Выживай

– Почему ты так долго? – Элеонора, облачённая в домашние тапочки и халат, выбежала из кухни и чуть не споткнулась по пути. – Тётя, у меня такая работа. Теперь... – Я, конечно, понимаю, что работа есть работа, но ты мог хотя бы позвонить! Твоя бедная тётка чуть не загремела в больницу от количества выпитой валерьянки! – женщина сжала Джереми в медвежьих объятиях, так, что он чуть не задохнулся. – Т-тётя, простите меня... Вы меня сейчас задушите... Элеонора опомнилась и отпустила парня, который устало облокотился на стену. – Хватит уже на "вы"! Я тебе тётя, а не какая-нибудь там незнакомая библиотекарша! Ну, как прошёл первый рабочий де... ночь? – она присела на табурет, стоящий в прихожей, и приготовилась слушать, но Фитцджеральд не спешил с ответом. – Вполне хорошо. Тётя, я немного устал... И мне завтра в университет нужно вставать, а я не спал целую ночь. Может, вы... ты меня отпустишь? – О, ты и вправду неважно выглядишь. Всё в порядке? – В полном. – Точно? – прищурилась Элеонора. – Абсолютно. Тётя на секунду над чем-то задумалась. – Джереми, может, ты голодный? Я испекла пирог... – Нет, спасибо, – студент зевнул и потёр глаза. – Но, думаю, завтра он мне ещё как пригодится. Молодой охранник кое-как стянул мокрые насквозь ботинки, куртку и побрёл по коридору в свою комнату, любезно предложенную тётей. Сейчас он ни о чём не хотел разговаривать, особенно с Элеонорой. Да и кому будет интересно слушать то, как он потерпел поражение в первую же ночь. Тётя бы только посмеялась и неделю рассказывала это соседкам, заверил себя парень, поворачивая золотистую ручку двери. Но, похоже, тётя не собиралась оставлять его одного остаток утра: Элеонора заботливо приобняла его за плечо, бормоча что-то про безответственных родителей, которые совсем не кормят и без того тощего сына. Когда рука женщины опустилась ниже, на предплечье, к локтевому сгибу, она внезапно остановилась и замерла. Фитцджеральд тоже застыл, ожидая дальнейшей реакции и уже придумывая веские отмазки, в осознании того, что когда-нибудь тётя бы заметила. – Джереми, что это такое? – женщина включила ещё одну лампочку, рассматривая замазанный йодом шов. – О мой Бог, Джереми!.. Парень молча смотрел в сторону, соображая. – Я упал. – Упал?! Господи, мальчик мой, откуда же ты так упал, что тебе наложили шов? – Я поскользнулся... на лестнице, – тихо проговорил Фитцджеральд, припоминая случай с Майком и Винсентом. – Какой кошмар! Нужно срочно обработать это спиртом и позвонить твоим родителям... Тут Джереми не на шутку испугался, представляя, какая реакция будет у мамы, и что подумает папа. – Тётя, мне всё обработали ещё там. Мой напарник лично её зашивал. Не надо им звонить, пожалуйста! – Хорошо-хорошо, ладно! Не буду. Ты только дай мне ещё раз обработать её. И, кстати, твой этот напарник, он врач? – Элеонора повела племянника к себе в комнату, где находился заветный медицинский ящичек. – Он? Ну, не совсем... – Как это? – Он зашивал людей... раньше, – Джереми придумывал на ходу, чтобы не забивать тёте голову понапрасну, хоть и не знал, правда ли это. "Нужно будет как-нибудь спросить об этом Майка". – Ну, тогда ладно. Ума не приложу, как ты мог так упасть... – она в свою очередь смочила кусок ваты спиртом и стала осторожно прикладывать её к ране. Джереми стиснул зубы и зажмурился — кожу неприятно жгло и щипало. Маленькие мучения продолжались ещё несколько минут. Элеонора поглядывала на скорчившегося племянника и старалась как можно быстрее и безболезненнее покончить с этим. – Ну, – она подула на руку, чтобы спирт подсох, – вот и всё. Иди-ка ты спать, мальчик мой! Спокойной ночи. Точнее, утра. Тебя разбудить к университету? – и поцеловала его в лоб. Джереми слабо улыбнулся: – Спасибо, тётя. Нет, не нужно. Я сам. Они разошлись по комнатам. У Фитцджеральда еле хватило сил рухнуть на кровать, не раздевшись до конца. Кажется, он поступил неправильно, выбрав должность, при которой нужно было работать ночью. Или правильно... Парень пока не знал, но судя по зудящей руке, всё-таки неправильно. Его больше беспокоило отношение к нему коллег. Как он понял, к Винсенту лучше вообще не подходить, не то есть большая вероятность, что зашивать придётся отнюдь не руку, а что-то посущественнее. Фритц на первый взгляд показался пареньку суетливым обжорой, но зато с чувством сострадания и, может быть, юмора. Скотт... Он поначалу показался ответственным и храбрым, но как только Джереми услышал всю матку-правду про него от Пёрпла... Фитцджеральд никогда бы не подумал, что человек, сразивший наповал крупного механического медведя железной трубой, может струсить из-за крови и придумать себе отмазку, чтобы не оперировать раненого. Нет, наверное, Скотту нужно меньше доверять. Не то, что Майку... Майк. Эта личность вызывала в парне кучу различных эмоций. Одно хотелось узнать о Шмидте больше всего: почему он такой толстокожий и равнодушный ко всему. Джереми поёжился в кровати от сквозняка. Кажется, тётя забыла закрыть окно. Парень кое-как сполз с постели и, опираясь здоровой рукой на подоконник, поднялся на шатающихся ногах. За окном давно рассвело. Птицы чирикали во всю, а на дорогах образовывались первые шумные пробки. Джереми немного полюбовался на изящные каштаны, росшие прямо под его окном. Потом в который раз протёр опухшие красные глаза, закрыл окно и вернулся в кровать, снимая по пути рубашку и брюки. Под мягким одеялом было тепло, ощущалась абосолютная защищённость, особенно от каких-то там неудач, провалов, страхов и сомнений. Джереми, найдя для себя наиболее удобное положение, погрузился в царство Морфея. *** Спустя примерно четыре часа прозвонил будильник. Фитцджеральд никогда не просыпал и даже иногда сам вставал с нездоровым позитивом, но сегодня ему хотелось выстрелисть в противно дребезжащую штуковину на двух металлических ножках из двустволки, чтоб она разлетелась... Настало время, когда хочется убивать. Настало время недосыпа. Настало время постоянных мешков под глазами и прослушанных лекций. Настал тот момент, когда Фитцджеральд первый раз опоздал в университет. – Тётя, я ухожу! – прокричал парень в прихожей, всовывая две ноги в одну брючину. В руках он почему-то держал зубную щётку и будильник, на его счастье, оставленный жить. Из соседней комнаты послышалось не менее громкое и чуть визгливое: – А как же завтрак? – Я потом! – вновь крикнул Джереми, никак не представляя себе это "потом". Парень и без того пытался не заснуть на ходу, а уж о еде думать не приходилось с прошлого вечера. Истощение мозга обещало прийти очень скоро. – Возьми хотя бы пирог! – Элеонора выбежала из комнаты, натягивая всё тот же халат на ночную сорочку. – Ох, нужно было всё же позвонить твоим родителям... – Тётя, не звони! Я же говорил, что справлюсь САМ. – Но ты уже опаздываешь! В ответ Джереми чуть слышно ругнулся, переодевая брюки. Оставались ещё ботинки, куртка и рюкзак. С горем пополам справившись с последними, парень схватил с тумбы ключи и телефон с наушниками. – Всё, я пошёл. Элеонора успела сунуть ему в рюкзак три куска пирога, заботливо обёрнутые фольгой. – Смотри, осторожнее, чтобы джем не протёк, – она махнула племяннику на прощание рукой. А тот уже бежал по ступенькам, перепрыгивая через три. С дыхалкой у Джереми наблюдались хоть и незначительные, но проблемы, поэтому, когда он выбежал из подъезда, лёгкие жгло изнутри, как проклятые. Пробежав в таком состоянии два с половиной квартала, студент всё же решил поймать автобус, останавливающийся ближе к универу. Но, подумав, что автобус будет ехать через пробки ещё медленне, чем он бежит, Джереми собрал иссякающие силы и поднапряг мышцы. Если бы какой-нибудь человек, проживающий на верхнем этаже многоэтажки, выглянул выглянул в окно и посмотрел вниз, его вниманию представилась бы подвижная точка, молниеносно перепрыгивающая бордюры и минующая тротуары. Так быстро бежал Джереми, укорачивая себе путь и передвигающийся зигзагами, чуть не сбивая при этом одиноко гуляющих старичков, детей и старушек с палочками. Фитцджеральд подумывал уже обернуть свою шею языком раза три, но впереди близилось здание университета, поблёскивая предупреждающими знаками парковки и рекламными щитами. Джереми радостно ускорил бег и, наконец, почти упал на ступеньки, тут же отползая в сторону, к гранитной колонне. Затем вгляделся в экран телефона, замечая, что опоздал на две первых лекции. По закону подлости, самые важные. Парень чертыхнулся сквозь зубы, всё ещё тяжело дыша, и, поправив воротник рубашки, направился к тяжёлой дубовой двери. Когда он вошёл в свою аудиторию, которая была по списку третьей, преподаватель и остальные студенты как-то странно глянули в его сторону. Некоторое насмешливо хихикали и показывали на него пальцем. Кто-то укоряюще качал головой. Джереми тут же покраснел и стушевался от такого количества излишнего внимания к своей персоне. Обычно к нему относились равнодушно, а сейчас вдруг все разом заметили, что он пропустил пару лекций. В голове прозвучало знакомое: "Почему всех это заботит?". Парень пару секунд топтался на месте, пока не услышал вкрадчивое: "Проходите, Фитцджеральд, и садитесь на своё место!". Остаток, как оказалось, семинара, Джереми провёл в напряжении, но потом постепенно расслабился и, незаметно для себя, задремал, положив голову на парту. Сейчас было абсолютно плевать, смотрят ли на него, издеваются ли над ним, фотографируя на телефон и высылая в Инстаграмм с подпистью "Mama, I'm a criminal: опоздал, припёрся, уснул". Не волновало даже то, что преподаватель стоит над ним уже битую третью минуту, всё громче повторяя, чтобы он немедленно проснулся. Было плевать на то, что придётся позвать родителей и выяснять его сегодняшнее сонное состояние. "И почему все надеятся, что родители могут им чем-то помочь? Наивные..." – думал как-то Джереми, когда ещё не жил у тёти. Наконец, декану удалось-таки разбудить парня и высказать всю "пару ласковых", которую он и пытался донести три минуты ранее. Фитцджеральд послушно кивал, сам не понимая, о чём говорит декан, но отчаянно делая вид, что не спит, выслушивая его нотации. Последующие три пары студент провёл в вялом состоянии, примостившись на задних рядах и калякая ручкой на бумажном листе, который, по сути, должен быть давно исписан вдоль и поперёк формулами, уравнениями и терминологией. Учится не хотелось совершенно, и Джереми ждал только одного. Он знал, что может мгновенно взбодрить его, заставить мозг работать на всю катушку и вытрясти скуку и лень. Фитцджеральд жаждал ночи, сам не зная, почему. Несмотря на постепенно затягивающуюся кожу ниже плеча, парню до дрожи в коленях понравился тот адреналин, который ему довелось испытать на себе там, в комнате слежения, наедине с железным чудовищем. Предполагаемое шило в одном месте бесследно улетучилось, когда Джереми отсидел последнее занятие и стремглав бросился домой к тёте, настраиваться на новые испытания, которые таила в себе пиццерия "Freddy Fazbear's Pizza". *** Снова эти жуткие бордовые стены (сейчас этот цвет больше напоминал оттенок редкой группы крови, щедро размазанным слоем покрывавший холодный бетон). Снова мозолящий глаза кафельный пол в клеточку, напоминавший пол, каким обычно выстилают дома для психически больных. Столько жути Фитцджеральд увидел, когда вернулся сюда. Раньше всё это выглядело куда более безобидным и даже приветливым. Но зрение бывает обманчиво. "Лучше верить своим ощущениям и чувствам". Парень в очередной раз поёжился, ощущая, как зверский холод, источаемый стенами, проникает под кожу. – Ну, что, готов? – спросил Скотт, подойдя к студенту в раздевалке, который как раз заканчивал переодеваться. – Д-да, – голос Фитцджеральда дрожал от волнения. – Ты меня п-проводишь? – Конечно! Эй, Джер, расслабься! Тебе нечего боятся, ты же пережил первую ночь! — заверил его Фон Гай, оборачиваясь назад и глядя на Фритца, подавая ему знак. – Да-а-а... – неуверенно протянул тот, смотря на Джереми из-под съехавших на нос очков, – ты справишься, парень, будь уверен! Только не смотри им в глаза, когда они прийдут, чтобы убить тебя... – Смит получил сердитый толчок в бок от Скотта и его хмурый взгляд впридачу. – Не слушай его, Джер! Всё будет хорошо. Если что, ты в любой момент можешь позвать меня, чтобы... – Чтобы ты оставил меня, как в прошлый раз? – перебил его Фитцджеральд, хмуро глядя в глаза Телефонному, которые были, на его счастье, скрыты тёмной чёлкой. Скотту нечего было ответить. Он молча открыл дверь и вышел в коридор. Джереми так же угрюмо отправился за ним, получая в спину обеспокоенный взгляд из-под толстых стёкол Фритца. Как успел заметить Фитцджеральд, идя по холодному коридору, откуда веяло страхом и смертью, в раздевалке снова не оказалось Майка и Винсента. "Куда они постоянно уходят?" – спросил парень сам себя прежде, чем войти в комнату слежения, напоминающую скорее комнату психологических пыток.