасные вещи... Он смотрел на него, смотрел, как его плечи дрожат от вырывавшихся наружу слов, как по его щекам текут слёзы. Но Джереми было нисколько не жаль его. Сейчас Майк представлял из себя лишь омерзительный сгусток того, что ещё могло оставаться от человека. И Фитцджеральд не верил его раскаянию. Может, потому, что ему показалось, будто губы Майка на секунду искривились в усмешке... Он поспешно остановил и сохранил запись диктофона. А затем, бросив Шмидту что-то вроде: "Спасибо, что хотя бы сейчас не попытался удрать от ответа", поднялся с места и стремительными шагами покинул бар. Продираться сквозь лес танцующих было затруднительно, но он сделал это. Он наконец-то оставил его, а скоро оставит и то проклятое место... Майк действительно остался сидеть на месте, отчаянно махнув бармену, чтобы тот повторил его заказ. На его лице в самом деле была улыбка. Только горькая, полная разочарования и мыслей типа "меньше знаешь – крепче спишь, разве тебе не говорили об этом, глупый мальчишка?". Холодный ночной воздух мгновенно заполнил лёгкие, одновременно прочищая мозги. Как он мог всё это время находиться рядом с этим мерзким человеком? ("...не человек, конечно, он не человек!!!") Рассказывать о своих кошмарах, делить с ним постель!.. ("...я легко мог бы разобраться и сам, так какого дьявола?!") Джереми шёл, почти бежал вниз по улице, лишь раз остановившись, впиваясь пальцами в волосы и рассерженно пиная стоящую поблизости урну. Он не мог поверить во всё, что происходило с ним последние несколько недель его жизни. "Нужно успокоиться. Переночую у тёти. Думаю, она позволит. Конечно, позволит. Я же её уставший, голодный и разочарованный в людях племянник!.." Он прошёл несколько кварталов. Вокруг становилось темнее, ночь сгущалась над городом. Мимо всё реже проходили люди, в основном, загулявшиеся парочки. Джереми не обращал на них никакого внимания, слишком погружённый в свои мысли. Слишком погружённый, чтобы услышать шум подъезжающей сзади машины. Чёрный "фольксваген" остановился незаметной тенью посреди дороги. Дверцы распахнулись, и наружу вылезли двое. Один из них держал бейсбольную биту. Они неслышно подошли сзади. Внезапно парень почувствовал тупую боль в затылке, разрастающуюся с каждой секундой. Она становилось невыносимой и заставила его упасть на колени, а затем и совсем повалиться на асфальт. В глазах мгновенно почернело. Он не слышал своего крика, зато успел заметить перед собой чьи-то размытые лица. А затем Джереми Фитцджеральд отключился.