Psycho

Тарелки уже были расставлены, а Аято, видимо, вовсе не собирался дожидаться слишком занятых друг другом Рена и Каю и по-хозяйски уселся за стол и принялся за еду. Когда пара появилась в кухне, идя и держась за руки, тот только презрительно хмыкнул и приподнял бровь в знак неудовольствия. Тао закатил глаза и уже развернулся, чтобы выйти, но девушка удержала его, взглядом указав ему на место за столом. Парень тяжело вздохнул, но повиновался. Канэко с невозмутимым видом присела рядом и укоризненно посмотрела на брата. Китайцу весь этот спектакль, состоящий из загадочных взглядов, начал надоедать, поэтому, кашлянув и положив локти на стол, как он имел обыкновение делать это, начиная серьезный разговор, сказал: — Твоя сестренка утверждает, что у тебя есть способности к шаманству. На стол, издав характерный лязг, упали столовые приборы. Аято с весьма недовольным видом уставился на гостя, ожидая продолжения разговора. Но вмешалась Кая: — Рен мог бы помочь тебе… наверстать упущенное. Прийти в форму, — поспешно исправилась она. Холодные голубые глаза, казалось, стали еще холоднее. Острые скулы явственно проступили на худощавом лице Канэко. Подавляя злость, он просто безразлично пялился то на сестру, то на Тао, обдумывая, кому бы первому задать хорошую трепку. — Я в форме, — отрезал он. — И мы договаривались, что оставим эту тему. Так ради всех духов, зачем ты впутываешь в это посторонних? Брюнетка шмыгнула носом. Она привыкла к такому поведению брата, но ее раздражало, что он дерзил даже тогда, когда точно понимал: ей нужна его помощь. — Не далее как полчаса назад ты заявил, что сделаешь для меня все возможное. А сейчас берешь свои слова обратно? — Не беру, — в том же тоне сказал Аято. — Просто не вижу смысла учиться у того, у кого нечему учиться. Рен был удивлен тому, что у него не возникло желания встать и хорошенько раскрасить лицо этому зазнавшемуся парню. Он вообще упустил момент, когда подобные мысли перестали приходить ему в голову. Раньше он видел в Аято врага ну или по крайней мере свирепого воина, который из верности самому дорогому человеку способен устранять любые препятствия. Второе точно не изменилось, но к этому прибавилась неосознанная неприязнь к нему, Тао, граничащая с подсознательным страхом того, что Кая может больше не принадлежать одному ему. Как будто он и представить себе не мог, что она может быть с кем-то еще. Что приоритеты могут измениться. Что она вообще может выбрать кого-то, с кем ей спокойнее и лучше. Девушка посмотрела прямо в голубые глаза, сложив руки на груди. Не оборачиваясь, обратилась к китайцу: — Рен, на моей тумбочке лежит книга с красной закладкой. Возьми ее и жди у выхода. Мы идем гулять. Юноша без лишних вопросов покинул кухню, отлично понимая, что присутствовать при личном разговоре брата и сестры, не исключающем перепалку, — нетактично. Ему и самому не весьма хотелось выслушивать поток острот в свою сторону. Не потому, что обижался, а потому, что знал: это расстроит Каю и спровоцирует ее новую ссору с Аято. К тому же, парень мог поязвить насчет отношений сестры и его, Тао. Вот этого молодой шаман уже откровенно терпеть не мог. Он осознавал мотивы поведения своего нового «друга». Китаец и сам был братом, причем, как он считал, неплохим. Даже учитывая, что Джун была старше, он мнил своей главной обязанностью бдительно следить за ее счастьем, честью, хорошим настроением и прочее. Поэтому практически все ее молодые люди не сумели избежать знакомства с упрямым младшим братом красавицы-Джун. Он должен был быть уверен, что рядом с сестрой достойный человек. Чего сейчас стремился добиться и Аято. Судить себя как брата Рен вполне мог. А как молодого человека — едва ли. Все, что видел Аято в его общении с Каей, — секс и немного заботы. Неудивительно, что он так неохотно подпускает к нему сестру. Взяв с тумбочки книгу, парень мельком взглянул на обложку. Японские сказки. Он усмехнулся: любил сказки. Странная привычка зачитываться подобными книгами не оставляла его уже который год. Будет здорово, если Кая почитает ему вслух, а он, положив голову ей на колени, прикроет глаза и будет слушать шум деревьев. И ее голос. А она стояла в кухне напротив сурового брата, расстроенная, но решительная. — Почему ты все время к нему цепляешься? Аято шумно вздохнул и развел руками. У него у самого не было ответа или разумного объяснения. Просто Тао спит с его сестрой. И это нервировало. — Ты ревнуешь? — продолжала допытываться девушка, на что юноша лишь отмахивался. — Глупостей не говори. — Послушай. Забудь хоть на пару минут о том, что он со мной. Вспомни, что мне очень нужна твоя помощь. Но твоих сил недостаточно, чтобы ее дать. Хао Асакура — не просто сильный шаман. Он истинное чудовище, жестокое и беспринципное. Он не перед чем не остановится, чтобы достичь своей цели. Я не могу противостоять ему. Ты можешь. Но при условии, что Рен будет тебя тренировать. — Ты победила его за четверть часа. Значит, Хао понадобится еще меньше, чтобы стереть его в порошок. Чему мне у него учиться? — с отстраненным видом поинтересовался Аято. — Ты же знаешь, что одно мое участие здесь ни при чем. Здесь важен дух. А ты имеешь о нем представление. Точнее, о ней. Нашей семье удалось подчинить ее, но это не значит, что в ней не осталось той темной части, вложенной Хао. Я не могу взять ее под полный контроль, это просто невозможно. А Рен… Рен с легкостью победил бы меня, если б не она. Он сильный. Намного сильнее, чем тебе кажется. Я бы поставила его наравне с Йо и даже выше, потому что в Йо нет того, что есть в нем. Брюнетка развернулась и неторопливо направилась к выходу. Брат молчал, но любопытство победило. — И что же в нем есть? Та улыбнулась и взялась за ручку двери. В голубых глазах блеснули слезы. — Это сложно объяснить, — шепотом произнесла она. — Это нужно почувствовать. * * * Голос Каи Рен так и не слышал уже полчаса, но ему вполне хватало изредка прижиматься щекой к ее макушке и заглядывать в книгу. Правда, мелкий шрифт разглядеть было делом не из легких, но молодой шаман не сильной старался. Сощурив золотисто-зеленые глаза, разбирал слово или два и бросал заниматься этой ерундой. Притягивал полулежавшую между его ног девушку ближе и оставлял на ее шее короткий поцелуй. Получив лишь слабый вздох, немного разочаровывался и продолжал сидеть, оперевшись спиной на ствол дерева и закрыв глаза. — Он тебя ревнует, — заявил он вдруг. Брюнетка вздрогнула от неожиданности, но тут же успокоилась. Устроившись удобнее, она отвела взгляд от книги. Подумала. Тепло улыбнулась. — Не совсем. Просто считает, что ты… — Не тот, — закончил за нее Тао, не открывая глаз. Некоторое время оба молчали. Канэко отложила книгу. Но повернуться лицом к юноше почему-то не смогла; так и осталась сидеть, напряженная и взволнованная. В конце концов, вздохнув, придвинулась ближе и, опустив голову ему на грудь, взяла его за руку. — Рен, тебе не стоит обращать на него внимания, — медленно проговорила она. — Иногда он ведет себя как ребенок, но то, что он говорит о тебе и обо мне… в общем… — Это неважно, — веско сказал он. — Все в порядке. Она, успокоившись, прикрыла глаза. Ее пальцы неторопливо прогуливались по немного шершавой большой ладони парня, а он другой рукой прижал девушку к себе. Его губы опустились на ее шею, целуя, невесомо рисуя путаные линии. Кая подалась назад, позволяя руке скользнуть ниже, к краю платья, и чуть приподнять его. Китаец на секунду ухмыльнулся, про себя в который раз благодаря брюнетку за понятливость, и поцеловал в висок. Она развернулась и потянулась к его губам. Тот не торопился; мягко притянул ее за талию ближе, заставив встать на колени, а другой рукой коснулся обнаженного бедра. Канэко смотрела на юношу сверху вниз совершенно спокойным взглядом, в котором он не мог в этот раз прочесть ничего. На поверхности — лишь легкая грусть, а остального она не открывала, будто намеренно оградив себя от посторонних. Молодой шаман улыбнулся краем губ и, прочертив на коже девушки замысловатый узор, сомкнул руки на ее талии. Потянул на себя и поцеловал в полураскрытые губы. Канэко, будто ожидая этого момента, с готовностью обняла его за шею. Когда девичьи ладони потянулись к футболке, Тао, на пару секунд прервав поцелуй, избавился от нее. Затем кивком показал Кае, чтобы она легла. Навис над ней, целуя в шею и с удовлетворением слушая тихие стоны; одной рукой справлялся с шнуровкой на груди платья, другой задирал юбку. Ему и невдомек, что на расстоянии шагов ста упал на землю букет цветов, а наблюдательница интересной сцены нервно сглотнула. Анна никогда не жаловалась на недостаток нежности со стороны жениха. Скорее, наоборот. Но это не особенно напрягало. Но, став невольным свидетелем фрагмента отношений Рена и Каи, отчего-то позавидовала им. Вернее, ей. Непринужденность, открытость и отсутствие всякого стеснения. Наверное, она могла бы соблазнить Тао везде. В любом месте и при любых обстоятельствах, не ощущая при этом стыда или скованности. Как и он. Киояма заметила это еще когда впервые увидела их вместе. Тогда, за обедом, она была достаточно умна, чтобы понять, для чего парень провожал ее в ванную комнату. Сначала итако была твердо убеждена, что долго их «отношения» не продержатся, поскольку построены на разврате. Сейчас же, удивляясь самой себе, понимала, что разврата нет. Есть свобода, которую они сохраняли, даже будучи друг с другом. И, имея эту свободу, они не хотели искать друг другу замену. В этом просто не было нужды. Опасаясь невольно увидеть больше, чем следовало, блондинка поспешила спрятаться за деревом, немедленно столкнувшись с Йо. — Подглядывать нехорошо, — сказал он, лукаво улыбаясь. — По-моему, их ничто никогда не смущает, — обидчиво буркнула девушка, вырываясь из объятий жениха. Тот улыбнулся шире. — Ты им завидуешь? Анна широко распахнула глаза. Ее испуганный вид позабавил молодого шамана еще больше. Он помнил, как невеста всегда осуждала пары вроде Рена и Каи. Раньше он бы, пожалуй, был солидарен с ней. Но время шло, он менялся и замечал изменения за другими. Особенно за лучшим другом. Тао был из тех, кто любил глазами. И Наиро, и Кая, как его выбор, это доказывали. Но в Канэко было еще что-то, помимо красивого личика и фигуры. Как обычно говорят пафосные поэты, она вдохнула в Рена жизнь или зажгла его глаза. Йо ненавидел подобные метафоры, но, пожалуй, в этот раз они отражали суть наиболее точно. По крайней мере взгляд друга уж точно менялся, когда она была рядом. Киояма, наконец, нашлась и презрительно фыркнула. — Скорее уж ты им завидуешь. Точнее, Рену. Такая девушка. Такие формы. Такая раскованность. Асакура не выдержал и рассмеялся. Какая же она все-таки милая, когда, обижаясь, пытается казаться рассерженной. Девушки… — Если бы мне нужна была такая девушка, она бы у меня была, — спокойно сказал Йо. — Но мне нужна та, которая у меня есть. Конечно, она ему верила. Но не насупиться, чтобы получить утешение в виде нежного, любовного поцелуя, было нельзя. На самом деле ей хотелось бы быть такой же, как Кая. Плевать на рамки приличия, когда хочется порадовать любимого. Не обращать внимания на смешки и шепот. Итако всегда, всю жизнь цеплялась за свою репутацию, статус. За образ строгой, холодной королевы, который она сама же и создала. А от того, что создано тобой самим, тяжелее избавиться. Но в тот момент ей показалось, что у нее есть шанс вырываться из этого образа, хотя бы ненадолго. Она знала, что жених не подшутит над ней, не осудит. Поэтому дала волю себе и своим рукам, которые, поначалу робко, затем решительнее, избавляли от одежды литое тело юноши. Прикосновения больше не были рваными, они были нежными, но осторожными, и в каждом жесте чувствовалась безграничная любовь. Она думала, ей это будет трудно. Но, не ощущая почему-то стыда, она продолжала. Впервые ей руководило настолько сильное желание дарить наслаждение человеку, который был для нее всем. Так почему бы не отпустить себя, раз в этом нет ничего пошлого и грязного? И ей думалось, что она поняла тайну всех отношений. Пока с ее худых плеч падали бретельки ее любимого черного платья. Думал о чем-то и Тао, перебирая пальцами длинные волосы лежавшей у него на груди Каи. Думал тоже об отношениях, которые, казалось бы, не для него. Только сейчас он чувствовал, что его будто выпустили из клетки и дали вдохнуть полной грудью свежего воздуха. Он не понимал до конца, к какому выводу он пришел. Ясно было только одно: его, как и Анну, перестали сковывать сделанные им же цепи.