Принцесса

      Я критически рассматривала осенний плащ. Ему было уже три года, и в некоторых местах он выдавал свой преклонный возраст. Денег, к сожалению, пока не было: тётя целых два месяца никак меня не поддерживала, и вся моя зарплата уходила на жизнь, счета и транспорт, а звонить самой и просить деньги как-то... эм… не очень красиво, учитывая, что я теперь сама работала. «Переживи ещё одну осень, пожалуйста, дружок», — уныло подумала я. Плащ лаконично промолчал.       За окном шумел ветер. Накануне объявили штормовое предупреждение. На Канто надвигался тайфун.       В доме было тихо и темно. Горел лишь торшер у стены да свечи у алтаря брата. Телевизор я не смотрела, потому что решила обойтись без лишних трат, пока у меня финансовые трудности. Тем более интернета и компьютера мне хватало с лихвой. В свободное время я играла в онлайн-игры, переписывалась с друзьями по интересам в чате на фейсбуке, порой тратила время на аниме и мангу. Чем я и решила сейчас заняться.       Подарок Исиды-куна пришёлся как нельзя кстати. Ноутбук (или как его обычно называют, «макбук») работал быстро и обладал большой памятью. Иногда я его приносила с собой в колледж и порой даже забывала о нём — настолько он был лёгким. Одногруппники мне завидовали белой завистью, говоря, что мне невероятно повезло с такими щедрыми друзьями.       Я открыла браузер и зашла на сайт с аниме и мангой, на который недавно оформила подписку. Меня знакомые из колледжа подсадили на один безумно популярный сёнен-онгоинг, количество эпизодов которого уже перевалило за четыре сотни. Я поставила макбук на край стола, положила под тело несколько подушек, принесла чипсы из холодильника и начала смотреть. Однако в тот вечер мне было не суждено узнать, как продвинулись поиски пиратского сокровища. Как только кончился опенинг, в дверь забарабанили. И это был не ветер.       Я с досадой поставила проигрыватель на паузу и поднялась на ноги. Невольно покосилась за окно. Буря разбушевалась ещё больше. И кому пришло в голову идти в гости в такое время?       Когда я открыла замок, на меня дохнуло ноябрьской промозглостью и холодом. Дверь едва не вырвалась из рук, пока мой неожиданный гость заходил внутрь. Гостья, которую я не видела уже несколько лет и к визиту которой готова не была.       — Тётя, почему без предупреждения? — воскликнула я, выхватывая у промокшей насквозь тёти Ханако плащ и зонт. — И почему в такую погоду? Вчера же объявили штормовое!       Тётя раздражённо махнула рукой.       — Тайфун меня забыл предупредить о своём приходе в Канто, когда я брала билеты в Каракуру две недели назад.       — Но почему ты мне не написала? Я бы встретила тебя на вокзале!       — Не до того было. — И, сидя, сняла ботинки, закрыла глаза и прислонилась к стене.       Меня неприятно задела её последняя реплика. «Не до того было». В Каракуре никакие другие её родственники не жили, значит, ехала она ко мне! Почему бы просто не позвонить и не сообщить о приезде?       Тётя Ханако, видимо, почувствовала мою обиду, потому что наклонила голову в мою сторону. Большую люстру или бра у входной двери я не включала, и сейчас отблески огней из комнаты осветили лицо моей родственницы. И я заметила, что не заметила сразу — нечеловеческую усталость и недосып.       — Думаешь, ты такая несчастная, раз я тебе не дала знать, что приеду? Извини, принцесса, но похороны отнимают достаточно времени и нервов.       Меня пробил озноб. Я даже стыд не успела почувствовать за свою казавшуюся теперь детской претензию.       — Похороны?..       — Потом, — нетерпеливо отмахнулась тётя и, опираясь на стену, встала. Немного отдышавшись, направилась к столику.       Я рванулась к кухонной тумбе и поставила чайник. Открыла холодильник и со смущением поняла, что еды почти нет. Моя несобранность сыграла со мной злую шутку, хотя я и понимала, что вины моей нет: в нормальной ситуации о намерении прийти в гости обычно сообщают заранее. Но в этот раз было, вероятно, что-то необычное.       Тётя наклонилась вбок и заметила отсутствие чего-либо съедобного в холодильнике (мне кажется, лучше «что в холодильнике ничего съедобного нет» или как-то так). За исключением соуса к чипсам.       — Тебя нельзя отправлять на необитаемый остров, — покачала головой тётя Ханако. — Ты там откинешься в первый же день.       — Я не была готова к гостям…       — Есть рис? — перебили меня. Я кивнула и достала с полки банку с рисом. Тётя вскочила на ноги и в мгновение ока завладела кухней. Через пятнадцать минут полноценный ужин, готовящийся буквально из воздуха, оживил мою скромную квартиру. Я молчала, но бесцеремонное вторжение несколько обескуражило. Тётя Ханако, в отличие от меня, всегда была властным человеком, спорить с которым было себе дороже. Не хочу описывать её тираном, но я очень её боялась и лишний раз ей не перечила.       Через полчаса карри было готово.       — Я серьёзно не понимаю, как ты выживаешь, — удивлённо пробормотала тётя, жуя рис. — Ты же вроде любишь готовить.       — Я люблю готовить на случаи, — ответила я, без особого желания крутя рисовые шарики палочками. — И не всегда есть время на это.       — Ну ясно.       Разговор не клеился. Тётя Ханако хотела перейти на что-то постороннее, но любая попытка проваливалась почти сразу. Я чувствовала себя неуютно, виновато — словно снова в детстве нашкодила. И, кроме того, меня всё не отпускало упоминание неких похорон, которые, видимо, случились совсем недавно. Кто умер?..       За окном разбушевалось не на шутку. С дорог летела щебёнка, трава, куски земли; оторванные ветром ветки грозили рано или поздно разбить стекло. Дождь бил по крыше бесконечной автоматной очередью. Компьютер я выключила и отключила от сети все приборы. Если верить прогнозам, которые я читала накануне, тайфун будет хлестать Канто всю ночь.       Тётя вздохнула.       — Не люблю эти капризы природы. Привычные вроде, а всё равно раздражают. Я всегда под стол пряталась в детстве. Брала фонарик, карандаши, кисти, бумагу и рисовала. Боишься штормов?       Я пожала плечами.       — Не боюсь, тётя, но с ними так неудобно, — признала я. — Даже не улицу не выйти.       — Это верно, — согласилась тётя Ханако.       Мы снова замолчали. Я сидела на подушке у столика и, обняв ноги, уткнулась носом в колени. Тётя пила чай и о чём-то думала. У неё всегда, как она хотела сказать что-то важное, появляется морщинка на лбу. Вот и сейчас она была почему-то нахмурена.       — Жаль, что все билеты выкупили до европейского рождества, — вдруг сказала она. – Я бы сдала эти билеты и приехала позже, после непогоды. Но слишком затягивать с такими новостями не хочется. И по телефону их не скажешь.       В груди застыло. Вот оно — главная причина, почему тётя Ханако здесь.       — Я вообще собиралась к тебе завтра утром приехать, — продолжила она. — Собиралась позвонить по-человечески, но, — тётя развела руками, — погода решила за меня. Мне было легче и быстрее добраться до твоего дома, чем до гостиницы. Поэтому прости мой внезапный приезд!       Я налила себе ещё чаю.       — С кем не бывает? – с улыбкой прошептала я.       — Приятно, что ты на меня в несильной обиде, — хмыкнула тётя Ханако и вдруг резко перевела тему: — Отори мертва.       Я не выронила чашки, наверное, потому, что не успела поднять её со столика. Слышать об этом человеке и его смерти было как-то… странно. Я не вспоминала о женщине, носящей имя Отори, с тех пор, как Сора сбежал из родительского дома, спасая меня от страшного будущего, и уже забыла о ней, как забыла о ребятах, с которыми ходила в младшую школу.       — Что?..       — Ага, — кивнула тётя Ханако, — долеталась птичка. Подрезали крылышки. Падение длилось всю её замужнюю жизнь, а падение свободное вот… три месяца.       Новость всё ещё не укладывалась у меня в голове. Я знала, что она где-то жила, хоть и не давала о себе знать, а теперь…       — Как?.. — прошептала я, оторвав руки от чашки. Для надёжности отодвинулась подальше от бьющихся предметов.       Тётя внимательно посмотрела на моё лицо и нахмурилась сильнее. Мне показалось, что моя реакция её даже возмутила. И оказалась права.       — Химе, — вкрадчиво начала она, — не включай, пожалуйста, дочерне-сыновьих чувств. Эта сука даже не вспомнила ни разу за эти годы, что у неё есть дети!       Я вздрогнула. Последняя реплика не была репликой — она была гневным рыком.       Где-то на улице что-то грохнуло, свет в доме моргнул. Вероятно, повреждены провода. Я на всякий случай ещё раз напомнила себе, где лежат фонарики и свечи.       — Да-да, Химе, слушай! — прошипела тётя Ханако. — Как Сора сбежал с тобой от них, они — ни она, ни эта сволочь Иноуэ — не вспомнили, что у них есть сын и дочь! Папашка ваш со временем с алкоголя перешёл на порошок, а сейчас и вовсе на игле сидит! О, а Отори полетела куда-а-а выше, — с ехидцей пробормотала тётя. — В бордель. В Сингапуре.       — Тётя, так я ведь тоже Иноуэ, — прошептала я машинально. Мне хотелось закрыть уши, чтобы больше ничего не слышать. Рассказы о моих родителях были для меня хуже атомной бомбы.       — Слава богу, ты выросла нормальным человеком. Адекватным и здоровым. А не пошла по их следам.       — Да…       Мы замолчали. Мне очень хотелось оказаться где-нибудь далеко отсюда и забыть всё, что я только что узнала.       Тётя Ханако кашлянула и смущённо отвела взгляд.       — Химе, я погорячилась, — наконец признала она. — Но я даже не могу себе вообразить, чтобы ты — такая чистая! такая добрая! — была как-то связана с этими — прости, господи, — людьми. Они недостойны таких детей.       Порой неведение лучше знания. Сора мне немного говорил о том, какую жизнь вели наши отец и мать. Со временем я поняла, что значило «мама иногда гуляла с другими дядями», а «папа такой шумный, потому что любит иногда пить» — теперь в эту реальность меня ткнули носом, как нашкодившего котёнка в испачканный угол. И неважно, что теперь говорила тётя — я действительно была кровно связана с теми людьми.       Свет всё-таки погас. Лампочки во всех светильниках одновременно заморгали, попытались остаться включёнными, но через несколько попыток потухли. Холодильник замолк. Слышались только порывы ветра с улицы да стук дождя о железную крышу дома. Мы посидели какое-то время в темноте, молча продолжая есть рис и не решаясь возобновить разговор. Он кончился на не самой приятной ноте, и, видимо, нам обеим было неловко. Чтобы как-то снизить возникшую напряжённость, я встала и сказала:       — Надо достать фонарики.       Рюкзак с предметами первой необходимости — наверное, самая важная вещь в доме любого японца. Предметы на случай стихийного бедствия всегда в шаговой доступности. Аптечки, сухой паёк, фонарики, спички — разбуди кого угодно среди ночи, и тебе тут же выдадут, где что лежит.       Было темно, но я знала, что карманные фонарики и свечи со спичками лежат на верхней полке кухонного блока. Наощупь достала всё, зажгла пару свечей, поставила их на стол. Тётя зажгла три другие.       — Скорее бы эта буря кончилась, — раздражённо процедила тётя Ханако. — Что обещают в прогнозе?       — Как минимум до утра, — пробормотала я, возвращаясь на своё место.       — Ясно.       Тётя тяжело вздыхает и растягивается на полу, кладя голову на подушку, на которой до этого сидела. Мы молчим, слушая завывание ветра и яростный плач ноябрьского тайфуна. От свечей по стенам бегают тени, и порой они напоминают диких первобытных зверей. Отчего-то приходят мысли о древних людях, которые, должно быть, точно так же сидели вокруг костров в пещерах и пережидали бурю.       — Почему умерла мама? — спросила вдруг я. — Неужели чем-то заразилась?       Тётя выдохнула через нос, но снова говорить, что мать из мамы никакая, она не стала.       — Рак молочной железы. — Сделав паузу, продолжила: — Она, видимо, знала, что что-то у неё растёт, но к врачу пошла не сразу. Я уже заставила её здесь, в Японии, пойти к маммологу. Но опоздали: уже метастазы пошли в лёгкие, в печень, кости, голову…       Я сглотнула.       — Третья стадия была, почти терминальная. Отказалась лечиться, последние дни провела в беспамятстве от боли. Вот такая история.       — Понятно…       Тётя поднялась на подушке и посмотрела на меня.       — Ты это, только не плачь, а? — с иронией обронила она. — Хорошо ещё, что ты этого всего не видела. Кошмар наяву, иначе не назовёшь. Страдала бы тогда бессонницей, как я в первое время. Перед глазами всё стояла у меня и орала от боли, хваталась то за грудь (чуть ли не отрывала её от себя!), то за голову…       Я представила.       — Так что, Химе… Если можно избежать таких ситуаций, то лучше их избегать. Кто-то говорит, мол, надо быть готовым ко всему, не уходить с похорон и так далее, но честно — ничего приятного здесь нет. Чем позже придётся это пережить, тем лучше. Поверь мне.       Но я уже такое пережила однажды. Когда Сора умер. И мне было намного меньше лет, чем сейчас. И Сора был мне в разы ближе родителей… До сих пор помню церемонию прощания, и дома, и в крематории. Сора ушёл слишком рано, в двадцать семь лет, и всю свою жизнь посвятил мне. На прощании в крематории большую часть времени я была одна; тётя и её семья пришли, уже когда его готовили к сожжению. Через два часа мы в последний раз увидели останки Соры. Передавая друг другу его кости, мы аккуратно сложили их в урну и потом похоронили на городском кладбище в Каракуре. Могила одинокого Соры стояла особняком среди семейных захоронений.       Я не могла сказать, что сильно жалела, что не повидалась с матерью. В конце концов, эту женщину я никогда по-настоящему и не знала.       — Всё в порядке, тётя, — ответила я. Голос показался мне глухим, как из бочки.       С улицы послышался треск, и огромная тень мелькнула за окном. Соседская яблоня приказала долго жить.       — У тебя есть настольные игры? — вдруг спросила тётя.       Я удивлённо подняла глаза.       — Настольные игры?       — Ну да. Тема была не очень приятная, сейчас непогода, из-за которой сидим без электричества — почему бы не разогнать скуку интересной игрой?       Хм. Идея хорошая. А то сидеть в таком напряжении всю ночь я бы не выдержала.       — Есть сиггил, — напрягшись, вспомнила я. — Сёги где-то были. Но я не помню, куда их положила.       — Тащи сиггил, — махнула рукой тётя.       Как-то Тацки-тян приходила ко мне в гости, несколько лет назад, с кучей кексов, школьным домашним заданием и коробкой сиггила под мышкой. Мы тогда целый день решали задачи по математике и жаловались на английский, ели кексы и обсуждали последние школьные новости. Поиграть в тот день так и не удалось, и коробка с пасьянсом осталась у меня.       Пасьянс был новый, даже карточки ещё не потеряли приятного запаха типографии. Тётя Ханако аккуратно разложила карты, и мы начали игру. Чтобы было лучше видно, я поставила свечи рядом. И пасьянс приобрёл вдруг невероятную потустороннюю атмосферу.       Игра началась.       — Я когда-то любила играть в маджонг, — проронила тётя, делая свой ход и беря первую карту. — На Тайване тогда практику проходила. Местные китайцы постоянно играли и меня научили.       Я взяла следующую карту.       — Я в маджонг играла в средней школе, — вспомнилось мне. — Девочки из старших классов нам показали как, а потом смотрели, как мы между собой играем. Делали ставки, кто победит. — Я улыбнулась на этих воспоминаниях. Давно же это было.       Три карты у меня на руках. Четыре на руках у тёти. Духи пока не видны.       — Игры объединяют! — торжественно объявила тётя Ханако. — Вот ты часто с друзьями видишься?       Покачала головой.       — Не особо… Но они очень занятые люди, — с любовью сказала я. — Вот Тацки-тян сейчас учится на фитнес-тренера в Токио! Будет лучшей в своём деле, я уверена! — тут уже не удержалась от восторженного возгласа. — А вот Исида-кун учится в Европе, в Берлине. Он будет хирургом-онкологом!       — Хах, жаль, некоторые не дождались юных дарований, — фыркнула тётя Ханако. — Ну, хоть других будет твой Исида спасать.       — А вот Садо-кун пропадает на тренировках на ринге. Он станет лучшим боксёром!       Тётя рассмеялась.       — Тебя послушаешь, так ты окружена юными гениями. Среди твоих друзей каких-нибудь Ягами Лайтов нет?       — Что? — я сначала не поняла, о чём речь. — Причём здесь «Тетрадь смерти»?       — Ты так восторженно говоришь о своих друзьях, что впору подумать, что вокруг тебя одни гении, — фыркнула тётя Ханако. — Вдруг среди этих гениев найдётся один, что свяжется с шинигами и возомнит себя бог знает кем? О, дух появился! — она отложила карточку с духом в сторону. К сожалению, я пока его взять не могла. Но и тётя тоже.       — Не думаю, что сейчас у кого-то было бы достаточно времени на то, чтобы кого-то судить, — пробормотала я, открывая очередного духа. Два духа подряд! И даже могу его взять! Три моих карты против одной тётиной. — Даже у шинигами.       — Это правда, — согласились со мной. — Сейчас все завалены работой по уши. Держу пари, если дьявол и бог существуют, и они разгребают эти чёртовы бумаги не меньше нашего!       Тётя Ханако, ты даже не представляешь, насколько ты права.       — У нас в колледже тоже много работы, — поделилась я. — Сейчас много и практики, и теории. Разбираем социальные законы и то, как работает наша социальная система. И как работают международные организации. У нас каждый год собирают группы добровольцев, которые куда-то едут на несколько месяцев. Зимой, вроде как, будет набор на волонтёрские программы в Камбоджу, Таиланд и Лаос; ещё в некоторые побережные районы Японии — пляжи и море чистить от мусора.       Тётя собрала сет и забрала следующего духа.       — Будешь пробовать подать заявку?       — Наверное, — пожала плечами. — Хотелось бы куда-нибудь поехать и принести людям пользу.       — Уверена, что принесёшь.       Я открыла новую карту, и там оказался ещё один дух. К сожалению, моих карт не хватало, чтобы его забрать, и он ушёл в тётину коллекцию.       — А как у тебя с личной жизнью? — спросила вдруг тётя. — Понимаю, что лезу не в своё дело и что сейчас молодым только карьеру и подавай, но весьма любопытно услышать, что у тебя вообще происходит.       На улице громыхнуло нечто железное: полагаю, утром наша водосточная труба будет немного отличаться.       Я улыбнулась.       — Да… Главное сейчас — обеспечить себя! — мягко согласилась я, переворачивая карты. — Слишком дорого сейчас содержать семью. Это было бы крайне безответственно. — Вздохнув, продолжила: — К сожалению, сейчас у меня нет времени на какие-либо отношения. Очень много времени отнимает работа. А иначе не прокормишься.       — Так, это случайно не нападка в мою сторону? — возмутилась тётя.       Я рассмеялась.       — Нет, что ты… Вы не обязаны меня содержать, особенно сейчас, когда я могу работать.       — Рада, что ты это понимаешь.       Улыбка на лице окаменела. Лишь бы сохранить лицо, лишь бы сохранить лицо!..       — Дело в том, что нам необходимо уже думать об университете, — продолжила тётя. — А образование в стране, сама знаешь, крайне дорогое. Мой в Цукубу стремится, а цены там заоблачные.       — Удачи ему в поступлении. — Я попыталась улыбнуться ещё шире, и мышцы лица едва не свело. Мне отчего-то стало неприятно.       — О! Ты проиграла! — воскликнула тётя, забирая последнего духа и последние открытые карты. — Ещё пасьянс?       Мы играли где-то до трёх часов ночи, и счёт был 4:3 в пользу тёти. Видимо, удача в этот раз отвернулась от меня, но я не особо расстроилась. Игры — не повод для грусти, это правда. После последнего пасьянса мы разложили футоны и, слушая завывания тайфуна, легли спать. Тётя уснула быстро, я ворочалась почти до самого утра. Вечер вышел насыщенным, полным самых различных новостей, но главной была, конечно, новость о смерти моей мамы. Мама… Человек, которого у меня не было. Женщина, родившая меня, вела отвратительный образ жизни; помнится, мне и Соре даже доставалось от неё и от отца, если мы случайно делали что-то, что было им не по нраву. Я не могла называть Отори матерью. Она всего лишь выносила меня и всего лишь родила, не более. Но как мне хотелось, чтобы семья у меня была нормальная! Чтобы Сора был жив, чтобы родители интересовались моими успехами и болели за меня.       Почему-то слова тёти о том, что её семья больше не может меня финансово поддерживать из-за университета, неприятно отозвались у меня в груди. Я догадывалась, кем видела меня тётина семья: всего лишь придатком, нежеланным ребёнком бедных родственников, которого ещё надо было содержать (потому что опекуны по закону). Теперь же, когда я достигла возраста, когда могу работать, необходимость в поддержке меня отпала. И, скорее всего, отношений между мной и тётиной семьёй больше не будет. Нас больше ничего не связывает.       Утром тайфун немного поутих, и в районе полудня можно было выйти на улицу. Люди начали шевелиться и оценивать, во сколько обойдётся ремонт домов или на сколько тысяч йен обеднеет страховая компания. Около моего дома стихия тоже погуляла знатно: несколько поваленных деревьев, оторванные от стен домов водосточные трубы, ободранная в некоторых местах кровля, залитые в низинах дороги. Листья, как мокрые огрызки бумаги для оригами, разметались по дорогам и участкам, придав и без того побитой Каракуре ещё более небрежный вид.       Тётя снова проявила чудеса кулинарии и приготовила завтрак буквально из ничего. Оставаться надолго у меня она не планировала, поэтому думала поехать в отель сразу, как тайфун окончательно утихнет.       — Не забывай еду покупать и не забывай её готовить, чтобы в холодильнике ничего не портилось. Не простужайся, а если почувствуешь себя плохо, сразу к врачу! — отдавала последние наставления тётя Ханако. Я, поджав губы, покорно кивала. Вдруг взгляд тёти изменился, и она посмотрела на меня с неподдельным беспокойством: — И, пожалуйста, следи за своим телом. Чтобы не было неприятных сюрпризов, хорошо?       Я поняла, что она имела в виду. И кивнула. Повторять судьбу матери мне не хотелось.       Тётя улыбнулась.       — Ну хорошо… Будут проблемы — обязательно пиши, звони! — и порывисто обняла меня.       После обеда она уехала, и в доме сразу стало легче дышать. Будто буря пронеслась и, пусть и навела беспорядок, всё плохое унесла с собой.