Выживай

Комната Слежения встретила Джереми чуть подрагивающим светом ламп и тихим, но жутковатым скрипом лопастей старого вентилятора, стоящего на столе, как обязательный атрибут любого охранника. Казалось, эта вертящаяся без перерыва штуковина работала и неделю, и месяц, и, возможно, десяток лет назад. Тогда учёным не пришлось бы ломать головы над конструированием вечного двигателя – он стоит на рабочем столе у каждого из них в особо жаркий день. Джереми нервно сглотнул, наблюдая за тенями, которые отбрасывали предметы со стола. Скотт немного смутился и был слишком погружён в раздумья, обижаться ему или нет, чтобы заметить нарастающее напряжение, невидимыми волнами достигающее потолка и ещё больше раскачивающее длинные лампы. Фитцджеральд собрался с силами и уселся в кресло, тут же проводя рукой по внутренним полкам стола в поисках спасительной маски. – Спасибо, Скотт, можешь идти. Я справлюсь. – Ты уверен, что тебе не нуж... – Я справлюсь, – уже громче повторил парень, проговаривая каждое слово чуть ли не по слогам и давая тем самым понять, что лишние напутствия сейчас совершенно неуместны. Фон Гай вздохнул и поспешил исчезнуть в дверном проёме, всё же прошептав тихое: "Если что, труба в верхнем ящике. Удачи..." Джереми сделал вид, что не услышал этого, но, после того, как за Скоттом закрылась дверь, проверил содержимое верхнего ящика стола. Железная труба действительно покоилась на самом видном месте среди изжитков канцелярского магазина. Она и немного пугающая маска медведя служили единственным оружием против "демонов", бродящих ночью по коридорам. Если ни то, ни другое не сможет помочь, в чём Джереми сильно сомневался, то оставался ещё фонарик. В этом случае нужно будет молиться на то, что его батарейки полностью в рабочем состоянии. Парень всмотрелся в циферблат часов, загадочно поблёскивающих в свете ламп. Без пяти двенадцать. Джереми зевнул, решив не думать что или, точнее, кто ждёт его в опустевших залах, коридорах и тёмных уголках пиццерии. Вместо этого он стал мысленно подбадривать себя. "Ничего не будет. Ничего не будет. Я закрыт от них, полностью закрыт. У меня оружие. Мо-о-ощное оружие..." – студент взглянул на фонарик, сиротливо лежащий на столе. Выглядел он неимоверно жалким и непрочным даже для оружия. Джереми огорчённо вздохнул, подавляя желание уснуть. "Охранники не спят, не спят на работе. Всё равно у меня есть труба, и они не посмеют подобраться близко, пока я с ней! Просто не... смогут... Не спать. Не..." Часы громко пробили полночь, но это скорее было похоже на похоронный марш. Задремавший Фитцджеральд встрепенулся, как воробей, вздрогнул всем телом и со всей силы крутанулся в кресле. "Они не войдут! Не посмеют, пока я здесь, с трубой! Они..." Но тут со стороны правой вентиляции послышался страшный грохот. Свет, исходящий от ламп, задрожал ещё больше. Джереми подумал, что преувеличивает, но когда в соседней вентиляции раздался царапающий стены скрежет... Кто-то карабкался вверх по трубам, парень это точно знал. Не просто карабкался – затачивал свои когти об алюминий, уже рваными клоками свисающий со стенок вентиляций. В воздухе запахло сваркой и паникой. Джереми приказал себе спокойно взять в одну руку фонарик, в другую – трубу и сидеть в ожидании испытания с накинутой на лицо маской, но тело, в отличие от разума, не слушалось. Пальцы мелко дрожали, по лбу градом катился холодный пот, а руки крепко схватились за ручку ящика, но никак не за трубу и фонарик. Впопыхах студент всё же сумел надеть маску. И очень кстати – в центральном проёме, за стеклом, кто-то стоял. Кто-то громадный, угловатый и страшный. Кто-то, от кого даже сквозь стены и стекло несло ржавчиной, гнилью и неоправданными надеждами. Джереми во все стороны замотал головой, и изображение пугающей громады пропало из виду, словно и не появлялось. Парень видел всё это сквозь отверстия в маске и не мог, просто не хотел верить своим глазам. Он уже собирался облегчённо выдохнуть, но по стенам снова пробежали тени, на этот раз, не предметов на столе. Человеческие тени. Вслед за ними появился чей-то резкий, страшный и раскатистый смех. Он проник Фитцджеральду в голову сквозь череп и всё раздавался там невыносимым эхом. Джереми испуганно взвыл и схватился за голову. Медвежья маска упала на пол, но ему было сейчас не до этого. Мозг занимал этот кошмарный детский смех, сводящий с ума. Сам звук был похож на тот, который издают громадные концертные колонки, когда к ним близко подносят включённый микрофон. Неожиданно за смехом последовал шёпот, холодящий душу. "Мы слышим тебя". Фитцджеральд заткнул пальцами уши и зажмурился. "Мы слышим, как бьётся твоё сердце". Ассорти из невыносимого смеха и шёпота вынудили Джереми скулить из-за покалывания в ушах. "Мы чувствуем твой страх". Шёпот был явно детский, но сменялся то на девчачий, то на мальчишеский. "Мы знаем, ты здесь". Парню захотелось спрятаться. И не важно, куда. Главное, чтобы не слышали, чтобы не чувствовали, чтобы не знали. Шёпот начал затихать, перемежаясь со смехом. Джереми пытался отдышаться, успокоить сердцебиение и, приблизив к себе вентилятор в надежде получить порцию кислорода, откинулся на спинку кресла. Вновь взглянул на часы. – Каким, на милость, образом... Он не успел договорить из-за ламп, которые, успешно качнувшись под потолком, резко мигнули и погасли, оставляя Комнату Слежения в кромешной темноте. Сердце Джереми ёкнуло. Ещё немного противоестественного, и студента хватит удар... И, словно, вторя его мыслям, в углу, напротив левой вентиляции возник аниматроник. Если бы Фитцджеральд сохранил в себе способность здраво мыслить, он бы непременно удивился и задался бы вопросом, откуда появилась эта покрашенная груда механических шестерёнок. Но сейчас бедный парень не испытывал ничего, кроме нездорового трепета и желания поскорее провалиться в пол. Всё ещё дрожащими руками он поспешил включить чтоб-его-этот-идиотский-фонарик и направить луч света на робота. Как следует осветив его с ног до головы, Джереми убедился, что перед ним Фредди, но когда тот начал двигаться в его сторону... "Это что, позолота?!" И правда, медведя, достигавшего в высоту не меньше двух с лишним метров, покрывала не обычная коричневая краска, а жёлтая, потемневшая от времени, зато покрытая сверху дополнительным слоем золотистой. Та тоже проглядывала не везде (быть может, давным-давно облупилась), так как в свете фонарика медведь причудливо блестел всего в нескольких местах, а тёмные участки его деталей до сих пор съедаются ржавчиной, как пушистая шуба – прожорливой молью. Всё это Джереми будет готов додумать позже, а сейчас он всего лишь наблюдатель. И жертва. Чёрная бездна глаз Золотого Фредди (как успел окрестить его Фитцджеральд) пожирала разум парня изнутри, всасывала в себя, гипнотизировала. Студент мотнул головой, стараясь не поддаваться, и схватил-таки железную трубу, вовремя достанную из ящика. Поднял её над головой, замахнулся и поборол желание отвести взгляд. Ему казалось, что сделай он это, аниматроник тут же бросится на него и примется рвать на куски. Медведь, так похожий на Фредди, раззявил острозубую пасть, демонстрируя Джереми набор отлично заточенных кончиков, чем-то напоминающих шурупы и гвозди. Руки всё ещё дико тряслись, силы парня были на исходе от усталости и бесконечного страха. Рубашка насквозь промокла от пота, но в голове слышались чёткие приказывающие и приободряющие восклицания. Какие-то секунды Джереми и Золотой Фредди смотрели друг другу в глаза (что было довольно-таки странно, ведь обычно аниматроники долго не церемонятся и не разглядывают своих жертв). Фитцджеральду эти секунды показались бесконечно долгими. И вдруг странный робот издал чудовищный рёв, граничащий со скрежетом по металлу и звуками из неисправного радио. Парень тут же очнулся, как от глубокого сна, и, вопреки своим страхам и опасениям, храбро набросился на медведя с увесистой трубой, колотя по всему, до чего мог дотянуться. Голден Фредди в свою очередь выставил вперёд когтистые лапы (Джереми показалось, что когти ему заменяют стальные лезвия и двузубцы) и с тем же громким рёвом попытался оторвать парня от пола. Это ему удалось не сразу – Фитцджеральд махал злополучной трубой направо и налево, как прошлой ночью это делал Скотт. Студенту оставалось надеяться, что такой способ самозащиты сработает. Наконец, аниматронику удалось сделать задуманное. Джереми повис в каких-то десяти сантиметрах над полом, но вырваться из цепких лап не представлялось возможным. Золотой Фредди держал крепко, и парню показалось, что он улыбается и зло вглядывается в его человеческие глаза своими, холодными, наделёнными сужающимися зумами. Медведь противно скрежетнул конечностями и поплёлся к двери, медленно, но верно таща Джереми за собой. В воздухе вокруг них чувствовался запах ржавчины и гниющих разложений. Парень неистово завопил, всё ещё крепко сжимая трубу в похолодевших пальцах: – Отпусти меня, сукин ты сын! Он и сам не ожидал от себя таких слов, но, похоже адреналин творит с людьми и не такие вещи. Свой собственный голос звучал грубо, зло и уверенно, что совсем было не похоже на Джереми. По щекам непроизвольно потекли горячие слёзы, смачивая порезы на лице – Голден нехило поработал, разукрашивая его своими когтями. Открытые, сочащиеся кровью раны начало щипать, но Фитцджеральда это интересовало меньше всего. Сейчас ему хотелось бы узнать, куда его тащат. Именно этот вопрос он и задал аниматронику, но в ответ прозвучали лишь шестерёнки, которые скрипели так, будто их не смазывали лет сто. Медведь молча тащился по коридорам и вёз по полу барахтающегося Джереми, периодически сворачивая то налево, то направо и игнорируя многочисленные экзотические ругательства, которыми тот сыпал ему в спину. Когда от натуги оторвался воротник рубашки парня, Голден схватил его за руку и вновь потащил сквозь шахматный лабиринт коридоров. Это уже начинало казаться бессмысленным и каким-то ненатуральным: пиццерия не могла быть такой большой. Да и вообще, зачем детям так много пространства из коридоров?!..). Когда Джереми попытался вырваться, Золотой Фредди злостно повернул голову и наградил его ещё одной царапиной. Один взмах когтями-лезвиями – и из запястья вниз по руке бежит рубиновая струя крови. Фитцджеральд ещё больше взвыл от боли и зарыдал во весь голос, не сдерживая себя. Коридоры не были правдоподобными, а вот боль – вполне. Дикая, пронизывающая боль, когда кажется, что тебя и ранят так только для того, чтобы поиздеваться, посмотреть, сколько ты ещё протянешь, пока не сдашься и не умрёшь. Нет, Джереми не был похож на плаксу, у которого отобрали конфетку. Он был похож сейчас на запуганного до дрожи в коленях мальчика, который остался один на один со своим кошмаром. Один на один со своей дальнейшей судьбой. Пока аниматроник тянул его за собой, Фитцджеральд, сдерживая очередной вскрик и глотая слёзы, вглядывался в проплывающие мимо красочные плакаты, в посеревшие старые объявления о пропаже пяти детей, в рваные газетные заметки с чересчур кричащими заголовками. Он не придавал им никакого значения, просто пытался как-то оторвать своё внимание от моря боли, с головой поглотившего его. Всё это тошнотворным водоворотом оседало позади и было похоже на какую-то старую фотохронику прошлых лет. Вот, сейчас включится доисторическая камера, и на экране замелькают яркие видео и снимки: небольшие семьи на фоне какого-то кафе, отдельные кадры детей, четырёх мальчиков и одной маленькой девочки... Они улыбаются. На всех кадрах они улыбаются. Смеются и держат в руках сладости и игрушки. Переговариваются между собой, делятся впечатлениями. Вокруг играет музыка, слышны разговоры. Чьи-то механические голоса смешиваются с детскими. И механические всё-таки заглушают их. Это было в далёком 87-м... И все были счастливы. Джереми вновь отвлёкся на боль. – Мамочка, мне больно! Идёт кровь, мамочка! – Не бойся, малыш. Не смотри сюда, ладно? Это всего лишь красная краска. Акварель, гуашь... – Но она тёплая, мамочка. Она горячая! – Представь, что её разбавили тёплой водой. Сейчас я её сотру, но тебе нужно немножко потерпеть. – Я боюсь, мамочка! Мне больно! Почему она жжётся? – Это маленькая ранка, сынок. Небольшая царапина. Потерпи, Джереми. Представь, что это та краска, которой ты обычно рисуешь... – Но я рисую не только красной краской! – Представь, что это будет целиком красная картина. Потому что других красок больше нет. Представь,но только не отвлекайся на боль, Джереми. ... Но Джереми всё равно отвлёкся. Потому что горячая красная акварель брызгала на лицо и рубашку, оставляя медный привкус от капель, попавших в рот. Потому что горячая красная гуашь стекала на шахматный пол, оставляя за собой тонкие ручейки, постепенно стекающиеся в лужицы. Светлые, алые лужицы. Тёмные, бордовые озерца. Потому что рядом не было мамы, которая успокоила и стёрла бы эти красные подтёки. Джереми казалось, что скоро Золотой Фредди пережмёт ему вены так, что они лопнут и зальют кровью теперь уже весь пол, оставляя парня умирать наедине с проклятым роботом. Но этого каким-то чудесным образом не происходило. Видимо, медведь захотел ещё немного поиздеваться над охранником, потому что Джереми почувствовал, как хватка на левом запястье чуть ослабла, а сама лапа зажала пульсирующую и кровоточащую рану. Кажется, Голден не собирался его убивать. По крайней мере, сейчас. Сил кричать и звать на помощь уже не было, и Фитцджеральд решил поддаться течению – прекратил телодвижения и осел на пол, позволяя аниматронику тащить его, словно мешок с картошкой. Эти минуты тянулись долго. Джереми уже чудилось, что он давно умер, и эта бесконечная дорога в никуда – наказание за то, что он слишком уж зачастил с просмотрами аниме (куда также входил и хентай). Вот его Ад – место, где пол в клеточку заливает багряная кровь, где стены пестрят непонятными для него объявлениями, где в мозг через уши снова и снова пробирается жуткий детский смех. Джереми так и подмывало спросить, над чем, чёрт подери, смеётся этот малолетний гадёныш, кем бы он ни был. Парень уже собирался полюбопытствовать об этом у Золотого Фредди, но не успел. Скрипучий медведь как вкопанный остановился у стены, которой, как оказалось, завершался этот треклятый лабиринт из коридоров в клеточку. Всё. Тупик. Джереми в сотый раз показалось, что сейчас аниматроник развернётся и поволочёт его обратно в поисках хоть какого-то выхода, но Золотой всё ещё стоял. Фитцджеральд, собрав в себе оставшиеся силы, изловчился спросить даже с некой тенью усмешки в охрипшем голосе: – И куда ты меня притащил, тупая железная башка? Но Голден Фредди даже головы не повернул в его сторону. Джереми, давно опьянённый болью и продолжительными муками, попытался пнуть его ботинком в надежде получить ответ, но случайно заехал по чему-то другому. Парень медленно повернул голову, чтобы получше рассмотреть незнакомый объект, в который уперлась его нога. – Господи Боже... – только и сумел прохрипеть он, чувствуя, как по жилам движется жидкий холод. К стене, снизу доверху облепленной заляпанными чем-то портретами, был прислонён ещё один незнакомый робот. Это был такой же позолоченный, как и Голден Фредди, заяц. Точнее, кролик. Но такое ласковое, как посчитал Фитцджеральд, название совсем не тянуло на того, кто шарнирами подпирал стену. Уши механического кроля неуклюже свисали на пока ещё живых креплениях, бока были ободраны , и сквозь рваные дыры проглядывал металлический, но заржавелый скелет-каркас. Повсюду, где были прорехи, торчали провода: синие, красные, зелёные, оголённые и почерневшие, кое-где порванные и распущенные на нитки. Глаза аниматроника были прикрыты, словно он прислонился к стене от усталости, чтобы подремать и набраться сил. Но что-то подсказывало Джереми, что эти убийцы не спят. ОНИ НИКОГДА НЕ СПЯТ. Боясь оторвать взгляд от кроля ("вдруг эти страшные глаза откроются, и он убьет меня на месте..."), парень потянулся здоровой рукой назад, в поисках чего-то потяжелее и попрактичнее железной трубы, утерянной среди витиеватых коридоров. И в мгновение ока правую руку юного охранника окольцевала лапа золотого медведя. Голден прожигал Фитцджеральда бездонными, бездушными, пустыми глазницами. От этого взгляда хотелось убежать, скрыться где-нибудь, но только не играть в "гляделки". Джереми знал, что он проиграет в первые секунды игры. Моргнёт первым и больше не откроет глаз. Никогда. Потому что убийцы не моргают, когда убивают своих жертв. "Вот он, твой настоящий личный Ад", – говорили страшные глаза, потемневшие и почти исчезнувшие. Голден Фредди громко заскрипел всеми своими шестерёнками, развернулся и, словно клещами, схватил парня за руки, прижав их вплотную к бокам, не давая дёрнуться, блокируя всякое движение. Потом поднял поднял пленника над головой и, каким-то образом открыв дверцу золотого кроля, принялся впихивать его туда. Джереми совершенно растерялся и напряг все мышцы, стараясь выбраться из жутких лапищ монстра, но тот держал мёртвой во всех смыслах хваткой, неумолимо приближая парня к смерти. Фитцджеральд заорал так громко, как ни орал ещё ни разу в жизни, и всё же не надеялся, что его хоть кто-нибудь услышит. В распахнутом железном туловище кроля блеснули остроконечные штыри. Они и множество других затхлых и заржавевших деталей ждали Джереми, чтобы проткнуть его насквозь. – Скотт! – и молчание в ответ. – Фритц! – к сожалению, пустота не может говорить. – Винсент! – и это итог того, на что сподвигает глубокое отчаяние, паника и страх. Что называется, позовёшь на помощь даже врага... Но что ещё делать, когда в череп сквозь кожу упирается дюжина острых, длинных игл, а из затылка к шее и за шиворот бежит струями кровь? Кого ещё звать, как не врага, когда впереди, перед глазами, маячит тот, кто гораздо его страшнее и опаснее? Джереми плачет и молится на спасение, вспоминает имена, снова плачет, и плач переходит в полные боли рыдания. Наконец, он вспоминает. – Майк!!! – самое доброе, самое светлое. Может, он и ошибается насчет Майка, но в том, что он может его спасти – нисколько. Джереми выкрикивает его имя снова и снова, каждый раз с новой интонацией, но с одной и той же целью. Сердце Фитцджеральда, кажется, замирает, прислушивается к звукам, доносящимся из глубины коридора, но в ответ приходит лишь тишина. Слышен только хруст собственных костей и страшный рёв монстра напротив. Майк не приходит на помощь из глубин лабиринта, не появляется магическим образом из ниоткуда, не прибегает в пистолетом в руках. В этот момент Джереми понимает: Майка нет, как и нет всего остального. Шмидт – единственный, кому он доверял – предал его, как и все остальные. Бросил на произвол судьбы. Железная решётчатая дверца захлопывается, и свет меркнет в глазах юного охранника, отчаянно желавшего жить. *** "Тихо скрипит музыкальная шкатулка..." Но вместо музыки вой сирены. Похоже, начался пожар. Или просто кто-то вспыхнул, как спичка, потому что кое-кто забыл кое-что сделать. – Что за... звуки?.. – сонно спросил Джереми у вентилятора, покоившегося на полу и уже не работающего. К сожалению, тот не ответил. Но как только парень увидел перед собой страшную, раскрашенную и разозлённую рожу Марионетки, испуганно охнул и наотмашь ударил куклу остатками вентилятора. "Сразу видно, Марионетка – так себе соперник..." – подумал Фитцджеральд, озадаченно почесав в затылке и наблюдая, как кукла-аниматроник злобно шипит и уползает в левую вентиляцию подобно большому тонконогому пауку с полосатыми лапками. Парень теперь проснулся окончательно и разглядывал живописный бардак в Комнате Слежения. Разве пришло бы ему в голову, что именно он сам и был виновником беспорядка. Джереми только сильно удивился и одновременно с этим ужаснулся, разглядывая многочисленные царапины, ушибы, синяки, а так же одну большую и серьёзную рану на левом запястье и сломанный напрочь вентилятор. ...Часы на стене Комнаты Слежения уже отбивали шесть утра.