***
В магазине где они находятся, необычайно тихо и спокойно, лишь скрежет маленьких колёс об плитку, и редкие смешки, разрывают эту идиллию на маленький промежуток времени. Винсент вместился в тележку для продуктов полностью; сидит, поджав исхудалые ноги к своему хрупкому телу и смотрит, изучает попадающиеся банки от еды, внимательно вникая в цифры и штрих-коды. Вдруг, она испортилась? Шмидт перебирает тусклые и покрытые пылью стеклянные бутылки, трясёт, хочет знать, осталась ли там еда, и с едва заметной улыбкой кидает Бишопу. Тот шипит от проступившой боли во лбу и очередного «снайперского» звания Майка, держится за ушибленное место, кидая пару проклятий в сторону голубоглазого, а тот еле-еле сдерживает смех. Каутон подходит к Пёрплу, аккуратно отдаёт пачки с едой и нежно, как только может, гладит раненного по голове. Они ходят по магазину уже как, больше часа. Шутят, смеются едва громко, чтобы никто посторонний не услышал и веселятся. Как будто они провалились в сон и того жуткого кошмара, что они пережили и вовсе не было. Не было никаких живых трупов, которые хотят жрать что попало. Не было того странного вируса, предназначавшийся от болезни, но вскоре стал всему виной. Не было ни тех убийств в спасательной группе. Не было того безумия куда они падают, куда все эмоции просто смываются ночным небом, и когда они закрывают глаза, они вовсе не видят глаза тех мертвецов, что хотят их истерзать. Они веселятся. Веселятся в последний раз, дожидаясь очередного рассвета.***
В воздухе на заброшенном заводе, где они были, не хотела растворяться пыль с жгучим привкусом металла и крови в ней. Под асфальтом уже проступали, едва видные глазом, ростки деревьев и наверное цветов. Чёрный от грязи снег растаял и появились лужи на трескающейся земле. Небо, как неизбежная бездна безумия и страха, рассыпала подобно океану маленькие точки звёзд, утопающие в ней. Оно как незаконченная картина. Чёрная, тёмно-синяя краска расплылась и высохла на холсте- на небе, и редкие капли белой гуаши на ней воспроизводят множество мерцающих звёзд. Страшно красиво. Здания однотонные, серые, блеклые, тусклые, облезшие в копоти и едва разваливаются. В трещинах, которые похожи на паутину паука, проступают лепестки, показывая миру оставшуюся красоту в этих пустующих домах. Окон и дверей мало, мрак не позволяет увидеть что творится внутри, да и ночь на улице. Все находящиеся здесь жутко устали и еле-еле держат в своих ноющих руках тяжёлый фонарик. Блеклая искусственная нить света расходится не меньше чем, за два метра, и когда, этот тусклый свет спотыкается об бетонную плиту, которая возводится вверх, можно увидеть, большую, длинную, мрачную башню, возвышающая к небесам. Как будто, пытаясь спастись от всего этого. Парни сильно устали, колени дрожат, ноги ватные, тяжёлые, спину и шею ломит судорогой, расходящуюся по телу. Хочется спать. На вершине этой башни, на крыше, Шмидт уже завалился спиной к бетону, положив под голову тяжёлый и грязный рюкзак, закрыл рукой сонные глаза, тихо посапывал. Греющий в своём холоде ветер, перебирал локоны пурпурных волос Бишопа, и холодок доходящий за шиворот чёрной кофты, оставлял приятные мурашки по бледному телу. В кайф. Телефонный устало сел рядом с младшим, на край облезлой крыши и тихо смотрит в пустоту. Вдруг, тёплая ладонь Скотта накрыла другую, руку Бишопа. И страх удушающей волной пополз по телу младшего в порыве экстаза с перемешенным спокойствием. Когда он рядом, так хорошо. Каутон сжимает ледяную ладонь Пёрпла, греет, опрокидываясь спиной назад и смотрит на небо. Тёмно-фиолетовая линия на конце горизонта, очерчивает край заброшенных зданий, звёзды, маленькими раскиданными бусинками, тускнеют и исчезают с мрачного неба. Время уже много. Утро, наверное. Скоро рассвет восходящего солнца. Но… почему его ещё нет?