Cтрасти по Казимиру

                    Казимир видел, что все его усилия напрасны. Запах и свет человека-хищника пропитали его хозяина насквозь. Тёплая, родная аура сменилась холодным болезненным огнём. Илья лихорадочно работал, урывками спал, всё дольше и дольше пропадал неизвестно где, с восторженным лицом говорил с кем-то по телефону, не брал кота на руки, не разговаривал с ним, не чесал за ухом. Теперь полосатое кресло было всегда безодёжно оголено. Это было место для человека-хищника. Для Казимира кресло превратилось в ненавистный предмет интерьера, он расцарапал обивку и уронил на него кружку с остатками холодного кофе. Но Илья не то чтобы не заметил… он заметил, расстроился, но даже не отругал. Он как будто отсутствовал, даже находясь в квартире, он всё время был где-то далеко, с кем-то далеко.       А сегодня он опять собрался уходить: душ принял днём, погладил чистую рубашку, приготовил сумку с длинным ремнём и, главное, вытащил три листа со своими работами и бережно закрыл их в большой серой папке. Казимир знал, что эту чудовищную картонную штуковину хозяин вытаскивает редко и по важным случаям, а после приходит пьяным. Кот сидел на подлокотнике дивана и внимательно наблюдал сборы хозяина, когда раздался звонок в дверь. Илья радостно вздрогнул, улыбнулся и даже подмигнул Казимиру. Но кот знал: тот, кто пришёл, — не опасен; поэтому остался на диване.       В узкий коридор шумно ввалился светловолосый мужчина, вместе с ним квартиру заполнил алкогольный дух. Илья растерянно отступил, он не Жигалова предполагал увидеть.       — Что, Илюшенька? Не ожидал? А вот он я! — Жигалов схватил Илью за рубашку, толкнул на себя, прижал к стене. — Что же ты, мой мальчик, не отвечаешь на звонки? Почему не пришёл в «Ко-ко-ко»? Я, как идиот, ждал тебя полтора часа! Кудахтал там!       — Я тебе и не обещал, что приду!       — Если ты меня зовёшь, то я тут как тут! А на моё приглашение ты забил?       — Я тебе ответил «нет»! И вообще! Руки свои убери!       — Он мне ответил «нет»! Да ты пидорасик жеманный: сегодня «нет», завтра «да-да-да»!       — И завтра «нет»! Отвали, я сказал!       — Да что ты о себе возомнил? Тебя ебёт приличный человек: не спидоносец, не садист, не нарик, не жмот! При-ли-и-ичный! Кому ты нужен кроме меня! Неблагодарная тварь!       — Я тварь! И отвали от меня! Всё!       — Нет, Илюшенька! Очевидно, что мы не всю программу выполнили! Давай, поскули подо мной! Ощути, что только я тебе нужен! — Жигалов сжимал бывшего любовника, впивался пальцами в его тело до синяков, старался зубами достать до горла, показывая свою пьяную отчаянную страсть. Илья же отбивался и выкручивался как мог. Пыхтение и ёмкий лаконичный мат. Ни у того, ни у другого не получалось добиться своего. — Что же ты выёбываешься? Где же твоя блядская сущность! Ты мой и больше ничей! Тебе разве плохо было со мной? Никто не будет тебя иметь так же, как я! Иль-иль-я-а-а!       — Отъебись от меня! Иди ты…       — Ты мой! Пойми! Я лучшее, что с тобой…       И вдруг какая-то сила оторвала неудачливого любовника от Ильи и бросила в стену. Эта сила — белый от ярости Тимур.       — Что это? — брезгливо указал на Жигалова вошедший.       — Э-э-э… — Илья покрылся красными пятнами, он вовсе не хотел, чтобы Тимур знал о его никчёмной личной жизни.       — Да ты кто такой? — Жигалов оторопело уставился на обидчика.       — Э-э-это мой работодатель, — поспешил уладить Илья.       — Я не только работодатель! — железным голосом перебил Тимур. — Илья мой… д-друг, и вам следует раз и навсегда убраться отсюда. И никогда не возвращаться!       — А-а-а! — у Жигалова налились свирепостью глаза. — Ты нашёл себе нового ебаря? Ты жалкая шлюха! Да ты посмотри на него! Он выжмет тебя и кинет! Он вставляет глубже? Или, может, он тебя купил? Ты стал продажной девкой?       — Что ты несёшь?       — Выход здесь!       — Да кто ты тако-ой? Работодатель он Ильюшенькин! Знаем мы таких работодателей! Сука! На чужое заришься? Сука! Давай, я мордасы-то твои лощёные изукрашу! Сука! Ну? Чего? Сипуешь? — пьяный Жигалов принял псевдобоксёрскую стойку и стал махать кулаками. Конечно, никакого устрашающего воздействия это не произвело, наоборот, Тимур презрительно ухмыльнулся. — Ты лыбишься? Ты лыбишься, сука! Получи! — И Жигалов сделал выпад, он почти достал Тимура, но тот в последний момент увернулся, и кулак касательно задел его щёку, оставив лишь лёгкую царапину от массивного кольца. Тимур выгнул бровь и как-то неприятно изменился в лице. Он резко двинул левой рукой, ребром ладони прямо по шее Жигалову, тот засипел и сжался. Тимур правой схватил того за редкие волосы и дёрнул голову на себя, на взметнувшееся вверх колено и тут же толкнул пьяного бедолагу в сторону двери. Тот упал и треснулся лбом о косяк. И странно затих!       — Блин… — Илья кинулся было к телу у двери, но Тимур его задержал:       — Не смей! Таким, как он, ничего не бывает: мозги ватные, нечему ударяться. И не смей его жалеть! Ещё не хватало, чтобы всякие жлобы меня оскорбляли… и тебя… Его не будет больше в твоей жизни, — сказал как отрезал стальным звенящим голосом, как ножом.       И действительно, Жигалов вдруг зашевелился. Он медленно повернулся. Из носа хлещет кровь, да и взгляд уже совсем не пьяный. Злой, ненавидящий. Он с трудом встал, опираясь на дверь и на стену, и прошипел в сторону Ильи:       — Ладно, Илюш-ш-ша, прощай. Я не забуду это, ш-ш-шалава пидорская…       Жигалов уныло вышел прочь, вытирая рукавом кровь на лице. Только Казимир проводил его, выглянув в подъезд. Илья и Тимур смотрели друг на друга.       — Так-то он неплохой… — прошептал Илья.       — Хм… Значит, он прав, сказав, что ты его? Что ты шалава и девка?       — Нет.       — Не жалей! — Тимур шагнул к Илье. Обхватил ладонями его лицо, заглянул в глаза каким-то особенным взглядом: заботливым, участливым, ободряющим. Даже не верилось, что мгновение назад этот красавец был как чёрный ягуар — опасен и оскален. — Теперь у тебя есть я. И никто не смеет тебя унижать. Ты приготовил свои работы?       — Да.       — Тогда нам нужно спешить. Бромберг в «Этажах» ждёт нас. Ты расстроен?       — Я чувствую себя мерзавцем.       — Из-за этого жлоба?       — Да. Когда-то Жигалов мне помог. Он проезжал мимо, когда меня запинывала шпана местная. Он остановился и разогнал козлов. Помог…       — Стоп. Ты считаешь, что теперь вечный должник перед ним? У него что? Чувства, преступно мной попранные?       — Нет. Чувств никаких нет. Да и долга тоже… Всё это было давно, и ни он, и ни я этого никогда не вспоминали. Да и встречались мы всё реже и реже…       — Значит, отставить рефлексию и приступ ложной совести. Чувств нет — и это главное. Главное ведь? Тем более думаю, что он женат.       — Да.       — Считай, что его семья нам только спасибо сказала за эту прощальную сцену. Ну? — И Тимур нежно приложился к губам Ильи: успокаивал, уговаривал, обнадёживал. — Где работы? Поехали.       Илья с трудом оторвался от такого нежданного спасителя, защёлкнул папку с картинами, накинул куртку, натянул стыдно сношенные ботинки и направился уже на выход. Только в последний момент он оглянулся на Казимира, что вытянул шею в ожидании объяснений, передал папку Тимуру и со словом «щас» побежал на кухню, чтобы насыпать коту корма в миску.       — Не теряй меня! — сказал он серьёзно коту, засеменившему за ним. — И не скучай!       Кот не ответил, а равнодушно посмотрел на полную миску и запрыгнул на подоконник. За стеклом ледяная морозь ноябрьского дождя. Даже глупые птицы где-то прячутся. И только его хозяин стремится наружу. Вот он укладывает серую папку на заднее сидение огромной чёрной машины. Вот он садится внутрь этой сверкающей железяки. А с другой стороны садится человек-хищник, он похищает его хозяина. Тимур поднял взгляд, увидел кота в окне и триумфально улыбнулся. Сел. Машина рванула сразу — поспешно и бравурно. За ней понеслась грязная собачонка, заливаясь то ли от восторга, то ли от негодования визгливым лаем.       Казимир же понял, что его человек не придёт сегодня. И оказался прав. Печально. Казимир не стал катать белый ластик, не полез в нечаянно открытый шифоньер — место ужасно любопытное для кота, — даже полосатое кресло оставил в покое. Он был занят другим: он тревожился.       Илья, счастливый и морозный, пришёл только на следующее утро. Казимир видел, как его привезла всё та же чёрная машина. Хозяин был без серой папки. От него пахло экзотическим дымом, усталостью и человеком-хищником. Илья упал на диван и, видимо, пытался уснуть. Но мешала блаженная улыбка, какие-то неясные мысли, предчувствие новой жизни. И только мерное мурчание Казимира и тепло его мягкого тела усыпили человека, погрузили его в какой-то приятный сон.       В этот же день, к вечеру, в их тихое жилище ворвалась шумная гостья. Илюхина однокурсница — Варвара Малышкина. Её фамилия, как издевательство, только подчёркивала внушительные габариты. Варвара появлялась всегда без предупреждения, заполняя собой всё пространство. Она из тех, кого всегда много. Слишком шумная, слишком импульсивная, слишком большая, слишком своя. Казимир относился к Варваре как к недоразумению, но доброжелательно. Он даже позволял взять себя на мягкие коленки, дуть в морду и говорить всякую чушь.       — Что, Казимирище? Хозяин твой сыт, знаменит, так и друзей побоку? Застила ему зенки звёздная пыль? А ты куда смотрел? Лапой бы ему по довольной мине, дескать, звони Варьке, делись новостями, а то представляешь, прихожу я вся такая фря богемная к Бромбергу, кофе с макаронами поглощаю, а мне одна городская сумасшедшая с видом всеведущей пифии говорит, что на четвёртом, там, где новая выставка, добавили внезапно работы известного тебе художника. И губы так надула, курва силиконовая! Она знает, что Илюшка каким-то образом втиснул картинки в «Этажи», а я, его, можно сказать, наперсница и платоническая любовь, не при делах!       — Да ладно тебе! Всё неожиданно получилось! — Илья налил в стаканы кьянти, один передал толстухе. — У тебя-то как дела?       — Ты мне зубы не заговаривай! Мне эта курва сказала, что тебе протекцию составил Бахтияров! Где это вы с ним пересеклись?       — Я для «Северного сияния» иллюстрации делаю по одной фэнтезийной книжице, на вторую часть уже подписался. Вот… благодаря этому и познакомились.       — Не делай из меня дуру! С каких это пор ясновельможные с потными фрилансерами дружбу водят? Давай, за твой успех! — Варвара стукнула стаканом о стакан так, что красное сухое выплеснулось ей на пальцы, отхлебнула сразу половину и сморщила курносый нос от кислятины.       — И за твой… — Илья чуть пригубил вина. — Я не знаю, как так получилось… Встретились, он заинтересовался.       — Заинтересовался чем? Твоим талантом? Или плошками этими пролетарскими? Кротостью взгляда и мягкостью души? Или всё-таки задницей распутной?       — Я не знаю, сам в шоке.       — Колись, мелкий развратник! Соблазнил небожителя?       — Значит, ты думаешь, что я могу привлечь человека только как распутная задница? — Илья попытался не отвечать напрямую.       — Нет, но задница может быть в твоём случае поводом. А талант и кротость душевная — самыми верными возбудителями и закрепителями. Вот я! Жопа как шкаф, сиськи козьи, даже волосья не вьются и не шелковятся. Не Анджелина Джоли и даже не Нонна Мордюкова! Но чуткая душа, золотые рученьки и ебнутая фантазия ведут меня под венец! Так-то!       — Ого! Ты выходишь замуж? Это за кого?       — За шведа одного. И заметь, моложе меня, блондин с голубыми глазами, вот с такой талией, — она показала пальцами кольцо, — смотрит на меня, как на мадонну! Если уж на мою жопу позарились, то на твою расчудесную тем паче!       — Где ты его откопала? Он художник? Скульптор?       — Нет! Он химик, у них компания занимается тюнингом машин, он же создает краски и лаки необычные. Мне понадобилась красочка для «Метаморфоз» специфическая, мне и посоветовали их фирму, вернее филиал. А там чудесный блондин из варягов как раз делился опытом! Так и закрутилось!       — Так ты уезжаешь?       — Да, у Ларса дом в Мальмё, он верхний этаж мне под мастерскую отдаёт. Так что — по отерсэнде, милая отчизна!       — А как же твоя мастерская на даче недалеко от Отрадного?       — Сестре оставлю, она собирается туда переезжать.       — Малышкина, а ты не очень поспешно это делаешь? Я тебя месяц назад видел, ещё никакого шведа рядом не было.       — Илюша, жизнь коротка, а у бабы ещё короче. Пока запал на меня молодой и красивый, буду пользовать его и тело, и возможности. За сорок мои ясны очи и добрая душа уже никому и даром не понадобятся. Чего тянуть кота за подробности. Спокойно, Казимир, не про тебя это. А тут я, может, и ребёночка сваяю, а не только гипсовые головы. — Малышкина была скульптором. — И тебе говорю, если ты всё ещё раздумываешь, измеряешь комплексы всяким там неравенством социальным, то наплюй. Тянутся ручки у красавца Бахтиярова к твоему тельцу, дай ему оного и выжми из него связи, деньги, соки — всё, что ранимой душе художника надобно. Хотя… — Варвара горько вздохнула. — Ты тютя, не сможешь охотмутать этого царя зверей…       — Тимур меня зовёт к нему переехать, — неожиданно выдал себя Илья и покраснел.       — И что тебя держит? Пока зовёт, езжай! Собери свои картонки, тарелки, железо, Казимира, избушку на клюшку — и гоу на барское тело!       — У него на котов аллергия.       — Чёрт! Ну привези Казимира ко мне, я тоже уезжаю, а Рублика оставляю на Маньку, сеструху свою. Она и псинку мою покормит, и Казимира уважит. Да и сам сможешь приезжать.       — Н-н-не знаю…       — Так и просрёшь свой шанс!       — Я подумаю над твоими словами.       — Наливай мне ещё кислятины итальянской! И выпьем за нас, таких востребованных и талантливых! Чин-чин!       Малышкина заняла собой весь вечер, отлучив Илью от компьютера и от его сумбурных мечтаний. Подруга со смехом рассказала про неудачный первый секс со шведом, о том, как пыталась накормить своего скандинавского обожателя окрошкой с редисом, о том, как ей осточертело заниматься лепниной во дворце какого-то новоявленного нувориша от шоу-бизнеса, о том, что так и не завершила ремонт на даче, «да и похер с ним». И как лейтмотив всей болтовни: не упусти свой шанс, куй железо, пока горячо, хватай удачу за хвост… И Илья всё больше укреплялся в мнении, что Варвара права: нужно наплевать на комплексы, на сомнения, нужно не упустить и что-то ещё про окрошку и ремонт.       — Я ведь уже через три дня буду у варягов, — проникновенно высказалась пьяненькая Малышкина, уже выходя из квартиры. — И я хочу знать, что мой товарищ пристроен и обласкан. И в следующий раз, когда приеду, то не три работы в «Этажах», а персональная выставка чтобы была! Обещаешь?       — Обещаю. — И Илья чмокнул её в висок.       «Действительно, чего я сопротивляюсь? Отчего не верю в себя? Потому что так не бывает? — это Илья перебирал все аргументы, мозговал под нежный моторчик мурчания Казимира. Не спалось. Несбыточные мечты терзали. — Тимур из другого мира. Он сильный, волевой, умный, цепкий, богатый, в конце концов. А я? Я ведь никогда не обманывался на свой адрес: не борец, неудачник, слабак. Да и масштабы моего таланта сомнительны. Не Ван Гог. Но если упущу его, то вдруг больше никогда и не вытяну свой лотерейный билет! Варька права: если он мне нравится — а он мне очень нравится, — то нужно попробовать. Вряд ли надолго, вряд ли любовь, но ведь лучше и правильнее, чем редкие перепихоны с Жигаловым или разовые выступления в какой-нибудь малоизвестной компании под пьяную или подкуренную лавочку. А вдруг он больше не позовёт? Вдруг это у него как-то несерьёзно вырвалось, неосторожно? Не позовёт — значит, не судьба!» Мысли Ильи крутились и крутились по кругу, перебирали все мелочи совсем свежих воспоминаний: поцелуи Тимура, удивлённый Бромберг, взгляд Жигалова, увещевания Малышкиной и опять Тимур. Однако ни разу Казимир, который припал к нему там, где сердце, успокаивал, развеивал дурную ауру, утеплял и убаюкивал.       Казимиру удалось бы, он бы обязательно справился с этим болезненным огнём, но хищник зачастил. Уже через день (через такой спокойный, такой уютный день только вдвоём в четырёх стенах) он объявился. Принёс с собой две подарочных коробки коньяка, что подороже, кусочки сыра-ассорти в вакуумной оболочке, виноград, персики. Пришёл и завладел пространством, обнулил все Казимировы усилия по воссозданию гармонии и покоя. Илья сразу как-то подобрался, приготовился впитывать, обожать, уступать, тихо восхищаться. Гость запросто снял пиджак, галстук и даже тяжёлые часы, расстегнул воротниковую пуговку, закатал рукава: он приготовился расслабляться. Тимур смеялся над стаканами, что вытащил хозяин квартиры для коньяка, весело нанизывал на шпажки сыр, виноград, оливки, рассказывал какие-то необыкновенные истории про издателей, искусствоведов, галеристов, коллекционеров, знакомых Илье только понаслышке. Он пришёл просто так. Устал. Соскучился. Вдруг остро ощутил потребность увидеть, поболтать, напиться. Повелитель Орлиных гор в домашних тапках и без хищного взгляда. Тимур наливал и наливал растаявшему от доверия Илье, и тот быстро пьянел, становился раскованным и даже смелым.       — Ты знаешь, что ты удивительный? — это Тимур наклонился над Ильёй, нежно касаясь прядью чёрных волос его лба.       — Удивительный? В смысле «нечто неудобоваримое»?       — Нет. В смысле «нечто непостижимое». Ты первый, кто не просит меня о помощи, кто не навязывает мне своё творчество, кто не звонит мне первым, не тащит меня к своим непризнанным друзьям, не выжимает из меня участия и средств.       — Но ведь ты же помог мне…       — Да ну? А сколько я тебя уговаривал?       — Недолго. На самом деле я очень горд, что ты предложил мои работы. Меня прямо-таки распирает от чувства собственного величия!       Тимур вдруг положил ладонь на бугор в штанах Ильи.       — Распирает? Здесь?       — И здесь. — Осмелевший хозяин квартиры и «собственного величия» провёл снизу до самой шеи по обеим рукам человека-хищника, потянулся к его губам губами, но Тимур отстранился.       — Меня тоже распирает, поэтому давай лучше выпьем ещё.       — Чем это лучше?       Тимур сел обратно в полосатое кресло, налил ещё коньяка в стакан Ильи и сам смочил губу огненной жидкостью.       — Илья, такой уж я человек. Наверное, это снобизм, но я не могу здесь… у тебя, — он беспомощно обвёл глазами убогую обстановку. Получилось именно беспомощно, не брезгливо, не презрительно.       — Ерунда! — Илья залпом выпил дорогой напиток и решительно соскочил с дивана, чуть не опрокинув табуретку с закуской и алкогольным набором. Лихо оседлал колени Тимура, обнял за шею. — Я-то уже готов… Ты меня споил, раззадорил, приблизил — теперь отвечай…       Он стал целовать красивое лицо своего господина-гостя — порывисто и терпко. Добрался и до губ, впитал в себя жадно, отгоняя всяческую мысль, пусть даже самую здравую и самую малую, чтобы остались только чувствования. Илья ощущал тугость кожи, запах лимона и полыни, вкус соли и железа, тепло сильных рук, тягучесть сознания. Тимур отвечал и даже перехватил инициативу, повелевая губами и пальцами. С каждым движением они всё больше становились частью друг друга. Мешала только одежда, чтобы слиться окончательно. Поэтому Илья чуть отстранился и стащил с себя футболку, стал аккуратно расстёгивать пуговицы на рубашке Тимура, следуя губами за открывавшейся полосой бронзового тела, ниже и ниже… Тимур зарылся пальцами в волосы, стянул с них резинку, что удерживала пучок, ласково растрепал длинные волосы. Илья же совершенно уже сполз с его колен и расстёгивал брюки. Как мог нежно обхватил ртом через белую ткань горячий орган, ещё и ещё раз, пока Тимур не выгнулся навстречу его лицу, пока не зарычал…       Хищник почти страстно обхватил лицо сидевшего между его ног Ильи, впился в губы — кратко, цепко, без томности и неги. Дёрнул его тело вверх за плечи и повалил на готовый к тяжести диван. Умело вывернул какого-то полуобморочного Илью из его домашних штанов, скинул ненужную рубашку и спустил на колени свои брюки и бельё, оголяя слишком белую полосу на ягодицах. Тимур, как большая опасная кошка, прильнул к своей жертве, прижал чужие руки, чтобы не мешались в процессе «поедания» плоти, впился зубами в шею, в плечо, жарко задышал в подмышку, цапнул сосок, но жертва только глубже падала в глубины ирреального мира. Илья обхватил ногами сильные бёдра, они почти стали одним целым, почти не дышали кислородом, а дышали друг другом… Но… Вдруг что-то пушистое, шёлковое, живое легло Илье на шею, и сразу он услышал вскрик:       — Бля-а-а…       И сразу единство рухнуло, стало легко, но холодно: Тимур отпрянул от него, лишил его тяжёлых рук и горячих спазмов, что уже вырывались из тела. А на грудь взобрался Казимир. Кот обеспокоенно уставился в лицо хозяину, как бы спрашивая: «Ты жив?» Ткнулся мокрым носом в подбородок…       — Блин, Казими-и-ир! — взвыл Илья и столкнул гибкого, неподатливого зверя с себя. Сел. Попытался обнять Тимура, который потирал шею. Но тот раздражённо обернулся:       — Вот видишь! Я не могу тут… у тебя!       На шее красовалась борозда от кошачьего когтя, она вспухла и налилась красным. Из глаз хищника сочилась обида и гнев напополам.       — Тимур, — жалобно начал оправдывать кота Илья. — Казимир, наверное, меня защищал так… Мы помажем чем-нибудь… Иди ко мне… Я сейчас закрою его в ванной комнате… Тимур…       — Нет. Я не могу. — Тимур встал и стал заправлять полуопавший член в трусы, застёгивать брюки, поднял с пола рубашку…       — Тимур… Это же ерунда.       — Я не могу здесь. — Гость с бронзовым телом с ненавистью посмотрел на кота, что сидел рядом со своим хозяином, успев занять место, где только что сидел Тимур. — Прости… Не могу. Переезжай ко мне!       — Но… — Илья тоже посмотрел на Казимира… — Зачем я там тебе? Я просто могу приезжать.       — Я похож на того, кто будет ждать разовых перепихов? Я не такой человек; если есть тот, кто мне нужен, пусть он будет рядом. Да и дело не только в сексе… не так ли? Переезжай ко мне! Что тебя держит в этой квартирке?       — Но… Казимир…       — Это проблема?       — Н-н-нет, не проблема… — запнулся Илья. И отвернул взгляд от кота, оттолкнул его морду от себя.       — Илья! — Тимур вдруг превратился в того самого повелителя Орлиных гор. Он уже практически застегнул рубашку, развернулся к голому, растрёпанному, растерянному хозяину квартиры: — Прямо сегодня! Поехали? Решайся!       — Поехали.       — Ты меня не понял! Давай соберём вещи! Твой компьютер, твои работы, всё, что для тебя важно, и уедем. Так, чтобы совсем! Враз! Без тягомотины сомнений!       — Сейчас? Ты хочешь, чтобы мы поехали прямо сейчас?       — Да!       — Но…       — Хорошо, я понял. Я пойду. — Он продолжил надевать часы, потом галстук, потом пиджак, потом туфли… и всё очень быстро, не давая времени остановиться, ускоряя его колёсики… Он сейчас уйдёт. «Так и просрёшь свой шанс!» — загудело в голове у Ильи.       — Я согласен, — тихо сказал Илья. — Поехали.       И время остановилось и даже медленно закрутило назад. Тимур улыбнулся и шагнул в комнату.       — Ты знаешь, что ты удивительный? Я буду тебе помогать…       И дальше время опять понеслось вскачь. На все сборы хватило сорока минут: Тимур разобрал компьютер и перетаскал все составляющие рабочего места в машину, одетый «в доброе» Илья накидал лучшие вещи в большую сумку и растерянно оглядывался: что бы ещё взять?       — Мы возьмём ещё твои работы и твою коллекцию: нехорошо оставлять их в одинокой квартире. Во-первых, опасно, во-вторых, неправильно… — подсказал Тимур, стряхивая с пиджака аппаратурную пыль.       — Думаешь? — как-то автоматически ответил Илья и полез в шифоньер. Упаковал в большую серую папку несколько энгровых листов (не все) и торжественно вытащил зелёную папку с надписью «ИЛиЯ Комакадемии, Ленинград». Посмотрел на серпасто-молоткастые тарелки: — Фарфор оставим здесь!       — Или позже заберём, — добавил Тимур, подхватил обе папки и понёс в машину.       Илья остался один в комнате: такой пустой без глаза монитора и с провалом гроба-шифоньера. Оглянулся, увидел Казимира. Кот был возбуждён, он ходил туда-сюда по подоконнику, нервно дёргал хвостом. Что-то кольнуло за грудиной, но Илья заставил себя не думать. Он взял со стола телефон, набрал.       — Варь, привет!.. Ты не уехала ещё?.. Когда?.. Я рад за тебя!.. Здорово!.. Варь, я, собственно, зачем звоню. Ты говорила, что я могу Казимира к тебе на дачу увезти. Сестра-то там у тебя?.. Нет?.. А где?.. А-а-а… Так я могу ей отдать?.. Да, я уезжаю к нему… Нет… Нет… Да… Спасибо… Да… Я потом тебе позвоню, расскажу… Хорошо, собирайся! Ты позвони своей сестре насчёт меня. Прямо сейчас! Слышишь?.. Ага… Да, я помню её адрес, там ведь на первом этаже направо?.. Хорошо… Конечно счастлив… Спасибо тебе! Целую!.. Пока.       Илья накинул куртку, засунул в её карман телефон и зарядку для него, проверил, здесь ли кошелёк, и решительно подошёл к подоконнику. Снял подвижное, пушистое тельце, прижал к себе и, по-прежнему избегая кошачьего взора, поспешно направился вон. Казимир замер в его руках, но маленькое сердце вдруг отчаянно застучало, и хозяин это чувствовал. Хлопнула дверь.       Комната вновь наполнилась немотой стен и плавностью времени. Только сейчас эта немота была совсем мёртвая и безнадёжная. Весело было лишь на тарелочках, что смотрели оптимистическо-историческими фразами с полки: «Кто не работает, тот не ест», «Капитан страны Советов ведёт нас к новым победам!», «Запишись в ОСОАВИАХИМ!», «Будущее за нами!» Всё вокруг сомневалось в последнем…