Волчица

      Прошёл месяц со смерти Зевса и Лео. Всё это время я работала в ресторане и на заводе. Надо признаться, что, когда я только начинала, я не думала, что будет настолько тяжело. Если с ролью официанта я кое-как справлялась, то вот грузчик из меня вышел херовый. Первое время надо мной смеялись, но после пары драк стали просто недолюбливать. Работала я хуже всех, да и получала гораздо меньше, чем изначально планировала. Дома я практически не появлялась. Снова. Мой график был таким, что я сначала 10 часов нахожусь в ресторане, потом захожу домой, быстро ужинаю и иду на завод. Там после 6 часов тяжёлой работы я кое-как доползаю до дома, 4 часа сплю и снова иду в ресторан. Раз в три дня у меня был выходной и, благодаря паре скандалов с руководством, мне удалось совместить этот день с выходным на другой работе. Мои руки огрубели и покрылись многочисленными мозолями, спина одеревенела, мышцы изнывали от перенагрузки. Мне удалось собрать нужную сумму и отдать деньги Реджине под видом перевода от её брата. Она не понимала, зачем я себя так извожу, и несколько раз пыталась отговорить меня от затеи работать. Таким образом, у меня появилась ещё одна обязанность - притворяться, что мне это нравится. Впрочем, в последнее время она отстала от меня. Она всё чаще молчала, и у меня создавалось впечатление, что её и вовсе нет рядом. Она ходила погруженная в свои мысли, лишь изредка вылезая из своей скорлупы. Сначала я не придавала этому значение, списывая всё на её обиду на меня, но время шло, а её состояние не улучшалось. С каждым днём её поведение становилось всё беспокойнее. Она шарахалась от любого резкого звука, от любого прикосновения. Иногда я замечала, как она подолгу изучает моё лицо, безмолвно шевеля губами. Стоило её только позвать, как она вздрагивала и отворачивалась. На любой мой вопрос, что её беспокоит, она либо отнекивалась, либо огрызалась. Я видела, понимала, что ей нужен нормальный врач, а не сельский мозгоправ, но ничем помочь не могла. Она стала всё чаще звать меня во сне, а иногда я слышала, как она тихо плачет, уткнувшись лицом в подушку и накрывшись одеялом, чтоб не разбудить меня. В такие моменты моё сердце разрывалось от боли, но стоило мне только подойти к ней, как она начинала кричать на меня, а иногда даже отталкивать. После нескольких неудачных попыток я отстала от неё. Когда я слышала её всхлипы, я тихо отворачивалась к стене и, сглатывая огромный ком в горле, зажимала уши подушкой, чтоб только не видеть и не слышать её.       Иногда она всё-таки подпускала меня к себе. Это случалось крайне редко и как правило после того, как она просыпалась от очередного кошмара. В такие минуты она осторожно залезала ко мне на кровать и крепко прижималась всем телом. Тогда я не могла заснуть и просто лежала, боясь пошевелиться, чтоб не спугнуть её и не потревожить её беспокойный сон. Она вздрагивала от звука моего будильника, и я проклинала свою работу и то, что я не могу просто плюнуть на всё и быть рядом с ней. Пару раз она просила не уходить, на что я, опустив голову, тихо просила её простить меня и исчезала. В такие минуты мне очень хотелось заплакать, хотя я не делала этого с того момента, как Макс запихнул меня в тот сранный фургон. За 19 лет я не проронила ни слезинки, но когда я видела её кроткое испуганное лицо, мне хотелось просто упасть ей в ноги и разрыдаться. Я уходила раз за разом, бросая её одну в опустевшем доме на произвол судьбы. В те счастливые дни, когда у меня выдавался выходной, мы уходили из дома на пляж. Была зима, и холодный северный ветер гнул верхушки деревьев всё ниже и ниже к земле. Океан огромный и жестокий безжалостно обрушивал к нашим ногам пенящиеся волны. Тогда она крепко прижималась ко мне, теплее кутаясь в свой лёгонький плащик.       Помню, как-то раз я проснулась от того, что она с кем-то разговаривала по телефону. Был дождливый день, в последнее время погода редко была хорошей, у меня был выходной. Я проспала полдня. Ещё во сне до меня долетел её тихий настороженный голос. Кое-как разлепив глаза, я с трудом села на кровати и посмотрела на неё. Она поспешно попрощалась и подошла ко мне: - Прости, я тебя разбудила? - она присела на кровать и накрыла мою ладонь своей.       Помотав головой, я серьёзно посмотрела на неё: - С кем ты говорила? - Не важно, - она вздохнула и ушла на кухню.       Вскоре я почувствовала ароматный запах кофе. Медленно размяв спину, я дотянулась до аккуратно сложенной чистой толстовки и натянула её на себя. Так как я приходила домой лишь под утро, у меня зачастую не было сил дойти даже до ванной. Я еле-еле снимала с себя грязную, пропахшую потом и железом, одежду и бросала её прямо на пол. Затем я, как безжизненный труп, падала на кровать, но сразу заснуть не могла. Какая ирония: я была настолько уставшая, что заснуть не могла. Мне надо было полежать минимум полчаса, чтобы мои мышцы хоть чуть-чуть расслабились, и только потом приходил сон. Реджина часто вставала раньше меня и, собирая разбросанную мной одежду, аккуратно клала на стул чистые выглаженные вещи. Несмотря на всю её апатию, она всё-таки не забывала обо мне, хотя и не всегда понимала.       Приняв душ и одевшись, я зашла на кухню. Она стояла спиной ко мне, прислонившись животом к подоконнику. Её плечи были опущены и, судя по всему, она что-то рассматривала. - Реджина, - позвала я её тихо.       Она вздрогнула и резко обернулась. В её руках я заметила волчонка, того самого, которого я выстругала для неё. Он до сих пор был тёмно-бурый от её крови. - Эмма, что это? - тихо спросила она и протянула мне игрушку. - Откуда это у тебя? - Марко отдал его мне в больнице, он сказал, что это было у меня, когда... - она замолчала, вздохнув, отложила волчонка в сторону и подошла к плите. - Садись завтракать.       Я послушно села за стол и, пока она доставала из духовки мясо и наливала мне кофе, взяла с подоконника волчонка: - Я подарила его тебе в наш последний день в Пальперро. - Зачем? - Потому что я хотела тебя порадовать. - Зачем? - опять упрямо повторила она и поставила передо мной тарелку и чашку. - Потому что мне нравится, когда ты счастливая. - Он красивый, - помолчав, тихо ответила она. - Ну, тогда тебе так не показалось. - Я так сказала? - Нет, ты просто выбросила его.       Она снова замолчала и отвернулась к окну. Мы просидели в тишине несколько минут, потом она снова спросила: - Тогда почему он был со мной в тот момент? - Я не знаю, - я пожала плечами и убрала опустевшую посуду в раковину. - Хочешь прогуляться? - Нет. На улице дождь.