Европейские каникулы

Нам очень часто приходилось переезжать. Мы меняли место жительства с завидной регулярностью и успели пожить в разных странах. Весной того года мы оказались в Берлине. Это было временное решение, потому как я взял паузу в обучении с планом продолжить, как только будет решена другая проблема: Валерка занимался своей фирмой, которую решил организовывать и развивать именно в Германии, и никак не мог определиться с тем, в каком именно городе это делать лучше всего. К тому моменту мои родители успели поменять место жительства тоже, и теперь нас больше не разделяли тысячи километров, а какая-то сотня, не больше. Это и моё временное бездействие в учёбе сыграло странную шутку. И стало причиной одного из самых чудесных событий в моей жизни. К тому моменту моя сестрёнка Иришка была уже настолько беременна, что скорее каталась, как колобок, чем ходила. Других странностей во время её беременности не наблюдалось. Единственной настоящей проблемой стала отёчность, из-за которой она порой не могла даже ходить. И чтобы в такой ситуации она не была дома одна — её муж только устроился на работу на полный рабочий день и отпуск взять не мог физически — Иринка временно переселилась к нам. Четырнадцатый этаж и огромная даже для большой семьи квартира пришлась Иринке по вкусу, и уже через пару дней она чувствовала себя, как дома, ловко командовала не только мной, но и Валерку умудрялась гонять по поручениям с завидной регулярностью. Собственно, Валеркино воспитание не позволяет ему отказать в просьбе женщине в целом, а уж беременной и подавно. Вообще, отказать беременной женщине — граничит с самоубийством. Эти сложенные домиком бровки и дрожащая губа… Легче молча выполнять любую прихоть, тихо материться себе под нос, когда никто не слышит, и улыбаться, когда видят. Или не улыбаться. Умение улавливать настроение в этот период вообще бесценное качество. Причём радар этот лучше не выключать вообще, потому как сейчас она может хотеть всечеловеческой любви и внимания, а минутой позже побыть в гордом одиночестве и чтобы все провалились сквозь землю. Ну, или сквозь пол на этаж тринадцатый. Хотя, конечно же, всё было далеко не так страшно. Было много и очень забавных ситуаций. Меня мучали размышлениями о мужских именах, цвете штор для детской комнаты и важности детских погремушек, обсуждали просмотренные — конечно же, вместе — фильмы о большой и чистой любви, требовали надкусывать клубнику на предмет кислоты и приносить воды различной температуры — по требованию. До часа Икс оставался еще почти месяц, и потому ничего не предвещало беды. Собственно, как всегда. Именно так начинаются все самые невероятные вещи в моей жизни — когда их совершенно не ждешь. Уже начало светать, когда меня разбудили странные звуки. Сначала я решил, что соседи снова устроили разборки и гремят мебелью по квартире. Позже выяснилось, что это Иринка уронила стакан, пыталась его поймать, жонглировала им с ловкостью морского котика, но в итоге стакан грохнулся сначала на стол, потом на стул и, в конце концов, разбился о пол. И я бы, наверное, не обратил на это внимания, если бы Иринка не начала носиться по квартире, топая босыми ногами по линолеуму. Это мешало заснуть снова. А потом вообще раздался странный звук, напоминающий кряканье падающей утки, и я решил всё же проверить, что творится в квартире. Сестру я нашёл, как и ожидалось, на кухне. Она стояла посередине комнаты в огромной футболке, которую она вытащила то ли из моего шкафа, то ли из Валеркиного, и испуганно хлопала ресницами. Сначала я решил, что она испугалась, что всех перебудила, и хотел уже успокоить её, но тут подал голос непонятно откуда взявшийся Валерка. — Рановато как-то, — пробормотал он сонно. При слове «рановато» я автоматически посмотрел на настенные часы, они показывали половину шестого: не так уж и рано, обычно именно в это время мы и поднимались. — Не туда смотришь, — хмыкнул Валерка, разворачивая меня к Иринке и указывая на её ноги: они были мокрые. — А… эм… еще же рано? — растерянно пробормотал я. — Вот и я про то! — усмехнулся Валерка, почесав затылок. Иринка, кажется, снова пришла в себя и начала переминаться с ноги на ногу: — А ничего, что я тут рожать собралась? Может, закончим обсуждать нелогичность этого поступка? — Действительно. Ножки скрестить все равно не поможет, — заметил Валерка и испарился в недрах коридора. Он был на удивление спокоен. Единственный из нас троих, потому как я растерялся настолько, что не знал, что делать, а Иринка вообще впала в тихую панику и, кажется, прилипла к полу насмерть. Те десять секунд, что Валерки не было, мы с Иринкой глазели друг на друга. Не знаю, о чём думала она, а в моей голове звучал лишь один вопрос: почему? Почему сейчас, на месяц раньше, почему в половине шестого утра, почему на кухне — и много других совершенно нелепых «почему». Валерка вернулся с курткой и тапочками-собачками, в которых Иринка рассекала по квартире последние дни. — Ты хочешь, чтобы я ехала в больницу вот в этом? — Иринка, не скрывая удивления, пялилась на тапочки. — Мы можем попытаться надеть на тебя твои чудные сапожки, в которые ты не влезала уже неделю назад, — усмехнулся Валерка и, не дожидаясь ответа, начал стягивать с неё носки. — Как вариант, могу предложить тебе Димкины ботинки, но… — Ладно-ладно, — перебила его Иринка и послушно подняла ногу, чтобы Валерка мог надеть тапок. Валерка поднялся на ноги и хотел что-то сказать как раз в тот момент, когда Иринка вцепилась в его руку и с испуганными глазами сжалась, потом долго и протяжно выдохнула… — Отлично, — Валерка потер руку в том месте, где Иринка оставила отпечатки от ногтей. — Теперь в больницу пора ехать без сомнений. — Извини, — пробормотала Иринка, глядя на красные следы на Валеркиной коже. — Да ладно, — отмахнулся тот. — У меня еще вторая рука. Кому нужно вообще две руки? Накинув на её плечи куртку, Валерка помахал ладошкой перед моей физиономией и засмеялся: — Эй, тебя совсем шоком зашибло? Машину вести сможешь? — А? Я? Почему я? — Сомневаюсь, что Иринка сейчас может ехать… — Ладно, я уже понял, — отмахнулся я, сделав вид, что мне совсем не страшно оставаться с сестрой и её преждевременно начавшимися родами. И правда, чего бояться: человек всего лишь собрался родить другого человечка! Совершенно ничего необычного. Совершенно. Ничего. До больницы было десять минут пути, не больше. Но они мне показались целой вечностью. На тот момент о процессе родов я знал только из голливудских фильмов, и это выглядело всё забавно: там все бегали, суетились, роженица обязательно ругалась, кричала и обещала всех убить, как только сможет это сделать. В реальности всё выглядело… приблизительно так же. Разве что Иришка не кричала, а рычала, как раненый тигр, и с такой силой упиралась ногами в дверцу машины, что я начал прокручивать в голове сценарий, что делать, если до больницы она не дотерпит. И опять на помощь моей фантазии пришёл Голливуд с его утрированными представлениями о подобных случаях: обязательно с литрами крови, дикими воплями и непременным падением в обморок одного из участников. Конечно же, этим участником мне виделся я сам. В общем, когда мы оказались на парковке больницы, я выдохнул с облегчением. Слишком рано. Оказавшись на улице, Иринка потопталась на месте, потом резко выдохнула, схватилась за мою куртку и, уткнувшись лбом мне в грудь, начала пыхтеть. Я уже было решил, что самое время хватать её на руки и бежать в родильное отделение, но прежде чем эта бредовая идея была осуществлена, Иришка легко выдохнула, улыбнулась, совершенно спокойно сказала «Пойдем» и, не дожидаясь моего ответа, походкой пьяной утки, пошатываясь, направилась в больницу. Пока мы добрались до родильного отделения, Иришка останавливалась переждать схватки трижды. Даже ничего не зная о самом процессе, я догадывался, что это слишком часто. Однако встретившая нас акушерка с видом всезнающего пингвина лишь кивнула и повела нас в комнату для ожидания. Ожидания! Подавив в себе желание бегать по кругу и вопить в истерике, я всё же уселся на стул и наблюдал за перетаптывающейся с ноги на ногу сестрой. После второй схватки уже в этой пресловутой комнате ожидания Иришка улеглась на кушетку и заявила, что будет рожать прямо здесь. Вошедшая в этот момент акушерка спросила, когда отошли воды и, услышав, что это случилось всего полчаса назад, отмахнулась от Иринки, как от назойливой мухи: — Первые роды в среднем длятся часов шестнадцать. — Я сдохну прямо здесь, — выдохнула Иринка. — От этого не умирают, — устало произнесла акушерка и вышла из комнаты, сказав, что принесёт какие-то инструменты. Или что-то другое — признаться, я не расслышал её слов: Иришка снова запыхтела, как паровоз. — Очень больно? Конечно же, я понимал, что задаю самый нелепый вопрос, который можно было задать. Но в тот момент мой мозг совершенно не функционировал, явно отказываясь воспринимать происходящее. — Ага, — кивнула Иринка. — Представь, что тебе в задницу засунули бомбу, и она медленно взрывается. Очень-очень медленно. Честно говоря, такое мне совершенно не хотелось представить. Хотя сомневаюсь, что мог бы сделать это, даже если бы захотел. — Молодой человек, идите, попейте водички, — командным голосом произнесла акушерка, вернувшись в кабинет с каким-то прибором, и в моем мозгу нарисовалась мысль, что это аппарат для измерения схваток и именно за ним она и ходила. Намереваясь спросить, почему мне нужно непременно попить водички именно сейчас, я заметил, как она стала натягивать резиновые перчатки, и решил, что на самом деле пришло время ретироваться… Правда далеко уйти мне не удалось: едва я успел пару раз глубоко вздохнуть, как дверь комнаты ожидания резко раскрылась, акушерка выскочила в коридор, схватила стоящее рядом кресло-каталку и снова заскочила в кабинет, практически сразу появившись снова, на этот раз с Иринкой в кресле. Я бы спросил, что это значит и к чему такая спешка… если бы успел: Иринка схватила меня за руку, когда её провозили мимо, и потащила за собой. У двери в родильную палату ей пришлось меня отпустить, и я уже было вздохнул с облегчением, но в этот момент акушерка придержала закрывающуюся дверь. — Вы заходите или нет, папаша? — Я вообще-то не… — Заходите или нет? — перебила она меня, не дав даже додумать мысль, не то что договорить. — Заходи, — прошипела Иринка, а потом жалобно добавила: — Пожалуйста. Оказавшись внутри, я мог думать только об одном: какого чёрта я здесь делаю и как меня угораздило сюда попасть? Но обратного хода не было, и главное было сейчас не мешаться, не стоять на пути, не очень заметно мандражировать и вообще не грохнуться в обморок от переизбытка чувств. От последнего я был не очень далёк… Вокруг все бегали, суетились, что-то говорили. Мне вручили табурет и сказали не мешаться. Собственно, это был и мой план, проблемой было только одно: в отличие от акушерок, я понятия не имел, где именно я не буду мешаться. Поэтому и торчал посреди комнаты с табуретом в руках, и делал именно то, что меня попросили не делать — мешался. В итоге, меня усадили около кровати, на которую закинули — в прямом смысле этого слова — мою сестру, и сказали помогать ей дышать. Почему-то в свете происходящего это заявление звучало крайне забавно: я и сам не очень помнил, как нужно дышать. Вообще дышать, а не как-то там особым способом. Хотя я точно помнил, что Иришка смотрела видео, где это всё объясняли. И я тоже его видел. Сейчас это не имело никакого значения, потому как я забыл всё напрочь. Да и не было времени вспоминать. После акушерки сказали, что это были самые стремительные роды за последние месяцы. Даже не знаю, хорошо это или нет. Для меня лично это было хорошо. Просто потому, что за то время, что мы находились в этой комнате — а это было не больше минут пятнадцати — я успел испытать все возможные эмоции и, кажется, слегка поседел. Всё закончилось так же быстро, как и началось. Признаться, я представлял себе этот процесс совсем иначе. Так, как показывают в кино: с дикими криками, паникой, огромным количеством медперсонала, смахиванием пота со лба роженицы и переломами рук сидящего рядом. Всё было совсем иначе. Иришка за всё время не произнесла ни слова, только пыхтела, как паровоз, кивала на вопросы акушерок и в перерывах между пыхтением просила водички. Пребывая в полной уверенности, что всё, показываемое в фильмах, нас еще ожидает, я был крайне удивлён и озадачен, когда на Иринкиной груди вдруг появился маленький розовый комочек, прикрытый полотенцем… И их, эти комочки, в кино тоже показывают не такими, какие они появляются на свет. Малыш был похож на мелкого инопланетянина с длинными чёрными слипшимися волосиками, тонкими прорезями опухших глаз, сморщенными ручками с тонюсенькими синеватыми пальчиками… И вообще не похожим на тех розовощеких младенцев, как ангелы Боттичелли, какими их показывают на экранах телевизоров. От этих мыслей меня отвлекла акушерка. Забрав ребенка, она унесла его к столу с огромной лампой над ним и, обращаясь ко мне, спросила: — Папаша, ребенка мерять будете? — Эм… Я вообще-то не папаша, — наконец-то выйдя из состояния ступора, ответил я. — А кто? — не отрываясь от работы, поинтересовалась она. — Дядя. — Прекрасно! Племянника не хотите посмотреть? Я вопросительно взглянул на Иринку, и она с вселенским блаженством на лице, широко улыбаясь, закивала: — Иди-иди. Посмотри, он на китайчонка похож. И это было правдой: малыш лежал на столе под лампой и смотрел на незнакомцев вокруг своими узкими глазками, и складывалось впечатление, что он обдумывает план по захвату мира — такое сосредоточенное выражение лица у него было… Акушерка что-то мерила, что-то записывала, а мы с мелким разглядывали друг друга. Хотя я сомневался, что он меня видит хорошо, и потому решил «поздороваться», прикоснувшись к нему. На ощупь он оказался еще более неожиданным: мягкий, бархатистый и очень тёплый. И с влажными ладошками. Он вцепился в мой палец так, что сложно было бы освободиться, если бы я захотел это сделать. Но я вовсе не хотел. И вообще, поймал себя на мысли, что улыбаюсь, как идиот. Мне кажется, мелкий тоже бы улыбнулся, если бы мог. Но он не мог… и вместо этого чихнул. Вернее, издал какой-то странный звук, больше похожий на фырканье кота. А потом меня всё-таки выставили в коридор — заполнять какие-то бланки и бумаги. Где меня тут же едва не сбил с ног Иринкин муж. Я успел кивнуть в сторону комнаты, и он молча, но с крайне обеспокоенным выражением лица, исчез за дверью. А я, забыв про все формальности и бюрократию, уселся в кресло там же, в коридоре. — Плохо выглядишь, — раздалось где-то сверху. — Бледный, как церковная мышь. — Вообще-то, правильно «бедный, как церковная мышь», — поправил я усевшегося рядом Валерку. — Ага, умничаешь. Значит, всё не так плохо, — усмехнулся он в ответ, вручив мне в руки сумку. — Что это? — Одежда. Или ты собираешься и дальше ходить в пижаме? — Чёрт! И правда… Я даже не заметил, — пробормотал я, поднимаясь на ноги. — Судя по выражению твоего лица, ты бы и в трусах ушел — не заметил бы, — усмехнулся Валерка. Вернулся я, переодевшись, через пару минут; Валерка развалился в кресле, раскинув свои нижние конечности так, что в узком больничном коридоре через него пришлось бы перешагивать, если бы кому-то пришло в голову зайти в этот нелюдный уголок ожидания, и, кажется, вообще уснул. Его спокойствию можно было позавидовать. Как и умению засыпать в любой ситуации и положении. — Эй! Не спи, замерзнешь! Толкнув Валеркину ногу, я сделал попытку перешагнуть через него — чтобы покинуть этот душный аппендикс коридора — но споткнулся и едва не упал. Валерка поймал меня за локоть и, сдерживая смех, дернул меня за руку так, что я уселся ему на колени. — Совсем сдурел? Мы тут вообще как бы в общественном месте! — тут же возмутился я. — И что? Тут никого нет… И вообще я спал и замерз, меня нужно согреть. — Ага, прям сейчас и здесь, — пробурчал я, пытаясь подняться на ноги — безуспешно. — Зачем? В нас здесь вроде пока никто не нуждается, можем вернуться домой, — усмехнулся Валерка. — Да ну тебя! — отмахнулся я, вставая и на этот раз всё же успешно. — Не понял… — Валерка поднялся тоже. - Это, типа, ты отказался? Добровольно? Отказался? От секса? Может, ты заболел? — Отстань, — пробурчал я. — По-твоему, я настолько озабоченный? — Вообще-то, да, — рассмеялся он, но еще прежде, чем я успел сказать что-то сугубо язвительное в ответ, Валерка схватил меня за руку и, притянув к себе, обнял за плечи. — Расслабься. Шучу я, шучу. Ты выглядишь так, словно тебя каток переехал. — Да нет, я просто слегка… в шоке. От происходящего, — признался я. — Поехали домой. Отдохнёшь, отойдёшь. Сделаю тебе кофе, как любят кулинарные извращенцы, с полкило сахара. — И кто из нас еще заболел? — усмехнулся я. — Не язви, а то я передумаю. Мы уже дошли до лифта, когда Валерка резко остановился и, хитро улыбнувшись, полез во внутренний карман куртки. — Совсем забыл — тебе письмо. Он протянул мне конверт из плотной бумаги — нетипичный для обычной почты. Не обратив внимания на отправителя, я разорвал конверт и вытащил открытку, усеянную сердечками и блёстками. — Приглашение? — пробормотал я, пробегая взглядом по длинному для обычного приглашения тексту. На гладкой белоснежной бумаге золотистыми буквами были выведены два знакомых имени: Екатерина Шелестова и Артур Барханов. — Обрати внимание на место и дату проведения этого милого мероприятия, — усмехнулся Валерка, демонстрируя еще один такой конверт. — Рождество? Таиланд? Она совсем обалдела?! — Ну, так что скажешь? Поедем? — Ты… хочешь поехать? — удивился я: Валерка не особо любил азиатские страны, долгие перелеты и жару. — Мы не можем отказать человеку, которому обязаны нашим знакомством, не находишь? — усмехнулся Валерка. — Тем более, что я давно не был в отпуске. Самое время это исправить.